Спустя несколько дней Омегычу и Ванильному Некроманту наконец-то удалось извлечь безмолвный и истончившийся дух Гоши из монетки-хранилища. Это оказалось непросто. Не самое лучшее хранилище выбрал когда-то для души безвестный некромант…
— Привет, — Теренций не мог перестать улыбаться с того самого момента, как понял, что череп Гоша ожил.
— Привет! А что это вообще было? — спросил Гоша.
— Да так… я тебе всё потом расскажу, — сказал Ванильный.
— А чего это у Омегыча на руке?
Омегыч одёрнул рукав. Рана зажила, но остался страшный чёрный рубец.
— Да так, обжёгся нечаянно.
— Сколько я спал-то вообще?! — возмущённо завопил череп. — Со мной такое в первый раз! Это что… старость?!
— Ну… нет. Неделю назад на нас напали. И тебя случайно… так получилось… разлучили с душой. Но я вспомнил про монетку… точнее, это Омегыч её нашёл.
— Я про неё и сам забыл за столько-то лет. Хорошая моя! Её мне подарил капитан Тревор, а старый хрыч приклеил изнутри моей черепушки… это вам не…
— Гоша… тут такое дело. Я правда потом все подробности расскажу. В общем, ты, если что, не обижайся, что так долго тебя не возрождали. Мы просто искали способ сотворить тебе тело. Настоящее человеческое.
— Ууу, — протянул череп, — вон что. Мы ж с тобой уже говорили об этом когда-то, братец. Ничего не выйдет. Зачем снова соль на сахар сыпать? Я уже и забыл, как человеком быть.
— Просто у нас немного изменились обстоятельства. Я и думал…
Гоша недоверчиво хмыкнул.
— И я больше не копилка? — спросил он.
— Нет, — ответил Теренций.
— Уж если говорить о теле, то я бы хотел быть таким, как Ливендод. А что? Он крутой.
— Он скучает по вкусу и запаху еды, — напомнил черепу Омегыч. — И о других вещах, ставших ему недоступными.
— Ууу, я уже и забыл про это всё. Тем более, насколько я помню, мать пичкала меня творожными запеканками, кабачковыми оладьями, манной кашей и гадким куриным бульоном. А у Теро крутые доспехи и вот это всё!
— Ты раньше не говорил, что хочешь быть как Теро, — неуверенно сказал Ванильный.
— Я только сейчас подумал, — пояснил Гоша деловито.
У подножия горного кряжа, где густой лес постепенно редеет, недалеко от перекрёстка двух старых дорог стоит большой и крепкий дом. В нём два этажа, много окон и четыре двери на все стороны света. Крыша у дома покатая, выложенная черепицей. Там, где большая веранда приткнулась к юго-восточной стене, крыло крыши имеет очень слабый наклон. По приставленной лестнице можно забраться туда, а можно залезть и повыше. Здесь деревянная лестница крепится к скату крыши, и на ней можно сидеть, что и делают иногда жители дома-на-семи-ветрах.
Первый ветер — ленивый южный, он любит вздыхать, принося с собой запах моря. Он вздыхает о том, что не сбылось, о прожитых годах, о волнах, на которых ему не пришлось качаться, потому что он спешил сюда, на север… Второй ветер — озорник юго-восточный, сухой и тёплый, что дует с дальних степей и пустынь. Третий — самый сырой, юго-западный, что приносит дожди из джунглей. Брат юго-восточного четвёртый ветер — злой проказник, хлещущий по лицу резкими порывами. Западный ветер, пятый по счёту, склонен к частым сменам настроения. Он любит ныть, выть, заливать поляны дождями, греметь громами.
Шестой ветер только так называется, а на самом деле это три северных ветра. Они похожи друг на друга так, что и не отличишь, и иногда, в особо сильные метели, кажется, что они развлекаются все втроём.
А седьмой ветер сквозит по ногам, седьмой ветер самый тихий и вкрадчивый, и откуда он дует — вам не ответят. Но в доме некромантов о нём хорошо известно, так как он приносит с собой вести из тех миров, где гробовая тишина и где обитают лишь призраки. Говорят, что таких миров на самом деле множество. Как и миров, где обитают живые.
«Мы живые!» — говорят некроманты. Кто ещё так может ценить жизнь, как не те, кто знаком со смертью?
Сегодня дует сырой западный, несущий серую морось, и вроде бы тепло, но иногда порывы ветра пронизывают весь дом насквозь. Тем не менее Мать Некромантов стоит на веранде с чашкой горячего чая, дуя на неё, и глядит на близкие горы. Первый Некромант выходит из дома и укрывает её плечи толстым полосатым пледом.
— Простудишься, — говорит он.
Но она лишь пожимает плечами. В самом деле, какой пустяк.
— Я до сих пор ощущаю это, — говорит она. — То чувство, когда меня нет.
С того дня, как Мать возродилась, прошла неделя. Уже рвётся с привязи неугомонная Чайка, ей хочется к морю, в тёплые края. Уже собирают вещи Теа и Кара.
