Леший. Четвертые врата (СИ)

Глава 11

Ночью ему не спалось. Тайра несколько раз приподнимала голову и даже сама вставала и трясла головой, смотрела в сторону окна и снова укладывалась спать вытянувшись на кровати.

Кондрат сидел за монитором, раз за разом вбивая: «Яндырская область. Дивное», и не получал того, что хотел увидеть. Как ни странно, но ни Яндырской области, ни поселка Дивное в великой всемирной сети не находилось. Было Дивное в Калининградской области. Был даже коттеджный поселок Дивный, где-то в Подмосковье. Тогда Кондрат сузил круг поиска и оставил только Яндырскую область. Но как это не было удивительно, таковой не нашлось. Недолго думая, Кондрат открыл карту России, нашел реку Ендырь и, увеличив масштаб, провел вдоль всего устья. Что за ерунда! На карте вокруг Ендыря глухое место – камни, болота, мелкие озерца больше похожие на лужи, тайга. Где-то даже мелькало озеро Ендырь. Но, ни там, ни там нигде не значилась Яндырьская область. А уж деревни Дивное, как и самого города Яндырь на карте не значилось. Может их район слишком мелкий, чтобы обозначаться на картах? Да, глупости.

На часах показывало без пятнадцати три ночи. Кондрат взял сигарету, встал, прошел к окну и открыл обе створки. Тянуло прохладой. На туманном небе не виднелось ни одной звездочки. Тьма – полная, беспросветная. Кто их знает эти карты. Нужно зайти в архив, вот уж где точно должны быть карты местности. Там и глянуть. И вообще нужно завести блокнот, что-то последнее время слишком много «нужно». Так можно что-то и забыть. Кондрат размышлял лениво и чувствовал, как медленно подбирается сонливость. Пожалуй, можно уж и спать лечь. А с утра решить, куда и зачем. Утро, вечера мудренее. Хотя какой вечер – ночь давно на дворе.

Красная БМВ подъехала, тихо шурша шинами, и остановилась напротив окон. Кондрат подавил первый порыв отпрянуть от окна и продолжил курить, стряхивая пепел в открытое окно. Девушка вышла, глянула на Кондрата, чуть нахмурилась. Но тут же отвернулась и начала торопливо настраивать аппарат. Огоньки зажглись ровно в три. Кондрат отсчитал: «Раз, два, три, четыре, пять»

Потухли.

Пять секунд. Затвор фотоаппарата успел сработать трижды. Девушка зачехлила его, накинула на плечо ремешок и направилась к машине. Села. И почти сразу вышла, пересекла дорогу, остановилась прямо под окнами квартиры Кондрата. Задрав голову, посмотрела в лицо курящего мужчины, только теперь он заметил, что в руке девушки находится конверт. Рыжая помахала конвертом и положила его на тротуар аллейки. После чего вернулась к машине. Через секунду авто скрылось. Кондрат неторопливо докурил сигарету, развернулся и вздрогнул от неожиданности. Тайра стояла в паре шагов от него. Синие глаза блестели в полутьме комнаты.

– Тьфу, ты, испугала, – собака наклонила голову.

– Пошли, глянем, что там?

Тайра тихо тявкнула.

Наскоро накинув куртку и не одевая на собаку поводка, Кондрат вышел из квартиры. Осторожно, чтобы не разбудить тетушку, прикрыл за собой дверь. На улице ощутимо пахло дождем, к утру точно снова польёт, – подумал Кондрат, выворачивая к аллее.

Конверт лежал там, где и оставила его рыжая. Тайра подошла к конверту, осторожно обнюхала, подняла голову и помахала хвостом. Только после этого Леший поднял конверт, не отходя, распечатал. В нем лежала визитка с фирменным вензелем и фигуркой человечка с фотоаппаратом: «Самойлова 12 издание «Вечерний Яндырь». Бадмаева Номин», – гласила визитка. Кондрат перевернул её, на белой полированной бумаге ровным, почти каллиграфическим подчерком, начертано: «Вы тоже это видели».

