Личное дело опера Иванова

Глава 26

Первые два дня в стационаре всё звонил Оксане, но безуспешно. Её молчание по привычке отзывалось то раздражением, то беспокойством. Он не привык не понимать, что происходит, ему нужна была подотчётность и предсказуемость событий – только в этом случае он чувствовал себя в состоянии обеспечить безопасность и стабильность. Потом взял себя в руки и, признав, что его беспокойство не должно иметь к самостоятельной взрослой чужой женщине никакого отношения, перестал названивать.

Новая жизнь худо-бедно вошла в колею, и, хотя Маринка продолжала ныть и тайком жаловаться на Ольгу Николаевну – то подливку противную готовит, то косички не такие заплетает, то заставляет читать книжки и повторять таблицу умножения, и остальное в том же духе – но в целом всё было ровно.

Сама мама Василия, оказывается, давно уже заочно обожала Андрея по рассказам сына, и теперь готова была чуть ли не весь свой отпуск посвятить заботе о его детях, параллельно обслуживая гостюющего ветерана и наготавливая передачки в больницу для самого Андрея. Попковский тоже каждую свободную минуту проводил с детьми и даже научил Маринку играть в шахматы.

Словом, сообща действительно справились.

И всё-таки Андрей постоянно пытался уйти домой, однако отпустили его только аж на шестой день, да и то с боем и неофициально, увещевая потерпеть ещё немного. Но он не мог больше оставаться в больнице сутками напролёт: и чувствовал себя уже нормально, и ужасно тянуло домой, к детям. А кроме того, слёт ветеранов подошёл к концу и на понедельник было назначено завершающее торжественное мероприятие в стенах родного Отделения, на котором Андрею хотелось бы присутствовать даже несмотря на открытый больничный лист.

*** *** ***

В актовом зале было людно и душно. Как обычно много официоза, бравады и замалчивание реально существующих проблем. Впрочем, настроение у Андрея всё равно было на подъёме, уже от того, что наконец-то выбрался на свободу и окунулся в привычную, до глубины души любимую среду.

В завершение официальной части конечно же дали слово почётному гостю. Попковский говорил чётко, по существу. Вспомнил как работалось в его время, сравнил с тем, что есть сейчас. Подчеркнул общую положительную динамику в работе современной милиции, отметил моменты, которые лично у него вызывают сомнение и даже недоумение. Словом, Василий Михайлович оставался собой – прямолинейный, принципиальный и слегка по-стариковски капризный и фамильярный.

– Ну а что касается твоего лично Отделения, Борис Львович, – глянул он на Разумова, – так тут у вас хочется отметить главное – орган однозначно скорее жив, чем мёртв! И то, что у вас тут водятся оборотни в погонах, сей факт только подтверждает!

Зал притих, Львович побелел, и наверное, каждому в зале сейчас живо представилось, как он сейчас гневно кряхтит себя под нос.

– Главное ведь, что, – продолжал Попковский, – главное не то, чтобы по отчётам оставаться чистенькими, а чтобы уметь своевременно выявить, пресечь и обезвредить! И вот этом, я считаю, вы преуспели! И надеюсь, что и в будущем будете держать взятую, так сказать, высокую планку!

Львович довольно кивнул и зал взорвался аплодисментами.

– Но не всё так гладко с кадровым вопросом, – с хитрым прищуром качнул Попковский пальцем. – Вам-то тут, на местах, конечно, виднее, но с высоты моего опыта возникает следующий вопрос: с какой целью, скажем, на одном участке сидят два толковых участковых? Один, так сказать, макушкой в потолок упёрся, хиреет на бумажках, а второй наоборот – имеет куда расти, но вынужден оставаться на побегушках. Это как? Где, так сказать, оперативная логика? Вот в моё время, скажу я вам…

Львович нашёл взглядом Андрея, нахмурился. Андрей вздохнул. Всё это, от и до, была инициатива ветерана. Андрей вовсе не просил его говорить об этом, да и сам ни разу не обмолвился о том, что работе участкового давно и безнадёжно предпочёл бы оперативную службу. Но разве объяснишь это теперь Львовичу? Всё действительно выглядело как попытка влияния на начальство. Даже Петров растерянно повернулся к Андрею, и тот лишь слегка пожал плечами.

– …и на вашем месте я бы с этим разобрался в первую очередь! – подытожил наконец Попковский. – На самом, так сказать, высоком уровне!

