После бегства Оксаны намахнул, закуривая сигаретой, ещё три стопарика. Отрешённо потаращился в пространство. Усмехнулся. И, треснув по столу кулаком, запретил себе о ней думать.
Спал нормально, если не считать навязчивых мыслей о работе, от которых давно уже не было спасения даже во снах. Под утро неожиданно приснилась жена в зелёном, длиной чуть ниже колен платье. Говорила о чём-то, кажется, даже, скандалила, а он лишь смотрел на неё и силился вспомнить – а была ли вообще Оксана или всё это ему только приснилось? И накатила вдруг такая тоска… Но прозвенел будильник, и, выбив дурь из головы тремя большими подходами отжиманий и ледяным душем, к приходу Оксаны Андрей успел уже сделать пару звонков в дежурку и накидать примерный план задач на день. Погрузился в это настолько, что, когда она пришла, у него даже почти не ёкнуло, лишь отметил про себя, что щёки её горят, и смущённо убегает в сторону взгляд. Значит, всё-таки перегнул вчера.
Нужно было бы, наверное, извиниться и закрыть к чертям эту тему, но он не стал. Просто сделал вид, что ничего не было.
Однако в Отделении сначала Харламов подколол его на счёт витания в облаках, а потом Андрей и сам не заметил идущего по коридору Львовича. Тот тут же воспринял это как неуважение к начальству и, недовольно кряхтя всю планёрку, особенно дотошно докапывался именно до отчётов Андрея.
– На следующей неделе слёт ветеранов, – напомнил он напоследок и, снова глянув почему-то именно на Андрея, сжал кулак: – И только попробуйте мне…
Пока добирались с Петровым до участка, пару раз неожиданно цеплялся взглядом за идущих по улице женщин. Один раз даже обернулся на автомате. Петров тут же подхватился, следуя глазами за направлением его взгляда:
– Что там?
– А? – очнулся Андрей. – Нет, ничего. Показалось.
…Странно. Никогда раньше не наблюдал такого количества зелёной одежды. Как будто сговорились все. Впрочем, именно такого платья он так ни разу и не увидел. Но едва только понял, что не просто цепляется за зелень, но ещё и анализирует такое или нет – разозлился.
День тоже, как назло, вырисовывался один из редких «удачных» – когда и ночь прошла без происшествий, и полно ерундовой текучки на месте: сиди себе, копайся в бумажках, звони по телефону да принимай граждан. Но именно на этом Андрей и погорел окончательно.
Отвлечься рутиной не удавалось. Нет-нет, да и застывал над недописанным словом…
А вообще, что он теряет? Нет, ну правда, она же не влепила ему пощёчину, не возмутилась даже. Наоборот, даже не шелохнулась в тот момент, когда и сам он замер у грани, почти касаясь её губ своими. Словно ждала его, чтобы прыгнуть в эту пучину вместе. Ну сбежала потом, да. И что? Да ничего! Неэффективно. А вдруг он вообще тупой и с первого раза не понимает? Может, ему надо нормально объяснить, мол, куда ты лезешь дядя…
И вдруг осенило!
А что, если он и вправду тупой и с первого раза не понимает? Ну, в смысле, по-настоящему тупой, как старый замшелый валенок? Она ведь ни пощёчину ему не влепила, ни возмутилась!
Схватил трубку, решительно набрал номер.
– Алло? – ответила Оксана, а он, промедлив пару секунд, швырнул вдруг трубку обратно. Что за идиотизм? Что он собирался ей сказать?!
Петров, оторвавшись от писанины, поднял на него удивлённо-вопросительный взгляд. Андрей схватил со стола фуражку.
– Пойдём, Вась, по объектам. Нечего тут… отсиживаться.
Вот как надо работать! Побывал, казалось, везде, только что к чёрту в задницу не заглянул! Торговые объекты, школьные площадки, долгострой на Бахтурова, парк на Канатчиков… Обошёл адреса неблагонадёжных, понаблюдал за точками, ранее привлекаемыми за торговлю спиртосодержащими. Разговаривал, осматривал, фиксировал. Исписал почти всю бумагу из папки, разгрёб такую кучу вечно откладываемой мелочёвки, что аж дышать легче стало.