Теренций, Вини, Тобиас и Омегыч на полянке за домом азартно сражаются на саблях с пиратами. Сабли настоящие, но заговорены, чтобы не причинять вреда. Остальные наблюдают за битвой — несмотря на то, что противников больше, пираты побеждают раз за разом.
— Я поставила на крышу две пушки, — жизнерадостно говорит Мать Пиратов, ложась грудью на подоконник — окно кухни выходит на веранду. — И ещё, вы бы выстроили, наконец, приличный забор, мачты-перемачты! Тогда у ворот можно ещё пару пушек будет выставить — хотя бы для устрашения! И я оставила Барахлу несколько пистолетов, патроны, сабли… Клянусь бешеным китом, вам пора подумать о том, что вы тут одни в лесу…
— Авантюр, — качает головой Первый, — мы всё равно будем жить по-прежнему. В этот дом не проникнет зло.
— Ага, конечно, — Ава косится на маленького Странника, который ревниво наблюдает с крылечка, как в небе неумело порхает грифонша Грей. Кхиллау учит её летать. — К вам уже и Странник прибился, и Белла у вас побывала, и мало ли кто ещё к вам ворвётся…
— Умрах не ворвалась, — пожимает плечами Мать.
Она теперь улыбается очень редко. На её лбу, над переносицей, две морщинки-чёрточки. Она думает, что жизнь перестала быть прежней.
— Мы улетаем сегодня, — резко говорит Мать Пиратов. — И ты летишь с нами.
— Чего это? — удивляется Первый.
— А того это! — ещё резче произносит Авантюр. — Ей просто необходимо развеяться. Якорь вам в калитку, вы её тут уморите! Тем более погода тут не шепчет.
— Но я хотел устроить зачистку…
— Устроишь, когда она вернётся. А ещё лучше — отправь пока сыновей. В доме полно народу, неужели никто не сможет почистить лес без тебя?
— Но я нужна детям, — робко вставляет Мать Некромантов.
— Клянусь чёрными парусами, я тебя украду, если не согласишься добром!
— Ох, Ава!
— Отчаливаем после обеда. Прошу к этому времени одеться, умыться, собраться… и не забудь приготовить побольше плюшек в дорогу!
Пока Чайка летела над незнакомыми местами, всё было более или менее в порядке. Мать смотрела на изогнутые линии гор, на извилистые дороги и сверкающие озёра, на светлые ленты рек в каменистых берегах. Листьев на деревьях уже почти не было, но зато казались теперь ярче и чётче горделивые сосны и загадочные ели.
Но вот горы кончились, и пошли ровные степи да гнилые болота, и сделалось скучно. К вечеру их не стало видно, только проплывали внизу редкие сёла и города с россыпями огней.
А потом Матери показалось, что вдали осталось лишь небо, и ничего больше. Небо сливалось с небом, и слегка светилось, и мягкий, тёплый воздух дышал ароматами незнакомых трав и ещё чем-то горько-солёным, словно слёзы, стоящие в горле. Ох, как долго продолжался полёт Чайки! Она летела две ночи и почти полных три дня!
Мать Некромантов провела рукой по щеке, и с удивлением поняла, что плачет.
— Я словно потерялась, — сказала она Матери Пиратов.
— Ты уже нашлась, — ответила ей Авантюр. — Знаешь, я ничуточки за тебя не боялась, когда узнала, что ты развоплотилась. Я верила, что ты тут же вернёшься! Да и твой муж тебя бы не оставил в… ну, в таком состоянии.
Мать Некромантов обняла подругу и уткнулась ей лицом в плечо.
— Я хотела их защитить, — сказала она. — Конечно, я до последнего надеялась уцелеть, думала — авось получится как-нибудь…
— Ну конечно, — тихо усмехнулась Мать Пиратов. — Все мы хотим и то, и другое, и третье. Но в конце концов побеждает самое сильное желание. Ты их защитила, гордись.
Мать Некромантов расплакалась ещё сильнее. Но со слезами из неё выходила вся горечь и вся тревога.
— Хорошо, если бы мы всегда могли защитить тех, кого любим, и всегда оставались бы целы сами, — сказала Авантюр. — Но мы же не в сказке живём.
Она взглянула на небо, перегнулась через борт и свистнула.
— Да мы уже совсем близко к моему острову! Эй, свистать всех наверх, ленивые вы тюлени!
Море шумело уже совсем близко, оно светилось и переливалось, а на острове горели фонари. Чайка обогнула скалу с белым, не слишком рослым маяком, и повисла над заливом. Мать всхлипнула напоследок, вытерла лицо носовым платком и стала искать глазами причал.
— Детям бы тут понравилось, — сказала она.
— Никаких детей, — командным голосом сказала Мать Пиратов. — Я сейчас даже Теа, Кару и Морту отсюда отправлю. Пусть вон слетают… за сокровищами. Отдыхай, мать. Тело тебе восстановили на славу, даже, пожалуй, ещё моложе сделали! А про душу в спешке забыли, якорь им в гланды! Душу надо лечить, поверь старой морской волчице!