Ближе к ночи ударили заморозки, подул резкий, холодный Шестой ветер, принесший с собой ледяную то ли морось, то ли крупу. Словно осколки льда стучали в стекло, и даже в доме сделалось не так уютно, как обычно. Мать Некромантов поглядывала на то, что творится за окном, и радовалась: вовремя же они перенесли Анду, большую птицу и маленького наездника в дом!
В большой гостиной на первом этаже стало тесно, когда туда поместили раненую птицу. Она вела себя довольно агрессивно и подчинялась только своему наезднику. Он многословно заявил, что не пристало всаднику неба занимать отдельную от других всадников и птиц комнату — поэтому устроился на диване поближе к тому углу, где уложили его птицу по имени Кхиллау. Скоро все узнали, что в его мире принято жить в больших просторных гнёздах вместе с птицами, а собираются вместе и готовят еду в маленьких жаровнях посреди настилов там же, на деревьях. Всадники Неба, по словам Терхаллоу, привыкли и к холоду, и к голоду, и к лишениям и были к ним совершенно безразличны. «Лишь бы твой побратим был сыт и находился рядом. Он и согреет, и пищу добудет, и принесёт тебя куда бы ты не пожелал!» — так, если опустить лишние слова, выразился маленький худощавый наездник.
Мать Некромантов возилась с его переломами, пока не заявился доктор Конрад. А вот с птицей оказалось невозможным сладить: она к себе никого не подпускала, даже к Анде и Бессвету относилась с подозрением и повторяла имя своего наездника. Теро-Теро, отчаянно ругаясь на северном наречии Туммарионе, сказал, что пока Терхаллоу и Анда не успокоят «эту безднову курицу», он и близко не подойдёт к её крылу. Мать предложила усыпить птицу чарами, но тут стал возражать всадник. А когда он стал возражать, это было даже похоже на старинную эпическую песнь, густо пересыпанную эпитетами и метафорами, все заслушались и сами чуть не зачаровались. Так что было решено, что пока крыло Кхиллау побудет в самодельных лубках. Возможно, через некоторое время птица привыкнет к новой обстановке и даст Теро осмотреть крыло.
— Хотя мне кажется, что лучше всего для костей моей птицы будет просто побыть в покое. Орххи очень живучие, сильные, настоящие птичьи воины, а вовсе не какие-то бездновы куры, как изволил высказаться ваш скелет в доспехах, о женщина, разговаривающая со Смертью на её языке, — сказал Терхаллоу Матери. — Пройдут дни, много дней, семь дней или чуть больше, зайдёт солнце, погаснет в ночи, затем пройдёт и ночь — и крыло окажется в полном порядке…
— А кто за вами гнался? Кто на вас напал? — не слишком вежливо перебил наездника Неба маленький Странник.
И тут на Терхаллоу снизошла молчаливость. Он как-то сразу замкнулся и заткнулся. Омегыч, стоявший тихонько в дверях гостиной, сам себе кивнул.
— Рана-то воооон какая, — не унимался Нот.
— О маленький несносный ребёнок, дай бедному наезднику отдохнуть, — сказал всадник. — Я клянусь, что вы не увидите от меня и Кхиллау никаких неприятностей. И это всё, что я пока могу вам сказать. Да падёт на меня гнев богини Миры, если я лгу, маленькое дитя. Никакого зла и никакого преследования не принесли мы с Кхиллау сюда, в этот гостеприимный дом.
«Придумывает на ходу, — отметил про себя Омегыч. — Уже и речь его стала не такой гладкой. Потому что привирает!»
— Я бы на твоём месте взял бы с него клятву посерьёзнее этой, — бросил он Матери. — Нот, а ты поменьше приставай к раненому. Смотри, как бы его пташка не клюнула тебя.
Услышав эти слова, Грей у ног маленького Странника заклекотала и воинственно приподняла пёрышки.
И чудо — огромная птица повернула к ней голову и ласково проворковала:
— Хыыыыыры!
Теро-Теро Ливендод был не в духе.
А когда Теро-Теро Ливендод бывал не в духе, вокруг него сгущалась чернущая тьма, которая, казалось, подавляла и делала унылыми, или печальными, или тревожными каждого, кто находился рядом.