Это не было вопросом. Она видела и он видел. И она видела его. Эта, как теперь уже ясно, журналистка Номин.

В задумчивости Кондрат направился обратно. Тайра трусила следом. Они уже завернули за угол, когда собака остановилась, напрягла уши и, осторожно, тявкнула назад, туда, откуда они только что пришли. И против всех законов благоразумия и самосохранения Кондрат подошел к углу дома и выглянул. Кто его просил? Что за любопытство вдруг разобрало майора, который главной аксиомой жизни считал – Не лезь, и тебя не тронут! Последнее время аксиома как будто издевалась, и закидывала его туда, где ему, Кондрату Лешему, совсем не нужно быть, видеть и слышать.

Ворота больницы медленно открывались, в паре шагов от них стояла машина. Ну, вот зачем Кондрат пошел смотреть что там? Машина была знакомой. С их районными номерами, и даже не просто районными, это были номера уазика их отдела.

Из ворот вышли двое. Они вели человека с мешком на голове.

«Да что ж здесь происходит?» – вскользь подумал Кондрат и, не успел удивиться, как окно уазика приоткрылось, и в него, вытряхивая пепел, высунулась морда дежурного Семёна. Кондрат вжался в стену под аркой. Горло как будто затянули шерстяным колючим шарфом. Послышалось рычание заводящейся машины. Уазик пару раз чихнул и неторопливо двинулся вверх по улице. Кондрат немного помедлил и снова выглянул, улица была пуста.

***

Ключ мягко провернулся в замке, издав характерный щелчок. Кондрат открыл двери. Внизу послушался стук закрываемой двери в подъезд.

«Снова сосед», – подумал Леший и зашел в квартиру. Прикрыл дверь. Подумал и заглянул в глазок. В сферном пространстве кругляка виднелся вытянутый подъезд. Тусклая лампочка. Шаги поднимающегося были медлительны. Очень медлительны. Шарк, шарк, шарк. Свет будто померк или нет, словно мелькающие тени мотыльков стали гуще, плотнее.

Шарк, шарк.

Тайра прижалась к ногам и заскулила.

Тук, тук, отбило сердце Кондрата. Не смотреть, отвернуться. Это всего лишь сосед. Тень вынырнула на площадку, поглощая перила и ступени.

Ладони Кондрата взмокли, но оторваться от глазка он уже не мог. Через полумрак подъезда медленно поднимался вверх темно-синий свет. Он остановился напротив квартиры Лешего.

Кондрата трясло, жалась к ногам Тайра, больше не скулила, просто жалась.

Свет стоял минуту не больше и поплыл дальше. Остановился у соседской квартиры. Кондрату почудилось, будто он слышит тихое скрежетание. Всего несколько секунд. И свет побрел назад, спустился вниз и пропал в полутьме подъезда. Только тогда Кондрат выдохнул и, превозмогая страх, открыл дверь и выглянул. Дерматин соседской двери был словно прорезан в нескольких местах и, сквозь дыры, виднелась стальная оболочка. Кондрат поспешно зашел назад в квартиру. Тяжело дыша, прижался к косяку. Внизу в подъезде очередной раз хлопнула подъездная дверь. Смотреть в глазок в этот раз Кондрат побоялся. Послышались торопливые шаги. Остановились на площадке. Несколько минут стояла тишина, а потом те же шаги бегом пустились вниз. Стук двери и тишина. Кондрат стоял, вслушиваясь, не сдерживая дрожи, пока не заскулила Тайра. И только тогда отпрянул в глубину коридора. С трудом расцепил крепко сжатые в кулаки пальцы, из которых выпала помятая визитка.

***

– Ты знаешь, кто сейчас в теть Светиной квартире живет? – спросил Кондрат, застегивая пиджак формы и присаживаясь к столу.

Тетушка пожала плечами.

– Давно никого не видала. Да, пожалуй, как последние девчонки пропали, съехали, ой… уж и не знаю. Может никто и не живет. Не видела, чтобы кто-то выходил или заходил.

