Личное дело опера Иванова

Глава 19

Это был безумный день! И он так резко и жестоко подытожил все сомнения последней недели, что хотелось реветь от бессилия. Надо, надо было рассказать Андрею про Ирину, Анну Петровну и их планы! И пусть оказалось, что потуги их смешны и безнадёжны – дело ведь не в этом! Сам факт. Андрей просто имел право знать.

Вот только как было решиться? Что, просто сказать между делом: «А знаешь, я ведь пришла к вам в дом, чтобы помочь твоей бывшей забрать у тебя детей. Но теперь я так рада, что у неё ничего не получится! Бери ещё котлетки! И ты будешь чай или компот?» Так что ли?! Об этом Оксане даже думать было жутко. Страшно представить гнев Андрея – а он наверняка бы разозлился!

Удивительное дело – минувшие две недели так плотно заполнили все пустоты её души приятной суетой и заботой об этой семье, что если и выдирать их теперь из себя, то только с сердцем. Но как же потом жить?

И чем больше Оксана думала об этом, чем дальше заходили их отношения с Андреем, тем яснее становилось – не буди Лихо, пока оно тихо. Пройдёт время, и всё само встанет по местам. И Андрей сам увидит, что она к ним со всей душой.

Но сегодня, в тот самый миг, когда нутро опалило предположением, что это Ирина забрала Марину, всё рухнуло. И тут же стало не до себя, и Оксана порывалась рассказать правду… Но теперь уже Андрей не был настроен слушать. Разозлившись, на очередное её вмешательство в дела своей семьи, он решал вопрос по-своему: решительно расставляя приоритеты, рассчитывая силы и время. Он невероятный Атлант, на плечах которого небо. И Оксана сейчас только мешалась ему под ногами. Она видела, чувствовала это… И покорно отошла в сторону. Но уже точно знала, что сегодня вечером обязательно всё расскажет. Объяснит, покается, и Андрей поймёт. Он строгий и отчаянный, но вовсе не самодур, каким выставляет его Анна Петровна и Ирина. Лишь бы Марина нашлась! И чтобы с ней всё было хорошо…

И она нашлась. Просто вернулась вечером домой – притихшая и надутая, но целая и невредимая. Послушно искупалась и переоделась в чистое, разрешила обработать свои содранные коленки зелёнкой. С аппетитом поела. А потом даже помогала лепить вареники с вишней. Сама ничего не рассказывала, а Оксана не лезла с расспросами, понимая, что Марина и без того чувствует себя виноватой и с тревогой ожидает возвращения отца.

Оксана и сама ожидала его с тревогой и всё думала, что, может, рассказы об Ирине сейчас не главное? Гораздо важнее сгладить неминуемый конфликт между отцом и дочерью, но при этом не подрывать больше авторитет Андрея в глазах Марины. Как это сделать? Да кто бы знал! Но нужно было исхитриться. И это занимало все мысли, поэтому и вареники лепились в задумчивой тишине, прерываемой лишь монотонным бормотанием Тёмушки.

И, наконец, ключ в замке…

– А вот и папа! – как можно веселее воскликнула Оксана.

Марина суетливо спрыгнула с табуретки, зачем-то схватила за руку брата, потащила за собой:

– Пойдём папу встречать!

И замерла в коридоре, вытянувшись в струнку и стиснув в кулачках подол юбки, когда Андрей вошёл. А он лишь привычным жестом потрепал детей по волосам:

– Привет карпузам! Как дела?

– Нормально, – заискивающе улыбнулась Марина. – Вареники с вишнями лепили!

– Нормально, это хорошо, – словно не услышав её, кивнул Андрей. – Нормально, это здорово. – И скинув обувь, пошёл в ванную.