– Может, пойдём уже, Андрей Иванович? – тоскливо взмолился Петров. – Тут теперь рапортов – до полуночи строчить, а планёрка уже через час.
На участке, примостившись на скамеечке возле подъезда, их ждала Алёна Николаенко. Ещё издалека увидев Андрея, решительно поднялась. Петров глянул на часы и, не разжимая губ, предложил:
– Может, на завтра уже её?
Андрей тоже глянул на часы.
– Сейчас разберёмся. Ты иди пока, начинай.
Поравнявшись с Алёной, остановился. Подождал, пока Василий зайдёт в подъезд.
– Здравствуй, Алён. Решила всё-таки написать объяснительную? Правильно, сразу надо было.
– Нет, я же вам сказала, я не могу объяснительную! Если папа узнает, что мы с Юрой… дружим, он… – Осеклась. Но, помолчав, взяла себя в руки: – Просто я вам вчера не всё рассказала. А Тамара говорила, что надо всё, вот я и подумала, может, поэтому вы не можете помочь?
Андрей вздохнул. Ничего не мог с собой поделать, но этот треугольник из жены, посылающей спасать своего мужа его любовницу, которая считает жену любовника его сестрой, и самого любовника, который готов в получить срок, лишь бы не подставить любовницу, которой вообще не рассказывал ни о так называемой сестре, ни о жене или, тем более, двух их детях – чертовски злил. Хотелось разметать всех по углам. А эту, вот, Снегурочку, которая за своего вихрастого Ворона, кажется, в пекло готова полезть – просто выпороть, чтобы мозги на место встали.
Последил, пытаясь успокоиться за летящем высоко в небе самолётом. Мотнул головой. Какого чёрта? Это их личное дело. Не его.
– Ну хорошо, что ты ещё не сказала?
– Только это должно остаться между нами!
– Тогда можешь не говорить. Бессмысленно. Я пойду, извини. У меня работа горит, – и решительно пошёл дальше.
– Подождите! – с отчаянием окликнула Алёна. – Мне кажется, я знаю, что происходит на самом деле. Я имею виду этот конфликт с цыганами. Но я, правда, не должна вам этого говорить! Это касается моего отца.
Андрей остановился. Махнул рукой:
– Пойдём в кабинет.
***
Добравшись с участка в Отделение, первым делом кинул папку с документами на свой стол и кивнул Харламову на дверь:
– Выйдем на пару слов?
– Слушай, Андрюх, давай после, а?
Летучка у оперов проводилась на час позже участковых, но Харламову тоже ещё нужно было писать рапорт, и он спешил. Спешил и Андрей – у них вообще уже всё началось, и он просто нагло опаздывал, но решать надо было сейчас. Схватил друга за рукав, вытащил в коридор. Прежде чем заговорить огляделся, понизил голос:
– У нас тут, похоже, оборотень нарисовался, Олеж. Угадай, кто?
Харламов пытливо сощурился.
– Судя по твоей довольной роже – Маруновский. Но блин, Андрюх… Ты уверен?
Андрей понял с полуслова.
– Не, Олеж, тут вообще ничего личного, ты же понимаешь. Личное это всё там, – неопределённо мотнул головой. – А тут уже дела серьёзные. Расклад такой, что Маруновский, оказывается, приходится тайным корешом Николаенко Эн Эн. А тот является дальним родственником Максимову Эс Вэ. А Максимов этот – директор рынка на Ткачёва, расположенного на чьём участке? Правильно, Маруновского. Так вот, у Максимова в первых числах марта случился инцидент с Бахтыром Ворончаком…
– Стоп! Тормози. Ты сам понял, чего натарахтел?
– Короче, – выдохнул, сбавляя темп, Андрей, – конфликт между моими цыганами и Николаенко действительно имеет место быть, но непростой. Заочный, если можно так сказать. Цыгане даже не знают, что именно с подачи Николаенко, их попёрли с рынка Максимова, отжав при этом партию товара.