Кроме маленькой феи Наперстянки. Ей было наплевать и на тьму, и на настроение лича, лишь бы он не гнал её со своего плеча.
У Ливендода со вчерашнего дня не получалось починить птице крыло. Тут не магия, тут требовалось лечение, а таких возможностей у него не имелось. Поняв, что помочь не сумеет, он уступил место Анде и Бессвету, но и они никогда никого не исцеляли. Доктор Конрад с возмущением отверг предположение, что он может попытаться срастить перелом на крыле Кхиллау, да и птице он не понравился.
Оставалась Мать Некромантов. Но Кхиллау из всех её домочадцев доверялась только Анде и Бессвету. А Мать она почему-то побаивалась.
— Вы тут все слишком близко к земле живёте, — объяснял Терхаллоу. — Вы некроманты, живущие низко, роющие землю, говорящие с костями и духами. Вам она не поверит, о люди, бредущие во тьму. Светлая магия напитала нас, живущих близко к небу и солнцу. А с теми, кто на земле, у нас разговоры разговаривать обычно и не принято. Кхиллау привыкла, что зло в наших краях живёт низко, отравляет почву, заставляет гнить корни и убивает либо калечит всё, что коснётся земли. Тёмные силы в наших краях не такие, как здесь…
— Это ничего, что ты тут единственный Светлый маг на целую орду Тёмных? — огрызнулся Теро. — Я усыплю эту безднову курицу прямо сейчас. Я вправлю ей перелом. И починю всё с помощью своей Тёмной магии, наездник. Если ждать, пока оно там само заживёт… летать, она, конечно, сможет…
И добавил безжалостно:
— Но как и положено курице. С сарая на забор.
Кое-как Кхиллау смирилась, поддавшись уговорам своего наездника, дала перевязать крыло, и Анда сказала, когда закончила:
— Ндай, с такой нервной птичкой непросто сдружиться. Ишь, какая шустрая.
— О женщина, умеющая входить в мир духов, у тебя, живи ты в наших краях, была бы другая птица. Не столь быстрая, как Кхиллау, и, наверное, не такая умная, но зато более спокойная и покладистая. Ведь птицы и наездники растут вместе, и характеры у них схожи.
— Что-то я не видела, чтобы ты очень уж нервничал и дрался, когда Мать тебя перевязывала, — буркнула Анда, немного уязвлённая тем, что ей, по словам Терхаллоу, досталась бы «не такая умная» птица. — Смешной ты человек.
И ушла, хмуря брови.
Мать Некромантов молча сделала раненому перевязку и тоже удалилась.
А Странник остался в комнате, потому что маленькая Грей всё вертелась возле Кхиллау, и та отвечала ей поистине материнской любовью. А раз остался Странник — то, под видом его вечной няньки, остался и Омегыч.
Терхаллоу долго делал вид, что его не заботит наблюдение за ним, но в конце концов не выдержал и сказал:
— О ты, что скрывает своё имя так же, как всадники Неба, не хочешь ли ты сказать, что подозреваешь меня в чём-то?
Омегыч утвердительно кивнул.
— Ты успел наговорить тут всем гадостей, — сказал он, — но это не главное. Ты мне не нравишься. Скажи толком, кто за тобой гнался?
— Это так важно? — с вызовом спросил Терхаллоу, тут же утрачивая разговорчивость.
— Если не признаешься, я добьюсь того, что тебя и твою птичку вышвырнуть отсюда… будете спать в лесу.
И немного подумав, чем бы пробрать этого беловолосого, Омегыч добавил:
— На голой земле!
Но Терхаллоу не ответил.
Свет из окон падал ещё слабый, сумрачный, того серого цвета, который предвещает пасмурный, скучный день.
Омегыч зевнул и сел, потирая поясницу. Давно он на твёрдом не спал, вот что. Отвык уже.
Ещё дольше не спал вполглаза, сторожко, чтобы не прозевать беду. Изнутри гулко стукнулся исчезающий камень. Но сдерживающий его медальон, пожалованный любезной Чайкой, уберёг от внезапного исчезновения. Хвала кораблю Матери Пиратов, разумному и предусмотрительному!