Маринка сразу благоразумно сбежала к себе, а вот у Оксаны внутри всё сжалось – Андрей не только не поздоровался с нею, он на неё даже не глянул! И теперь в щель приоткрытой двери она видела, как он открыл воду и замер, тяжело навалившись на раковину и глядя на себя в зеркало. Стоял так довольно долго. Потом вымыл руки, вытер полотенцем. И снова замер, также навалившись на раковину, но теперь уже с опущенной головой… И вдруг рванул узел галстука, словно скидывая удавку, расслабил ворот рубашки и, не глядя на льющиеся по локтям, плечам и груди потоки воды, щедро умылся, смочил шею и голову. Что-то случилось, это было очевидно, и от дурного предчувствия у Оксаны по спине поползли ледяные мурашки.

Андрей вышел из ванной и, не переодеваясь, чего за ним никогда прежде не водилось, подался на кухню.

– Привет, – испуганно посторонившись, улыбнулась Оксана. – Ты весь мокрый… Принести тебе футболку?

Он не ответил, лишь, усевшись за стол, уставился на сцепленные в замок руки.

– Ужинать будешь? – наконец решилась прервать тяжёлую паузу Оксана. – Есть вареники с вишней, есть борщ… – В ответ молчание. – Андрей?

Он глянул на неё как-то странно – мельком, словно не желая сталкиваться взглядами. Пожал плечами.

– Давай.

Без желания. Без эмоций. Оксана замешкалась. Что подавать-то? Она не поняла, но переспросить так и не решилась. Поставила на стол чашку с варениками, сметану, сахар.

– Чай или компот?

– Без разницы. – А взгляд в стол.

Налила чаю. Просто потому, что это дольше и есть чем занять руки. Но Андрей и теперь не спешил есть. Молчание тяготило. Наконец он встал вдруг, и, пошарив в шкафу, выудил початую бутылку водки. Стопку искать не стал, плеснул прямо в пустую чайную кружку. Покачал ею, глядя, как растекается по стенкам алкоголь.

– Что-то случилось? – не выдержала Оксана.

Он решительно отставил кружку.

– Расскажи, как ты пришла наниматься к нам в няньки? Вернее, для чего?

Внутри всё оборвалось. Вопрос не случайный, вопрос в лоб. И как бы не готовилась она рассказать всё сама, но так вдруг сковало ужасом… Обхватила себя руками, не смея поднять на Андрея глаза.

– Я всё объясню…

Он нетерпеливо дернул щекой.

– Просто скажи – это правда?

– Андрей…

Он кивнул, усмехнулся.

– И Турция?

– Андрей…

– И наряды эти твои нелепые?

Оксана закрыла лицо ладонью. Боже, как стыдно! И тут же кинулась, схватила Андрея за руку:

– Прошу тебя, просто послушай…

Он наконец, поднял на неё взгляд. Холодный, чужой. И выдернул руку.

– То есть, это всё правда? Одно слово – да или нет?

– Отчасти! Когда всё начиналось, я ведь не знала ни кто ты, ни что у тебя за семья. Я просто думала, что…

– Достаточно! – Он болезненно зажмурился, тиранул лицо ладонью. – Уходи.

Оксана замерла. Показалось, стены пошли ходуном.

– Андрей, выслушай…

– Просто уходи! – крикнул он, треснув кулаком по столу.

Подбородок свело от сдерживаемого рыдания – внезапного, удушающего и раздирающего сердце, но Оксана, протолкнула ком в горле встречным криком:

– Ты не можешь вот так! Дай мне сказать!

– Нет! – вскочил он, смахивая со стола посуду. – Мне не нужны твои объяснения, достаточно того, зачем ты пришла в мой дом с самого начала! Зачем лезла в мою постель и к детям в доверие втиралась! Этого достаточно! Теперь просто уходи!

Слёзы скользнули по щекам, но Оксана упрямо нахмурилась:

– Ты снова всё лучше всех знаешь, да? Но вдруг ты не прав? Неужели тебе всё равно?!

– Уходи!

