Летописи Ванильного некроманта. Том первый

Часть 2. Глава 40. В храме Вечно Недовольных

Старый храм совершенно преобразился с тех пор, как ожили боги.

Теперь это был дворец, каких Омегыч никогда не видел. Но ему не хотелось ни разглядывать роскошное здание из белоснежного камня, ни нежиться в роскошных покоях.

Даже белоснежное ложе, похожее на облако, и прекрасная богиня, одетая в шелка, не радовали его взора. Его охватывали то слабость, не дающая даже поднять головы, то нетерпение. Во сне, который внезапно нападал на него и утаскивал в зыбкое забытье, он видел себя — маленьким, семилетним, стоящим на скамеечке у плиты и варящим кофе. Видел, как Мать Некромантов принимает у него напиток, как на секунду прижимает руками его руки к стенкам чашки, отчего становится горячо, очень горячо. Он просыпался, с недоумением понимая, что снова вместо серых глаз видит золотисто-карие. И золото вместо меди…

Она целовала его, она втягивала его в самые сладкие любовные игры, и на какое-то время Омегыч поддавался им. С трудом выплывал на поверхность сладкого дурмана, чтобы схватить воздух пересохшими губами и молил о пощаде.

«Трус, какой же я трус! — думал Омегыч. — Я не могу бежать, но мне страшно оставаться!»

— Скажи мне, что тебе надо, Ют. Я выполню твою просьбу и уйду. Я не могу лишь полюбить тебя…

— Мне не надо, чтобы ты любил меня, мне надо, чтобы ты был полностью моим, — ответила ему богиня и, вынув из его рубашки золотую булавку, лёгким движением вонзила её под кожу как раз между лопатками. — Вот так. Иначе ты меня пока плохо слушаешься.

— А, ты тоже желаешь, чтобы у тебя был ручной дракончик? — усмехнулся Омегыч, удивляясь, что не чувствует боли.

Ему было трудно говорить, особенно — возражать и противиться. Эта женщина уже почти поработила его разум. Он много раз пытался исчезнуть, но безрезультатно — похоже, камень его больше не слушался. Жалкий булыжник! Омегыч касался груди, пытаясь вызвать знакомые ощущения головокружения и тошноты, подталкивающей изнутри, но камень лишь слабо постукивал в ответ — почти как настоящее сердце.

— О нет, драконом ты пока сделаться не спеши. Успеешь.

— Дай мне уйти, — снова попросил Омегыч. — Скажи, зачем я тебе нужен, и даруй мне свободу.

— Тебе не поможет, — ответила Ют. — Но я разрешаю тебе выбрать: или я заменю твоё каменное сердце на нечто более могущественное, или буду раз за разом наполнять тебя энергией, и ты завершишь трансформацию. В первом случае ты сделаешься почти божеством и сможешь менять облик — от человека к зверю и обратно ты будешь переходить легко и безболезненно, и жить будешь долго и, возможно, счастливо. А во втором случае сделаешься только драконом. Если и сможешь становиться человеком — то уж никак не прежним.

— Я уже в любом случае не буду прежним…

У Омегыча снова всё плыло перед глазами, словно он испил не одну чашу дурмана. Он прикусил язык и ощутил не боль, а лишь её слабый отголосок. И ещё он чувствовал неудобство между лопатками, куда впилась булавка.

— Ты говорила недавно и о третьем варианте. Стать обычным человеком.

— Но так ты потеряешь всё! — удивлённо сказала Ют. — Драконью кровь, магию и… даже меня.

— Что для этого надо сделать?

Ют помолчала, прикусив губу. Омегыч видел, как она борется с собой — то ли отмолчаться, то ли соврать, то ли быть честной.

— Проведи со мной семь дней, — сказала она. — Я хочу зачать от тебя сына, чтобы сохранить драконий род. Если за тобой придёт твоя семья — скажешь, что ты со мной по доброй воле. Не пытайся удрать, не противься моим чарам. Через семь дней я отпущу тебя.

— Мне нужно твоё слово, — жадно сказал Омегыч. — Мне надо знать, что ты не обманешь. Я не могу доверять тебе, Ют Безмолвная, потому что твоя душа не столь чиста, как твои ноги!

Кажется, после этих слов богиня разгневалась. Лицо её помрачнело, и золотистое сияние перестало исходить от глаз, волос и кожи. Она сделалась похожей на простую девушку — пожалуй, бледноватую, пожалуй, более симпатичную, чем величественное божество, и, пожалуй, очень сердитую. Впрочем, Омегыч видел это всего лишь мгновение — потом Ют поднялась с ложа и пошла прочь, на ходу закалывая волосы в небрежный пучок на затылке.

