Личное дело опера Иванова

Глава 23

Заехал на участок, договорился с Петровым о том, что вся отчётность за сегодняшний день должна быть благополучной: никаких выдающихся ЧП, сплошная малозначительная текучка.

– Я на планёрку не пойду. Будут вопросы, включай дурака, мол Львович сам мне сегодня запретил даже появляться в Отделении. А вообще… – задумчиво глянул на Василия. Чем дальше заходило дело, тем больше появлялось сомнений на его счёт. Ни за что ведь тянул пацана за собой. – Вась, ты понимаешь, что рискуешь своим положением?

– А куда деваться? Работа такая.

– Э нет, тут другое. Тут ты в мои личные дела впутываешься. Но можно ведь сделать иначе: отвечаешь только за себя, рапортуешь о том, к чему имел непосредственное отношение. А меня просто не видел не слышал сегодня, не знаешь, где я, когда появлюсь и появлюсь ли вообще.

Петров помолчал, глядя перед собой в стол. Вздохнул.

– Вот, честно сказать, обидели вы меня сейчас, Андрей Иванович!

– Да ты погоди обижаться. Когда меня с должности попрут, участок ведь тебе достанется, больше некому. Ты же хотел! Но для этого тебе нужно остаться чистым, понимаешь?

– Понимаю. Но не согласен на это. Коней на переправе не меняют, так что давайте уж до конца вместе ехать?

Из участка поехал к Ирке. Если она действительно состояла в связи с Маруновским, глупо было бы не использовать и эту возможность пустить гаду пыль в глаза, не давая сфокусироваться на истинном положении дел.

Бывшая оказалась на месте. Визита явно не ожидала: не намарафетилась, не принарядилась. Да и вообще, несмотря на почти вечернее время, Андрей её, похоже, разбудил.

– Боже, какие люди! – закатив глаза, пустила она его в коридор. – Ты бы хоть предупредил, Иванов. Я бы ради такого дела даже пирог какой-нибудь припасла.

– Неужели ты всё-таки научилась печь пироги?

– Нет конечно! Но до кулинарии бы дойти не обломалась.

– Это хорошо, что ты настроена на откровенность. Говорить будем о Маруновском.

– Ой, только не начинай опять, ладно? – плюхнувшись в кресло, она закурила прямо в комнате. – То, что у нас с ним было сто лет назад уже давно в прошлом, а то, что есть сейчас тебя не касается.

– А по-моему, касается напрямую. Даже не сомневаюсь, что ты заручилась его поддержкой, планируя забрать у меня детей.

Ирка фыркнула, но не ответила, а вот Андрей, наоборот, дал ей полный расклад своих соображений. Впрочем, от его истинных выводов и опасений во всём этом была лишь капля, а остальное – эмоциональный, полный наигранной нервозности, ревности и бессилия спектакль. Нужно было убедить эту парочку в том, на что они и рассчитывали: что Андрей деморализован и больше всего на свете боится сейчас потерять работу, что всё его внимание направлено на то, чтобы не допустить Ирину к детям, а мысли заняты исключительно местью Маруновскому за рога. В том, что в ближайшие же часы, если не минуты, весь этот бред будет донесён до адресата сомнений не было.

Ирина слушала, курила и молчала, а Андрей смотрел на неё и неожиданно для себя видел не стервозную красотку, подловившую его вчера на выходе из участка, а обычную уставшую от жизни женщину, с паутинкой первых морщинок и резко, словно у капризной марионетки, опустившимися от вечной неудовлетворённости углами губ.

– Н-да уж, – ткнула она в пепельницу уже третий окурок, когда Андрей наконец замолчал. – Здесь пирогом бы не обошлись. Водка нужна. Но водки нету, только кофе. Будешь?

Не дожидаясь ответа, ушла на кухню. Андрей следом.