По окончанию мероприятия в толчее на выходе из актового зала Андрея перехватила секретарь Львовича:

– Андрей Иванович, Борис Львович ожидает вас за кулисами.

Начальник был хмур и раздражён, но держался подчёркнуто спокойно.

– Ты вот что, Иванов, раз считаешь себя таким умным и самостоятельным, то Петрова я у тебя забираю. Пойдёт на участок Маруновского. Ты, соответственно, теряешь льготы по ночным дежурствам. Будешь теперь как все, ясно? От звонка до звонка! И только попробуй подойти теперь ко мне со своими личными вопросами! Личные дела решай в личное время, это ясно? А не способен – значит, не место тебе в органах! Иди вон, картошку на складах охраняй! – И, собираясь уходить, снисходительно похлопал его по плечу: – А в следующий раз сто раз подумай, прежде чем поперёк батьки в пекло лезть!

На следующий день, с утра пораньше, всем семейством проводили деду Васю в аэропорт.

– Ну прощайте, Ивановы! Ты Марина Андревна, давай-ка папку слушайся, он у тебя вон какой молодец! Вот на него и равняйся, понятно?

Она не поняла, но на всякий случай кивнула и с готовностью обняла деда.

– Ты, пострел тоже давай-ка, взрослей уже! – погладил он Тёмку по голове. – Хватит, побаловал, и будет!

– Да-а-амой пойдём! – глядя куда-то в сторону, ответил ему Тёмка. – Да-а-амой!

– Домой, домой, – благодушно усмехнулся Попковский и протянул руку Андрею: – Ну, если что не так, ты извиняй, Андрей Иваныч. Я камней за пазухой держать не привык, сразу как есть говорю, потому и перегибаю иногда, но это не со зла. Не серчай!

Андрей крепко пожал его руку.

– Да о чём вы, Василий Михайлович! Наоборот, спасибо вам! Перетрясли нам всё Отделение, теперь, может, шевеления пойдут. Особенно спасибо, что с детьми помогли, сами видите, какая у меня боевая обстановка дома.

– Да вижу, вижу… Давай тут, не расслабляйся, майор! Некогда тебе теперь расслабляться-то! – И вдруг обнял Андрея и, крепко хлопнув по спине, шепнул на ухо: – И дело конечно не моё, но вообще бабёнка тебе нужна, Андрюш! Что б и детям мамка, и самому было куда голову приклонить, – отстранился, многозначительным жестом повёл плечами, намекая на женскую грудь. – Понимаешь, да? – Подмигнул.

Андрей усмехнулся.

– Приезжайте к нам ещё, Василий Михайлович! Без всякого, просто отдохнуть. У нас тут рыбалка на Волге, арбузы Астраханские в августе пойдут. Вы таких у себя на Севере точно никогда ещё не пробовали! Приезжайте! Мы будем вам рады!

Попковский как-то скованно кивнул и поспешил пройти за турникет, но Андрей понял: ветеран прячет набежавшую слезу. Почувствовав внезапную неловкость, тоже отвернулся.

– Куда?! – воскликнула вдруг служащая. – Граждане, чей ребёнок?

Андрей обернулся: Маринка была уже за турникетом, обнимала деда, а он, уже открыто утирая слёзы, обнимал её. А когда вернули Маринку обратно в зону провожающих, дед снова подмигнул Андрею и многозначительно повёл плечами. И тут же показал кулак, без слов превращая дружеский совет в приказ вышестоящего по званию. Андрей усмехнулся и, прикрыв голову рукой, козырнул.

***

В стационар приходил отмечаться на утреннем и вечернем обходе плюс, заодно, делать по-быстрому капельницу – и сразу домой. Дома было хорошо. Чем-то похоже на обычный выходной, только как-то ещё спокойнее. Даже голова не пухла о том, как теперь быть. Почему-то знал, что всё наладится. И это ощущение было похоже на оперскую чуйку, только включилась она почему-то вдруг в быту. Наверное, удар по голове закатил какие-то шарики за какие-то ролики. Или действовали лекарства. А может просто потому, что Ольга Николаевна заверила что обязательно найдёт среди вышедших на пенсию коллег педагогов кого-нибудь, кто захочет, и главное, справится с ролью няни.

Только вот Маринка тревожила. Она была сама на себя не похожа: тихая, покладистая, исполнительная. За Тёмкой приглядывала, как заправская нянька! Капризы свои и бзики вообще забыла. Видно, испугавшись за отца, ей пришлось как-то скачкообразно повзрослеть, и в целом это радовало… Если бы не её глаза.