Проклятая слабость накатила так резко, что у Омегыча потемнело в глазах, но всё-таки он упрямо поднялся на ноги и протянул руку, чтобы удержать коварную богиню. Его шатало, и он не был уверен, что сумеет сделать хоть шаг, но толкнул себя вперёд. Из его руки брызнули искры, сложились в аркан, обвили лодыжку Ют Безмолвной.

— Остановись, Ют Безмолвная! — его голос, кажется, прозвучал громче и свирепее, чем всегда. Из груди вырвалось рычание, а в глазах заплясало то самое тёмное, густое пламя, что и в прошлый раз, в храме.

И боль в спине… и упрямое нежелание подчиняться. И звериная ярость.

Ют обернулась, и лицо её было печально. Огненный аркан распался на мелкие огоньки и погас.

— Если бы ты выбрал заменить своё жалкое сердце! — сказала она с сожалением. — Почему твоё тело думает за тебя?

Омегыч опустил руки. Нет, он не хотел становиться ни зверем, ни игрушкой — он хотел только вернуться в дом-на-семи-ветрах. К братьям, сёстрам, Первому Некроманту… и к Матери.

— Я хочу вернуться, пусть и через семь дней. И я жду от тебя твоего слова. Вижу, что ты стараешься быть честной со мной, Ют. Но не могу тебе верить.

Стоять было очень трудно. Ноги сами собой подкашивались, умоляя опуститься на колени, спина сгибалась, как под непосильным грузом. Сердце толкало изнутри, будто говоря — пади к её ногам, ещё не поздно умолять.

Но Омегыч держался прямо, пока не услышал:

— Я, Ют Безмолвная, богиня плодородия и земледелия, не обману тебя, Альфред, и отпущу через семь дней. Да будет так, как я сказала.

Что-то подсказывало Матери Некромантов, что на этот раз ей не понадобится помощь. Но Теро-Теро настаивал, чтобы она не ходила в храм одна. Лич в качестве телохранителя её не слишком устраивал, но что делать? Теро, сложив руки на груди, заявил, что они недавно её чуть не потеряли, и потому он её не отпустит. И Первый Некромант, и Део, и Бертина, и даже Нот Уиндвард с ним всецело согласились.

Храм оказался пустым, холодным, но на полу возле купели Мать нашла несколько капель крови, а в библиотеке изрядный беспорядок. Но если здесь кто-то и боролся, то разрушений наделал не много, а крови и вовсе не пролил — за исключением той, что в зале храма.

Но едва они миновали склеп, где стояли пустые гробницы — кроме одной, в которой продолжал покоиться ещё один бог, Рюйгги, — как повеяло откуда-то тёплым воздухом и запахло дивными благовониями. И открыв дверь в старый храм, Мать и Теро удивлённо замерли. Под ноги им легли ковры, и беломраморные ступени лестниц сверкали кругом, и безупречная красота храма, похожего на дворец, поразила их.

— Ничего себе, — пробормотала Мать, — вот же отгрохали. Стало быть, не так-то мало у них жрецов и паствы?

— Или подворовывают, — невозмутимо предположил Ливендод.

Фарфани-Кривые-Губы вышла к ним в красном платье и протянула руки, чтобы обнять Мать Некромантов. Но та лишь поклонилась и сразу спросила:

— О Фарфани, скажи мне — не знаешь ли ты, где мой сын?

— У тебя много сыновей, — ответила богиня. Как показалось Матери — весьма осторожно.

— Тот самый, у которого сердце — исчезающий камень. Альфред, — сказал Теро.

— Почему мне кажется, что он здесь?! — спросила Мать.

— Не кажется, — вздохнула Фарфани. — Моя дочь имела неосторожность… хммм… полюбить твоего сына, Мать Некромантов.

— Могу я убедиться в том, что с ним не произошло ничего дурного? — спросила Мать.

Но Омегыч уже степенно спускался по беломраморной лестнице. Был он бледен и казался в этом храме тёмным и чужим. Лицо его казалось слишком спокойным. За ним шла Ют — бело-золотая, сияющая, даже счастливая.

— Мне кажется, это не тот вопрос, который должна решать мать, — сказал Ливендод очень тихо. — Бери на себя девушек, а я потолкую с нашим ручным дракончиком. По-моему, он попал не смертельно, но обидно.

И лич скрипуче рассмеялся.

— Давай так, а потом поменяемся, — предложила Мать Некромантов.

В её глазах загорелся азарт.

— Да поймут меня великие богини Фарфани и Ют, — сказала она, — но я вижу, что нам есть что обсудить. Вижу, дело идёт к свадьбе?

Фарфани-Кривые-Губы и Ют Безмолвная удивились и растерялись. Фарфани, нахмурив безупречные брови, посмотрела на дочь, а та вдруг заметно скисла и обернулась назад, словно прикидывая, не сбежать ли ей.