– И все-таки там кто-то живет. Я сегодня ночью слышал, как кто-то заходил в квартиру. Ты бы присмотрела, а? – он подмигнул и влил в себя сразу весь бокал кофе. – Я побегу. Тайру с собой заберу, а то тягостно тебе с ней будет.

– Беги, – махнула на него полотенцем тетушка. – Я присмотрю. Но думаю, что тебе показалось. Я бы давно уж увидала или услыхала…

– Не показалось, тетушка, не показалось, – натягивая туфли, крикнул из прихожей Кондрат, накинул куртку и вместе с собакой вышел.

***

Кондрат ошибся, дождь не начался. Зато ощутимо пахло осенью. В сером небе неясно высвечивался белесый ореол солнца. Кутающиеся в куртки прохожие. Надо же, а ведь всего пару дней назад, Леший с удовольствием вкушал холодное пиво и рассуждал о бремени духоты. Теперь при воспоминания о пенном, слегка зазнобило. Полубегом Кондрат пересек аллею, парк, улицу. И остановился у ворот отдела, вопреки тянущей за поводок хаски. В паре шагов от дверей Первомайского стоял Семен. Натянув капюшон на голову и щурясь. Рядом с ним стояла рыжая девушка. Она говорила тихо, размеренно, на лице не отображалось ни одной эмоции. Ругалась ли она или хвалила, а может просто о чем-то рассказывала. Странное, красивое, но совершенно безэмоциональное лицо. И только когда Семен резко развернулся и собрался направиться к отделу, она рывком схватила его за руку. Второй рукой начала копаться в кармане, вытащила продолговатую бумажку, похоже, фотографию и начала говорить быстрее и показывала снимок. Тыкала в него длинным пальцем.

Семен ответил, как показалось Кондрату, слишком резко, слишком напыщенно, капюшон съехал с головы, он не поправлял, отстранил от себя рыжую и торопливо направился к дверям.

Леший выждал, пока дежурный скроется, и вышел из-за угла. Но, увы, и рыжая к тому времени тоже скрылась, причем Кондрат даже не успел заметить, когда и куда. В кармане лежала её помятая визитка. Кондрат огляделся. Красной БМВ также не было нигде видно. Он поправил куртку и быстрым шагом пошёл к зданию Первомайского ОВД.

***

Семён, как обычно, сидел за своим столом в дежурке. Увидав Кондрата, улыбнулся. Ни тени предыдущего уличного разговора на доброжелательном лице.

– Ну как, оклемался?

– Оклемался, – кивнул Кондрат и протянул руку в окошечко.

Семён сунул ему в ладонь ключи.

– Выглядишь лучше, – согласно кивнул дежурный.

– А что за девица, с которой ты разговаривал на улице?

Лицо Семёна вспыхнуло. Он отступил вглубь дежурки и начал перебирать стопку с бумагами.

– Так что за девица?

Семён пожал плечами.

– Показалось. Я и на улицу-то сегодня не выходил.

Кондрат сощурился, нехорошо, недобро. Да что здесь происходит? То вы не помните о происшествии со Стасом, то эта рыжая. На языке вертелся вопрос о сегодняшней ночи, о психушке и ночном уазике. Но что-то нехорошо кололо под желудком и предчувствие подсказывало, что и на этот вопрос Семен не даст ответа.

– Семен, – проговорил Кондрат. – Ты разговаривал на улице с рыжей девицей. Кто она? Чего хотела?

Дежурный выдохнул и как-то жалостливо посмотрел на Лешего.

– Да… бешенная какая-то. Журналистка местная. Навыдумывают, а нам разгребай.

– А что навыдумывала?

Семен отвернулся.

– Леший, ты иди, своими делами занимайся. А у меня своя работа. Не мешал бы уж.

– Случайно не о психушке говорила.

Глаза Семена сощурились. Он внимательно всмотрелся в Кондрата.

– Так не врёт она, – не сводя взгляда с дежурного, произнес Кондрат. Вот интересно, как он себя поведет. – Не одна она видела.

