Пришла весна и в дремучий бор. Тихим шумом наполнился лес. Деревья расправляли спутанные ветви, дружно пробивалась к свету зелень.
С большим опозданием очнулся медведь в берлоге от зимней длительной дремоты. Оперевшись на широко расставленные передние лапы, долго нюхал воздух. В нос ударил терпкий лесной запах, и он вылез из-под корней старой ели.
Только взошло солнце, и обильные лучи его, как стрелы, насквозь пронзили захламленный бор. В тенистой нависи веток колыхались клубчатые пряди тумана. Земля дышала испариной прелых листьев, хвои, пахло грибами.
Яркий луч пробился сквозь кроны сосен, ослепил медведя. Драно Ухо зажмурился, но морды не отвернул. Так и стоял, сгорбившись, вытянув голову навстречу солнцу.
Худ был медведь. Бока впали, брюхо подтянуло. Безухая голова, что обгорелая кочка, — вытертая, некрасивая. Но это теперь не главное. Пришла весна, и жизнь начинать надо заново. Ни с того ни с сего мишка опрокинулся на спину и давай валяться на мокром валежнике. В стороны разлетались ветки и палки, а медведь все валялся себе, разминая отекшее тело.
Встал медведь, отряхнулся, побрел по лесу. Запнулся, упал. Только встал и опять запнулся… Взглянул на лапы — когтища в вершок длиною! Это за зиму они так вымахали. Подошел к толстой ели, поднялся на дыбы и начал скрести ствол когтями. От когтей, как от рубанка, летела кора, вершина ели качалась и сыпала на медведя сухие шишки. Оскоблил одну сторону добела, на другую перебрался. Когда передние лапы устали, выбрал сук потолще, ухватился за него, подтянулся и стал скоблить дерево когтями задних ног.
Весь день прошел в этой неинтересной, но необходимой работе. Вокруг берлоги там и тут белели ободранные стволы. А вечером, понюхав влажный воздух, зверь вдруг встревожился и снова вернулся к логову. Запутал по привычке следы, залез под ель и на следующий день не вышел.