— Давайте побеседуем, — сказала Мать. — Втроём. Как девочка с девочками! А мои сыновья посидят здесь и подождут.

Она произнесла это с нажимом, не глядя на Омегыча и Теро.

Ливендод положил тяжёлую в доспехах руку на плечо брата и ухмыльнулся белоснежными зубами, ярко сверкнувшими на его гладкой, отполированной, желтоватой черепушке.

В небольшой и уютной молельне богини воззрились на Мать Некромантов одинаково вопрошающими глазами. Она не спеша села в уютное кресло, накрытое меховым покрывалом, и кивнула юному жрецу в длинных серых одеждах, поднесшему им по бокалу вина.

— Итак, — сказала Фарфани, и в голосе её не было уверенности.

— Итак, — ответила Мать с легчайшим вызовом. — Я вижу, здесь правит любовь и, полагаю, всё происходит по обоюдному согласию.

— Можешь спросить об этом у Альфреда, — быстро сказала Ют.

— Я знаю своего сына и знаю, что он ответит. Так когда свадьба?

— Видишь ли, — осторожно промолвила Фарфани, — мы боги, и мы не можем породниться с простым смертным.

При этих словах Ют Безмолвная скосила глаза в сторону, что не укрылось от Матери.

— Я начинаю сомневаться в твоей любви к Альфреду, Ют, — сказала она. — Но не понимаю, какую корыстную цель может преследовать могущественная богиня, привечая в своей постели простого смертного.

— Это была ошибка, — сказала Ют неуверенно.

— Вот как… Тогда мне кажется, что он бы мог сейчас свободно уйти отсюда. Вы же не удерживаете его силой, всё по доброй воле. Если у прекрасной Ют нет страстного желания и пылкой любви к моему сыну, а он не питает к ней столь же искренних чувств, то я не понимаю, почему он тут находится.

Мать склонила голову и сделала маленький глоток вина. Оно было просто восхитительным — с легчайшим ароматом лета, солнца, со вкусом спелых ягод, насыщенных сладким соком.

— Спроси у него сама, о Мать Некромантов, — настаивала Ют.

— Вижу, ты очень этого хочешь, — улыбнулась Мать. — Хорошо, я спрошу. Но думается мне, что Омегыч — честный человек и намерения его чисты. О чём вы договорились?

Ют опустила голову.

— Я знаю, что мы квиты. Я воскресила вас, а вы — меня, — сказала Мать Некромантов. — Мы все здесь заслуживаем честных вопросов и ответов. Так ответь мне, Ют Безмолвная, чего ты добиваешься и почему то ли лжёшь, то ли недоговариваешь. Зачем тебе мой сын? Особенно если ты не хочешь видеть меня своей свекровью, что, клянусь, не будет для тебя слишком весело.

Ют вобрала в лёгкие побольше воздуха… и покачала головой.

Тогда Фарфани Прекрасная скривила губы и приказала дочери отвечать.

— Мне хотелось зачать от дракона дитя, равного которым нет во всём мире, — сказала Ют. — И ничего более.

К некоторой досаде Теро-Теро, их с Омегычем не оставили наедине. У дверей комнаты, в которую их проводили, встали два жреца. И понятно было, что они — глаза и уши Ют.

— Ну что, братец, — сказал лич, — говори, во что вляпался?

Омегыч пожал плечами. Это было очевидно.

— То она говорит, что хочет заменить моё сердце на другое, то — что хочет завершить мою трансформацию и сделать из меня зверя. А когда я потребовал избавить меня от крови дракона, вдруг согласилась, но с условием, — буркнул он. — Ей вроде бы нужен сын.

Он поднял на брата усталый взгляд.

— И, скорее всего, сын ей нужен для того, чтобы…

Тут он ощутил сильную боль между лопатками, там, где впилась в кожу булавка, и зашипел сквозь зубы.

— А ну-ка, малец, — сказал вдруг Теро, — проявись.

Маленький Странник, который невидимкой скрывался рядом с Ливендодом, ухмыльнулся и полез к Омегычу обниматься.

— Я рад тебя видеть, — сказал Омегыч, — но я не понимаю, зачем ты сюда притащил Нота, скелетина.

— Попробуй-ка уследить за всей этой мелюзгой, — оскалил ровные зубы скелет. — Сам знаешь, вот этот вообще никого не слушается!

И тогда Омегыч обнял Нота ещё крепче и шепнул ему:

— Очень колет спину.

И маленький Странник особенно рьяно принялся его хлопать — с таким искренним сочувствием, что жрецы чуть не прослезились.

Братья обменялись довольными взглядами.

— Посидите тут пока, поболтайте, — сказал Теро. — Я обещал Матери, что мы поменяемся собеседниками. Так что она сейчас придёт сюда, а я пойду перекинусь парочкой ласковых с твоей… гм… возлюбленной.