«…Глаза у неё грустные, как будто потеряла она что-то и найти не может. Давняя это тоска, недобрая» – Тамаркины слова засели в голове и всё ходили, ходили по кругу. Вообще, Тамара, прямо скажем, была со странностями и иногда так заговаривалась, что даже сама потом не помнила, что говорила. Бахтыр утверждал, что она единственная из его цыганок, которая действительно умеет гадать на будущее. И что она действительно говорит с духами, которые и нашёптывают ей все эти нелепицы… Но иногда от этих нелепиц даже у Андрея мурашки бежали. Он как никто другой знал, что цыганки – хорошие интуитивные психологи, они мастерски умеют угадывать настроение и говорить общими фразами, каждый раз попадая точно в цель… Но сейчас он смотрел на дочь и действительно видел в её глазах глубокую потаённую тоску. И что с нею делать не знал.

«Давняя это тоска, недобрая. Такая же, как у тебя. Неужели не хочешь её прогнать?» – вот тут бы он поспорил. Тоскливо он себя не чувствовал, голову ерундой не забивал. Вот только Маринка как-то вечером подлезла к нему под бочок и без всякого там гадания спросила:

– Папочка, ты скучаешь, да?

– Нет, просто кино смотрю. А с чего ты взяла?

Маринка пожала плечами:

– У тебя глазки грустные. Как у щеночка.

«Не торопись судить, начальник! Сам-то тоже, небось, не святой?» – а это Тамара о чём? Тогда казалось, намекает на недовольство Андрея её непонятными интригами с Юрашем и Алёной, а сейчас вдруг подумалось – а ведь и правда, не святой! Тогда, три года назад, Ирка действительно нарисовалась с требованием видеться с детьми, а Андрей действительно довольно грубо отказал и даже припугнул. На тот момент только-только затихли Маринкины истерики, она только начала играть с девчонками во дворе и в школе и не вздрагивать при слове «мама», и он просто не захотел проходить через всё это снова. Ему проще было порешать грубостью с Иркой, чем разбиваться потом в лепёшку перед дочерью. И может, он всё-таки был не прав? Кто знает, как повернулось бы всё, ели бы он проявил терпение? Может, Ирка осталась бы. Может, прерванная связь с детьми, да ладно с детьми – хотя бы с Маринкой! – наладилась бы и теперь дочери было бы проще, уже от одного понимания, что у неё всё-таки есть мама? И может, не было бы сейчас этой тоски в её глазах?

Кто бы знал заранее, как правильно, как нет! И возможно ли хоть что-то теперь исправить?

Думал об этом почти сутки, а потом набрал Иркин номер.

– Сразу говорю, что навсегда, да ещё и хрен знает куда детей не отдам. Но если хочешь, возвращайся жить в город, и видься с ними хоть каждый день. Если они захотят, конечно. Насильно заставлять не буду, имей в виду.

– Заставлять не понадобится, вот увидишь! Я всё-таки их мать!

– Вот и посмотрим. А для начала просто погуляем. Сегодня вечером в шесть, в ГорПарке.

Положив трубку, посидел ещё немного в задумчивости. Не был уверен, что поступает правильно. Но это было хотя бы что-то.

Заглянул к Маринке в комнату:

– Гулять идём? В парк, на карусели?

Она обернулась, глядя на него с каким-то настороженным недоверием.

– Ну? Не вижу радости, не хочешь, что ли? Там вас с Тёмкой будет кое-кто ждать.

– Кто?

– Сюрприз!

– Ур-р-р-а! – заверещала Маринка и поскакала за братом: – Тёмка, собирайся! Сюрприз будет! Ну чего ты стоишь? Где твои шорты?

Одевалась быстро и беспрекословно – и ненавистные гольфы надела, и ранее забракованное из-за пышного банта на груди платье, и даже не пищала, а только терпеливо ойкала и шипела, когда Андрей пыжился, заплетая ей косичку. Потом, уже стоя в коридоре, пританцовывала от нетерпения, поучая брата, как застёгивать сандалии:

– Не так! Ну ты что, всё забыл, что ли? Вот в эту дырочку надо!

– Гу-у-улять пойдём! Гу-у-улять!

– Сейчас кое-кто дома останется, если будет медленно собираться! Шевелись! Ты что не понимаешь, нас там ждут!

