— Ума не приложу, что с нею делать, — сказала Мать Некромантов Анде ещё до завтрака.
На столе, пригорюнившись, сидела цветочная фея. Сломанные несколько дней назад стрекозиные крылья бессильно свисали за спиной. Мать Некромантов умела бинтовать раны и ставить примочки на шишки и синяки, но целительной магией не владела. Семейный доктор, Арсениус Конрад, сказал, что фейри — не его профиль. А заклятия починки применялись лишь к заведомо неживому.
Анда с любопытством взглянула на фею.
— А почему ею занимаешься ты, а не Ванильный Некромант? Он сломал — пускай и чинит… или ищет того, кто может починить!
— Он ещё спит. А её мне просто жаль. Погибнет ведь.
— А давай отрежем крылья совсем. Это ведь не больно? Чик-чик, и всё! Будет комнатной букашкой.
— Чик-чик? — завопила цветочная фея в ужасе и спряталась за кусочек сахара. — Давай тебе голову твою великанскую чик-чик?!
— Она шутит, — сказала Мать Некромантов, сурово глядя на Анду. — Надо искать специалиста по феям, ничего не поделаешь. Но никаких "чик-чик"!
— Теренций пусть ищет, — упрямо сказала Анда и принялась собирать на стол.
За завтраком, как никогда, было шумно и весело. Хелли Рэй рассказывала, что у них в доме поселилось забавнейшее существо: кладовочный. Дух кладовок, покрытый чёрной шерстью и собирающий в кладовках всё, что плохо лежит. Он умел говорить лишь одно слово: «Барахло!» — но зато с такими разнообразными интонациями, что всё, что этот дух желает сказать, становится понятным.
Кроме того, из своей страны наконец-то вернулся Теро-Теро Ливендод — на пару дней, отдохнуть от битв и походов. Он рассказывал, как сдружился с драконшей и как ему удалось исцелить её крыло. Фея слушала как зачарованная, приоткрыв крошечный ротик. Не съев ни кусочка пирога и не выпив ни глотка кофе (он и не мог, а только сидел со всеми за компанию!) лич посадил фею на ладонь, затянутую в перчатку, и вышел в сад.
К обеду фея гордо реяла над столом на прекрасных крыльях бабочки. Когда она села на длинный нос Теренция, тот поперхнулся супом и спросил:
— Как вы это устроили? А я-то хотел сегодня перечитать книгу "О малых и больших"…
— Кто сумел починить крыло дракону, уж справится с какой-то там малявкой, — небрежно обронил Теро-Теро. — Кыш, кыш, а то придавлю, — сказал он затем цветочной фее.
Та, влюблённо вздохнув, устроилась на плече лича.
— Но как у тебя это получилось? — спросил Тоби. — Некроманты не умеют исцелять, это каждый знает!
— Нашёл дохлую бабочку, прирастил её крылья к малявке, всего-то дел, — буркнул Теро-Теро Ливендод и отвернулся к окну. — Как раз чистая некромантия…
Теренций представил, как лич в безупречном зачарованном доспехе, не снимая роскошного шлема с длинным султаном белых волос и чёрных тонких перчаток, рыщет по саду в поисках дохлой бабочки… но смеяться всё-таки не осмелился.
Достаточно было и того, что в Ливендода теперь влюбилась маленькая фея цветов.
Вечером Ванильный Некромант устроился на подоконнике своего маленького домика, глядя, как заходит за острые края леса нежно-рыжее солнце. Ему было немного грустно. День прошёл совершенно бездарно, он даже не сумел раздобыть необходимых для зелья ингредиентов и теперь опасался проиграть черепу Гоше. У него, конечно, уже были слёзы орла, накануне купленные в лавке редкостей, но ведь надо же ещё где-то достать перо ангела и пчелиный гриб! Фея ему сказала, что гриб этот растёт в пещерах.
Идти сейчас по скалам к Бессвету в пещеру было поздновато, но сидеть в одиночку всю ночь показалось Теренцию совсем уж невыносимым. Ведь даже Гоша остался в доме-на-семи-ветрах, даже его закадычный приятель пёс Ватсон бегал где-то по округе, лая на сусликов и сурков за то, что не дают себя поймать и как следует облизать!