– Ты тоже видел? – вдруг разом став спокойным и даже каким-то задумчивым, спросил Семён.

– И я видел. И ещё люди.

– Какие люди? – в голосе дежурного не было напряжения.

– Семен, а что ты знаешь о нашей больничке?

– А что я должен знать? Не больше чем и все. Тьфу, тьфу не доводилось бывать. Или ты что-то рассказать хочешь?

Семен смотрел на Кондрата пристально, изучающе спокойно.

– А про Дивное никогда не слыхал? – вспомнив, поинтересовался Кондрат.

– Что за Дивное? – дежурный все-таки отвернулся, придвинул к себе какие-то бумаги и начал их неправдоподобно сосредоточенно заполнять.

– Поселок такой. Узнал недавно о нем чудные вещицы.

– Нет, не слышал. Я в географии вообще не силен. А что-узнал-то?

– Да странные вещи узнал. Я бы даже сказал фантастические.

– Кто это в твоем окружении такой фантаст? – заполнив очередной лист, Семён уставился на Кондрата.

– Да, старушка одна рассказывала, газетчица. Знаешь, та, что в парке у моего дома. Она к слову тоже видела надпись в психушке.

– Странные у тебя знакомые, Леший. Старушки–газетчицы. Те, такого наплетут, – Семён улыбнулся.

Кондрат внимательней посмотрел на дежурного.

– А ты сам, зачем вчера ночью к психушке подъезжал?

Вот должен был он занервничать. Побледнеть. Посмотреть косо. Хоть как-то себя проявить. Ведь нелёгкая там творится, это уж и так понятно. И Семён точно что-то знает. Кондрат редко ошибался и сейчас был уверен.

– Так вызов был, – спокойно ответил Семен. И во взгляде и поведении его ничего не было подозрительного. – Один из охранников с катушек съехал, второго охранника вилкой завалил. Сидели в каптерке, чего уж там не договорились непонятно, ну да и не нам это узнавать. Слово за слово, когда остальные на крик прибежали, бедолага уже в корчах был.

– А причем здесь наш отдел?

– Как причём? – Семён улыбнулся шире. – Пока официально не подтвердят, что и правда крыша протекла, мы проверять должны.

– А сидит где? У нас?

– Кто ж его к нам посадит? Район хоть и наш, а здание государственное муниципальное, главк забрал.

– Значит главк, – недоверчиво переспросил Кондрат

– А то, – не переставая блистать отменными зубами, подтвердил Семён.

– А отвёз его туда ты?

– Да с чего бы? – приподнял брови Семен. – Я его сюда доставил. А через час ребята главские прибыли и сами забрали.

– Постановление дали?

– С каких пор они нам что-то дают? Поддают под зад, да, это всегда, пожалуйста, – дежурный перестал улыбаться и сразу стал хмурым. – В нос официальную бумажку ткнули и досвидание. Не знаю, – он пожал плечами. – Может Фархаду чего и оставили, а со мной разговор короткий.

Кондрат покрутил ключи на пальце.

– Ясно.

Развернулся и направился в свой кабинет. «Ясно! Гм. Ничего не ясно». В историю дежурного Кондрат мало верил, можно сказать, не верил вообще. Не нравилось ему происходящее последнее время в конторе.

Кондрат пропустил первой в кабинет Тайру, вошёл следом и плотно прикрыл за собой дверь. Прошёл, придвинул кресло к столу и подвинул к себе телефон. Набрал номер главка.

– Майор Первомайского, Кондрат Леший! – представился он в трубку. – Разумов на месте? Спасибо. Алло. Здравствуй, капитан. Как живется? Как делишки? И тебе того же. Слушай, к вам вчера человечка их психушки определили, вроде как на напарника с вилкой пошел. Ага. Точно не было? Ясно. У меня еще вопросик, ты ведешь дело Стогиной? В смысле, какой? Катерины из Крайского микроша. А кто?

Телефонная трубка замолчал, тяжело засопела. Потом выдала слишком громко:

– Если хочешь, я по своим поспрашиваю? Но вроде как не припомню такого дела.