– Какого товара?
– Что-то вроде стирального порошка, сигарет с фильтром, и жевательной резины. Точно пока не знаю, выясним. Дело-то не в этом, а в том, что, фактически, это Николаенко руками Максимова убрал с рынка конкурентов, причём, силовыми методами.
– Каким боком цыгане конкуренты Николаенко? Он кто такой?
– Заведующий оптовыми складами на Татьянке.
– Понятно. Расхищает имущество?
– Да. А крышует кто, угадай? Под чьим прикрытием товар добирается от склада до рынка, кто закрывает глаза на стихийную торговлю этим товаром в окрестностях рынка и следит, чтобы возможные жалобы не имели хода? Годами отлаженная схема и не подкопаешься, потому что аккуратно, понемногу, но стабильно. А тут, полгода назад приехали мои цыгане, стали крутиться – мотаться в столицу и возить легально практически то же самое, но дешевле. – Усмехнулся. – Знаешь, мне тут недавно расклад дали, мол, новое время пришло, теперь кооперация становится во главу всего и хорошо жить будет тот, кто быстро крутится. Чем быстрее, тем лучше. Так вот, цыгане крутятся, а Николаенко едет по старой схеме, и они ему туда-сюда, туда-сюда – без конца дорогу перебегают. Понимаешь? Вот он их и убрал глобально, с рынка вообще и обратно не пускает. Ну такой, царёк районного пошиба.
Олег помолчал, задумчиво перекатываясь с носков на пятки.
– Откуда информация?
– Анонимная.
– Ты в своём уме? Ты тут сейчас целую преступную схему по расхищению обрисовал, с непосредственным участием сотрудника милиции и превышением им должностных. Серьёзное обвинение! Но пока, получается, голословное, особенно учитывая твои личные заморочки с Маруновским. Ну то есть понимаешь, да? Я-то тебе верю, но объективно – есть ощущение, что фамилия анонима начинается на «И». Не будем показывать пальцем.
– Так в том-то и дело, что и это ещё не всё, Олеж! Ну расхищает Николаенко, ну крышует его Маруновский, а реализует по своим конам Максимов – это всё понятно. Классика. Даже их наезд на цыган понятен. Но цыгане-то не в курсе, что ветер дует от Николаенко! Они-то, по идее, на Максимова зуб должны точить! А по факту, получается, прохода не дают Николаенко. Я ж тебе говорил, у меня там в посёлке чуть ли не этническая война уже развязана. Тебе это не кажется странным?
– Ну, возможно, им, как и тебе, кто-то рассказал правду?
– Да ладно! За такой слив можно и перо под ребро словить, тебе ли не знать. Нет. Тут другое. Они просто реагируют на провокации. А провокации исходят от Николаенко. Вопрос, зачем ему это?
– Ну и зачем?
– А ни зачем! Бессмысленно это, Олеж. Интерес Николаенко – держать свою монополию на рынке, всё. Вне рынка нахрен ему эта цыганча не сдалась. Но буча идёт. И идёт она от Маруновского. Николаенко только инструмент. Ну, просто, не было у Маруновского более козырного повода развязать бучу, кроме как цыгане, и более надёжного комрада поблизости, чем Николаенко. Услуга за услугу.
Олег задрал правую бровь.
– Ну допустим. А мотив Маруновского?
– А вот и не знаю, – развёл Андрей руками. – Кроме как поднасрать мне лично ничего в голову не приходит.
– Ты Львовичу так же докладывать собираешься? Без доказательств это тянет на паранойю.
– Так в том-то и дело, что не хотел я Львовичу. Пока. И именно потому, что тянет на мои личные разборки. Но у меня есть информация, что сегодня будет очередная провокация местных против цыган. – Вздохнул. – Мне бы ход конём, Олеж! Оперативника, так, чисто случайно мимо проходящего. М? Чтобы ко мне это всё вроде как отношения не имело. Просто завтра утром по сводке узнаю, среагирую, ну а там уже поедем по уставу.
