С каждым днём становилось всё труднее.
И хотя у Оксаны была чёткая цель и решимость её добиться, да и сама она не делала ничего, что могло бы хоть кому-то навредить, даже наоборот, глупая для взрослых и ужасная для детей ситуация должна была разрешиться, пока не стало слишком поздно… Но почему-то чем дальше, тем больше Оксана чувствовала себя откровенно гадко, так, что к концу недели, оказавшись на выходных наедине с Фёдором, почувствовала себя совершенно разбитой. Тяжесть на душе и тоска какая-то. И навязчивое ожидание понедельника, перемешанное со смутным отторжением и стыдом.
Интересно, если бы этот Иванов оказался каким-нибудь другим, совершенно незнакомым ей Ивановым – было бы проще?
Так глупо всё это, но, когда шли вчера до остановки – сердце не билось от того, что он так близко. Пьянило исходящим от него ощущением надёжности, силы и строгой заботы. Оксана и боялась его, и в то же время невыносимо тянуло прикоснуться, и, пару раз набравшись смелости, она будто бы случайно всё-таки задела его плечо своим. От этого под коленками тут же разлилась сладкая слабость и вместе с этим до одури тошно взвыла совесть…
Хотя что, ну вот что она делает плохого?! Даже если предположить, что ей не кажется, и Андрей действительно другой, не такой, как ей говорили – разве в целом она не права? Господи, как же всё сложно. И откуда только взялись эти дурацкие сомнения?
Утром не могла заставить себя поднять на него взгляд. Но при этом чувствовала, что Андрей наоборот, смотрит – внимательно и как-то иначе, не так, как до вчерашнего вечера. И это заставляло нервничать. Он умный и опытный и вполне может догадаться обо всём раньше срока и тогда, конечно, страшно разозлится…
Но разве она делает что-то плохое?
Да, она взялась за это не за спасибо, и, возможно, кто-то со стороны и может обвинить её в корысти, но сама-то она знает, что будь у неё хоть малейший повод думать, что она может кому-то навредить – она бы в жизни на это не пошла! Просто это её шанс, возможно единственный выстрел, которым можно уложить сразу всех зайцев: и комиссию научного совета, и досужих сплетников, и мужа, и собственное чувство никчемности, которое он, так играючи, на неё навесил. Ну разве она этого не заслужила?
Заслужила!
…Но чем ближе к полудню, тем сильнее терзания. Собрав детей на прогулку, повезла их на утопающий в цвете акаций и каштанов бульвар Согласия. Ладошки мокли от волнения. Проходя мимо нужного дома, казалось, не может сдвинуть налившиеся вдруг свинцом ноги… Если Андрей узнает, вернее, когда он узнает – это будет последний раз, когда она видит его вот так просто, это точно. И не будет больше коротких, светлых минут рядом с ним – этих её давних глупых фантазий, так неожиданно воплотившихся наяву…
Но неужели теперь из-за какой-то нелепой детской влюблённости она должна предать свою цель и, позволив мужу остаться правым там, где этой правды нет ни грамма, отказаться от шанса шагнуть на другую, гораздо более высокую профессиональную ступень? Да за возможность оказаться на её месте вся институтская профессура удавилась бы без раздумий, а ей нужно всего лишь прекратить смешивать реальность с фантазиями! Андрей всё равно, при любом раскладе так и останется для неё всего лишь затянувшейся детской влюблённостью. Так может, просто пора уже повзрослеть?
Алинка, однокурсница и подруга по институту, уже ждала. Дав Тёмке привыкнуть к новому месту, они с Оксаной вышли из комнаты.
– Только смотри, не задерживайся, мне к двум надо уходить, – предупредила Алина.
– Не переживай, мы максимум на час, – уверила Оксана и, протянула Марине руку: – Пошли?
Но выйдя из подъезда, остановилась. Не могла. Не могла и всё тут! В чём вдруг дело – виновата ли вчерашняя прогулка с Андреем под одним зонтом, или опять сомнения в том, что делает? Она не понимала. И нужна была пауза, чтобы разобраться в себе.