– Мне, Иванов, гораздо сподручнее было бы действовать неспеша. Дождаться Маринкиного одиннадцатилетия, потом нового учебного года, когда она опять с утра до вечера сидела бы на уроках и в продлёнке. Я могла бы спокойно заручиться поддержкой училки и даже директрисы, и видеться с дочерью хоть каждый день, медленно, но верно налаживая контакт. Но я, чёрт возьми, засуетилась. Неужели ты этого так и не понял? Или ты, как и раньше, вообще ничего дальше своего носа не видишь? – Отпила кофе, поморщилась и досыпала ещё ложку сахара. – Впрочем, я тоже так и не поняла, какая муха укусила Маруновского. Всё ведь шло своим чередом: с начала марта, как я приехала, встречались с ним от случая к случаю, трахались по старой дружбе. После секса я пожрать ему делала, а он обещал помочь с показаниями против тебя, когда я подам на развод. Никаких обязательств и суеты. Но однажды он зарядил мне вдруг – шевелиться начинаешь тогда-то, к такому-то числу должна уже сделать то-то и то-то. Совершенно поперёк моих планов, так глупо и рискованно. Я взбрыкнула, говорю – ты кто такой вообще, чтобы мне указывать? А он… – похлопала по карманам халата, в поисках сигарет, но, так и не найдя, просто досыпала ещё одну ложку кофе в кружку. Отпила, поморщилась. Андрей молча протянул ей свою пачку. – Тешшекюр эдерим*, – между делом обронила она и закурила. – Короче, Маруновский сказал, что ему надо, чтобы я начала шевелиться именно сейчас, иначе, если я буду выпендриваться, потом он выступит в суде на твоей стороне. Против меня. Козлина, правда же? – затянулась, выпустила дым. – И мне пришлось шевелиться, куда деваться-то? Так что, ты даже в заявлении на развод буквально на пару дней всего меня опередил. И знаешь, я бы и послала Маруновского к чёрту, но ситуация была такова, что либо сейчас идти ва-банк, либо вообще оказаться в полном пролёте. Вот ты бы на моём месте что выбрал?

Андрей усмехнулся. Он уже выбрал идти ва-банк.

– Ну допустим. А сейчас-то ты зачем его слила? Не верю, что меня испугалась.

– Правильно не веришь, мне до тебя дела нет. Просто Краснова твоя знаешь, что посоветовала как-то? Вместо того, говорит, чтобы детей окучивать, лучше наладить отношения с их отцом. То есть с тобой. Представляешь? Выскочка, блин, продажная. – С усмешкой сбила пепел об блюдце. – Но что-то в этом было, к тому же, дружба с тобой вывела бы меня из-под зависимости от Маруновского. Вот и всё. А вешать на меня собак в мифическом заговоре против тебя не надо. Я, хочешь верь, хочешь нет, тебе лично, Иванов, зла не желаю. Мне дочка моя нужна.

– То есть, это по задумке Маруновского ты должна была заявиться именно на этой неделе, с заявлением на развод и требованием оставить детей с тобой, так?

– Угу. И Маринкиными истериками о том, что она хочет к маме. Но с этим твоя Краснова не справилась, времени не хватило.

От пренебрежительного «твоя Краснова» опаляло злостью, но Андрей держался, заставляя себя думать лишь о главном. Итак, Маруновский и здесь оказался на шаг впереди, подгадав под эту чёртову неделю юбилейного слёта даже острые семейные проблемы.

– Ты говоришь, с марта здесь находишься, с Маруновским шашни развела. А как же твой турок?

– Господи, ну зачем такие дебри, Иванов? Это-то здесь причём? – в сердцах затушила окурок об блюдце и залпом допила кофе. – Нет никакого турка, уже года полтора как. Живу действительно в Крыму, одна, сама себе хозяйка, ни от кого не завишу. Так тебе легче?

– Тогда зачем тебе Маринка?

– Ты дурак, Иванов? Она моя дочь!

– Она уже одиннадцать лет твоя дочь, и пять из них ты об этом даже не вспоминала. К тому же, у тебя ведь есть ребёнок от турка. Тоже дочь, если не ошибаюсь? Или её отец вовремя понял с кем имеет дело и увёз ребёнка подальше от тебя?