Олег задумчиво почесал в затылке.
– Ладно, поёшь, Иванов. Узнаю руку мастера. Но ты хоть что-то конкретное знаешь о предстоящем? Или просто на деревню к деду комаров кормить?
– Не поверишь – всё знаю. Вплоть до ФИО, адресов и примерного времени.
Олег присвистнул.
– Это что же у тебя там за аноним такой золотой?
– Даже не спрашивай! – в сердцах махнул рукой Андрей. – Я бы этого анонима… выпорол! Если бы не его позолота.
Алёна зря переживала, что неправильно подслушала. Провокаторы появились по указанному адресу в плюс-минус назначенное время, и если бы Андрей не знал, что это не цыгане – в жизни бы не поверил. Маскарад вышел на славу, вплоть до париков. Впрочем, сумерки играли на руку не только провокаторам, но и сидящим на подстраховке в засаде Андрею с Василием, и бредущему вдоль по улице Харламову в растянутых триконах и майке. Комаров действительно было море, гудели, назойливо пробираясь в глаза и уши, Олег отмахивался содранной с ясеня веточкой и забористо, не кривя душой, матерился. Одним словом, сошёл за местного, а потому провокаторы даже начали с него. Налетели, попихали. Олег, понимая, что пока не время, подыграл, падая, изваливаясь в грязи и тополином пухе, погрозил кулаком, обещая «гадам черножопым» кару милицейскую. На эту свалку отреагировала тётка из дома напротив – не сходя с крыльца, попыталась заступиться за Олега, пронзительным, злым голосом крича, что вызвала милицию. На её вопли выглянула тётка из соседнего дома.
– Галь, чего там?
– Да черти эти чёрные опять за своё! У тебя сарай на запоре? А то смотри, обнесут – только стены к утру останутся!
– Да чтоб им, гадам… – на ходу засовывая ноги в галоши, всплеснула руками соседка. – У меня ж там, под виноградом, Борюська велосипед оставил!
Провокаторы – трое парней, тут же побежали прочь, по дороге выбивая ногами доски из заборов и кидая камни в окна встречных домов. Расширяясь и заполняя сумеречные улицы тревожной суетой, покатилась от двора ко двору собачья брехня.
Дав дебоширам немного отойти, Олег тоже перемахнул через забор и, юркнув в один и дворов, кинулся на соседнюю улицу. Андрей с Петровым, не сговариваясь, тоже разбежались по новым точкам.
Место сбора было теперь возле дома сорок девять на второй линии. Объект был выбран идеально: хозяева до завтра в отъезде, собака – обычная дворовая шавка на привязи, от таких шуму много, толку никакого. Соседи – старики, которые в жизни не сунутся на возню в чужом дворе. Но главное – позади двора, под вислой яблоней, лежали накрытые целлофаном и сушняком, и похожие издалека на кучу компоста, колёса от хозяйской «Волги». Словом, наводка налицо. Вопрос – от кого?
Действовали провакаторы тоже грамотно – шумели, привлекали внимание «вот они мы, здесь», но при этом находились в постоянном движении, не давая цепляться за себя взглядом. Хулиганьё.
Потом всё вдруг затихло. Медленно потянулись минуты ожидания. И когда уже и собаки перестали брехать и, казалось, даже комары затихли – в тенях двора у дома сорок девять поползло шевеление. Красиво, очень грамотно сработано. Как будто с реальными ворами-рецидивистами дело имеешь. Ну или с тем, кто имеет дела с ворами и знает, что к чему. С каким-нибудь ментом, например. В качестве консультанта.