В таком ажиотаже добрались до парка. Народу было не так много, как в выходные, но всё-таки людно. Шли по аллее – справа за руку Маринка, слева Тёмка. А впереди уже видна условленная скамейка.

Остановились шагах в пяти от неё. Андрей смотрит на Ирку, а она, как-то растерянно, на детей. Рядом на скамейке лежит огромная, почти с Маринку ростом кукла, но Маринка её даже не видит – всё вертится, иногда проскальзывая взглядом по лицу матери, но не реагируя, и нетерпеливо дёргает ненавистный бант на груди. Андрей кивнул Ирине «Ну чего же ты?», и она взволнованно схватилась за куклу.

– Марина?

Маринка завертелась ещё активнее, отыскивая зовущего, и вдруг замерла. И по тому, как её пальчики судорожно вцепились в его ладонь, Андрей понял – узнала. Не сходя с места, чуть потянул её за руку, понукая сделать шаг вперёд.

– Мариночка, – вымученно скривилась в улыбке Ирина и протянула куклу: – Доченька, смотри, что у меня для тебя есть…

Но Маринка попятилась, вцепляясь в ладонь Андрея ещё крепче. Подняла на него полные разочарования глаза:

– А Оксана что, не придёт?!

Андрей от неожиданности растерялся. Глянул зачем-то на Ирку, на то, как поражённо опускаются её руки с огромной куклой. А Маринка выдрала ладонь из его пальцев и бросилась прочь.

– Марина, стой! – закричала ей вслед Ирина. – Стой, я кому говорю! Вернись сейчас же! – Отшвырнув куклу, кинулась на Андрея с кулаками: – Иванов, это ты! Это всё ты!

– Это мы, Ир, – удержал он её руку. – Хватит уже назначать виноватых. Мы оба хороши. Каждый по-своему.

– Верни её, слышишь! Сейчас же скажи ей, чтобы вернулась!

– Я сразу предупредил, что заставлять не буду. Тем более, ты же видишь, она ждала вовсе не тебя.

– Какой же ты гад, Иванов! – шипя, выдернула Ирина руку из его захвата. – Я чувствовала, что ты неспроста так легко согласился, я знала, что ты устроишь какой-нибудь цирк!

– Цирк с Оксаной устроил вовсе не я, если помнишь. Просто, кажется, змея укусила себя за хвост, и теперь бесится, да?

– Да пошёл ты! Я тебе сразу говорю, я этого так не оставлю! Я, если надо, с органами опеки приду! Я буду добиваться свиданий, и, если надо – в принудительном порядке!

– Ну так начни с сына, – усмехнулся Андрей. – Вот же он. – Они оба глянули на погружённого в мотыляние цветного пояска Тёмку. – Правда, он скорее всего и не в курсе кто ты такая, но зато и не убегает. Общайся!

Лицо Ирины болезненно искривилось.

– Это слишком жестоко, Иванов! Ты даже не представляешь, насколько ты сейчас низок!

Андрей снова усмехнулся, качнул головой.

– Ну что я могу сказать, Ир – попробуй ещё. Может с пятого, или с десятого раза у тебя что-нибудь и получится. Только имей в виду, что я буду следить за происходящим. Назойливости или ломки Маринки не допущу, хватит с неё. А вообще знаешь, мой тебе совет – добрый такой, дружеский совет: подумай хорошенько, зачем тебе это всё. Дети, это ведь не только кукол дарить, это ещё и решать их проблемы. В первую очередь их, потом уже свои. Если дойдёт вообще эта очередь до своих. Если честно, мне кажется, ты не готова, Ир. Ты похоже, как-то по-другому себе это представляла. Так может, оно тебе и не надо? Подумай.

Маринку нашёл за летней сценой. Она сидела на корточках, прижимаясь спиной к стене и размазывала по щекам слёзы. Подошёл, присел рядом. Притянул её к себе, обнял.

– Она что, вообще больше никогда не придёт? Вообще-вообще? – всхлипнула Маринка.

Андрей зажмурился, глотая ком в горле.

– А ты так хочешь, чтобы она пришла?

– А ты что, нет?!

Рассмеялся. Откуда дети всегда всё знают? И кто вообще больше смыслит в жизни – они или взрослые?

– Хочу. Я тоже хочу, но боюсь, что она… – осёкся. Сказать сейчас Маринке, что этого не хочет сама Оксана – это добить её. – Она не отвечает на звонки, наверное, куда-то уехала.