– Ты поспрашивай, – настойчиво попросил Леший, хотя уже точно знал, что ничего Разумов ни у кого узнавать не будет.

– А тебе зачем дело?

– Интересно просто. Да ты ж помнить должен, сам на него выезжал.

– Я? – капитана замолк. Несколько минут в трубку снова доносилось тяжелое сопение. Потом Кипр Иванович, тихо проговорил. – Слушай, Кондрат, мне конечно Фархад сказал, что у тебя там со здоровьем, и… я тут подумал, может, посидим вечерком, пивка, рыбки… ну, как всегда. Я ж не думал, что все так… у меня человечек есть. Хороший человечек, я его с собой приглашу. Пусть посидит, пообщается с тобой… с нами.

– Подожди, Кипр Иванович, ты сейчас о чем? – Кондрат ощутил, как прилив ярости ударил в виски. – Ты что, меня за психа держишь? Да вы что, все меня за психа считаете? Че за бред! Ты был на месте! Сам просил Стаса в контору отвезти, а утром говорил, заберешь. Ну не уследил, с кем не бывает. Разумов, я не псих!

– Да, прекрати, ты орать! – беззлобно, тихо прошипел капитан. – Вечером посидим, поговорим. – И раздались короткие гудки.

Кондрат положил трубку на аппарат. Верно, посидеть, выпить. Не просто выпить, напиться до чёртиков, и забыть все события прошедших дней.

А чего он, правда, так всполошился из-за этого Стаса? Он его знал всего несколько часов. Что ему до неизвестного парнишки? А то и дело. Если закрыть глаза на Стаса, значит на всё нужно закрывать глаза. Нельзя так: одно забыл, а второе помнит. Не получается, всё в одной папочке должно быть. Одним файликом. Всё это ниточкой тоненькой связано и в голову Лешему заложено. Не может он отполовинить чего-то там или кого-то. Нет Стаса, нет синего света. Нет синего света, значит, и рассказа старушки из киоска нет, да следом и надписи в психушке, и странного поведения охранников и Семёна, и посёлка Дивного. Да, кстати, Дивное.

«Не забыть вечером, обязательно заглянуть к Любовь Тихоновне». Кондрат свистнул устроившейся на диване Тайре и вышел, хлопнув дверью.

Мимо пронесся запыхавшийся Степка. На ходу кивнул и пропал за углом. Кондрат поправил пиджак, накрутил поводок на руку и направился к выходу.

– Тебя Фархад спрашивал, просил зайти, – выкрикнул из дежурки Семён.

– Сделай вид, что не видел, – ухмыльнулся ему Кондрат и вышел на улицу.

Начинался ветер, пронизывающе холодный. Застегнув куртку, Кондрат направился к дороге и махнул проезжающей мимо машине. Через пять минут вышел в микрорайоне Крайский. Ветер усилился. Ветви деревьев стряхивали оранжево-желтые листья, и с шелестом несли по тротуару. На сером небе ни малейшего проблеска синевы. Вот она, осень! Перепрыгивая вчерашние лужи, Кондрат забежал под козырек нужного подъезда. Уверенно нажал кнопку. Швейцар – парень с хамоватым грубым голосом, ответил тут же:

– Я же вам вчера сказал…

Кондрат привычным движением открыл перед экраном домофона красную корочку, хлопнул ею закрывая, и спрятал в карман. Не прошло и нескольких секунд, щелкнул замок, скрипнула, открываясь, дверь:

– Сразу бы так, – без капли вины, зевнул в лицо Кондрату швейцар – здоровенный детина. Хотя, другие в таких домах и не водятся. – А то ходят тут разные, – пробасил детина. – А спрос с кого? С меня, – пропуская, почесал он затылок. – Ты майор того… без обид…