Все ещё спали в большой гостиной на первом этаже. Спала большая птица в два человеческих роста, положив голову на коврик у погасшего камина. Спала, уткнувшись птице под крыло, маленькая грифонша, спал в кресле, свернувшись клубочком, Нот Уиндвард. Он предусмотрительно утащил из своей комнаты подушку и два одеяла, одно из которых укрывало Омегыча — приблизительно наполовину, потому что мальчишка не догадался отдать ему то одеяло, что побольше.
Спал и Терхаллоу — на диване, весь забинтованный, спал, закинув руки за голову. Лицо его во сне было неспокойно, глаза подёргивались под плотно сомкнутыми веками. Омегыч поворочался, но сон уже не шёл к нему. Поэтому он потихоньку встал и побрёл к двери. Птица Кхиллау подняла голову и настороженно проследила за ним, но не издала ни звука.
В кухне царил полнейший порядок и было прохладно. Омегыч растопил плиту — ему, как огнемагу, такие вещи давались легко, — и принялся молоть кофе. Спустя пару минут в кухню вошла Мать Некромантов, безмятежная и чуть сонная, и Омегычу захотелось потихоньку исчезнуть, чтобы не мешать ей. Но она кивнула и пожелала ему доброго утра. После этого исчезать или уходить было бы уже невежливо.
— Что ты думаешь насчёт нашего гостя? — спросил он за чашкой кофе.
— Ты зря беспокоишься, — ответила Мать, — он не лжец и не преступник. Думаю, он разведчик.
— То есть? — удивился Омегыч.
— У него почти нет оружия. Бессвет и Анда не нашли при нём ни доспехов, ни ядов. Это не убийца и не воин. И тот, кто за ним гнался, не хотел его убить — только сшибить вниз. Впрочем, учитывая, что Терхаллоу рассказал о своих землях, оказаться внизу означает или гибель, или серьёзное увечье.
— Не допросить ли его? Мне не понравилось, что при всей болтливости он умалчивает что-то важное, — сказал Омегыч.
— Сынок, — сказала Мать Некромантов очень ласково и очень твёрдо, — если бы мы взялись тебя допрашивать, когда ты только-только появился здесь — тебе бы это понравилось? Мы приняли тебя как гостя. И даже как друга!
Омегыч невесело засмеялся. Их дружба не вполне задалась с самого начала: Мать была не в духе, а он слишком выпендривался. Однако она права — его приняли.
— Другое дело — Странник. Моё чутьё сразу толкнуло изнутри: он опасен. Ну так он опасен даже сейчас, в облике пятилетнего сорванца. Он, бывает, врёт и ворует, хотя никто его не принуждает к этому. Но ведь и ты можешь быть опасен, мой хороший?
Омегыч в задумчивости зажёг на кончике пальца огонёк и подул на него.
— Для тех, кто попытается причинить тебе зло — я опасен. Пожалуй, хуже, чем я, врага им не найти. Ты зря не лишила меня памяти… мама.
— Что до Терхаллоу, чутьё говорит мне, что он скорее нуждается в уходе и защите, чем в лишних подозрениях. Он умалчивает совсем не то, о чём ты думаешь.
— Вы о чём тут? — спросил от входа Терхаллоу.
Он стоял у порога кухни, держась за дверные косяки. Маленького роста, тонкокостный, бледный до прозрачности. Белые волосы напоминали встрёпанные, встопорщенные перья. Но он не был так уж слаб и безопасен. Что бы ни говорила Мать Некромантов, Терхаллоу являлся здесь чужаком и олицетворял собой неприятности.
— Пойдём, что ли, домой, — сказал Первый Некромант.
Услышав слово «домой», пёс Ватсон, дремавший на траве, вскинулся и радостно залаял.
Теренций похлопал дом по стене, как друга по плечу, и сказал:
— Я останусь. Мы же не замёрзли в прошлую ночь?
— Не замёрзли, — гордясь своей и сыновней работой, подтвердил Первый. — Но я прямо отсюда чую, что из дома пахнет пирожками с луком и яйцами. А может, и ещё какими-то. Но этими уж точно!
Теренций не особо жаловал пирожки с луком и яйцами, до которых отец был большой охотник. Но он понимал, что домой всё-таки надо будет сходить, и не раз: перетащить кое-какие вещи, пополнить запасы заварки, соли, сахара, крупы и прочего-всякого-разного.