– Тёмка, фу, брось эту гадость! – вскочила вдруг Маринка, бросилась к брату, выхватывая из его рук чей-то использованный бинт. – Он заразный, ты что не понимаешь? Ну вот что с тобой делать? В фонтане руки мыть? Пап, у него теперь руки грязные!

Пошли в фонтан, куда ещё. Маринка, с завистью глядя на скачущих под струями детей, театрально вздохнула и глянула на Андрея – видит ли представление? Он усмехнулся. Ну вот что с ней делать… И тут дошло, что!

– А поехали к Оксане домой? Может, вернулась уже?

Но Оксаны дома не оказалось. Не скрипели украдкой половицы за закрытой дверью, не отблескивал шпионским бликом дверной глазок, лишь одиноко тренькал звонок, да и тот заедал. Андрей прошёлся по соседям на лестничной площадке и одна из тётушек сказала, что Оксану не видно уже почти неделю.

Вышли на улицу, растерянно замерли у подъезда.

– А может, она у тёти Алины? – робко предположила Маринка.

– Тётя Алина, это кто?

– Подружка! Ну та, у которой Тотошка! Помнишь? – и, словно боясь, что Андрей откажется, вцепилась в его руку: – Папуль, ну давай проверим? Ну пожалуйста!

Сначала довольно долго искали тот самый дом, так как запомнила его Маринка, как оказалось, весьма условно. Потом возникли проблемы с подъездом. В итоге, обойдя своей дружной компанией почти с десяток квартир, наконец попали в нужную.

– Так она, вроде, уехала. К родственнице какой-то, то ли двоюродной, то ли троюродной сестре. В Краснодар, кажется.

Алина смотрела на Андрея с нескрываемым любопытством, из чего он сделал вывод, что разговоры о нём между подругами велись, вот только не ясно какие и в какой период.

– Надолго?

– Понятия не имею, – пожала Алина плечами, – но, думаю, навсегда.

– То есть как?

– Ну вот так. Она ещё с весны собиралась, а потом…

Замолчала, но Андрей понял – потом в её планы вмешался он со своим семейством. А теперь вот, она снова свободна. Сосредоточенно нахмурился.

– У вас есть её новые контакты?

– Нет.

– А какие-то данные её родственницы? Адрес или хотя бы имя и фамилия?

– Нет.

– Как же так, – заподозрил неладное Андрей, – Марина говорит, вы подружки? Неужели ничего не оставила?

– Нет. Мы в последние дни почти не общались, она перестала ко мне заходить, отказывалась даже с детьми вашими снова на дачу съездить, хотя в прошлый раз им вроде понравилось. Отстранилась как-то. Не знаю, что за муха её укусила.

В замке зашурудил ключ, Андрей посторонился, впуская вошедшего и тут же, кажется, всё понял. Вошедшим был тот усатый мужик, который пытался как-то обжимать Оксану возле машины.

– Знакомьтесь, это муж мой, Виктор. Вить, это…

– Иванов, – дежурно протянув ему руку, опередил её Андрей. – Спасибо за информацию, Алина. Если появится что-то новое, обязательно мне позвоните.

Спускались молча: Маринка расстроенно ковыряя носком пол, Тёмка испуганно прислушиваясь к гулу лифта, а Андрей – вспоминая тот инцидент у торца дома. Он тогда сходу задохнулся от ревности и мало что соображал, а сейчас точно припоминал, что Оксана не хотела тех объятий, быстро вывернулась и поспешила уйти. И сейчас его неожиданно кольнула уже не ревность, но злость. Как у этого… Виктора, мать его, наглости хватило руки распускать? Да если бы…

– Пап и что теперь? – перебила его мысли Маринка. – Она насовсем уехала, да? И мы её больше не найдём?

Вздохнул, прикидывая шансы. Они были ничтожны и в перспективе тянули на себя много времени: звонков, может, письменных запросов и, само собой, использования служебного положения в личных целях… Но всё-таки были. Сейчас для Андрея даже «один на миллион» уже было шансом.

– Найдём, дочь. У тебя папка всё-таки в милиции работает, а не картошку на базаре охраняет.

Дальше следовало бы добавить, что найти – это полдела: Оксана, судя по решительному шагу с переездом, твёрдо решила завязать с прошлым, и семейство Ивановых в её новые планы явно не вписывалось… Но не стал. Это уже их взрослые дела, и, хотя он и сам пока не знал, что будет делать, когда найдёт её, но отступать, не попробовав хотя бы поговорить, не собирался.