Личное дело опера Иванова

Глава 25

Отделение гудело ночным происшествием, по всем структурным веткам летели распоряжения о проведении внутренних расследований. В срочном порядке поднимались личные дела, ходатайства, приказы…

Андрея, как ни странно, не трогали, но это больше походило на затишье перед бурей, чем на триумф справедливости. Львович орал за дверями своего кабинета так, что весь коридор слышал, и его бы, наверное, точно хватил удар, если бы в начале одиннадцатого в Отделение не явился Попковский при полном параде.

Для Львовича, который так до сих пор и не знал, что почётный гость нашёлся, это стало полной неожиданностью, волнительной, но радостной. Служебная возня внутреннего расследования тут же перешла в режим повышенной секретности. В Отделении воцарилась непривычная тишина. И это было хорошо. Голова опять раскалывалась, от зашитого виска через ушибленную глазницу накатывали волны тупой, чем-то похожей на зубную, боль. Дети устали сидеть в кабинете и требовали внимания. В идеале бы – поехать уже на участок, но нельзя. Нужно было ждать вызова Главного.

И он, наконец, вызвал. Андрей оправил китель, затянул узел галстука.

– Марин, давайте тут, без приключений! Я скоро.

Но когда поднялся в приёмную Львовича, секретарь попросила подождать. И вот, Андрей ждал, а она косилась на него с сочувствующим любопытством.

– Может, вам водички, Андрей Иванович?

– Что, так плохо выгляжу?

– Да нет, но… – растерявшись, не договорила она и отвела взгляд.

А Андрей действительно чувствовал себя неважно. Накатывали волны холодной потливости, слегка плыла резкость перед здоровым глазом.

– Просто душно у вас тут. А так я в порядке, у меня даже справка имеется.

Постарался улыбнуться, секретарша так же скованно улыбнулась в ответ, и дверь наконец щёлкнула, открываясь.

– Да что я вам, – недовольно бубнил, выходя из кабинета Попковский, – маленький что ли? Чего вы меня нянчить-то все пытаетесь?

– Ну почему нянчить, Василий Михайлович, – разливался у него за спиной Львович. – Просто так вам будет удобнее! Там же и питание, и обслуживание в номерах, и…

– Ну и на черта бы оно мне, ваше обслуживание? Я, слава богу, сам ещё всё могу!

Увидев Андрея, просветлел, потянул его за локоть в сторону. А Львович так и замер на полуслове, увидев подобное панибратство. Попковский обернулся к нему:

– Вы не против, если я задержу вашего майора? Буквально на минутку.

Вытащил Андрея из приёмной, заботливо поправил ему лацканы кителя.

– Ты вот что, Андрюш, ты не серчай, но я начальнику твоему всё рассказал. Про ордена, про цыган и прочее.

У Андрея аж руки опустились.

– Ну да, да, знаю, что договорились, – поспешил продолжить Попковский, – но ты тоже пойми, это ведь неправильно! Я крепко думал всю ночь, и знаешь – не должно так быть! Страна должна знать героев в лицо! – Чем дальше он говорил, тем команднее становился голос. – Ну подумаешь, ограбили деда, мне-то что, я коряга уже старая, но ты-то меньше чем за сутки всё вернул! Может, даже подполковника за это получишь, а там и до полковника недалеко. Ну а что? Почему нет-то? Ты можешь, я же вижу! Так что знаешь, не надо вот это! Скромность, это знаешь… Это там хорошо, в жизни, а на службе, да ещё и заслуженно – не надо! – И вдруг совсем другим тоном: – Ты детишек-то куда дел?

– В кабинете сидят. В двенадцатом.

– Ну, пойду проведаю перед экскурсией. Хорошие они у тебя, Андрюш! Ох хорошие! Мои внучата тоже такие были. А потом выросли и разъехались. – Помолчал. – Ну ладно, иди! И давай там, бодрее! Таким опером гордиться должны!

– Я участковый.