– Без обид, – согласно кивнул Леший, входя в просторный холл и втягивая за собой Тайру. Огляделся. В прошлый раз, когда умерла Стогина, времени рассматривать интерьер не было, да и желания, собственно, тоже. А посмотреть было на что. Чистенький подъезд, с евроремонтом, с белыми рамами окон, на которых красовались, все как на подбор, одинаково-глиняные горшки с зелеными насаждениями. Ковер на весь холл, и серый коврик у входа – для ног. У лифта, по сторонам створок, пальмочки, прям какой-то буржуазный пафос. Картины на стенах, неизвестные, но красивые – кони, природа. Тяжелая бронзовая статуя огромной кошки с поднятым вверх хвостом, у ступеней, в ногах кошки снова же горшки с цветами. И тепло. Слишком тепло. Значит, уже топят, а ведь на улице никак не меньше пяти градусов. Но… хозяин-барин. В данном случае навряд ли жители этого домика станут терпеть хоть какие-то малейшие неудобства.

– Что вы знаете о личной жизни Стогиной Катерины? – спросил Кондрат, открывая тяжелую бронированную дверь в комнатку швейцара, рядом красовалась высокое окошко.

– О жизни кого? – не расслышал парень, присаживаясь на высокий стул у окошка и приглашая Лешего присаживаться у стола. – Вы это, собачку подальше посадите. Я знаете с собаками не очень.

Кондрат огляделся, отвёл Тайру в холл и зацепил поводок за хвост бронзовой кошки.

– Стогина Катерина, здесь проживала? – повторил Леший, вернувшись назад в комнатенку швейцара, внутренне ожидая услышать, что и этот бугай, никакой такой Катерины не знает и слыхом о последней не слыхивал. Детина пожал плечами и с минуту сосредоточенно молчал. Кондрат даже видел, как вздулись вены на висках.

– Да, что я знаю… – наконец протянул швейцар. – Ничего, собственно, и не знаю. Вроде как бизнесом занималась. Да они здесь все бизнесом занимаются. Но знаете, мне мало верилось. Как-то выглядела она, ммм… – швейцар почесал затылок, подбирая слова. – Знаете, я ж в пограничных служил, глаз наметан. Бизнесом от неё и не пахло. Не такие, бизнес-леди! А вот выправка… – он снова смолк и задумавшись посмотрел вверх на тусклую лампочку, с трудом освещавшую небольшую комнату.

– Что с выправкой? – нарушил думы бугая Леший.

– Может, видели, по телевизору показывают всех этих злачных бизнес-барышень, – он выпялил грудь и сморщил нос. – Глаза холодные, лица наглые – никого кроме своего круга не видят. А смеются как? Сквозь зубы. Таким с утра: «Доброе утро!». А она даже головы не поведёт. Куда уж! Бизнес – леди! И всё равно, сама ли она чего-то там достигла, папенька расстарался или муженёк подсобил. Все, одного поля ягода. Так вот, Катерина Фирсовна, совсем не такая была. Всегда в брюках и длинных кофтах. Никаких костюмов. Волосы в хвостик соберет, глаза узкие, пристальные. Но не злые. Наоборот смотрит, как будто жалеет. «Добрый день! Добрый вечер!», – всегда первая скажет. Строгая. И как всё в одной уживалось. Однажды входит: «Здрасти, Игорь». И посреди холла встала. Смотрит на меня внимательно: «Вы бы, – говорит, – книжку то убрали, и внимательней за пришлыми следили. Тем более что книженция то, не Бог весть какая, бульварная. Толку от неё для развития нет, а внимание отнимает. А вы здесь именно для последнего».

Вот такая она была. А ведь я книжку под столом держу, а увидала.

– А книжка и, правда, бульварная? – полюбопытствовал Леший.

Швейцар покраснел.

– А что из того? В литературе то, что главное, чтобы интерес был, чтобы с сюжетом… Глаз у неё острый. Говорю, на некой службе она была, возможно, тайной. Потому как разговоры о себе не вела и жила более чем скрытно. Уезжала часто. Надолго. Животных не заводила. А это для одинокой женщины странно, когда постоянно одна.

– Постоянно? – внимательно посмотрел на бугая Леший. – А как же тот паренёк, что в последний раз с ней приехал. Его вы когда-нибудь видели?