Вернулись.
– Да, конечно, какие проблемы! – с лёгкостью согласилась Алина и повернулась к Марине: – Нам втроём даже интереснее будет, да?
Та опасливо покосилась на Оксану. Оксана улыбнулась:
– Ну пожалуйста, Марин. Мне очень надо отлучиться!
***
– Что значит, не получилось? – возмущённо вытаращилась заведующая диспансером. – Ты мне давай-ка хвостом тут не крути! Не получилось у неё! Ну ладно сегодня удачно сложилось, и Иванова тоже не смогла, но завтра, уж будь добра отнесись к делу ответственнее! Не забывай, что не за спасибо работаешь, да?
Оксана кивнула. Думала, что, увидевшись с заведующей и заказчицей, успокоится и возьмёт себя в руки, но на деле муть в душе поднялась только ещё больше.
– Анна Петровна, и всё-таки, почему именно Марина? Почему не оба ребёнка? Я не понимаю!
– Опять лезешь, куда не надо, Оксан! – строго шлёпнул ладонью по столу заведующая. – Что за натура у тебя такая? – Но, подумав, решила не нагнетать: – Ну сама подумай, какой смысл дёргать сейчас пацана, если с него всё равно никакого толку? Только мешаться и отвлекать будет, а времени и так мало. Поэтому, давай-ка без ненужных импровизаций, ладно? Всё давно обсудили, решили и договорились. На переправе коней не меняют. Думай лучше о своей новой карьере. Лично я бы на твоём месте наизнанку за такой шанс вывернулась!
Из диспансера Оксана шла пешком. После ночного ливня погода разыгралась солнцем, на тротуарах сверкали покрытые тополиным пухом и «копеечками» вязов лужи. Густо пахло сырой землёй и цветом акаций. Сплошное удовольствие! Но Оксана брела, глядя под ноги, и не замечая всего этого буйства.
Шанс у неё действительно был один на миллион, тут заведующая права. Да и выпал он ей как чудо, волшебный билетик, компенсация после тяжелейшего предательства Фёдора. Словно где-то там наверху восторжествовала справедливость и за страдания Оксане выписали награду.
Нужно только немного поднапрячься.
Но всё равно не понятно, как можно делить собственных детей на тех, с кого есть толк, и с кого нет? Да, суд не спросит Тёмку с кем он хочет остаться, но неужели за пять лет разлуки сама Иванова не соскучилась по нему настолько, чтобы просто захотеть увидеть? Обнять, за руку подержать… Это же родной сын!
Для Оксаны это было дико. Ничуть не меньше, чем одиннадцатилетняя девочка, «по собственному желанию» встающая в угол и запинающаяся от боли на слове мама.
Остановилась возле автоматов с газировкой, зарылась в горсть монеток. Кто-то сильно дёрнул её сумочку. Оксана, вцепилась в неё и резко обернулась. Сзади стоял цыганёнок лет пяти и продолжал назойливо виснуть на её сумочке.
– А ну-ка! – напустив в голос строгости, попятилась Оксана, словно перед ней стоял не ребёнок, а бандит с большой дороги. – Будешь баловаться, милицию позову!
– Степан! – окликнула пацанёнка молодая цыганка с подвязанным цветастой шалью к спине ребёнком, и разразилась целой тирадой на незнакомом языке.
Оксана, испуганно вцепившись в сумочку, хотела сбежать, но цыганка остановила:
– Не бойся, красавица! Он не хотел воровать, он пить хочет. Купи ребёнку водички?
Мальчонка был такой юркий и чумазый, но смотрел так пронзительно, что Оксана не смогла отказать. Выбрала нужную монетку, но уже перед автоматом замерла.
– Так здесь стакана нету! – Рассмеялась. – А я и не заметила! На тебе денежку, купишь себе водички в другом месте, ладно?
Пацан, зажав монетку в кулаке, дал стрекоча.
