Летописи Ванильного некроманта. Том первый

Часть 1. Глава 19. На то и семья

Маленькая белая синица постучала в окно кухни дома-на-семи-ветрах. Мать Некромантов никогда не видела синиц-альбиносов, и решила, что это знак. Она смотрела на еле заметную полоску на грудке птички, на её любопытные рубиновые глазки, а мысли её были очень далеко. Омегыч ушёл и не вернулся. Ушёл, по всей видимости, к храму, и нет о нём вестей. А ведь, скорее всего, именно сейчас он до храма Вечно недовольных богов и добрался… так что же там сейчас могло происходить? И как он решит свои дела? Он ещё слишком молод, в нём так мало рассудительности и так много огня! А ведь, усыновив его, пусть и не по правилам, Мать тут же впустила Омегыча в своё сердце. Вот теперь этот огонь и её жёг. Беспокойством и тревогой.

— Эй, женщина! Привет тебе!

На стул рядом с пыхтением вскарабкался Киммельбобель и голосом пай-мальчика попросил кусочек бисквита с шоколадной крошкой. Мать отрезала ему пару ломтиков и рассеянно подала тарелку.

— А твой меньшой сын принёс домой грязного кота с улицы, — тут же наябедничал Киммельбобель.

— Нот?

— Он самый!

— Мучил, обижал? — насторожилась Мать.

— Нет, но он так его тискает и так старательно прячет, не придушил бы.

Маленький Странник сидел на кровати в своей комнате, низко опустив голову. Тёмные пряди волос свисали почти до подбородка. Грязного кота Мать нигде не увидела, но вся постель оказалась в пятнах и потёках землистого цвета.

— Где твой подопечный? — спросила она.

Мальчик посмотрел на Мать со страхом, втянул голову в плечи. Видно, это осталось от прошлого — какие-то отголоски памяти ребёнка, воспоминания, которые у него оставались до пяти лет. Эта часть памяти тоже раскололась, но должна была сохраниться лучше всего.

— Я вижу, что ты пытался его отмыть и вытереть простынёй, — начала Мать. — Бельё надо собрать для стирки. А кота высушить и покормить.

Нот Уиндвард рывком сдёрнул одеяло с кровати, показывая несчастное, возможно, больное существо. Пожалуй, на кота оно походило только задними лапками да длинным хвостом, а так это был крошечный детёныш грифона, существо, опасное даже в младенчестве. Но жёлтая роговица маленького клюва, круглые карие глаза и светлые пёрышки на голове и спинке, зачатки крыльев, покрытые птенячьим пухом — всё выглядело совершенно беспомощно и даже жалко.

Однако ещё жальче выглядел маленький Странник.

Мать вздохнула. В доме было несколько котов и кошек, собака, ручная крыса, несколько летучих мышей-вечерниц и парочка никем не опознанных тварей. Только грифона им и не хватало.

— Какой милый, — сказала Мать Некромантов, — как ты его назовёшь?

И маленький Странник робко улыбнулся, прижимая мокрого и всё ещё не очень чистого грифончика к груди.

— Это девочка, — сказал он. — Я назову её Грей!

— Не обижай её, — сказала Мать.

И подумала, что если грифон, существо недоверчивое и недоброе, дал мальчишке себя помыть и закутать в одеяло… то, быть может, с мальчишкой всё не так уж плохо.

От заходящего солнца тени ложились на землю чёткие и длинные, и пальцами дотягивались от дома до самого леса, и из леса смотрели тревожные глаза духов.

Семья почти в полном составе собралась на лужайке перед домом-на-семи-ветрах. Рыжее солнце пятнало их лица, делая медными и удивительно красивыми. Теро-Теро в чёрных доспехах, Бессвет в длинном светлом одеянии, Хелли и Упырёк, закутавшиеся в клетчатые пледы. Анда и Бертина в простых платьях, Мать, вооружённая амулетами и зельями, обвешанная талисманами на все случаи жизни. Череп Гоша в руках Первого Некроманта, стоящего на веранде в глубокой тени, так, что и не видно его лица. Део-Ведун и Тобиас, сидящие на скамейке под старой липой.

Тут же на земле сидел маленький Странник в обнимку с грифоном Грей, которая не отходила от него ни на шаг, жалась к мальчишке в поисках тепла. Рядом порхала крошечная цветочная фея, решившая присматривать за бывшим наёмным убийцей: она меньше остальных доверяла ему. Киммельбобель и тот выбрался из своей норы посмотреть на торжественное действо… или же на позорище Ванильного Некроманта.