Омегыч вспыхнул — разумеется, фигурально.

— Не сердись, — сказал Странник. — Он за тебя переживал. Знаешь, как сказал? «Нам опять придётся вытаскивать этого оболтуса из передряги!» Вот как.

Омегыч потрепал Нота по вихрам.

— Нет, правда, я рад, что ты здесь.

— Ага. Знаешь, а иногда и воровать полезно, — шепнул мальчишка деловито.

— Я, конечно, должен сказать, что всё равно это нехорошо, — прошептал в ответ Омегыч. — Но лучше скажу просто «спасибо». Ты всё-таки отличный брат!

Нот просиял, но тут послышались лёгкие шаги, и он спрятался за широкой портьерой — за секунду до того, как вошла Мать. Оба жреца, похожие на стражу, лишь переглянулись, но не промолвили ни слова.

"Вряд ли Нот её обманет", — подумалось Омегычу. Он неловко встал и спросил:

— Ты уже всё знаешь?

— Я знаю уже больше, чем ты, сын, — Мать Некромантов слегка коснулась его щеки. — Мне не надо объяснять. Но ты должен знать, что не обязан находиться при ней неотлучно.

Она усмехнулась.

— А теперь скажи мне, сын, что ты собираешься делать дальше?

— А что делают, когда нельзя ни бежать, ни сражаться? — спросил Омегыч.

— У меня нет ответа на этот вопрос.

— Мне кажется, что я выторговал свою свободу не тем путём, каким следовало, — сказал огнемаг, — но я старался выбрать наиболее приемлемый вариант. Обдумывал и другие — но не сумел найти ничего более подходящего.

— Тогда почему ты думаешь, что этот вариант не лучший?

— Они все не лучшие. Но я хочу вернуться домой. К тебе.

Мать Некромантов помолчала, глядя на золотистые портьеры, чуть покачивающиеся на сквозняке.

— Возвращайся, — сказала она. — Ют Безмолвная обманула тебя. Она уже получила то, что хотела, и теперь просто забавляется. Тебе нет нужды ни отдавать свою кровь и магию, ни ползать у её ног. И я предчувствую, что ты сумеешь завершить трансформацию. Быстро — если хочешь сделаться зверем, и не очень быстро, если желаешь остаться ещё и человеком.

— Откуда ты можешь знать, что она..? Так быстро…

— Она богиня. И она сама призналась мне. Я же сказала тебе, сын — я знаю больше, чем ты. Но тебе придётся навещать её, и придётся разделить с нею ответственность за судьбу вашего ребёнка.

Глядя на её усталое и, кажется, разочарованное лицо, Омегыч испугался, что ему незачем возвращаться в дом-на-семи-ветрах, потому что его там не примут так, как прежде.

Что-то нарушилось, что-то неуловимо изменилось. Но тут же Мать Некромантов подняла на него спокойный и ласковый взгляд, и всё стало как прежде.

— Идём, — произнесла она, — если только ты не хочешь оставаться здесь в плену женских чар. И ты, Нот, вылезай оттуда. Нечего тебе тут ошиваться!

Омегыч не тронулся с места.

— Я вернусь позже, — чужим голосом сказал он.

Его вновь охватила слабость, что означало — Ют рядом, но на этот раз он обрадовался подкатившей тошноте, как родной. Медальона при нём давно не было — он так и остался в доме-на-семи-ветрах, давным-давно оставленный в комнате Странника. Он вздохнул и исчез.

— Даже без тёплой одежды, — озабоченно сказала Мать вслед Омегычу. — Как бы не простыл…

Теро-Теро вышел из кабинета, где сидели Ют и Фарфани, страшно довольный собой, но на вопросы Нота и Матери лишь усмехался.

— Идём отсюда, — сказал он в конце концов. — Может быть, я расскажу позже.

Мать, маленький Странник и Теро-Теро спустились по беломраморной лестнице, прошли через усыпальницу — Нот Уиндвард с любопытством посмотрел на нетленного мертвеца в открытой гробнице, и зачем-то коснулся его длинных белых волос. Затем открыли дверь в старый храм и вышли на волю.

— Где булавка-то? — спросил Теро у Странника.

— Какая булавка? — удивилась Мать.

— Которую богиня вонзила Омегычу в спину, — пояснил Нот.

— Поводок. Сильный поводок — рассчитан аж на дракона… или бога, — ответил Теро.

Мать прикусила губу так, что она побелела, и оглянулась на храм и склеп.

— Ты ведь не подсунул её Рюйгги? — спросила она.

— Нет, — изо всех сил помотал головой маленький Странник.

На самом деле он и не ведал, что беловолосый дядька в гробнице называется «Рюйгги».

— Я её оставил где-то там, в зале, — неопределённо махнул рукой Нот.

— Жаль. Люблю интересные артефакты, — сказал Теро.