– Заткнись, ладно?

– Нет, не ладно. Ты требуешь у меня детей, и я хочу понимать, что тобою движет. В проснувшиеся материнские чувства, естественно, не верю, поэтому ищу меркантильные мотивы.

– Скотина ты бесчувственная.

– Да, ты права, я всё тот же.

Она долго молчала, обиженно сопя и кусая губы.

– Нет у меня больше детей. И уже никогда не будет. Доволен?

– Но ты же была беременна?

– Беременная, не значит родившая, Иванов! И иди к чёрту со своими вопросами, мне, если ты не заметил, больно об этом говорить!

Андрей отвёл взгляд.

– Извини. Я не знал о… о твоих проблемах. Что случилось?

– Иди к чёрту! – она бросилась из кухни в комнату, захлопнула за собой дверь.

Андрей выждал немного, и пошёл следом. Лирическое отступление затянулось и увело от главной темы, нужно было выруливать обратно.

– В общем, Ир, можешь Маруновскому так и сказать, ни хрена у него не выйдет – ни на службе меня подсидеть, ни помочь тебе детей забрать. И того, что он в нашу с тобой койку тогда залез тоже не прощу, надо будет – ещё один зуб выбью.

– Дурак ты, Иванов, и мент из тебя хреновый. – Вполне уже успокоившись, Ирка сидела в кресле и курила. – Я тут полчаса распиналась о том, что козням с Маруновским предпочла нормальный диалог с тобой, а ты так ничего и не понял.

Андрей удовлетворённо кивнул и пошёл к выходу. Но у двери остановился.

– Кстати, по поводу Красновой. Получается, не предполагалось никакой стажировки в Турции?

– Господи, да нет, конечно! Откуда? Я ей просто фотку Гранд-отеля в турецком журнальчике показала, говорю – вот, смотри, это медицинский центр, здесь работать будешь, если поможешь мне, а у неё глазки-то и загорелись сразу! Молодая она для тебя, Иванов, ветер у неё в башке и радужный кисель вместо мозга. Найди уже себе тётку по возрасту и успокойся.

– Стерва ты, Ир.

– Это жизнь, Иванов, здесь каждый сам за себя. А на счёт Маринки мы не договорили, даже не надейся.

От жены направился сразу к Отделению. На душе было неспокойно, душила злость на Ирку, но в то же время неожиданно по-новому заиграла её личная ситуация. Становилось понятно, что желание вернуть детей это не столько блажь или месть, сколько позднее раскаяние и попытка исправить ошибки прошлого. Методы её, конечно, были те ещё, но ничего другого он от неё и не ожидал. Избалованная родительской вседозволенностью, она до сих пор считает, что весь мир ей чем-то обязан, всё так же пытается идти по головам и, топая ножками, требовать немедленного удовлетворения своих капризов. Дурная баба, даже жалко её. Чисто по-человечески.

Вместе с мыслями об Ирке, конечно, наплывали и мысли об Оксане. Неужели всё что случилось между ними, действительно было игрой? Тогда браво. Он поверил. Так поверил, что до сих пор не может отойти от финала. И не важно, что та стажировка оказалась блефом, важно, что её оказалась достаточно для предательства. Жалеет ли теперь Оксана? Да и вообще, вспомнила ли за весь этот день хотя бы о детях? Уж про себя Андрей даже не брался думать. Тут всё понятно. Ирка ведь права – не в свой огород залез козёл, вот и поделом ему, старому.

Занятый мыслями, даже не сразу услышал, как его зовут. Оказалось, Харламов подошёл к летучке оперов.

– Ты чего тут? Неужели даже внутрь не пускают уже?

– Петрова с планёрки жду.

Олег сощурился.

– Та-а-ак… А чего в кустах?

– Не хочу светиться…

И в общих чертах обрисовал Олегу ситуацию, свои соображения и планы. Тот с ходу оценил масштаб.

– А вытянешь, Сам-Самыч? Давай-ка всё-таки Львовича в известность ставь, он тебе опергруппу даст.