– Давай судьбу твою расскажу? – предложила цыганка. – Денег не стану просить, не бойся.
– Нет, спасибо, я в это не верю, – ругая себя за то, что ввязалась в разговор, попятилась Оксана.
– Так никто не верит, пока правду не услышит! Хочешь, расскажу, почему ты не заметила, что стакана нет? Совесть тебя гложет, вот ты и не видишь дальше своего носа. И если так дальше пойдёт – вообще всё на свете проглядишь, а тебе нельзя. Тебе сейчас наоборот, в оба смотреть надо!
Оксана остановилась.
– Что, – улыбнулась цыганка, – скажешь, просто угадала Тамара, или всё-таки тайное видит? – Протянула руку: – Дай по руке посмотрю. Что было, что будет расскажу? Хочешь?
У неё были удивительные глаза – один зелёный, как бутылка, а второй такой жгучий карий, что зрачка не разглядеть. А сама молодая, двадцати, наверное, нет ещё. Оксана замешкалась на мгновенье, и всё-таки протянула руку.
– Что было я и сама знаю. Скажи, что будет.
Тамара цепко схватила её ладонь, провела по ней пальцем, словно и вправду что-то читая.
– Вижу на распутье ты. Дальний путь перед тобой и путь короткий, и на том, и на другом новая жизнь тебя ждёт. На одном пути – жизнь неровная и непредсказуемая, как пустая дорога, но тёплая, как хлеб. А на другой наоборот – сытная и понятная, как хлеб, но холодная, как пустая дорога. Теперь главное – не ошибиться на какую ступить.
Оксана забрала руку.
– Ну понятно. А я-то почти поверила, что ты и вправду гадать умеешь.
– А я и не умею, – не стала отрицать Тамара. – Гадание, это же целый спектакль, этому учиться надо, а я не хочу учиться! – Рассмеялась. – Я просто смотрю, и говорю, что первое в голову приходит.
Оксана усмехнулась и протянула ей некрупную купюру:
– Это тебе за честность.
– Ай, спасибо, красавица! – хитро сощурилась цыганка, отчего Оксане показалось, что её зелёный глаз сверкнул. Стало не по себе, и она поспешила уйти, но Тамара окликнула: – Но чем доказывать своему мужу, какая ты умница, лучше не обмани, в том, что ты умница, чужого мужа!
Оксана споткнулась, налетела на идущего впереди мужчину.
– Девушка, осторожнее надо быть!
– Извините! – не глядя на него, развернулась она, но цыганки уже и след простыл.
*** *** ***
Едва Андрей зашёл на участок, как сразу началось: ворох жалоб от местных жителей, на то, что под окнами опорного пункта так и кружат цыгане, плюс прошлой ночью группа неизвестных избила одного из участников вчерашней драки с Юрашем, и теперь, все, конечно же, обвиняли в случившемся цыган.
Да что там, Иванов и сам в первую очередь подумал на них, и не на шутку разозлился. Только вот этих этнических войн ему не хватало! Да ещё и теперь, в преддверие большого городского мероприятия – юбилейного слёта сотрудников и ветеранов МВД!
Оставив помощника Петрова разгребаться с текучкой, поспешил в табор. Но разве они что-нибудь расскажут?! Сплошные отрицания. И, главное, смотрят так нагло, прямо в глаза – без страха и стеснения, и смеются. И хрен ты поймёшь, кто врёт, кто шутит, а у кого просто настроение хорошее. А если и поймаешь на вранье – то не факт, что по нужному вопросу.
Разозлился. Просто озверел! Дотошно пролез всё их хозяйство – от и до, составил подробный список незаконных построек и опись всего, на что не нашлось документов: велосипеды, телевизоры, разобранный движок от Волги, три большие кипы полутораметровых отрезков арматуры – чего там только не было! Казалось, и самого чёрта найти можно! А мопед, тот самый, серебристый, с расписанным языками пламени бачком и обклеенной монетками рамой, Андрей вообще изъял. И тут уже Димитр, рослый цыган лет под тридцать, старший брат Юраша, кстати, кинулся с уговорами:
– Оставь, начальник, купил я его, клянусь! Племяннику подарил на день рождения! Не забирай!