Теренций, стоя на стуле, чувствовал себя глупее некуда. Но его переломы ещё давали о себе знать — и на сломанную ногу он хромал, и боль в рёбрах и спине ещё ощущал, что уж говорить о том, как иногда начинала болеть ушибленная о камни голова.

Маленькой острой булавкой наколол он указательный палец на левой руке и капнул крови в уже готовое зелье. Выпил всё до капли и произнёс заклинание, врезавшееся в память уже давным-давно. Зажмурился, потянулся на цыпочках к огромному багряному щиту солнца и вдруг ощутил невероятную лёгкость во всём теле.

Под аплодисменты взволнованных родственников Теренций оторвался от стула, на котором стоял, и плавно поднялся в воздух примерно на несколько пядей. Тут, не выдержав напряжения, Бессвет сорвался с места и принялся кружиться над крышей дома, снижаясь к Теренцию плавно, по спирали. Схватил брата за руку, потянул в высоту, заставил кружиться вместе с ним.

И впервые в жизни Ванильный Некромант увидел, как Бессвет улыбается.

Поздно вечером, в густо-чернильной темноте, распахнулось на втором этаже окно, и оттуда вылетела тень в тёплом свитере, толстой стёганой жилетке и длинном шарфе. Куда и зачем полетела эта тень, едва различимая на фоне ещё чёрного неба, никому не было известно. Только раздался тихий хлопок, возвестивший о переходе на другую сторону с помощью телепорта — буквально в десятке шагов от дома, недалеко.

Вскоре скрипнула входная дверь, выпустила двоих в тёмных плащах: высокая мощная фигура и низенькая, щуплая. Куда собрались эти двое? Неведомо. С лёгким треском разорвался утренний туман, повинуясь магии Руки, и появился проход, ведущий в другое, неизвестное место.

Задолго до рассвета с крыши поднялась стая птиц, стая, сбившаяся в плотный ковёр, и понесла куда-то ещё одну фигуру, в тёплой суконной накидке и с перьями в волосах. Кое-кто, кажется, смухлевал и не бросил кости на возраст: кое-кто, похоже, был куда старше, чем полагалось на этой неделе. Минутой позже от скалы Соколиное гнездо отделилась человеческая, но крылатая тень, и скоро присоединилась к стае.

Куда летели и шли все эти таинственные фигуры? Пятеро членов семьи Матери Некромантов, трое из которых особенно любили поспать!

Мать, только и успевавшая, что наливать им всем в термосы горячего чаю да класть в сумки бутерброды, сидела, несмотря на поздний час, на крыше… и улыбалась.

Хорошая у неё семья, дружная. И самостоятельные у неё дети, умеют принимать решения и следовать им.

Пойти, что ли, самой, разобраться там по-хорошему? А если не получится, то и по-плохому… Нет, пока что не стоит. Пусть дети попробуют сделать всё сами. Они взрослые, они сумеют.

Мать налила себе вторую за утро чашку кофе, когда в зыбком отражении оконного стекла увидела страшную плоскую рожу без бровей и ресниц. Она слегка вздрогнула, обернулась и спросила:

— Кто ты и почему мешаешь мне пить кофе?

Но страшная рожа не ответила, а пропала. И в отражении стекла Мать видела теперь лишь своё лицо.

Немногим позже, когда она мыла в тазу посуду после приготовления еды, несколько мыльных пузырей разрослись до размера человеческой головы, и оттуда тоже стали смотреть лица незнакомых Матери существ. Но она не стала спрашивать их ни о чём: ещё не хватало, разговаривать с мыльными пузырями! Просто махнула посудным полотенцем, они и пропали.

К завтраку дети ещё не вернулись. Очень хотелось проверить, что с ними да как, и Мать Некромантов решила — будь что будет, а она взглянет, лишь одним глазком взглянет! И обнаружила, что в доме нет ещё и Первого Некроманта. А ведь дом-на-семи-ветрах устроен так, что нельзя, чтобы оба старших покидали его. Или отец, или мать — кто-то всегда должен оставаться здесь, чтобы хранить огонь в очаге. Тогда их маленькая крепость неизменно будет неприступной. Такова магия этих мест…

Тени ночи сгустились над ступенями храма, небесные писари разом опрокинули чернильницы, залив темнотой весь небосклон, и сразу стало неприютно и холодно. Один за другим, догорая, гасли на лестнице светильники.

День на лестнице храма прошёл неплохо, не считая того, что пару раз Омегыча едва не столкнули с неё. Оба раза — младшие жрецы, куда-то спешившие по своим делам. Быть может, они испытывали его, а может — толкали нечаянно.