– Нет, не вариант. Всё уже заряжено, с минуты на минуту Маруновский нарисуется и начнётся жара. Нет времени на бюрократию. Да и в жерло я не полезу, сегодня просто похулиганю немного, под шумок соберу больше фактов, а завтра уже по полной через начальство решать будем.

– Меня куда определишь?

Андрей без лишних слов протянул руку, крепко пожал, протянутую в ответ руку Харламова.

– Спасибо, дружище! Пока не светись без толку. И если есть у тебя кто-то из надёжных парней внештатных, поставить бы возле Иркиного подъезда.

– А, так стервозина всё-таки в деле?

– А то! Но не пойму пока в каком качестве – то ли сообщница, толи свидетель, которому, возможно, нужна защита.

– Даже так?

– Угу. Сам в шоке. В общем, просто присмотреть бы за ней на всякий случай. А с тобой будем на связи.

Минут через десять после того, как Олег скрылся в дверях Отделения, из них выскочил Петров. Андрей присвистнул, подзывая, и отошёл глубже за кусты.

– Ну что там?

– Да что, кипиш, естественно! Попковского ищут, поднимают на ноги весь состав. До утра не найдём, будут объявлять в розыск. Львович рвёт и мечет. Вас требовал, я отмазал, как вы и велели, а он ещё больше озверел. Я ему рапорт о том, что на участке всё ровно, а тут Маруновский, гад, говорит – как так, а я слыхал, что целая серия хулиганок у вас сегодня.

– Гнида.

– Да не то слово. Короче, Львович требует к утру развернутый отчет по нашему участку за сегодняшние сутки, а от Маруновского докладные: когда, где и от кого слышал о хулиганках. В общем, дело швах, Андрей Иванович. Если ещё и Маруновский притащит свидетелей, то всё. Похоже, последний день мы с вами сегодня в органах-то. А если…

– Так, кончай базарить, – мгновенно собрался Андрей, увидев на крыльце ненавистную рожу. – По местам, Вась. Не облажаемся сегодня – поработаем ещё, вот увидишь!

Выйдя из дверей Отделения, Маруновский быстрым шагом направился через сквер в сторону остановки. Андрей, отпустив его немного вперёд и держась в тени соседней аллейки – за ним. Впереди, то и дело выныривая из частого потока прохожих, маячила голова юркого цыганёнка лет девяти. Он тоже шёл по следу Маруновского, но при этом внимательно поглядывал и на Андрея, ожидая сигнала. И едва только здание Отделения скрылось за поворотом, Андрей дал отмашку.

Не прошло и пяти минут, как вокруг Маруновского закружилась пёстрая толпа. Маруновский завертелся, оглядываясь, – возможно, ожидая увидеть неподалёку одного из своих же исполнителей, или, принимая цыганей за «своих» же, наёмных, но удивляясь, почему они хотя и ряженые, но настоящие, этнические. А может, сразу почуял неладное и надеялся застукать стоящего за всем этим Андрея? Это всё было сейчас не важно. Тут уж Маруновский мог надумывать себе что угодно. На то и расчёт.

Толпа цыган, так же стремительно, как налетела, схлынула вдруг. Маруновский проводил их взглядом и, вроде, успокоился, приняв за случайное совпадение. Даже закурил, прислонившись плечом к стойке автобусной будки. Это он просто ещё не знал, что скоро увидит их снова, и будет видеть теперь весь оставшийся день, а если надо, то и ночь, в самых неожиданных местах, в том числе и на своём участке, и возле своего дома, и вообще, куда бы ни пошёл.