Андрей усмехнулся: племяннику тому, было лет пять-шесть.
– Документ купли-продажи имеется?
– Какой документ, начальник? Договорились, по рукам ударили, и всё!
– Ну вот приводи в участок бывшего хозяина и свидетелей сделки, будем разбираться на месте!
Голова шла кругом от гама и безумной суеты вокруг. От незнакомой речи и смешков в спину, от дымного костра и неотступно следующего по пятам брехливого пса. Это всё раздражало так сильно, что Андрей уже почти готов был понять неприязнь к цыганам местных. Уходя, безо всяких вежливостей пригрозил Бахтыру:
– Учти, не будешь держать своих в узде, лично выживу вас отсюда, ясно? Правы, не правы – время покажет, когда перестану закрывать глаза на вот это всё! – обвёл хозяйство руками. – Вы у меня дождётесь!
Мопед оказался неисправным, поэтому пришлось катить его самоходом. Сначала немного вниз под горку – ещё ничего, но потом по затяжному подъёму наверх… Пока поднялся, весь был в мыле и тополином пухе. Хотелось просто скинуть железку в балку и забыть, но приходилось действовать по закону, и это ещё больше злило.
Да и вообще, ощущение было какое-то дурное, словно над головой сгущаются неведомые тучи. А тут ещё Краснова эта… С утра даже не глянула. Демонстративно вежливо поздоровалась, разулась и сразу к детям. И сколько не сверлил он её взглядом – ноль внимания. Аукнулась вчерашняя «романтика» под зонтом? Чёрт её знает, эту Краснову, чего ей вообще надо! То миниюбки и чуть ли на шею не вешается, то на хромой козе не подъедешь. Семь пятниц на неделе.
Хватит! Сегодня вечером, если не даст полный расклад по всем имеющимся у него к ней вопросам – может быть свободна на все четыре стороны. Тёмку, пока не найдётся новая нянька, можно оформить в профилакторий при интернате, а Маринка и в лагере летом поживёт, ничего с ней не сделается.
Окончательно замучившись с мопедом, рискнул сунуться в автобус. Пришлось, конечно, воспользоваться служебным положением, чтобы сильно потеснить пассажиров задней площадки, но и дело пошло веселее. Однако, немного не доезжая до бульвара Согласия, неожиданно увидел в окно Оксану. Она стояла возле автоматов с газировкой в компании Тамарки Ворончак. Мило так беседовали и, судя по всему, развлекались гаданием. Но главное – при Красновой не было детей!
Из-за толчеи в автобусе стребовать с водителя экстренную остановку не получилось. Пока суд да дело – остановились, как положено по маршруту, аж за углом Промтоварного.
Выскочив на улицу, Андрей прикинул: до автоматов с газировкой было минуты четыре пёхом. С мопедом – все десять. Строго потребовав у бабки, торгующей семечками, присмотреть за мопедом и, прислонив его к столбу, поспешил к Красновой. Однако, когда дошёл до места, там не было уже ни Оксаны, ни Тамары. Зато «работал» её сын, Стёпка Ворончак, выцыганивая у прохожих деньги на газировку.
Андрея Стёпка прекрасно знал и ни в жизни бы в руки не дался, поэтому пришлось идти на хитрость и, пользуясь услугой прохожего, ловить пацана на живца – монетку. И едва мелкий, попав в лапы толстого усатого дядьки, заверещал, как сразу показалась и Тамара.
– Ну ладно, ладно, вот она я! – раскинув руки, только что не смеялась она. – Выходи, начальник! Спрашивай уже про свою головную боль!
Андрей в гадания не верил, но именно Тамару невольно сторонился – ходили про неё слухи, и даже соседи по посёлку, которые в принципе недолюбливали цыган, хаживали к ней за предсказаниями. Вот и теперь… Что она имела в виду?