Ещё пару недель назад он думал, что будет жить самостоятельно, в том числе и еду станет добывать сам. Но теперь сообразил, что без некоторых вещей, которые трудно достать в природе, у него ничего не выйдет. Вот где зимой в лесу искать чай, кофе, соль и сахар?! А какао? Как можно жить без какао? Но тогда ещё и сгущёнка нужна, и ваниль, и маленькие зефирки… Ванильный Некромант сразу же стал мысленно перечислять всё то, что так необходимо запасти.
И они пошли по извилистой тропке, подкидывая ногами кучи высохших, дивно пахнущих листьев, пошли мимо тронутой инеем кладбищенской ограды и тихой рощи, отдающей ветру последние листочки. У перекрёстка Первый Некромант приостановился и огляделся.
— Что-то не так? — спросил Теренций.
Первый принюхался.
— Чуешь?
— Запах пирожков? Да не особо…
— Нет. Пахнет кровью, болью и страданием. А я жуть как не люблю это самое, когда оно не на работе.
— А на работе любил?
— Ну… работа — она и есть работа. Там всё было по-другому. А тут притворяться не надо… да и думать о заработках тоже. Стой, погоди, не сходи с тропы!
Но Ванильный Некромант уже бежал вниз по склону, и Ватсон нёсся впереди, принюхиваясь и порой громко взлаивая.
— Па! Тут какая-то девчонка! — крикнул Теренций из ежевично-крапивной гущи. — У неё кровь на голове, но она жива!
— Не…
Первый Некромант сгустился возле сына, когда тот уже тащил к тропе девушку очень маленького роста и очень хрупкую, с длинными чёрными волосами. Она была одета в узкие брюки, как для верховой езды, в плотную длинную тунику и поверх — в тонкую кольчужку. Через плечо у девчонки болтался колчан с луком и стрелами, увязанный плотно, чтоб ничего не рассыпалось. Как если бы беда застигла эту кроху в пути. Только где ж её конь?
— Хотел сказать — не трогай, — растерянно сказал Первый. — Ох ты ж…
— До нашего дома ближе, — Теренций повернул обратно, но Первый не двинулся с места.
— Погоди ты, торопыга. Давай лучше перенесёмся порталом в большой дом. Мать ей уж точно поможет!
— Не-не-не, я, кажется, знаю, что ей надо в первую очередь! У меня там парочка отличных заживляющих и тонизирующих составов! Даже Омегыч их одобрил! А из домика уже телепортируемся к маме!
И он перенёс миниатюрную девушку в свой домик — отец только и успел, что переместиться клубом чёрного дыма следом за сыном.
Несколько капель бодрящего снадобья разогнал кровь маленькой наездницы, и она задышала глубже. Неровно, с хрипами — Теренций заподозрил переломы рёбер. Но пока что рана на её голове тревожила юного некроманта куда сильнее.
Перевязав её, он похлопал девушку по бледным и грязным щекам. Она распахнула глаза и тут же принялась искать на поясе оружие. Хорошо, что Первый заблаговременно снял с неё и кольчужку, и пояс, на котором висел изрядных размеров охотничий тесак, и перевязь с кинжалами.
— Таааак, — сказал Первый Некромант, подходя к кровати. — Кто тут у нас? Кажется, что-то такое я слышал про ваш народ, но мне казалось, там у всех красные волосы.
— Закатные всадники? Тьфу, — сказала наездница. — Как ты можешь говорить о них в присутствии Ночной всадницы, маг?
— Ааа, — поражённый почти вежливым тоном девушки, только и сумел выдавить Теренций. — А откуда ты знаешь, что он маг?
— Оттуда же, откуда знаю, что ты презренный лекарь и раб, — отрезала девушка.
— Пап, она опять обзывается, — вздохнул Теренций. — В жизни никого так не хотелось высечь, но не могу ж я бить девчонку ростом мне едва под рёбра?! Да ещё раненую!
— Ну, мне кажется, ты не настолько высокий, — хмыкнул Первый. — А она не такая уж коротышка.
Его лицо под капюшоном казалось лишь сгустком тьмы. Так что сложно было не понять, что он имеет отношение к магии. Это просто Ванильный привык к облику отца.