Взяв с собой светильник с особенно яркой и красивой звёздочкой, Ванильный Некромант двинулся по знакомой тропе через кладбище и через лес. Чем дальше он шёл, тем мрачнее становилось вокруг, но некроманту ли бояться тьмы? Так Теренций успокаивал себя, пока не дошёл до развилки, где должен был стоять большой камень. От него тропа делала крутой поворот и шла вверх… но вот беда: ни камня, ни тропы, ни крутого поворота Ванильный не увидел. От удивления он повернул назад, но пройдя всего несколько шагов, остановился. Звезда в светильнике мигнула и погасла.
— Бу, — тихо и даже почти ласково сказала тьма мужским, низким голосом.
И Ванильный взвизгнул, забыв, что уже давно решил никого не бояться и хранить невозмутимость.
— Ай! Кто ты?
Темнота расхохоталась и сказала:
— Я-то? Я дух ночи. Я тут, чтобы съесть тебя!
Теренций припустил прочь, не разбирая дороги. Но, не имея привычки к быстрому бегу с препятствиями, довольно быстро растянулся на земле.
Темнота догнала его и сказала уже другим, знакомым голосом:
— Ты чего ночью по лесу шастаешь, брат?
— Б-б-бесвет? Я к тебе… шёл.
— Да? Я тоже к себе шёл, смотрю — кто-то по моим тропам шарахается… знаешь, тут обрыв недалеко. Полетать не хочешь?
Вообще-то, конечно, Теренций хотел полетать, но как-то не так.
— Я искал пчелиный гриб. И перо ангела, — сказал он.
— А, — ответил оперённый равнодушно. — Гриб я тебе завтра принесу. А перо…
Он помог Ванильному Некроманту подняться и указал дорогу к дому возле кладбища. И только вернувшись к себе, Теренций обнаружил, что в волосах его запутались несколько чёрных невесомых пёрышек.
Кто их знает, может, и подойдут. Можно ли считать однокрылого приёмного брата ангелом? Теренций не был уверен, но одно из чёрных перьев легло на полочку рядом со склянкой, содержавшей слёзы орла.
Вот так… стоит только сосредоточиться на своем желании, как ты его получишь. Легко и просто…
Ванильный устал так, что не стал даже умываться — просто лёг и уснул, едва успев подумать: "Что-то уж слишком легко".
…А ночь подходила к самому краю леса и заглядывала в окна. Ночь поливала стёкла чёрным дождём и стучала по крыше ветвями деревьев.
Теренций спал крепко и не слышал ничего этого. Не мешали ему ни дождь, ни град, ни гром. И даже утренний стук в дверь его не сразу разбудил. Только когда зазвенели на полках разномастные склянки, он поднял голову от подушки и сонно уставился в стену, не понимая, отчего она вздрагивает.
Кто-то стучал в дверь ногой, да так, что весь домишко сотрясался! Пришлось встать. Пришлось босиком прошлёпать по холодному полу к двери. Пришлось отпереть.
— А я видел лесного духа! — сообщил, вваливаясь внутрь, Омегыч. — Рогатый, как лось. Мать поила его горячим молоком.
— Что, опять простыл? — спросил Ванильный Некромант.
— А он простыть может? — изумился Омегыч.
— Обычно Мать даёт Духу горячего молока, когда тот начинает кашлять на весь лес. Да так, что кукушки с перепугу несут пёстрые яйца.
— Куда несут? — не понял друг.
Теренций засмеялся.
— Почему ты перестал говорить про Альфу и Омегу? — спросил он.
— А, это… да и так все всё поняли… Я теперь даже не знаю, как называться. Омегыч — это же просто прозвище.
— Оставайся Омегычем. Все привыкли уже.
— Ну привыкли так привыкли, — пожал плечами Омегыч. — Лишь бы уж звали. Слушай, я у тебя тут поживу. Дня три-четыре.
— Почему не в большом доме? Здесь и кровать-то только одна… и стул.