Получив чёткие инструкции от Андрея, цыгане не беспредельничали, общественный порядок не нарушали и, по большому счёту, придраться к ним было не за что. Но тот факт, что они появились именно сегодня, да ещё и сразу после планёрки, на которой сам же Маруновский копал под Андрея, уверяя, что тот скрывает истинное положение дел на своём участке, да ещё и в тех же самых костюмах, в которых светились сегодня его собственные подставные цыгане – должен был заставить его задуматься о следе ненавистного Иванова. Не говоря уже о том, что в определённый момент в дело вступит ещё и китель Попковского с настоящими погонами, но увешанный игрушечными медальками, и посыплются назойливые предложения говорливых цыганок нагадать Маруновскому, сколько ему дадут за организацию нападения на ветерана. При этом будут фигурировать и звание, и ФИО, и родственные связи Попковского. А ещё – рандолевые зубы Петрунина, которые теперь можно будет заменить чистым медальным золотом ветерана… Ну то есть, полный бред, но состоящий из фактов, которые сами по себе цыгане не могут знать в принципе.

Всё это, конечно, было рискованно. План без плана. Непродуманная и несогласованная провокация, которая могла привести к нужному результату, могла ровным счётом ни к чему, а могла и наоборот, навредить, заставив Маруновского затаиться. Но не подняв муть, не спугнёшь головастиков, а Маруновский, кого бы он там из себя ни строил, был именно мелкой швалью в большом болоте, и чтобы он не затаился, его нужно было пугать, наводя муть и неразбериху вокруг.

Зная Маруновского, Андрей был почти уверен, что тот не заляжет, не попытавшись прикрыть свою задницу, предварительно связавшись хотя бы с кем-то из своих наёмников. Он ведь тоже не дурак, должен наконец понять, что и кружащие вокруг него цыгане – это неспроста, и Попковский из их уст – тоже. И если нападение на ветерана действительно было случайностью, и Маруновский до сих пор не в курсе, кого обнесли его бобики – теперь он точно задастся этим вопросом и будет вынужден принимать превентивные меры по обеспечению доказательств своей непричастности. А если он в курсе о Попковском – то однозначно заподозрит, что и Андрей что-то знает. Но что именно?! – Этот-то вопрос и станет его Ахиллесовой пятой, не дав просто затаиться. Страх, что Андрей может взять в оборот его бестолковых исполнителей заставит его пытаться действовать на опережение. Во всяком случае, Андрей очень на это рассчитывал.

Телефонный кабель в подъезде Маруновского будет повреждён с минуты на минуту, и из всех возможных способов связи у него останется либо телефон-автомат, либо личная встреча. И вот тут-то и пригодится тот неприметный мужичок в кепочке, который, не отсвечивая, тоже пришёл от Отделения к остановке и стоял теперь за её углом, со скучающим видом изучая объявления. В том, что он спец, сомнений не было. Машков бывалый вояка, не послал бы абы кого. Андрею же теперь оставалось только скрестить пальцы, чтобы цыганки не попортили доверенный им китель Попковского, и ждать своего выхода.

Сидел дома, закрывшись в зале, отвечал на звонки, вносил корректировки по ходу пьесы.

Маруновского мурыжили почти полтора часа: цыгане мозолили глаза и дёргали за нерв, а тип в кепке бесшумно провожал по стёжкам-дорожкам, при каждом удобном случае отзваниваясь Андрею. Но ничего интересного не происходило, Маруновский если и нервничал, то вида не подавал. Однако в какой-то момент предпринял серию попыток схитрить – надеялся обнаружить вероятный хвост. И когда тип в кепке сообщил об этом Андрею, тот понял – работает! Примерно в это же время, дополняя повышенную нервозность, в дело пошёл китель. И сразу стало веселее.

Сначала отзвонился парень от Олега, стерегущий Ирку, сообщил, что Маруновский у неё. Буквально через минуту об этом же сообщил и тип в кепке. Ещё минут через десять человек Олега сообщил, что Маруновский от неё вышел, но со двора не уходит. И не успел ещё Андрей озадачиться этим, как позвонила и сама Ирка.

– Ну в общем, не знаю я, что там у вас за хороводы, Иванов, но сейчас ко мне приходил Маруновский и требовал, чтобы я срочно заявилась к тебе со скандалом. Чтобы ор до небес подняла, детей спровоцировала, тебя до белого каленья довела и всё такое.

И сразу всё сложилось. Ай, да Маруновский, ай да затейник!

