Худое в тот год выдалось бабье лето. В дни, когда, по народной примете, должно еще быть теплу, в горы пришел лютый холод. Стынет воздух под сводом свинцовых туч, по горным увалам вольно гуляет ветер. Совсем разделись лиственные леса, посохла, полегла трава. Как темная рать, стоят густые кедровники, прикрывают сенью разлапистых ветвей молодую поросль. Колючими порывами ветер налетает на убогие березки, гнет до земли, срывает последний лист.
Скучно в заглохшем лесу. Лишь ветра вой да прощальные крики птиц наполняют осенний воздух.
— Клю-клю-клю, — прокричал с высоты лебедь, свалился на одно крыло, круто пошел вниз. Летевшие сзади лебеди повторили его вираж и, плавно описывая круги, стали снижаться на маленькое озерко в середине болота.
А на краю болота, на сухих корневищах сосны лежала матерая волчица. Завидев опускающихся больших белых птиц, она вытянула передние, ноги и плотно положила на них голову. Рваные уши припали к затылку, в глубине глаз затлели зеленоватые угольки.
Неслышно подошел сзади волк-самец. Следом за ним так же осторожно еще два волка, а за теми — четыре молодых волчонка. Лебеди потревожили отдых зверей. По немому приказу старших, вся семья гуськом направилась к озерку.
Глубоко увязая во влажном мху, впереди шла волчица, за ней молодежь, отец волк замыкал шествие. Молодые звери нетерпеливо вскидывали длинные морды, выскакивали в стороны. Но грозный взгляд волка-отца укрощал их пыл. Откуда-то выскользнул и скрыто поплелся далеко позади стаи захудалый пятый волчонок. Волчонок спешил догнать семью, но это получалось шумно, и он боялся. Предупреждающий взгляд старого волка заставлял его припадать к мокрому мху. Не дошли звери до озерка, разделились на две группы. Постояли с минуту, словно бы обдумывая, как действовать дальше, и во главе со старшими, полукольцом охватывая озерко, потянули к топким берегам.
Солнце село. Медленно угасала заря. Над озером алым облаком всплыл туман. В камышах тоскливо всхлипнула выпь, и в покой погрузилось болото.
Вдруг всплески воды, торопливый лопот крыл содрогнули тишину. С озера взлетали лебеди. Тяжелые птицы медленно набирают над берегом высоту. Неожиданно серой тенью взметнулось упругое волчье тело. Первый лебедь круто повернул от волка, да не успел — сомкнулась клыкастая пасть, увлекая птицу к земле. С тревожным кликом закружились лебеди. Волки прыгали, сшибались, ловко цапали сновавших птиц. На другом берегу старый волк следил за работой питомцев.
Уже в полночь звери старой тропой пошли обратно. На месте пиршества, как хлопья снега, белел лебяжий пух.
Пропустив выводок, выполз из-под низкой ели худой волчонок. Осмотрелся и, неуклюже выбрасывая тонкие кривые ноги, поспешил за семьей.
Сулем — горная река. Падуны и перекаты наполняют шумом прибрежные леса. Далеко от берега слышен грохот воды неуемной реки. Глухие леса обступают Сулем. Дремотные старые кедры обросли бородищами мхов. Непролазные буреломы скрывают ловушки. Ступишь на упавшее дерево, а оно с треском и пылью рушится, поднимая тревогу. Но зверю не страшны таежные дебри. Под сенью кедровых лап — тропинки протоптаны. И ходят по ним хозяева здешние — волки знакомого выводка.
Их логово было в ельнике у заросшего ручья. В зарослях малинника и вербняка, под грудой полусгнивших деревьев родились и выросли волчата. Ручей летом пересыхал, и его глубокое каменистое русло служило надежным убежищем. В жару молодые волчата перебирались на дно и там, скрытые зеленью от солнца и чужих глаз, спокойно проводили дни.
Когда волчата подросли — стали выбираться на свет. Познакомились со старшими братьями. Прошлогодние волчата-переярки держались недалеко от логова. Жили они почти независимо, но и не покидали родителей. Для младших братьев они никогда не приносили добычи, зато всегда доедали то, что оставалось у молодых.
Взрослые волки часто все вчетвером ходили на охоту. Когда уходили родители, молодые терпеливо отлеживались, ничем не выдавая своего дома.
Первые несколько недель волчата питались молоком матери, потом мясной отрыжкой - родителей. Позднее, когда их зубы окрепли, начали пробовать свежее мясо. Это заставило стариков усиленно охотиться.
Волчата росли быстро. Летом пищи всегда было в достатке, было и чем позабавиться. Во второй половине лета старые звери стали приносить им полуживых зайцев и птиц. Волчата учились ловить их. Тогда и случилась с одним волчонком беда.
Как-то отец волк притащил крупного зайца. Перепуганный, со смятой шерстью, лежал он в траве и ждал своей участи. Серые зверята вмиг окружили жертву. И тут произошло непоправимое: казавшийся беспомощным заяц вдруг опрокинулся на спину да с такой силой полосанул длинными, как рычаги, задними ногами подоспевшего смельчака, что тот, неистово взвыв, отлетел далеко в сторону. Одним духом пленник выскочил из страшного круга, перемахнул ручей — и был таков.
Было бы ничего, если б случай с зайцем кончился для волков просто позором. Крепкими, как обрубки проволоки, когтями косой разнес брюхо волчонка. Отсюда все и началось.
Дело в том, что звери не признают больных. Больному никто не поможет, никто его не исцелит. Таков уж звериный закон. Несколько дней раненый волчонок лежал пластом, никому не нужный и позабытый. Братья переступали через него, родители не удостаивали взглядом. Однако жизнь взяла свое. Он стал поправляться. Но увечный волчонок навсегда потерял семейное право. Родители и братья затаили на него лютую вражду. Теперь не проходило часа, чтобы не дергали его за тонкий хвост, не цапали за горло. Вся семья гнала больного зверя от логова.