— Ты, стало быть, Ночная всадница. Как тебя называют в племени? — спросил Первый добродушным басом.
— Не твоё дело, маг, — отрезала всадница. — Это личная информация.
— Ну, не моё так не моё, — хмыкнул Первый. — А сейчас не двигайся.
Он вытянул руку, и верёвки развязались сами собой. Тело девушки, связанное заклятием, приподнялось над кроватью Теренция. Ванильный Некромант подсунул под всадницу носилки.
— Берёмся и переносимся, — сказал Первый. — Иии, раз-два…
Дело уже шло к обеду, когда возле дома прозвучали тяжёлые шаги Первого Некроманта и оживлённый голос Теренция.
— Эй, там, на камбузе! — голосил он. — Открывайте двери, у нас очередное приключение!
«На камбузе» в это время находился Омегыч, как дежурный по кухне, и Анда. Они накрывали на стол. Здесь дивно пахло ароматным густым гороховым супом на свиных рёбрышках, горячим хлебом и клюквенным киселём. Огромная кастрюля на плите исходила горячим паром, а в духовке поспевали натёртые чесноком ржаные гренки. Под полотенцем на столе отдыхали маленькие румяные пирожки.
— Что такое? — Омегыч высунулся в окно и вдруг как-то странно, сдавленно хихикнул.
Анда посмотрела на него с недоумением и пошла открывать дверь. Омегыч, почему-то держась за живот, пошёл в гостиную, где под пристальным присмотром Странника лежал на диване Терхаллоу. Мать Некромантов только что закончила перевязывать его раненое плечо. Нога всадника в свежих магических лубках возлежала на подушке, а торс всадника был перетянут бинтами. Под ними скрывались огромные кровоподтёки, указывающие на сломанные от падения с высоты рёбра.
— Терхаллоу… Мам, ты только держи его, держи хорошо… Там эту твою принесли…
И Омегыч сделал над собой грандиозное усилие, чтобы казаться серьёзным. Он пообещал всаднику не смеяться над его причиной появления тут и никому о ней не рассказывать. Но вот причину уже вносят в дом. И даже в эту самую гостиную…
Первый Некромант и Теренций торжественно поставили носилки с девушкой на пол, и она с трудом повернула голову, глядя на Терхаллоу.
— Каннах, — простонал несчастный и с горестным видом закрыл лицо ладонью. — Я понял. Я всё понял. Это не новые благословенные земли, это — посмертное мучилище для тех, кто потерял честь. О, некроманты, злую же шутку вы сыграли со мной, а ведь я даже поверил вам, что жив! Какое потрясение…
— Заткнись, презренный, — сурово приказала ему всадница, которую Терхаллоу назвал Каннах.
Мать Некромантов, Теренций, маленький Странник, Анда и даже Грей с недоумением уставились на Омегыча.
Омегыч кис от смеха и тихо сползал по стенке на пол.
В гостиной сделалось очень шумно. Там выяснялись какие-то сложные чужие отношения, чего Ванильный Некромант никогда не любил. К тому же он ужасно проголодался. Узнать подробности можно и из кухни — там всё отлично слышно, решил он, и удалился, стараясь, чтобы его не заметили.
Конечно же, всё равно скоро все будут обедать, но пока дождёшься…
Теренций выбрал себе круглый пирожок с картошкой и луком, и ещё взял несколько ржаных гренок с чесноком. Гороховый суп ему не нравился — разве что утащить потом оттуда пару рёбрышек?
Но его блаженное уединение почти сразу же нарушил Тобиас.
— Ты куда сбежал? — спросил он, выуживая из-под полотенца пирожок наугад. — В конце концов, ты же эту девчонку притащил, вот тебе бы и отдуваться.
— А чего мне отдуваться? — удивился Ванильный. — Я понятия не имел, что тут маленькие летающие всадники отовсюду падают. Откуда они? Я таких крошечных воинов никогда не видел!
Из гостиной неслись ужасные звуки нарастающего скандала. Вот тут Ванильный оказался неправ — слышно-то слышно, только слов особо не разобрать.
— Сбежавшая невеста, часть вторая, — непонятно пояснил Тобиас.
— Чего-чего?
— Подробности с вечерней почтой, — ещё непонятнее сказал Тоби.