– Так впервые и видел! С утра они приехали, часиков в десять, не раньше. Катерина Фирсовна поздоровалась, а паренек только головой кивнул. Странный такой, словно не живой, вялый какой-то, идёт, ноги волочит. Я тогда подумал – пьяный или обкуренный и где такого Катерина Фирсовна подобрала. Но, не мое дело вопросы задавать. В квартиру они по лестнице поднялись. Катерина Фирсовна, вообще, чаще пешком, лифтом редко пользовалась.

– Зачем ей? – подметил Кондрат. – На втором этаже живет.

– Э, нет, – усмехнулся швейцар. – Здесь, знаете, какие субъекты живут? Со второго этажа спуститься, лифт гонят. Катерина Фирсовна, единственная со своей площадки пешком ходила. А остальные жильцы все в кабине ездили. Стоять, ждать будут дольше, чем подняться по ступеням, но пешком не пойдут. Вот такие у нас здесь люди.

– Так что там с пареньком? – прервал детину Кондрат.

– А что с ним? Странный. Еле шел. Я сразу подметил, неадекватный. Поднялись они, минуты четыре прошло, как он завопит, Я вскочил, когда бежал об энту кошку, – он кивнул на бронзовую статую, – споткнулся. Додумались, поставить животину у самой лестницы. Короче пока встал, поднялся по ступеням, там уже соседка была. Паренек тот у выхода сидел, что-то невнятное про свет бормотал. Прямо с квартиры в полицию позвонили.

– А с соседями кто опрос проводил, не помнишь?

Детина впал в оцепенение, замолчал, смотря поверх Кондрата.

– Опрос? Не помню. Нас же из подъезда-то вытолкали. Ко мне наш участковый подходил, пару слов перекинулись и ушёл. А вот позже, приходили, – сказал он задумчиво, и вдруг полез в стол, порылся. – Кто-то приходил, точно помню. – Вытащил порядком потрепанный журнал и начал листать. Снова задумался, почесал затылок. – Вот ведь, наверное, записать забыл. Но был сотрудник, приходил, интересовался. Вроде ваш.

– А чем интересовался?

– Так соседкой и интересовался. Он о парне и не спрашивал. Все вызнавал, кто такая, да когда въехала.

– А о какой соседке интересовался?

– О той самой, что первая прибежала.

– И что ты рассказал?

– Что знал, то и рассказал. Въехала недавно. С месяц назад. Тихая, смирная бабулька. Выйдет, зайдет, не заметишь, юрк, как мышь. Только слышно дверь, стук. Я в монитор, бабулька наша.

– Как зовут бабульку?

– Лукьяненко Степанида.

– Степанида, – задумчиво проговорил Кондрат. – А больше ничего не спрашивал?

– Ничего.

– А описать то, сотрудника, можешь?

– Да что там описывать то. Форма вот как у тебя. Пониже, правда, будет. Может годков на пять постарше. Имя у него старое. Старинное. Так уже мало кто называет. Вот только вспомнить не могу.

Кондрат усмехнулся. Знал бы он его имя и фамилию! А ведь и, точно, швейцар за время разговора даже не спросил, как его зовут. Может в корочке увидел? Да что там разглядеть в монитор можно? Кондрат усмехнулся. Мда, вот так и охрана.

– Понятно, – кивнул Кондрат. – Я поднимусь, посмотрю.

– Да поднимайся, – пожал плечами швейцар, убирая журнал в стол.

«Так и не записал меня», – подумал Кондрат, но напоминать нерадивому охраннику не стал. Поднялся, вышел из комнатенки и направился к лестнице.

На втором этаже он вскользь, глянул на опечатанную дверь и позвонил в соседнюю. Открыли почти сразу. Молоденькая девчонка лет восемнадцати. В уши ударила музыка, долбящая на всю квартиру. В руках бургер. Она, не дожевав, сглотнула уже откушенный кусок булки с начинкой и, перекрикивая музыку, спросила:

– Чего тебе, дядя?

