Кондрат сел в машину, откинулся на сидении, приоткрыл окно машины и закурил.
– Ничего? – тихо спросил Еши.
– Почти ничего, – кивнул Кондрат. И вкратце изложил разговор с Михаилом. Еши долго смотрел в лобовое стекло. На лбу то появлялись морщины, то разглаживались.
– Странно все это.
Кондрат кивнул.
– Зачем ей старая, да к тому, же ещё и неправильная карта?
– Что-то она на ней увидела, – затягиваясь дымом, протянул Кондрат. – У Михаила, Номин была ближе к вечеру, после разговора с ним, она бросилась на квартиру и начала собираться домой. И если бы не встретила Лукишну, то, скорее всего, уехала бы. Значит, она нашла то, что искала. Осталось узнать, что она искала.
Еши вздохнул.
Пиликнула сотка. Раз, другой. Тайра гавкнула с заднего сидения. Еши залез в карман, глянул на экран мобильного. Лицо его изменилось, в глазах появился блеск, он лихорадочно нажал на кнопку телефона и закричал.
– Алло! Алло! Ты где?
Слов звонившего Леший не слышал. До слуха доносилось всхлипывание и невнятное бормотание.
Еши выслушал говорящего, сунул сотку в карман и завёл машину.
***
Красная БМВ ярко выделялась на фоне леса и дороги.
– Зачем сюда одна подалась? – голос Еши, злой, одновременно испуганный, гремел в салоне машины. Кондрат ни разу, за время знакомства, не слышал, чтобы молодой журналист кричал.
Девушка сидела, судорожно вцепившись в руль так, что белели костяшки пальцев, морщила лоб, смотря на Еши из-под густых ресниц.
– Не кричи! – сказала она тихо, почти прошептала. – У меня голова болит.
– А у меня не болит! Мы здесь всё обрысачили в твоих поисках.
– Не кричи, – она резко развернулась, хлопнув копной волос по искажённому лицу парня. Щеки её пылали в глазах стояли блестящие капли. – Я уже жалею, что тебе позвонила! Если бы не ситуация… – она сцепила зубы и отвернулась.
– Ну, ладно, – тут же смягчился Еши, взял её ладонь, сжал в своих руках. – Извини, я просто… – он вздохнул. – Я переживал.
Она, молча, смотрела в стекло. Подрагивали ресницы в тонкой поволоки влаги.
– Ты можешь объяснить, что случилось?
– А то не видно. Бензин у меня кончился, – холодно сообщила девушка. Кинула неприязненный взгляд в сторону сидящего в машине Кондрата. И вдруг глубоко вздохнула, закрыла глаза, и по щекам побежали неровные полоски слез, от злости не осталось и следа. – Я… испугалась. Я… – её плечи затряслись. Еши обнял девушку, осторожно прикоснулся губами к волосам.
– Закрывай авто, пошли.
Номин вышла. Сев в машину журналиста девушка успокоилась. На устроившегося впереди Кондрата она не обращала внимания. С опаской посмотрела на Тайру.
– Чья собака?
– Моя, – повернулся Кондрат к девушке.
Девушка поморщилась, всматриваясь в лицо Лешего.
– Не узнали? – улыбнулся майор.
– Нет, – выдавила Номин.
– Тогда будем знакомиться? Кондрат Леший – майор Первомайского отдела Яндырского ОВД.
– Номин, журналистка газеты «Вечерний Яндырь», – она сказала это смотря куда-то мимо Кондрата, нервно перебирая пальцы.
В машину сел Еши, отряхнулся.
– Тросом зацепили. Кондрат, ты в машину Номин садись, до ближайшей заправки дотянем, а там…
Кондрат значимо посмотрел на Еши. Тот смолк.
– Ну, или давай за руль, а я тогда… – нехотя протянул журналист.
– Давай, – открывая дверь и переходя на водительское сиденье, кивнул Кондрат.
Еши обернулся, с нескрываемым переживанием посмотрел на Номин. Она сидела, пусто смотря в нечто за стеклом, в зеленых глазах стояла невыразимая усталость. Еши вздохнул и вышел из машину.
– Так что вы здесь делали, Номин? – заводя авто спросил Леший.
– Это допрос? – голос был чуть слышен.
– Если хотите, то да. В конце концов, из-за вас я здесь.
Она промолчала. Осторожно погладила Тайру, та зевнула и отвернулась.
– Я могу услышать ответ или так и будем молчать? Номин, мне в последнюю очередь хочется разговаривать с вами в моем кабинете.
– Я не знаю… – помедлив ответила Номин. Кондрат глянул на девушку в зеркало заднего вида. Оно гладила Тайру и смотрела куда-то в сторону.
– Что значит, не знаете?
– А то и значит, – нахмурила лоб девушка. – Я не помню.
– Слушайте, Номин, я с вами не в игрушки…
– А я и не играю, – перебила его Номин, и в голосе скользнули стальные нотки. – Выросла из такого возраста. Не помню я и точка. И делайте, что хотите.