– Снова ребёнка попрошайничать заставляешь, Тамара? И сама опять к прохожим с ересью своей пристаёшь? Не иначе, к мужу, в участок, захотела?
– А меня не за что! Ты меня за руку на воровстве не хватал, заявления тебе на мой обман никто не писал. Ну и зачем тебе лишние хлопоты?
Андрей нахмурился. Всё она верно говорила – связываться с нею не было ни нужды, ни охоты.
– А Юраш пусть посидит, – беззаботно расплылась она в улыбке. – Перед дальней дорожкой, говорят, полезно!
То ли шутила, то ли говорила серьёзно – не поймёшь. Тамара была невысокая и тонкая, выглядела лет на восемнадцать, хотя на самом деле ей было двадцать три. Она была на три года старше Юраша и, выходя за него в свои семнадцать, уже была вдовой.
– Перед какой ещё дальней дорожкой? – напрягся Андрей. – На этап намекаешь? Хочешь сказать, что он действительно виноват в краже?
– Нет! Он не в краже виноват, а в том, за что не сможет больше в таборе оставаться. Ему теперь как ни крути, а уходить придётся. Время его пришло.
– Это в чём же?
– А вот это тебя не касается, начальник, это наши ромские дела! И вообще, ты же не за этим сюда пришёл, да?
Андрей словно очнулся. Выпустил руку рвущегося прочь Стёпки.
– Иди отсюда, Тамара! На вас в посёлке и так косо смотрят, не хватало ещё, чтобы и на город перешло. Лучше о муже побеспокойся.
– Ох и любишь ты, как я посмотрю, чужими жёнами командовать! – хитро щурясь разноцветными глазами, рассмеялась она. – Со своей бы для начала разобрался! Глядишь, и о чужих голова бы болеть перестала, а?
Возвращаясь к остановке, Андрей был чернее тучи. Навязчиво преследовало ощущение, что последние слова Тамары были вовсе не про неё с Юрашем. Но тогда, что они значат? Разобраться со своей женой – это с Иркой что ли? А чего с ней разбираться – с глаз долой из сердца вон. Её даже дети уже забыли, и это был полностью её выбор. Или Тамара намекала на то, что пора бы развестись официально? И что, тогда перестанет болеть голова о Красновой?
Опа! Никто за язык не тянул, сам себе в этом признался… Раздражённо фыркнул сквозь зубы. Попался на цыганские байки как деревенский простачок. Зла на них не хватает!
Вывернув из-за угла Промтоварного первым делом, увидел, как мопед, оставленный под присмотром бабки, уводит вдаль какой-то подросток. Хотя, почему «какой-то»?
– Стоять! – ещё издали окликнул его Андрей, но тот вместо того, чтобы послушно замереть, втопил в отрыв.
Как раз догорал зелёный пешеходный, и пацан успел перебежать дорогу. А вот Андрею пришлось прорываться на красный.
– Стой, Магницкий! Всё равно поймаю и уши надеру!
Поняв, наконец, что с мопедом далеко не убежишь, пацан бросил его и, налегке перемахнув через высокий дощатый забор, был таков.
Чёртов дурацкий день! Клоунада какая-то, честное слово! Как сговорились все.
Продышавшись, Андрей оправил форму и, подобрав мопед, пошёл стрелять у прохожих монетку на телефон-автомат.
То, что Красновой дома не оказалось, это неудивительно. Но трубку не брала и Маринка. И хотя это ровным счётом ничего не значило, в груди закипело возмущение: где его дети и почему их няня в рабочее время ходит по улицам одна, да ещё и так далеко от дома?
В спешном порядке продолжил путь на участок. Оставив мопед в коридоре, завалился в кабинет и первым делом скинул китель, снял галстук и расстегнул рубашку почти до пояса. Ещё бы туфли скинуть к чертям… Умылся, обтёр мокрым платком шею и грудь, включил вентилятор, но почти бесполезно. День был не столько жаркий, сколько душный, на периферии неба опять кучились грозовые облака.
