Летописи Ванильного некроманта. Том первый

Часть 2. Глава 44. Глазик

Та странная дымка, что проникла в портал, отделившись от драконьего скелета, некоторое время плавала по саду. Затем Теренций, который вышел из дома как-то ранним утром, заметил странное шевеление воздуха и задумчиво проводил непонятное явление взглядом.

Оно, если смотреть прямо, было невидимо, но если рассредоточить взор, делалось похожим на прозрачную медузу. Теренций вернулся в дом, но спустя несколько часов вышел уже вместе с Бертиной и Тобиасом.

Они нашли дымку, окружили и долго разглядывали — она не пыталась улетучиться и словно была вообще привязана к месту, где был портал.

— Что это вообще такое? — Бертина протянула руку к колеблющемуся воздуху, но Тоби ударил её по пальцам.

— На всякий случай я бы поостерёгся…

— Оно не враждебное. Это бывшая сущность… или даже остаток бывшей сущности, — сказала Бертина. — Смотри, она не удирает от нас и не…

Тут «медуза» потянулась во все стороны, распластавшись подобно блинчику, и заколебалось краями, создавая волны. Воздух вокруг пришёл в движение и заметно нагрелся.

— Какая интересная штука, — сказал Теренций. — Давай покажем её маме?

При этих словах штука свернулась клубочком и стала похожа на шарик размером с кулак — белый с перламутровым отливом. Теренций вспомнил о найденной ими жемчужине — она ведь вроде бы выпала из драконьей пасти. Куда же он её подевал?

Ванильный Некромант даже пошарил в карманах. Но жемчужины там не нашёл.

— Это не сущность, а энергия, — сказал Тоби. — И она может быть опасна, если наберётся сил.

— А откуда она? — спросил Теренций. — У нас такого не водилось.

— Может, осталось после нашествия? В таком случае её надо как-то приструнить.

«Медуза» набрала теплоту, красноватый цвет слегка засияла, а потом сделалась чуть больше и с виду как-то плотнее. Из неё потянулись щупальца, а затем с некоторым усилием эта «штука» приобрела очертания дракона.

— Ого, как она умеет. Тут бы лучше с Омегычем посоветоваться, — хмыкнул Теренций.

На всякий случай они все трое приготовились защищаться. Мало ли, вдруг эта штука опасна?

— Омегыч… Где ж его взять, — вздохнула Бертина. — Пропал куда-то…

— Мне казалось, что я утром его видел, — сказал Тоби.

— Нет, его тут сейчас нет, — ответила Бертина. — Если и был, то исчез.

Пока они так стояли и смотрели на превращения непонятной субстанции, из будки выбежал пёс Ватсон, по своему обыкновению вихляясь всем телом в знак приветствия, и спугнул «медузу» — она распласталась в воздухе, стала прозрачной и улизнула.

Винни, поселившийся в домике, где раньше жила Мать Некромантов, откровенно заскучал, когда настали пасмурные дни. Оказалось, что в такие дни на острове вовсе не весело! Сидишь себе у окна и скучаешь. Если нет ветра — безбожно душно и влажно. Если ветер есть, он сбивает с ног. Юный некромант сидел у окна и дулся. На всех сразу. Чувствовал себя всеми брошенным — и втройне несчастным. Почти все разбрелись кто куда! А на острове зарядили дожди и стало ужасно скучно.

Потом Винни вспомнил, что Диты сегодня опять нет, а в кладовке остались только те продукты, которые требуют долгого и вдумчивого приготовления, к примеру, рис, ямс, саго и кукуруза. Спрашивается, зачем он слопал все консервы и сухари, даже ни разу не сварив кашу? И ветчины больше нет. А мясо ещё три дня назад кончилось — когда они на всех нажарили шашлыков. Вот, сыновья Матери Пиратов тоже виноваты, надо и на них подуться немного. Куда они все, кстати, полетели на этой Чайке? И почему не взяли его с собой? Чайка, стало быть, тоже достойна того, чтобы на неё немножко подулись…

Дождь пошёл ещё более обидный — мелкий, осенний. Да, да, здесь тоже наступала осень, на этом благодатном острове! И что с того, что тут растут вечнозелёные деревья, а снега не выпадало вообще никогда? Всё равно унылое время настало.

Винни нахлобучил на голову старую брезентовую зюйдвестку и вышел, с усилием открыв разбухшую дверь.

До маяка он брёл дольше, чем обычно, зато по спуску к пляжу попросту съехал — тропа сделалась скользкой, как будто ее полили маслом.

Увиденное его поразило. Эти двое, Сарвен и Хелли, взяли в домике старый брезент, видимо, предназначенный для какой-нибудь большой лодки, натянули его на рёбра скелета в районе задней части, где поуже, и сидели там как ни в чём не бывало. Ещё и обнимались! Винни подошёл, унылый и несчастный, мокрый уже до нитки, а у них внутри дракона горел костёр, и дым выходил между рёбрами там, где брезент не достигал низа. Сухо, тепло, лежат спальники и одеяла — настоящее гнездо. Куда как лучше, чем в затхлом домике возле маяка, где к тому же течёт крыша.