Завтра вернётся хозяин, и на стол Андрея ляжет заявление о краже. Начнутся следственные мероприятия, и местные, как один запоют, что видели цыган. Сюда же приплетут битые стёкла в окнах, поломанные заборы и ещё бог весть что, к чему даже провокаторы не имеют отношения. Это называется истерия, и она-то и приводит к обострению обстановки. И даже если Андрей объективно не усмотрит в деле причастность цыган, а колёса, скорее всего, найдутся в одной из окрестных балок – местные останутся недовольны таким исходом. Они и так уже недовольны, и недовольство это с каждой такой провокацией только крепчает. Исходя из этого, даже выбор места происшествия грамотный – именно на участке Андрея. Маруновский же не дурак на своей территории висяки* плодить. А тут, пожалуйста, мол, полюбуйтесь, граждане, какой хреновый у вас участковый – сколько ни жалуетесь, а мер никаких. И ведь если бы Андрей не сидел сейчас в засаде неподалёку от этих чёртовых колёс, он бы и сам начал затягивать гайки именно Ворончаку…
Действовали чётко, слажено, и от этой точности у Андрея словно крылья вдруг выросли – так мощно нахлынуло воспоминаниями об оперативке! Немного тревожил малоопытный Петров, но он тоже проявился молодцом. На своём месте пацан, будет с него толк.
Перед провокаторами они с ним не светились, их задача была лишь шугануть и выгнать воров точно на Харламова. А тот, в свою очередь, не собирался геройствовать и задерживать всех. Ни к чему. Одного – выше крыши, чтобы ухватить конец ниточки от целого клубка.
Дождавшись, пока в конце улицы покажутся маячки милицейского «бобика», Андрей коротко свистнул Олегу из кустов. В ответ тот кивнул – всё отлично! И Андрей, наконец, выдохнул.
И только теперь вспомнил про время. Гнал к участку на всех парах. Ворвавшись в кабинет, переоделся из дежурных шмоток в форму, и сразу домой. Удовлетворение проделанной работой пьянило. Захлёстывало, распирало, требовало выхода. И как-то совершенно иначе, без всех этих осторожных «вдруг» и «если», а наоборот, на диком кураже потянуло к Оксане. А чего морозиться-то? Поговорить начистоту и всё. Да – да, нет – нет. Эх, чёрт, жаль, шампанского нету!
Но при виде телефона-автомата на углу осенило. Позвонил одному, второму, третьему… Шампанское нашлось у Володьки, давнего товарища-однокурсника.
– Однако, Андрюх, – обалдел он, – умеешь ты эффектно появиться! Что за повод-то хоть?
– Пока не знаю, но, возможно, любовь, – нёс чёрте что, но чувствовал себя при этом так, словно шёл на взлёт.
Володька рассмеялся.
– Ну так бы сразу и сказал! Раз такое дело, я его сейчас ещё и в морозилку закину!
Договорив с Володькой, позвонил домой. Трубку взяла Оксана, и земля под ногами словно качнулась.
– Оксана, я прошу прощения, задержался. – Тон вышел неожиданно официальным. Тысячи мыслей-вспышек в секунду, от «поздно уже» до «какое к чёрту шампанское» встали в горле комом, запрещая продолжать этот бред… Но сердце колотилось по-пацанячьи отчаянно и заставляло идти напролом. – Буду минут через сорок, не страшно?
Сорок минут взял с запасом, а на самом деле был дома уже через двадцать пять. А там – просто сумасшедший запах чего-то вкусного, тишина, и спящие дети: Тёмка как положено, в постели, а Маринка в жуткой закорюченной позе в зале на диване. Чудеса. Время-то конечно не детское, но и не настолько уж поздно, чтобы они уже повырубались. Обычно только умываться идут. А вот Оксаны не было, хотя её сумочка висела на вешалке возле входа, и по всей квартире горел свет.
Перенёс Маринку в её комнату, уложил в кровать. Она приоткрыла глаза, пробормотала что-то бессвязное и снова отключилась.
Быстро скинул форму, нырнул в душ. Показалось, что в дверь позвонили. Прислушался – точно. Выскочил, на ходу натягивая домашнее трико на мокрое тело. На пороге стоял соседский пацан Колька с третьего этажа, со свезённым в кровь локтем.
– Дядя Андрей, а вы можете мне помочь? Я колесом в люк влетел, не могу достать.