– Ну так собирайся и езжай. Прямо сейчас.

– Чего?! Иванов, я вообще-то послала его на хрен! А он сказал, что не видать мне теперь детей вообще никогда. И раз уж такое дело, я и звонить-то тебе не обязана была, надеюсь ты оценишь мой жест доброй воли?

– Уже оценил. А теперь собирайся и езжай. Только ко мне, естественно не суйся, погуляй по окрестностям. В крайнем случае в подъезде посиди, у нас там, на первом этаже, табуреточка стоит.

– Вот ты скотина.

– Я серьёзно, Ир. Сделай одолжение, изобрази озабоченность и прямо сейчас дуй в моём направлении. Это важно, если ты не хочешь, чтобы он шантажировал тебя и дальше.

Она помолчала.

– Ну допустим. А что ты предложишь мне взамен?

– Потом всё обсудим.

– Точно обсудим?

– От тебя зависит. Погоди! Скажи, Маруновский звонил от тебя куда-нибудь?

– Да. Какому-то Григоричу. Орал на него за какие-то костюмы.

– Конкретнее?

– Ну, то ли украли у него, то ли взяли без спросу. Я особо не прислушивалась, мне, знаешь ли, не до того было.

– Это всё?

– Нет, ещё куда-то звонил. Какому-то длинному. Какую-то педаль искал и грозился её трахнуть.

– За что?

– То есть тебя не смущает, что он педаль хотел трахнуть, тебе просто интересно за что? Иванов, ты больной?

– Ир времени нет трепаться!

– Ты не больной Иванов, ты двинутый на своей дурацкой работе! – обиженно буркнула она. – Откуда я знаю за что? Про какого-то Попкина орал, про какой-то китель и побрякушки.

– Имена, фамилии, прозвища, адреса? Что-то подобное проскальзывало?

– Нет.

– Точно?

– Да.

– Ладно. Это всё?

– Вроде да.

– Отлично. А теперь дуй, давай, в моём направлении. Срочно.

Не успел положить трубку, как отзвонился Петров, сообщил, что ему только что звонила костюмерша и доложила, что ей только что звонил Валентин Григорьевич, директор дворца культуры, и требовал отчёта по костюмам. А она, как и договаривались с Андреем, сказала, что Бахтыр Ворончак действительно приходил, костюмы просил, но она не дала.

– Так, а он?

– Пригрозил волчьим билетом за враньё и бросил трубку. Она рыдает, Андрей Иванович! Говорит, не переживёт увольнения и что для неё эта работа – смысл жизни.

– Так, не отвлекаемся на сопли, Вась! Гони, давай, ко дворцу, карауль Григорича. Чую, заявится сейчас с ревизией. Без нужды не светись, ясно? Даже если длинный заявится тоже, просто проследи. Но если вдруг с ним Педаля нарисуется, разрешаю стрелять на поражение. Но не насмерть, понял?

Только положил трубку – звонок. Человек от Олега доложил, что Ирка выскочила из дома и следует в направлении остановки, а Маруновский за ней.

– Что мне делать?

– Веди их, до тех пор, пока клиент не отвалится. Как отвалится, сразу сообщи.

Хлопнула входная дверь в коридоре – вернулся с прогулки Попковский с детьми. Просто чудо какое-то, что он оказался таким капризным и отказался от гостиницы! Без него Андрею пришлось бы сейчас очень туго.

Ветеран осторожно заглянул в зал:

– Как служба, майор?

– Работаем, – машинально козырнул Андрей, и тут же снова провалился в мысли.

Итак, что имеем: Маруновский, окончательно подозревая в происходящем след Андрея, решил ударить по его самому слабому месту – по личной жизни. Знает, гад, что истеричное появление Ирки, надолго и глобально дезориентировало бы и выбило противника из колеи. Что отстаивая детей, Андрей способен дойти до ручки и забыть обо всём другом. Понимает, гнида, что отношения между Андреем и Иркой такие, что она никогда в жизни не встанет на сторону бывшего. Просчитался только в том, что она та ещё стерва, которая гуляет сама по себе.