В ночи же было иначе. Как-то тревожно, мучительно-долго тянулись минуты. И спать не хотелось, не то что днём, когда его разок-другой просто сморило. Омегыч сел, кутаясь в одеяло, и вдруг понял, что не один. Тень, чернее темноты, сгустилась рядом, села плечом к плечу, и не разглядеть было её лица.

Приятный бас еле слышно проговорил:

— Ты ж не думал, что остался один, парень?

Омегыч пожал плечами.

— Я справлюсь в одиночку. В конце концов, бед-то натворил я.

— А я не буду помогать, — сказал Первый. — Я присмотрю. Эти мелкие жрецы такие подлые, что и не знаешь, как всё повернётся. Я присматривал за тобой и раньше, парень. А теперь, видно, и за этими жрецами пригляжу, за жуликами этакими!

Ступени храма внезапно выровнялись, превратились в покатую поверхность, и Омегыч с Первым Некромантом поехали вниз. Уже у подножия лестницы Первый взмахнул рукой, и статуя Беллы присела на корточки, протянула руки, удержала Омегыча. А тени, которая была гуще и темнее темноты, не стало. Но присутствие отца Омегыч всё равно ощущал — просто тот, видимо, отошёл в сторону. Ступени появились вновь, и он поднялся ближе к храму, но к дверям подходить не стал.

К рассвету он всё-таки немного озяб — у него закончились силы и огонь внутри ослабел… и вдруг понял, что снова не один. Кто-то прямо из темноты протягивал кружку с горячим чаем.

— Ты же не считаешь, что тебя все бросили? — спросил юношеский тенорок.

— Нет, Теренций, — Омегыч вдруг понял, что счастлив. И до утра осталось не так уж много, и решение жреца показалось очевидным. Не станет он убивать…

Свист стрелы он услышал за мгновение до того, как наконечник брякнул о термос, который Ванильный Некромант прижимал к груди. Они оба припали к ступеням, но укрыться от стрел им было нечем.

И тогда между ними и стреляющими карликами-жрецами встала ещё одна тень. Светало, и стало видно, что тень эта не так уж черна: сверкают драгоценные камни, развивается на ветру султан из белых волос. Защелкали, застучали о доспех стрелы. Упали к ногам лича.

— Ну-ка брысь, — сказал он страшным голосом.

Снизу по ступеням поднимались мертвецы. Упырёк, который вёл их с мечом в руке, вытер пот со лба и кивнул Омегычу, счастливо, по-детски улыбаясь.

Теренций тоже машинально вытер лоб и спросил:

— Что там эти мелкие гады решили-то?

Мелкие гады не сдавались даже под натиском жив-курилок, которые окружили храм со всех сторон. С крыши на них напала целая стая ворон и сорок — с жутким гвалтом, с хриплым карканьем и стрекотанием. Жрецы втиснулись в храм и забаррикадировали двери и окна.

— Спасибо, — сказал Омегыч.

Бессвет слетел с крыши и обнял его крылом.

— На то и семья.

Тьма сгустилась рядом со статуей, и Первый Некромант, материализовавшись, шагнул на ступени храмовой лестницы. Она снова сделалась покатой горкой, но на этот раз у жрецов ничего путного не вышло: по мановению руки Упырька мертвецы выложили новую лестницу из костей, и это заняло у них совсем не много времени.

— Ну что, берём негодяев штурмом? — обернулся к Омегычу Теро-Теро.

— Обожди, брат, — сказал Омегыч. — Мне осталось ждать ещё часа три до торжественного приёма в мою честь. А там — я не знаю, что решил верховный жрец. Или я расстанусь со своим сердцем, или мне даруют жизнь.

— Ндай, это что значит — «или-или»? Вот балда, не умеешь условия ставить, — Анда спрыгнула с высокой крыши, не опасаясь сломать ноги. Бессвет тут же подхватил её, словно пёрышко. — Надо было…

— Всё идёт так, как надо, — прервал её Первый. — Умеет или нет, но он сделал это сам. Наше дело только присмотреть за парнем.

— Ну и всё равно, — сказал Теренций, как всегда, жаждавший справедливости. — Мелкие гады первые начали, они играют нечестно! Давайте возьмём их жалкое святилище штурмом и всем надаём по башке! Нарушили договор, напали на человека…

— Но я его не нарушу, — спокойно ответил Омегыч. — Эй, расслабься. У жреца наверняка голова на плечах, и он уже понял, что меня просто так не прирезать. Стало быть, он дождётся нашей встречи и вынесет верный приговор.

Он помолчал и добавил:

— У тебя есть ещё чай?

И все семеро сели на ступеньки храма, чтобы выпить чаю и перекусить.