И не так одиноко, как у Винни — потому что их, видите ли, двое.

— Вы ещё поцелуйтесь, — буркнул паренёк, садясь у огня, и с его зюйдвестки полилась на спальники вода.

— Вообще-то мы уже, — сообщила Хелли.

Сарвен слегка покраснел и покосился в сторону.

— Я не помешал? — с вызовом спросил Винни.

— Слушай, мы придумали, как нарастить на него броню. Как его заставить бегать и летать. Мы придумали даже, где взять живую душу, чтобы эта нежить сделалась почти сущностью, — сказала Хелли, не обращая внимания на то, что Винни дуется. — Мы уже всё придумали, кроме одного…

— Как его притащить к дому-на-семи-ветрах, — закончил Упырёк. — Правда, засада?

Винни помолчал. Потом выпил чаю из котелка, что стоял у костра — чай был еле тёплый и пах почему-то рыбой. Потом ещё помолчал и, наконец, как бы нехотя, процедил:

— Зато я знаю. Но вы мне будете за это должны.

— Да? — подозрительно спросила Хелли. — И чего это такое мы тебе должны?

— Кашу. Или варёную картошку. У меня полно всякой всячины, которую как-то надо готовить, — с тихим отчаянием сказал Винни. — Но я… я не умею!

Упырёк и Хелли переглянулись и прыснули со смеху.

— Это потому, что ты плохо дежуришь по кухне, — сказал Сарвен. — Когда приходит твоя очередь, ты только и делаешь, что разогреваешь вчерашнее или режешь бутерброды, лентяй.

Винни захотелось подуться на них ещё немного, и он даже принял эффектную позу и сделал соответствующее выражение лица. Но, подумав немного, решил, что так ему точно не достанется нормальной еды, и лишь пошмыгал носом.

— Я исправлюсь, — заявил он. — Но… после обеда!

— А где, извините, Омегыч? — в кухню заглянула Бертина. — Мы хотели посоветоваться насчёт кое-чего…

— Не знаю, — вздохнула Мать Некромантов. — Этот вопрос всегда всех волнует! Если вдруг увидите его, скажите, чтобы пообедал хоть раз по-человечески!

— Угу, — крикнула Бертина, уже поворачивая к лестнице. — Ребяяяят! Его правда нет! Что делать будем?

И откуда-то сверху Мать услышала неторопливый ответ Ванильного.

— Ждааать.

— Вот же Олух, — усмехнулась Мать. — Ждааааать… вот так и приходится кого-то всю жизнь — ждать, ждать и ждать.!

И она поняла, что это уже становится невыносимым: всякий раз оставаться дома в ожидании кого-то из своих. Надо, надо будет ещё раз куда-нибудь выбраться. Ведь на острове было так здорово!

Омегыч бежал по дороге — размеренным темпом, экономно расходуя силы. У него было сейчас очень сосредоточенное лицо и задумчивый взгляд. На лбу блестел пот, и тёплая куртка распахнулась на груди. Под нею не было рубашки, да и от штанов осталось что-то невразумительное. Лучше всего держались башмаки, но и у них едва не отваливались подошвы.

От Омегыча шёл пар. Время от времени по его светлой коже пробегали багровые сполохи, и тогда глаза зажигались ярким оранжевым огнём, а спину под курткой заметно корёжило. Но он вбирал в лёгкие холодный влажный ноябрьский воздух и не останавливаясь бежал дальше.

Иногда Омегыч останавливался, чтобы перевести дух, и упирался руками в колени, и снова его спина вдруг начинала бугриться в районе лопаток, норовя сдёрнуть с тела ненужную куртку. Он закрывал глаза, старался расслабиться, восстановить дыхание и ни о чём не думать.

Это непросто. Мысли прозрачными стеклянными шариками перекатывались в голове, наскакивали одна на другую и бились с лёгким звоном. Их осколки больно ранили его изнутри, прорывались наружу и становились то чешуёй на коже, то острыми остовами ещё не сформировавшихся крыльев. Тогда Омегыч рычал и усилием воли загонял своего дракона внутрь сознания. «Я не хочу становиться зверем, — твердил он себе. — Я всегда буду держать тебя под контролем, потому что останусь в первую очередь человеком, а уж потом драконом. А не наоборот!»

И он вспоминал случаи, когда позволял ещё не сформированному зверю выйти наружу и шёл у него на поводу. Поддался чарам и спал с Ют — это раз. Разозлился на неё и посмел заарканить её огненной петлёй — два…

И третий раз — с час назад в городе с нежным названием Розамунда, где он снова ходил на могилу одной мудрой женщины. Там Омегыч внезапно столкнулся со стражниками, которые заподозрили в нём — и неспроста! — преступника, который занимался гнусной некромантией прямо в черте города, где это запрещено.