Леший в очередной раз махнул перед носом корочкой.

– Ммм, – промычала девчонка. – И чего?

– Я по поводу соседки вашей Катерины, – закричал Леший.

– Так померла она, – пожала плечами девчонка.

– Что померла, знаю. Что вы о ней рассказать можете?

– Да ничего. Я её не видела.

– Никогда?

– Не, – откусила кусок от бургера девчонка и, жуя, промямлила, – ну, раза два сталкивалась у двери. А что бы так... – девчонка поморщила нос, проглотила и нацелилась на очередной кусок.

– Никогда не разговаривали? Ну-у, по-соседски…

– Да о чем мне с ней говорить? – изумилась девчонка.

– А может вы чего-то слышали? У вас квартира через стенку.

Девчушка улыбнулась. Опустила руку с бургером.

– Это вам не хрущеба с картонными стенами. Здесь, даже если убивать будут, ори не ори, не услышат. Я вона до двенадцати музу кручу и ничё… в прежней квартире все соседи сбегались. А здесь хоть бы хны… полная звукоизоляции…

– Полная звукоизоляция? – задумчиво повторил Кондрат. – Спасибо.

Девчонка закрыла двери. Звуки музыки мгновенно пропали, и на площадке установилась тишина. Кондрат прислушался, приложил ухо к двери. И, правда, ничего не слышно. Странно, очень странно. Швейцар сидит в комнатёнке, он, конечно, мог услышать крик Стаса. А вот соседка… Она, якобы, услышала крик парня и вышла… Кондрат достал из кармана сотовый и начал набирать Разумова, но тут, же спохватился, сбросил номер и почти бегом спустился вниз. Детина сидел на своем месте. Уткнувшись лицом в стол.

– Так ты говоришь, когда поднялся, соседка уже была там?

Швейцар вздрогнул, рывком спрятал книженцию в мягком переплете под столешницу.

– Так и было.

– А в доме вашем звукоизоляция хорошая?

– Отличная. Я и услышал крик, только потому, что дверь в квартиру Екатерины Фирсовны открыта была. Вот помню, забежал наверх, соседка как раз над пареньком наклонилась. Я ей: «Что случилось?». Она даже испугалась. Попятилась, а потом говорит – я, мол, крик услышала, и кинулась в квартиру. А я к парню. Она из залы вышла и говорит: «Катерина мертва». И к телефону милицию вызывать.

– А почему ты сам первый не пошел посмотреть в квартиру?

Детина смутился.

– Так, а зачем? Какая разница, я или Лукишна?

Кондрата как будто в бок кольнули.

– Как ты сказал?

– Какая разница…

– Нет, имя соседки.

– Так, Лукишна. Я ж вам до того говорил: Лукьяненко Степанида. Мы её меж собой Лукишна звали.

Кондрат вздохнул.

– Квартира, у неё, какая?

– Так нет её дома, – пробубнил швейцар. – Считай с того дня и нет. Вечером она ушла. А больше я её и не видал. Квартира закрыта. Если тебя бабка интересует, так по её душу, ещё интересовались, кроме вашего сотрудника.

Кондрат бросил вопрошающий взгляд на бугая.

– Девчонка приходила. Рыжая.

– Рыжая? – насторожился Леший.

– Рыжая, – кивнул швейцар. – Журналисткой представилась. Необычная девчонка. Вроде как не русская, на бурятку похожа, а глаза зелёные, и волос огненно-рыжий. Так вот, она первой приходила, про бабку ту спрашивала. Но Лукишны уже не было. Девчонка, похоже, расстроилась.

Кондрат вздохнул. Ему все больше не нравился этот клубок событий. А если это та самая Лукишна, о которой говорила старушка-газетчица? И рыжая снова тут. Нехорошо. Ох, скребёт у него от всей этой запутанной истории.

Леший развернулся, прошел к бронзовой кошке, снял с хвоста поводок и вместе с Тайрой направился к выходу.

– Слушай, – вслед ему крикнул детина. – Я вспомнил, как сотрудника вашего звали. Семён!