– Номин, – зло пробурчал из-за руля Леший. – Это вы меня втянули, и теперь…
– Я вас знать не знаю, – перебивать собеседника, видимо, было неуклонной привычкой девушки.
– Что значить не знаете? – искренне возмутился Кондрат и, придерживая одной рукой руль, второй полез в карман. Достал визитку и кинул её на заднее сидение.
– Ваша?
Номин визитку взяла, покрутила в руках.
– Моя, но откуда я знаю, где вы её взяли?
Леший покрепче сжал руль. Вот развернуться бы, да как встряхнуть строптивую девку. Ведь сама же оставила. И чего упираться? Однако Кондрат проглотил злость, и, старясь казаться более спокойным, сказал:
– Эту визитку вы оставили мне, когда фотографировали надпись, ночью, у центральной психиатрической больницы!
– Где?
Кондрат глянул в зеркало заднего вида. Номин смотрела пристально прожигая дырку в затылке майора, от неприятного ощущения у него холодело под волосами.
– Вы делали фотографии у психушки…
– Я это услышала, – ледяным голосом произнесла девушка. – Я не глухая! Вы меня с кем-то путаете.
– Вас? С кем-то? – Кондрат нервно хохотнул. – Номин, вас трудно с кем-то перепутать.
Девушка побледнела. Рука остановилась на холке Тайры. Еще минуту она дырявила Кондратовский затылок, потом судорожно выдохнула и откинулась на спинку сидения.
– Как вы представились?
– Кондрат Леший.
– Кондрат, – интонация изменилась, выдавая безумную усталость. – Я хотела бы сказать вам, что это была я и визитку вам тоже я оставила. Но… я, правда, не помню. Последнее, что осталось в памяти – я покупаю газету в киоске в парке. Бабулька милая такая. Я в очередной раз посетовала, что в нашем городе не происходит ничего интересного.
– Бабулька в парке? Парк Новославский?
Номин, не отвечая, кивнула.
Кондрат подавил вздох.
– Хорошая бабулька, – продолжала Номин. – Чаем поила – помню. А о чем говорили, не помню. Доберусь до города, съезжу к ней, разузнаю...
– Не узнаешь. – негромко проговорил Кондрат. – Нет больше ни бабульки, ни киоска.
– Снесли?
– Сожгли.
– Кто? – Ная распахнула разом ставшие огромными глаза.
Лешему захотелось передернуться, от холодящего ощущения пристального взгляда в затылок. Как будто пистолет приставила и ждет… Чего ждет?
– Я бы тоже хотел узнать, кто и зачем, – сказал он через ком в горле, от чего голос стал сиплым. – И мне казалось, что вы знаете больше ответов. Вы фотографировали странные символы у психушки. Вы поехали в Севольное, и что-то там искали. После вашего скоропалительного отъезда, убивают старушку газетчицу, у которой находят вашу визитку. Вечером перед отъездом вы звоните Семёну Рачинскому– дежурному Первомайского ОВД, с которым вы о чем-то до этого разговаривали у отдела, и я это видел. Утром Семена убивают.
Номин молчала. И лучше бы она сказала хоть что-то. От её молчания по коже шли мурашки.
Кондрат закашлялся и продолжил:
– Вы взяли старую карту в архиве и что-то в ней увидели. Что-то, заставившее вас начать собираться домой. Однако, вы встретились с Лукишной, подругой той самой бабульки из парка. Теперь скажите мне, Номин, не слишком ли много событий произошло за последнее время вокруг вас? Во что вы влезли?
Девушка вжалась в сиденье и обхватила себя руками, отводя взгляд от Кондрата.
– Я не помню… Я говорила с бабушкой… А потом пришла в себя на дороге. На пустой, темной, безлюдной дороге, – голос Номин задрожал странным пугающим холодом и отрешенностью. – Я испугалась и позвонила Еши. Это всё, что я могу вам рассказать, – она провела по глазам рукой, устало смахивая вновь накатившиеся слезы. – Вы можете меня вызвать в отдел, но и там я повторю сказанное. Я ничего не помню.
Кондрат покосился на Номин. Раскосые зелёные глаза на бледном лице, веснушки слишком яркие для такой светлой кожи. Рыжий волос. Свой ли? Странно.
– Номин, это ваш природный цвет волос?
– Это так важно?
– Это странно.
– Да, – кивнула она. – Отец бурят. Мама русская, рыжая с зелёными глазами. Вот так и получилась я.
– Вы необычно выглядите. Вас трудно не запомнить или с кем-то перепутать.
Девушка невесело улыбнулась, едва растягивая губы. Немного помолчала, а потом сказала:
– Если то, что вы говорите, правда, то я сожалею, что стала причиной ваших проблем.
– Вы не помните, но готовы поверить, – скептически поинтересовался Леший.
Номин на его интонацию не обратила внимания.
– Я журналистка, мы во многое готовы верить, – и закрыла глаза. Больше, за всю дорогу, она не сказала ни слова.
Вскоре появилась вывеска с ценниками на марки бензина, и сразу за ним домик с парой колонок.