Разумеется, заподозрили. Разве не он два дня назад раскопал могилу достойной горожанки?!

Окруженный стражей, Омегыч почти превратился там, на кладбище, в дракона, его руки сделались когтистыми лапами, вдоль хребта вырос гребень, а из спины пробились крылья, разбрызгав по снегу и разрытой земле кровь. Он схватил сразу двоих стражников и сшиб их лбами. А затем схватил валявшуюся на снегу куртку и пустился бежать.

И что с этим делать?

Омегыч, рыча, заставил себя принять человеческий облик и размеренно побежал дальше. Главное, что никто сильно не пострадал от его лап. Главное, что все они целы и живы. Главное, что…

Но как заставить себя слушаться человеческого зова, а не звериного, вот в чем загвоздка! Омегыч переполнился нетерпением, гневом, злостью — и пусть он злился сам на себя, это было неважно. Его сущность всё сильнее вырывалась наружу.

Очень хотелось есть. В руках и ногах появилась слабость — до дрожи, до отвращения к себе, до тошноты. Омегыч горстями хватал снег и глотал его, затем обтёр горящее лицо.

Ужасно хотелось есть, снег только разжёг жажду и голод. Он продолжал идти — бежать уже не получалось. Во всём теле нарастала щекотка и дрожь, а затем тошнота стала такой сильной, что Омегыч сообразил — это камень. На сей раз его действие очень сильное. И единственное, что огнемаг успел — это подумать о месте, куда ему надо было перенестись.

Единственном месте, где его ещё ждут и где ему рады, несмотря ни на что.

Утро показалось Матери Некромантов непривычно светлым и ярким. Она приоткрыла глаза и некоторое время не могла сообразить, что происходит, пока не поняла: ничего особенного, просто никак не меньше десяти часов утра. Мать наспех оделась и заторопилась на кухню, а там с удивлением обнаружила безупречный порядок и накрытый стол.

Анда, Бессвет, Бертина, Тоби, Винни, Хелли и Теренций сидели чинно и смирно, а Упырёк и Нот Уиндвард как раз ставили на стол заварочный чайник и большущую миску с горячими оладьями.

— О, привет, мам, — сказал Упырёк, сияя не хуже чайника. — А мы тут как раз всё приготовили!

— Пахнет вкусно, — сказала Мать с благодарностью.

Бертина уже соскользнула со стула, чтобы сварить ей кофе — и Мать решила, что не станет возражать. С чего бы?

Она сделала первый глоток, стоя спиной к подоконнику, и поняла — кофе отдаёт запахом гари. Словно дымом пожарищ пахнуло на неё. Мать подняла глаза на детей и сосчитала — за исключением Део, Омегыча, Теро-Теро, Кары, Теа и Морты должно было получиться девять человек.

Она сосчитала детей два раза, и у неё получилось десять. Теренций подставил Матери стул и сказал:

— Ты только не переживай. Это — Глазик. Она хорошая!

И тут она поняла, что то, что было спросонья принято за ещё одно человеческое существо, на самом деле — непонятная, почти прозрачная сущность. И у неё один глаз. Красноватый такой. Чуть менее прозрачный, чем всё остальное.

Мать Некромантов остро вспомнила день, когда прогнала Омегыча, чтобы не мешал пить кофе. И ей стало не по себе. И хотя привидение ей очень не понравилось, она только сказала:

— Доброго утра… Глазик.

— Она не говорит, — пояснила Бертина. — Она только может улыбаться и скатываться в шарик. Глазик… покажи нам, как ты это делаешь?

Но сущность застеснялась, покраснела и вытянулась в подобие худой человеческой фигуры. И в самом деле, довольно женственной.

— Она, между прочим, постепенно учиться быть, — гордо сказал Ванильный.

— Учится чему? — спросила Мать, рассеянно глотая кофе.

Может быть, и не пахнет он гарью, а просто у Бертины не получилось сварить его таким вкусным, как варит Омегыч. Но на сегодня, видимо, Омегыча она проспала, как и кофе из его рук.

— Учится быть! Мы встретили её позавчера в саду. И она была просто маревом, как в жару. А теперь уже похожа на человека. Она вспоминает, кем была.

Мать с опаской посмотрела на бледную тень.

— Я очень надеюсь, что ты была…

Ей хотелось бы сказать — была не слишком большой проблемой для кого-то, но это прозвучало бы невежливо.

— …Хорошим человеком, — неловко закончила Мать.

Видимо, ей придётся просто довериться интуиции и ждать, что из всего этого получится. А как иначе?

Глазик слегка покраснела, задрожала в воздухе, а затем стала шаром — прозрачным сгустком энергии, подкрашенным огнём. И этот глаз в центре… всё-таки жутковатая сущность, что ни говори.

— Вот умница, Глазик, — похвалил её Теренций, ужасно довольный.

Остальные поглощали оладьи с вареньем и поглядывали на Глазика. Мать их понимала. Такого существа у них ещё не гостило.

И всё-таки у кофе был привкус гари…