– Каким ещё колесом?
– Передним! Там, за домом!
Оказалось, велосипед.
– По ночам, Коль, надо спать, а не гонять! – воспитывал Андрей, пытаясь понять, с какой стороны лучше взяться. Наконец достав, вручил его пацану. Присел возле колодца. – Ты глянь, опять какой-то гад крышку спёр. Это тебе ещё повезло, что колесо, а так мог бы и шею свернуть.
Но Кольке было не до шеи. Он осматривал колесо и едва не ревел.
– Как думаете, можно выправить?
Андрей, гоняя в губах нераскуренную сигарету, тоже осмотрел. Света здесь было мало, лишь из зашторенных окон, но и его достаточно для вердикта.
– Сам точно не сможешь, в ремонт нести надо. Но и то, навряд ли, восьмёрка так и останется. Проще новое поставить.
– Мамка меня убьёт, – тоскливо вздохнул Колька.
– Зато в следующий раз головой думать будешь. Ладно, не ной, домой иди. Я завтра поспрашиваю, может, найдём замену.
– Спасибо!
– Давай!
Колька повёл своего хромого коня во двор, а Андрей, запихав в разверзнутый люк большую, отломанную вчерашней грозой ветку, наконец, закурил. Задрал голову. Звёздно. Понял вдруг, что уже лет сто как на ночное небо не смотрел, а вед без этого – жизнь словно проходит мимо. На рыбалку бы сейчас, на Дон, с палаткой и котелком над костром… Шумели в высоте кроны деревьев, голую спину и грудь приятно холодил ветерок. Но и комары зажирали отчаянно. Вернулся с небес на землю. Собираясь идти домой, сделал пару мощных затяжек напоследок.
– Оксан, ну где ты ходишь? – одновременно с хлопком двери донеслось от стоящей у торца соседнего дома машины, и Андрей медленно вернул сигарету в рот: к машине, цокая каблуками, спешила Оксана. В этом своём подобии юбки и дурацкой маечке.
О чём они говорили, слышно не было, но зато прекрасно видно, как обнимаются. Правда, не в засос и не долго, а потом Оксана поспешила к дому. Андрей, затаившись в тени кустов, пропустил её мимо, глянул на мужика – тот стоял, пялился ей вслед.
…По языку вдруг поползла противная горечь. Андрей очнулся и, сплюнув изгрызенный фильтр, пошёл за Оксаной.
Она семенила торопливо, то и дело, одёргивая юбку и придерживая её натянутой внизу, а Андрей злился – и на неё, и на себя, и вообще на эту дурацкую ситуацию, но в то же время не мог оторвать взгляд от её стройных ног и задницы. И от этого злился ещё больше. Надо же, какой идиот! Шампанское, разговорчики. Ну-ну…
Она забежала в подъезд, Андрей чуть задержался, пытаясь успокоиться. Не получалось. Злость эта, несговорчивая и жгучая, была ему знакома, и похожа на закушенные удила: когда мимо мозга и здравого смысла, на одних только голых инстинктах несёт куда-то в пекло и остановиться практически невозможно. Хорошая, полезная злость, когда надо броситься под пулю или сигануть со второго этажа, догоняя преступника… Но сейчас?
Заходя домой, подтянул нервы до предела. Железной хваткой стянул гулко молотящееся сердце, заставляя себя держаться в рамках деловых отношений.
– Гуляете, Оксана… Васильевна? – осадил с порога, сухо и подчёркнуто вежливо.
Она испуганно, словно школьница на педсовете, побелела.
– Я нет… Я вот… – открыла ладонь с какой-то пёстрой верёвкой. – Забирала просто.
– Да, я видел. – Окинул её взглядом. Нахмурившись, отвернулся. – Извините ещё раз, что задержался, теперь можете идти. Провожать вас, я так понимаю, с не надо, вас же, вроде, и так ждут?