— Вот ты и поживи в большом, а я тут, — попросил Омегыч почему-то шёпотом. — У тебя тут хорошо, тихо, понимаешь? Опять же, если надо — то целое кладбище жив-курилок под боком, подымай не хочу. Мне очень надо, очень, понимаешь?
Теренций не понимал. Но раз надо…
— Ну хорошо, — сказал он со вздохом. — Только чур не трогать то, что на полках. Понятно?
Пока он это говорил, Омегыч уже взял в руки склянку с заветными слезами орла и откупорил плотно притёртую крышку.
— Ого… а не подделка? А это что, вороньи перья? Ого, не вороньи… это что, перо ангела смерти? Ты чем тут занимаешься, эй? Фальсифицируешь зелья?!
Ванильный Некромант нахмурился и отобрал и перо, и склянку с крышкой.
— Нет, — сказал он. — Ты это… или уходи, или ничего не трогай. Я, может, завтра уже смогу кое-что сделать, если никто мешать не будет.
Омегыч пожал плечами и повернулся спиной к полкам.
Вид у него был крайне серьёзный.
— Слушай, парень. В зельеварении ошибка может привести к жутким последствиям! И не говори, что я не предупреждал…
Ванильный кивнул.
— Я понимаю, — сказал он. — Не переживай. У меня знаешь какой опыт? Я и в школе алхимиков учился!
— Ну раз в школе, — протянул Омегыч.
«Главное ведь не уточнять — какие оценки я получал в этой школе», — тут же подумал Теренций, отводя глаза.
И, чтобы неловкий момент поскорее забылся, предложил:
— Пойдем в дом-на-семи-ветрах? Мать небось уже завтрак собрала!
— Я бы лучше поспал, — сказал Омегыч.
…Пчелиный гриб — он и на гриб-то не похож. Скорее напоминает золотисто-коричневый налёт на стенах пещер. Как будто мёд, только местами как будто вспухающий пузырями. Это и есть грибы, и пчёлы их, кстати, очень любят.
Бессвет эту любовь оценил, едва выбрался из своего убежища. Надо было ночью, что ли. Он вылез наружу ранним утром, на рассвете, а какая-то нахальная оса тут же его атаковала. Видимо, сладковатый запах гриба подействовал на неё возбуждающе.
Гриб — липкий шарик размером с куриное яйцо — выглядел не очень-то привлекательно. Бессвет подумал, что надо было, видимо, положить его в какую-нибудь склянку — вон ещё осы и пчёлы подлетают, обиженно гудя. Как будто однокрылый некромант украл у них нечто ценное!
Он обмотал гриб носовым платком — всё равно, что прятать угли в кармане! — и поспешил к домику Теренция. Не выдержал — выбрался к утёсу и прыгнул. С одним крылом летать невозможно, но планировать при должной ловкости получается.
А Теренция в доме не оказалось. На его кровати похрапывал Омегыч — впервые Бессвет видел его без капюшона, скрывавшего лицо. Бледный, с шрамом через левую бровь и щёку, с тонким прямым носом и по-детски капризным ртом… и совсем молодой, оказывается, вряд ли сильно старше двадцати. А казался старше, где-нибудь за тридцать.
Омегыч спал тревожно. Бессвет ощутил его сны — грязно-тёмные волны страха и боли. Провёл крылом по воздуху над спящим. Больше ничего нельзя сделать, не разбудив.
Поднял с пола книгу, раскрыл на том месте, где была закладка — да, вот оно, заклинание левитации. Птичья кость, паутина из леса, слеза орла, перо ангела, пчелиный гриб, капля собственной крови и вода из четырёх источников… и слова, написанные кем-то в спешке от руки, и какое-то пятно в конце. Видно, капля воска упала на страницу.
Бессвет хорошо знал, что такое тоска по небу. Ему хотелось летать. Но оперённые редко рождаются с двумя крыльями — выродились. Однокрылые летают лишь, найдя себе пару. В этом мире пары у него не было.
Брякнуло, стукнуло — в дом ввалился Теренций с черепом Гошей в сумке и с двумя кастрюльками с едой. Пахло вкусно, но Бессвет остался невозмутимым.