Снова позвонил домой, но по-прежнему без ответа. И это уже не просто злило – начало беспокоить.
Пока писал бумажки по утреннему визиту к цыганам, с выезда вернулся Петров.
– В общем, был я в общаге, – так же, как Андрей, первым делом сняв китель, обмяк помощник на стуле. – Петрунин там так и не появлялся. Поэтому я снова прошёлся по всем адресам, где он может быть, но безрезультатно. Однако один из его бывших корешей оговорился, что на днях видел Петрунина в компании грузчиков с оптовой базы, на «Татьянке».
– Оптовка? – тут же встрепенулся Андрей. – Та самая, где в заведующих числится наш дорогой потерпевший Николаенко?
– Угу. Думаете, есть связь?
– Ничего я пока не думаю, – закинул Андрей ноги на стол. – Пока они меня просто все достали по самое не могу. Вась, вот ты зачем в участковые пошёл? Тебе это реально нравится?
Петров пожал плечами:
– Да. А вам разве нет?
Андрей вздохнул. Когда он был вот таким же сержантом сразу после армии, и у него не было ни детей, ни плетей, а одна лишь сплошная романтика, он ведь тоже скакал от счастья, когда его определили в помощники к участковому. Но он, в отличие от Петрова, никогда не мечтал оставаться участковым до конца.
– Я уйду, тебе ведь всё это достанется, Вась! И цыгане эти, и общаги и даже Маруновский, мать его. Ты готов?
– А вам всё-таки подписали рапорт на перевод?
– Да если бы… – вздохнул Андрей и снова набрал домашний номер.
– Алло? – неожиданно ответила Оксана, и Андрей чуть не подскочил на стуле. Убрал ноги со стола, оправил ворот рубашки. Все слова куда-то вдруг разбежались.
– Где… Где вас, чёрт возьми, носит, Оксана?!
Получилось резковато. В трубке повисла пауза.
– Мы… Мы гуляли. А что, что-то случилось?
Андрей выдохнул. Что-то он и вправду психанул. Пока Оксана на минутку отлучилась, Маринка с Тёмкой вполне могли сидеть где-нибудь в сквере поблизости, он и сам, бывало, оставлял их ненадолго одних.
– Ничего не случилось, просто вас довольно долго не было, и я начал волноваться. За детей.
Оксана снова помолчала и как-то хрипло ответила:
– С ними всё хорошо.
– Очень на это надеюсь!
После разговора отдыхать больше не хотелось, наоборот, нервы заставляли шевелиться. Привёл себя в порядок, натянул фуражку.
– Василий, я на оптовку. Осмотрюсь там, может, найду этих грузчиков. Или, чем чёрт не шутит, самого Петрунина.
До Татьянки добирался на душном, переполненном дачниками и ящиками с рассадой автобусе, которого перед этим ещё и дожидался почти полчаса.
– Ну наконец-то сподобились! – болтаясь на одной руке где-то в районе взмокшей подмышки Андрея, заглядывал ему в лицо подвыпивший мужичок. – А где вы, товарищ милиционер, зимой были? У меня весь цветмет под копеечку с участка вынесли! Даже муфты соединительные на трубах поснимали, во, до чего дошли! Не-е-е, в наше время такого не было! Да в наше время можно было дверь на ночь нараспашку оставить, и ни одна сволочь бы не позарилась! А сейчас что, всё испортилось! Заворовались, гады, сплошная коррупция и беспредел у власти, а вам хоть бы хны! Милиция, называется!
Андрей на него не реагировал, зато очень даже охотно подключались другие дачники.
– Ой, и не говорите! – поддакнула тётка, зажавшая своим необъятным задом в углу сиденья дядьку с саженцем в руках. – У меня, вон, на той неделе весь домик верх дном перевернули! И чего искали, спрашивается? Золото? Только посуду зазря побили да забрали фуфайку мужнину и старую перину с кровати. Да, Петь? – грозно глянула на несчастного прижатого мужичка. – Ну и на кой она им, спрашивается, перина-то? Хулиганьё! А вот вы, товарищ милиционер, чаще бы на работе бывали, такого глядишь, и не случалось бы!