Далее: костюмы Маруновский действительно узнал. Предсказуемо напрягся сам и заставил без толку психовать косвенно причастного директора. Вряд ли он велел ему разбираться с их пропажей, тут скорее перепуганная инициатива самого Валентина Григорьевича, но важно то, что теперь их связь подтвердилась наверняка. А вместе с этим – и связь Маруновского с Петруниным-Педалей и Длинным. Ещё важнее то, что Маруновский правильно понял посыл с кителем Попковского. Жаль только, что пока и сам не знает, где сейчас Петрунин.

Дальше есть два варианта развития событий: он решит разыграть героя и, забрав у Петрунина, с помпой «вернёт» пропавшие ордена Попковскому. За это явное внеочередное повышение светит, разве Маруновский может устоять? Правда, тогда ему придётся вальнуть своих исполнителей, но это уже мелочи. Второй вариант: он испугается и просто вальнёт исполнителей, навсегда похоронив тайну о местонахождении орденов, потому что за организацию разбойного, да ещё и на близкого родственника первого заместителя министра внутренних дел, ему самому светит нехилая статья.

Дело неожиданно приняло гораздо более серьёзный оборот, чем виделось вначале. Значит, и ставки с самого начала были сделаны верные – на Маруновского. У него все нитки, он же, рано или поздно, приведёт, куда надо.

В раздумья ворвался телефонный звонок.

– Клиент проводил даму до остановки, проследил, как она поймала такси и отвалился.

– В контакт вступали?

– Нет, она его даже не заметила. Что мне делать дальше?

– Осядь пока где-нибудь, где телефон под рукой, оставь мне номер и будь на связи.

– Понял.

А Андрей тоже понял вдруг, что ему начинает не хватать ещё одной головы. Причём, Попковского вовлекать точно не хотелось, он хотя и тёртый калач, но гораздо нужнее сейчас с детьми. А вот Харламов был бы очень в тему, но, увы, находился на дежурстве. Приходилось крутиться самому, причём, сидя на заднице, а это было ой, как непривычно и неудобно! Обилие ниточек, казалось, скоро начнёт вываливаться из пальцев. Нервозности добавляло и отсутствие нормальной связи. Вот где, например, тип в кепке? Куда двинул Маруновский, убедившись, что Ирка всё-таки рванула к Андрею? Чего ожидать от него дальше? В этой сляпанной на коленке операции катастрофически не хватало и людей, и оперативных сводок. И в то же время свободный человек от Олега сейчас, получается, просиживал без дела, в то время как Петров, может, разрывался между двумя очень важными зайцами.

Звонок.

– Андрей Иваныч, директор сейчас во дворце! Один. Может, поводить его? Ну мало ли?

– Хреново, что один. Ладно, давай, веди. Если просто домой отправится, сразу возвращайся на связь!

Ну вот и ещё одна ниточка оборвалась. Ещё один такой нужный оперативник ждёт с моря погоды, без толку ведя бесполезного пока что директора.

Следующие минут сорок просто с ума сходил от навалившейся тишины и бездействия. Где тип в кепке? Где Петров? А время уже – начало одиннадцатого.

– Пап, ты будешь вареники? – заглянула в комнату Маринка.

– Нет, дочь, спасибо. Потом.

– Потом не будет, последние остались, – бочком проникая в комнату и с интересом разглядывая лежащие перед Андреем записи, заявила она. – Вкусные, пап! Пальчики оближешь! Мы с Оксаной вчера специально для тебя лепили!

Может, от неожиданности, может… Да хрен его знает, отчего, но сразу навылет! Как будто удар под дых. Хрустнул, переламываясь пополам, карандаш в пальцах.

– Не буду. И всё, не мешай, я работаю. Побудь с Василием Михайловичем и Тёмкой.

– Деда Вася спит.

– Марин, ну какой он тебе деда Вася, он вообще-то… – И только тут дошло: – В смысле, спит? Где?