— Вот гриб, — сказал Бессвет, кладя комочек в носовом платке. В открытую дверь уже влетели две осы. — Перо я тебе принесу. Может, завтра.
— Бессвет, — сказал Ванильный Некромант, — а разве тебя нельзя считать ангелом? Ты существо не из нашего мира, ты — крылат и бессмертен…
— Ангелом? — тихо промолвил оперённый. — Нет. В наших краях я жил под землёй, в царстве цветущих чёрных цветов, и провожал души к престолу Пятикрылого Птицебога. Небеса отвернулись от нас давным-давно, так что… я могу называться разве что ангелом Смерти. Моё перо тебе не сгодится.
Он не стал слушать, как вздыхает Теренций. Нахлобучил шляпу на самый нос и ушёл. Ему было немного неспокойно на душе, и он не мог понять — отчего. Приёмного брата он предупредил, с ингредиентом ему помог… что не так?
Бессвет уже почти дошёл до своей Пещеры, когда вдруг понял, что повторяет в уме: вода из четырех источников, капля собственной крови, перо ангела и шаг в пустоту. Капля крови и шаг в пустоту. В пустоту.
- Почему бы не попробовать сначала на ровном месте? — пару дней спустя спросил череп Гоша, лежащий на большом замшелом валуне и с ужасом поглядывая в пропасть. — Если что-то пойдёт не так, ты, пожалуй, превратишься лепёшку. И даже сама Мать не сможет тебя поднять. И даже, прости меня, Теренций, даже приличный жив-курилка из тебя не получится. И даже…
— Но на ровном месте ничего не получится, — заявил Ванильный Некромант. — В заклинании ясно сказано: чтобы обрести возможность левитировать, надо шагнуть в пустоту! Зато потом будешь летать как и когда вздумается!
— Ну и шагнул бы хотя бы с крыши своего домика. Велика ли разница?
— Низковато! Не успею разогнаться!
Гоша немного подумал, а Ванильный тем временем продолжил смешивать в кубке ингредиенты для зелья. Кубок был старинный, серебряный. Последним в него отправилось чёрное пушистое пёрышко Бессвета.
— Эээ, — забеспокоился Гоша. — Брат Бессвет ведь обещал тебе принести перо ангела, а? А про своё сказал, что не надо…
— Это он из скромности. Все знают, что Бессвет — ангел…
— Ага, ангел тьмы из подземелий Архипелага Изгнания, — поддакнул Гоша. — Отверженный даже в мире, куда принимают всяких отщепенцев. Может, лучше не спешить и подождать, пока он принесёт настоящее перо?
— Это тоже подойдёт.
Спустя минуту Гоша снова взял слово.
— Спрыгнул бы для начала с крыши дома. Проверил бы. Там ты бы максимум ногу сломал в случае неудачи…
— Ты всё это говоришь, чтобы я проиграл спор. С небольшой высоты разгона никакого не будет, — сказал Теренций.
— Но ведь высокоооо, — заныл череп Гоша.
…примерно в это время Бессвет постучал в дверь маленького домика на кладбище. Но дверь отворилась сама собой, и оказалось, что в доме пусто. Не было здесь ни Омегыча, ни Теренция, ни даже Гоши. С некоторым недоумением Бессвет оглядел беспорядок на столе — кажется, кто-то отмерял нужные количества составляющих зелья, чтобы взять их с собой. И среди прочего он увидел маленькую бутылочку с прозрачной жидкостью и надписью на ярлычке: «Слёзы орла». Бессвет вытащил из кармана почти такую же — только жидкость там была мутноватая, в желтизну, и содержалось её в склянке очень и очень мало. Где это видано, чтобы орлы плакали в промышленных масштабах? Затем оперённый подхватил двумя пальцами чёрное перо со столешницы и некоторое время, казалось, осознавал размеры бедствия. У Теренция получилось отличное зелье. Идеальная подделка. Чудная фальшивка. Каким бы ни было по силе заклинание — оно разве что слегка замедлит падение.
Куда бы он сам пошёл, если бы ему нужен был прыжок в пустоту? Конечно же, на скалу с названием Соколиное гнездо. Куда же ещё, как не туда?! Отвесная скала вниз до самой реки, вид потрясающий… лететь далеко.