Из автобуса Андрей выбрался злой, как чёрт, потому что всё, что пришлось выслушать, вообще-то предназначалось Маруновскому – это дачное общество в прошлом году прикрепили к его участку.
Не успел остыть, как за воротами оптового рынка увидел и Маруновского, собственной персоной. Тот стоял на крыльце административного корпуса и точил лясы с Николаенко. И выглядело это далеко не как рабочий визит по существу, скорее дружеский перекур. Андрей замялся: уйти, пока не засекли или наоборот, подойти, всколыхнуть болотце?
Подошёл. Первым его заметил Николаенко, и тут же изменился в лице: сползла улыбочка, взгляд заметался, и даже голову в плечи втянул. Занервничал, одним словом. Интересно. Тут же обернулся и Маруновский, и, натянув на рожу свою фирменную ехидную усмешку, затушил окурок об висящую на перилах консервную банку.
– Ба! Товарищ участковый уполномоченный Иванов, каким ветром?
– Не поверите, товарищ участковый уполномоченный Маруновский – работаю! – Не сдержавшись, в тон ему съязвил Андрей. – Чего и вам желаю.
Всё это было глупо, просто детский сад, но их и без того лютая взаимная неприязнь так разрослась за последние годы, что иногда откровенно несло. По-хорошему, им уже давно нельзя было работать на соседних участках как минимум, и в одном Отделении – как максимум. А в идеале – и в одном городе.
– А как же это вы работаете на моём участке, а я и не в курсе, а, товарищ Иванов?
– Хороший вопрос. Ответьте себе на него сами – почему без посторонних подсказок вы даже не в курсе, что происходит на вашем участке, товарищ Маруновский.
– Ну почему же я не в курсе, очень даже. Например, этой ночью на моём участке была учинена драка, и происшествие, предположительно, имеет отношение ко вчерашнему инциденту в доме гражданина Николаенко, – кивнул на притихшего завскладом. Тот заискивающе улыбнулся Андрею. – По предварительным данным, зачинщиками драки являются некие цыгане из соседнего посёлка. Вот, провожу следственные мероприятия. А что у вас на участке об этом слышно, товарищ Иванов?
– Отличная работа! – не стал продолжать непозволительную в присутствии постороннего пикировку Андрей. – Продолжайте в том же духе, Сергей Петрович. – И, включая полный игнор, развернулся к Николаенко: – Николай Николаевич, у меня к вам несколько вопросов по поводу вчерашнего происшествия в вашем доме. И не только.
Последнюю фразу специально обронил после паузы, уже увлекая Николаенко в сторону, и успел заметить, как тот бросил быстрый испуганный взгляд на Маруновского. Их неожиданно близкое знакомство интуитивно напрягало. Несло от него каким-то… кумовством.
Задав парочку дежурных вопросов про вчерашнюю драку, Андрей показал фото Петрунина.
– Нет, не видел такого, – заверил Николаенко. – А что, он тоже причастен к цыганскому беспределу?
– Пока не знаем. Пока он, предположительно, почтальонку ограбил. Но есть сведения, что его неоднократно видели у вас на базе в компании грузчиков.
Специально разглашал информацию. Понимал, что если Петрунин и имеет дела с местными, то заляжет уже даже после визита Маруновского. Но вот посмотреть на реакцию Николаенко было нужно именно сейчас, застав врасплох. Но тот то ли окончательно пришёл в себя, то ли действительно был не в курсе – только пожал плечами:
– Не видел. Если хотите, порасспрашивайте работников. А я, с вашего позволения, пойду. Мне в управление надо.
Расспрашивать Андрей, естественно, никого не стал. Дураку понятно, что бесполезно. Пока поджидал автобус, увидел, как мимо проехала служебная «Волга» Николаенко. На её заднем сиденье, вальяжно покуривая, развалился Маруновский.