– У Тёмки на диване. Я ему книжку читала, а он заснул. Я будила, а он не будится. Только храпит.

Звонок. Андрей схватил трубку, мимоходом кивая Маринке:

– Всё иди, и дверь закрой!

Она обиженно повесила голову и ушла.

– Андрей Иванович, всё, мандец, упустили! Я, короче, за директором, а он к Николаенко, представляете? Там автоматов вообще поблизости нету, я ни позвонить, ни сделать ничего не могу. Сижу жду, что дальше. И тут Маруновский подваливает! И тоже к Николаенко! Там минут двадцать сидели. Первым директор ушёл, но он сам по себе, я его даже провожать не стал больше. А Маруновский, гад, вышел вместе с Николаенко, в тачку прыгнули и свалили. И всё.

– Ч-ч-ч-ёрт… Вась, какого хрена ты за директором снова не пошёл?

– Да я решил, что Маруновский важнее.

– Маруновского ведут, Вась, ты же знаешь!

– Да я бы не сказал. Сколько просидел тут в засаде, никого не увидел. Да и потом, когда они на тачке свалили, никто из кустов не выпрыгнул. Так что, даже если и вёл кто-то, то точно так же, как я потерял. Чего делать-то теперь? Аллё! Андрей Иванович! Вы слышите? Я говорю, что теперь?

– Возвращайся к дому Николаенко и сиди там, – с трудом скрывая досаду, велел Андрей. – Пока так.

– Понял!

Положив трубку, с силой растёр ладонями лицо. Ну вот и приехали, блин. Нет, конец света не наступил, да и сам Андрей с самого начала на это и рассчитывал – просто подсмотреть, собрать информацию, сделать выводы и потом уже действовать согласно обстановке. Просто пошло всё поначалу как по маслу и увлекло пуще золотой лихорадки, чего уж там. Показалось даже, что сегодня всё и разрешится. Но хреново было то, что картинка в итоге нарисовалась масштабнее и серьёзнее, чем виделось сначала. Тут ещё и Николаенко этот. А ведь с самого начала даже представить было сложно, что он, заметная в общем-то фигура в городе, может ввязаться в такую банальщину, как личная неприязнь какого-то мелкого мента. Такой риск – просто из области глупой фантастики. Да и Маруновский – ну неужели он такой дурак, что в открытую рванул к такому высокопоставленному подельнику? Или расслабился, уверившись, что вывел Андрея из строя его личными проблемами? И действительно, где тип в кепке? Неужели не справился?

Чёрт. Не справился, может, и он, но лоханулся ты, Иванов. Обломался на такой высокой ноте!

А ещё с Попковским объясняться, и это тоже как нож к сердцу. Хороший дедок, достойный. Жалко такого подводить. Стыдно. Позорно.

Почувствовал вдруг, как на самом-то деле устал за этот день, как адски пересохло за последние четыре часа во рту. Выбрался, наконец, из зала. На кухне один за другим выпил пару стаканов воды, и замер, глядя на стол: там, в глубокой тарелке лежали вареники – три корявеньких, Маринкиных, и три идеальных, похожих на картинку из кулинарной книги. ЕЁ. Просто вареные куски теста с вишнями внутри, а такое от них вдруг тепло пошло! Ощущение уюта и заботы. Дурацкое ощущение, болезненное, потому что тут же вспомнил и то, что всё это было не больше, чем пылью в глаза. А он поверил тогда. И сейчас так ему так отчаянно не хватало этой веры! Просто рядом, просто рука на плече. Голос в соседней комнате. Шаги за спиной. Желание возвращаться домой не потому, что пора, а потому что соскучился, и потому что ждут.

Ждут… Как же!

Схватил тарелку, собираясь выкинуть чёртовы вареники в ведро, и в этот миг пронзительной трелью ожил телефон.

– Это я, – как ни в чём не бывало доложился тип в кепке. – Объект, в компании грузного мужчины средних лет находится на территории оптовой базы на Татьянке. Продолжаю наблюдение.

____________________________________

* teşekkür ederim – Спасибо (турецк.)