И такое вдруг зло взяло! Она была виновата, да. Но в тоже время вины на ней не было! С самого начала, от первой до последней минутки ею двигало исключительно обострённое чувство справедливости и желание помочь детям. И она могла бы всё объяснить, это ведь не просто набор событий – это и есть ОНА, её правда жизни, её сила и слабость, ошибки и искупление. Так неужели, у неё нет даже права сло́ва в своё оправдание? И какова цена всем его ночным нашёптываниям на ушко, если сейчас, когда ей так нужна всего лишь капля доверия, Андрей, не задумываясь, гонит её?!

– Я ведь не вернусь, Андрей. Если я сейчас уйду – я не вернусь, так и знай!

– Лучше бы ты и не приходила.

*** *** ***

Когда за нею захлопнулась дверь, Андрею на мгновение показалось вдруг, что воздух закончился. Разве мог он к своим сорока годам, когда, казалось, всё уже повидал, представить, что бывает ещё и так больно? Зажмурившись и сжав зубы, сидел за столом и методично лупасил кулаком по столу, пытаясь не пустить яд в сердце – туда, где, казалось бы, и без того всё давным-давно уже мёртво. Но нет, оказалось, не мертво а… беззащитно.

Как же так, ну как же так?! Почему из всех, именно она?

– Папочка… – замерев в дверях, несмело позвала Марина. – Папуль…

– Иди к себе! – приказал он строго, даже не глянув. Потому что в зажмуренных глазах стояли слёзы. Дурацкие, пацанячьи. И он испугался их вдруг. И своего состояния, и того, что его слабость увидит дочь. – Ну?! К себе, я сказал!

Она ушла, а он посидел ещё, то вгрызаясь в кулак, то сдавливая виски кулаками и пытаясь прийти в себя. Собственно, а что ужасного-то произошло? Он ведь знал, что так будет. Все эти годы знал и бдил, а тут… Что случилось? Почему расслабился?

Усмехнулся, с трудом глотая горькую слюну. Маринка всё-таки молодец. Она, в отличие от своего голодного до бабьей ласки папани не спешила открывать душу смазливой няньке. Присматривалась, проверяла на вшивость. Даже противостояла. И ему бы к дочери прислушаться, а не к этой… Этой…

Хотел, но не мог назвать Оксану ни сучкой, ни стервой. Язык почему-то не поворачивался, даже в уме.

Вздохнул. Усмехнулся. Бог с ней. С глаз долой – из сердца вон. Всем урокам урок. А теперь, пора возвращаться на землю.

– Марин? – она не откликнулась, и он позвал ещё: – Марин, иди сюда!

Не отозвалась. Тогда он пошёл к ней сам, но выйдя из кухни в коридор замер: дочка стояла в углу.

Словно и не было этого внезапного двухнедельного просветления в их жизни, когда всем им вдруг стало легче дышать. Словно это был лишь сон, просыпаться от которого тяжело, но надо. И как-то жить дальше. По-новому.

– Иди ко мне, – обнял Маринку, подхватил на руки. – И давай-ка впредь мы с тобой попробуем обойтись без угла, ладно?

А сердце всё равно щемило, и застревали в горле слова. И будущее почему-то виделось мутно. Никогда такого раньше не было. Даже в самые трудные времена он всегда имел план действий и знал, куда идёт, но не теперь. Всё, чего хотелось сейчас, это остаться одному, потому что сдерживать то, что на самом деле творилось в душе, оказалось неожиданно сложно. Но необходимо. Усадил Маринку к себе на колени.

– Ну? Рассказывай, где пряталась сегодня?

Она молчала. Андрей выдержал паузу, усмехнулся: кремень, а не девка! Ей бы дознавателем в уголовку или в прокуроры.

– Ладно, не хочешь, не говори, но имей в виду, что сегодня ты начудила. Надеюсь, больше это не повторится. Договорились?

Марина кивнула и несмело подняла взгляд:

– А где Оксана?

Андрей растерялся, но его спас телефонный звонок.

– Андрей Иванович, – проорал в трубку Петров, – катастрофа! Я забыл!

– Так, Вась, давай без истерик. Что забыл?

– Попковского встретить забыл!