Она не ответила, и он снова бросил на неё строгий взгляд через плечо. Оксана, смутившись, суетливо завертела головой, щёки её вспыхнули. А Андрей почувствовал, как на глаза словно наползает пелена – она сейчас что, пялилась на его голый торс?
И ладно бы только пелена на глазах! Гораздо хуже, что у него резко и неконтролируемо потяжелело в паху. Зло скинул с ног уличные шлёпки и ретировался на кухню. Так бы он с большим удовольствием сбежал на балкон, в темноту, но для этого нужно было идти мимо Оксаны, а это сейчас было вообще ни к чему.
– До свидания, Оксана Васильевна!
– А я там… Я вам ужин приготовила… – пролепетала она, заходя следом.
И воздух тут же закончился. А с ним и, жалобно скуля, «повис на последнем гвозде» самоконтроль. Тяжесть в паху стремительно перерастала в банальную эрекцию.
– Ужин? – перегибая окончательно, сорвался с места Андрей. – Это? – рванул дверцу духовки, вырвал из неё противень с курицей. Грохнул на стол, схватил с плиты кастрюльку с биточками, вытряхнул их в противень. Сунул его замершей в ступоре Оксане в руки. – Это заберите с собой! – развернул её лицом к двери, подтолкнул к выходу. – Идите, вас ждут! И на будущее, Оксана Васильевна – никаких личных дел в рабочее время! И в наряды свои легкомысленные тоже наряжайтесь где-нибудь в другом месте! Я вас за детьми приглядывать нанял, а не себе на часок для развлечения!
Она резко обернулась. Пунцовый жар щёк рассыпался на бледные, вперемешку с алыми, пятна. Глаза мгновенно заволоклись слезами.
– Вы… Вы… – задохнулась, кинулась в коридор. Всё так же судорожно прижимая к груди проклятый противень, безуспешно попыталась сунуть ноги в босоножки. Потом очнулась, грохнула еду на тумбочку и, подхватив туфли в руку, схватилась за сумочку. Дёрнула раз, другой, но ремешок зацепился за крючок вешалки и не соскакивал, а она всё рвала и рвала. И вдруг со всхлипом уткнулась лбом в стену.
– Какой же вы… дурак!
И «последний гвоздь» треснул.
…Стиснул её со спины, зарываясь лицом в волосы, впиваясь губами в шею и плечи, бесконечно дурея от её сладости и податливости… Ладонями по дрожащему телу, обнажая тепло его изгибов, теряя последние капли рассудка от едва уловимых, несмелых стонов в ответ… Вжимал её лицом в стену, прямо здесь, в углу на пороге, и присваивал. Стремительно и грубо, словно в последней попытке вдохнуть в безвоздушном пространстве – или эта женщина будет с ним и его, или ему конец. И плевать на всё! Плевать на всё…
…Пока он, резко отстранившись, содрогался в ладонь, Оксана сбежала в ванную. Не было её довольно долго, и всё это время Андрей сидел в полутёмном зале и с такой силой стискивал волосы на голове, что перед глазами вспыхивали искры и ломило пальцы.
Не дурак он – идиот! Идиот. Ну как же так?! Как же так…
В дверях, загораживая подающий из коридора свет, встала Оксана. Не поднимая головы, заправила прядь за ухо.
– Я пойду, ладно?
– Останься? – без малейшей надежды попросил Андрей. – Нет, серьёзно, я сплю в комнате с Тёмкой, а ты ложись здесь. Тебе ведь всё равно через восемь часов уже обратно.
– Я не могу. Мне надо домой.
– Оксан…
– Мне надо.
Такси по вызову подъехало быстро. Даже как-то слишком. Не успели ни свыкнуться с тем, что случилось, ни поговорить. Лишь провожая к машине возле подъезда, Андрей задержал её руку:
– Всё нормально?
– Да, – не поднимая взгляда, кивнула Оксана.
Потом она уехала, а Андрей сидел на скамейке у подъезда, и хотелось выть. Она ведь больше не придёт. Идиот, ты, Иванов. Идиот.
___________________________________
* Висяк (жарг.) – нераскрытое преступление.