Ясная, звонкая от мороза ночь. Фосфором свертит луна. Белесые, березы бросают короткие тени на серебряный снег. Бледный свет струится сквозь гущи сосен и полосами падает на санную дорогу. По дороге, пофыркивая, шустро тянет сани побелевшая от испарины лошадь. В тридевять голосов выпевают полозья, далеко оглашая лунную ночь. На поклаже, с головой завернувшись в тулуп, сидит возница. За санями бойко трусит собачонка.
Километром сзади на лесную дорогу один за другим выпрыгивают волки. Они будто выныривают из темного леса. Отстукивая когтями по торной дороге, волчья стая бежит за подводой.
Первой услышала беду собачонка, бросилась к саням и с маху залетела на самый верх поклажи. Захрапела лошадь и, закусив удила, понеслась по ухабистой зимней дороге. Возница выхватил из-под ног ружье, раз за разом ударил по переднему зверю. Сраженный хищник споткнулся, проехал юзом и свалился. Волки резко затормозили, закружились на месте. Панику попытался развеять бывалый старик. Злобно рыкнув на трусов, он было бросился дальше, но тут же остановился и, косясь на убитого, быстро-быстро пошел от дороги. Даже голод не мог побороть Страха перед человеком.
После неудачной охоты хищники несколько дней жили в глухом болоте. Непролазная тальниковая крепь, перевитая камышами, высокие кочки были надежным убежищем. Звери натоптали троп и спокойно коротали время.
Вечерами, когда сгущались сумерки и на землю ложился плотный туман, старый волк выходил по узкому лабиринту в кустарниках на край болота, забирался на круглый холмик и до звезд высиживал, прислушиваясь к жизни в недалекой деревне. Иногда с ним ходили молодые, рассаживались на холме спинами к центру и, задрав морды к небу, тоскливо выли. Лишь на пятые сутки, когда невыносим стал голод, покинули болото. Пробродив ночь в пустынном лесу, они направились к деревне, возле которой, в заросшем овраге, и просидели недолгий день.
А в деревне уже давно поджидали разбойников. Жители знали: уж если пожаловали серые бродяги, так просто они не уйдут. И придумывали планы расправы с волками. Знатоков волчьих облав в деревне не было, да и снасти подходящей для такого дела не нашлось, поэтому достали разрешение травить серых стрихнином. Забив старую обезножившую лошадь, охотники сделали надрезы в коже и во многих местах начинили труп сальными шариками, пропитанными смертельным ядом. Вечером погрузили отравленную тушу на сани, свезли за деревню и, не слезая с саней, столкнули в ложке.
Снова морозная ночь стоит. В туманном небе сверкают звезды. Погрузившись в снега, мирно дремлет деревня. Но вот от темнеющего леса доносится неприятный тягучий звук. Будто кто задул октавой в чертову дудку и дудит, все усиливая звук, а потом неожиданно обрывает его на высокой ноте. Этот звук подхватил еще один голос, взвизгивающий, нетерпеливый, затем третий, совсем тонкий, лающий, и через минуту, переливаясь и нарастая, полилась над ночными полями заунывная волчья песня.
Всю ночь выли на поле звери. Над заснеженными просторами замлел мутный рассвет. Встала продрогшая волчица с утоптанного места, тихо пошла в ложок. Не раз обошли осторожные звери приваду. Но соблазн был велик. Приблизились волки к замерзшей туше, дружно обнюхали и с жадностью принялись за еду…
Когда настал новый день, уже не было в живых ни старой волчицы, ни переярков, ни прибылых. Вечно голодные, прожорливые, они наконец наелись. Старый волк, натыкаясь широким лбом на деревья, медленно волочился по лесу. Только он уцелел.