Расширив и без того круглые, жёлтые глаза, уронив и склянки, и шляпу с головы, Бессвет помчался к обрыву.
— Ну вот, всё готово, — Теренций выпил три глотка зелья из серебряного кубка, а затем произнёс заклинание, выученное им назубок. Торжественно, звонко, мальчишески свежим голосом.
Конечно, ему ведь и было-то всего шестнадцать!
Без сомнений и страха он шагнул в пустоту.
Если бы у Гоши была возможность закрыть глаза, он бы зажмурился.
На бегу Бессвет, жалея, что в этом мире нет при нём и половины возможностей, какими он владел на Архипелаге, свернул с тропы в непролазный лес. Здесь паутина липла к лицу, ветки кустов и деревьев хватались за крыло и одежду. Но если уж сокращать путь — то только через чащу. К тому же тропа выводила не на скалу Гнездо Сокола, а к уступу под нею. И если, конечно, успеть, то можно подхватить глупого мальчишку.
С такими мыслями Бессвет, внешне оставаясь невозмутимым, нёсся напролом. Трещали ветки, стучали под сапогами тяжёлые камни, так и норовя броситься под ногу — чтоб подвернул, чтоб упал. Дух Леса не любил Бессвета. Не признавал.
Вон, даже яму под ноги не пожалел… В один прыжок, помогая себе крылом, Бессвет перемахнул через пробоину в дёрне и камнях. Только и успел, что подумать — свалишься в такую, и уже не выберешься.
Тонкий крик, словно бы беззвучный, и в то же время невероятно пронзительный. «Аааааа!» — на одной ноте. И, срываясь на почти девчачий визг: «Аааиииийааааа!» и следом: «Помогите!»
Не успел? Бессвет рывком выскочил на уступ и увидел пролетевшее мимо тело. И в тот же миг кинулся вниз сам. Он почти успел — он задел рукой край одежды глупого мальчишки. Сложил крыло и полетел за ним, вниз головой, не успевая, не успевая, не успевая. И не видя ничего, кроме чёрных и красных кругов перед ослепшими от солнечного света и страха глазами.
И только спустя, наверное, секунды две или три, понял, что зажмурил глаза крепко, до боли, чуть ли не до хруста в веках, потому что закатное солнце слепило его. И еще понял, что всё-таки держит Теренция за рубашку на спине, а сам едва цепляется за камень. И камень этот — шаткий и ненадёжный.
— Упрись ногами в уступ, — сказал Бессвет невыразительным голосом. — Я сейчас тебя перехвачу под мышки.
Теренций явно что-то попытался сказать. Но у него получилось лишь рыдающее «ыыыы».
Впрочем, Бессвет его понял.
— Конечно, я выпущу камень. Если успею до того, как он упадёт сам. Я ещё и оттолкнусь, если получится. И мы полетим.
Глупый мальчишка дёрнулся, доставая до скалистой стены руками и ногами, вцепился в крошечные уступы, нашёл опору и замер. Теперь Бессвету надо было отпустить шаткий камень и скользнуть вниз, чтобы перехватить брата.
— Готов? — спросил он. Пальцы упорно не хотели расставаться с ненадёжным валуном. — Сейчас!
— Ыы, — прорыдал Теренций.
— Ты же хотел летать, — не сдержался Бессвет и разжал, наконец, непослушные пальцы.
На полшага вниз, обдираясь о скалу, и поймать Теренция, который, слава Птицебогам, щуплый и лёгкий, и теперь — оттолкнуться и планировать на чёрном крыле, надеясь приземлиться хотя бы просто живыми, если уж не без увечий.
До земли уже было не так уж далеко. Но на какое-то мгновение они оба ощутили не падение — полёт. То самое щекочущее изнутри, заставляющее замирать от страха и восторга.
«Точно разобьёмся», — подумал Бессвет.
Он планировал и с большей высоты. И приземлялся более или менее удачно — всегда, когда прыгал один. Но никогда — с глупыми мальчишками на руках!
Где-то высоко наверху тоненько и надрывно кричал череп Гоша.
— Аааа! Помогите!
Потом крик прервался.