– Ну… – он слегка замешкался, вспомнив, что это для него не новость. – Ну что я могу на это сказать… Зря! Вот зря! Тебе в опера́ надо!

Когда Андрей наконец вошёл в кабинет, Львович был чернее тучи. Тут же двинул в сторону бумаги, которые читал, сложил руки перед собой. Окинул Андрея тяжёлым взглядом.

– Ну? Чего молчишь-то… герой? Думаешь, защитника нашёл?! Да он сегодня здесь, а завтра уехал, а тебе ещё работать и работать – подо мной! – гневно закряхтел. – И то, как сказать, работать! У меня вот! – затряс схваченной со стола бумагой. – Не забыл? Рапорт твой. Подписанный между прочим! Ты не смотри, что я ему ещё ходу не дал, я в любой момент…

Злился, сбивался с мысли, нервно теребил ворот сорочки. И был прав во всём до последнего слова.

– Чего молчишь?!

– Виноват, Борис Львович.

– Виноват? Виноват?! Ты мне вчера тоже самое говорил, а теперь выясняется, что ты Попковского просто спрятал! Но и ладно бы только это… Но это что, скажи на милость?! – пихнул по столу очередной лист, Андрей поймал. – Это как понимать?!

Андрей глянул и сразу узнал – это были его показания о вчерашнем происшествии, в которых ни словом не упоминался ни Попковский, ни ордена, зато сказано, что весь сыр-бор с Маруновским случился на почве личной неприязни, и лишь по чистой случайности потянул за собой весь остальной клубок.

– Что это, я тебя спрашиваю?! У меня тут ЧП областного масштаба, должностное преступление, сотрудник оказался оборотнем в погонах, а ты мне личную неприязнь в мотивах лепишь? И что прикажешь с этим делать? Задницу подтереть? Или сразу наверх отправить, чтобы они там всем Главком над нашим Отделением смеялись? Так что ли? – Грохнул кулаком по столу. – Сейчас же переписать! Только нормальным языком! Формулировки, причины, следствия – чтобы это на документ было похоже, а не на бульварный детективчик!

Андрей поджал губы. От ора кружилась голова, слегка подташнивало, но в груди при этом клокотало упрямство.

– Разрешите заметить, что изначально конфликт действительно завязался на почве личной неприязни, и я всего лишь…

– Вон пошё-ё-ёл! – вскочил с места Львович и чиркнул пальцем по горлу: – Вот ты у меня где, со своими личными! – Отдышался, понизил голос почти до шёпота: – Я… Ты… Я с тобой позже разберусь, Иванов. Вот Попковский уедет, и я тебе, – потряс бумагами с показаниями, – всё до последней буквы припомню! А сейчас марш отсюда, и чтобы я тебя до конца слёта не видел! Стой! – окликнул уже в спину. – Сегодня же переселить Попковского из своей квартиры в гостиницу! Что угодно делай, ясно, но чтобы к вечеру он был там! Лично проверю!

Состояние всё ухудшалось. Решил, доехав до участка, временно перепоручить детей Петрову и всё-таки добраться до больницы. Но едва только зашёл в кабинет, как заявился за обещанным мопедом Данила Магницкий. Пришлось задержаться.

Прочитав парню воспитательную лекцию о вредном влиянии хулиганских компаний, положил перед ним чистый лист.

– А теперь, пиши объяснительную. Как, где, при каких обстоятельствах стал участником преступной группировки. Где находился вчера в момент совершения разбойного нападения, кто может подтвердить. – Говоря смотрел на него как можно строже. Давать хода этой бумажке, конечно, не собирался, но дисциплинарная мера требовала натуралистичности, и для того, чтобы пацан прочувствовал всю степень ответственности, нужно было дать ему почувствовать себя преступником, под эту самую ответственность попавшим.

Однако тот оказался не из пугливых. Скорее – упрямым. Всем видом демонстрируя недовольство, подтянул к себе лист. Угрюмо поизучал его.

– Так чего писать-то?

– Повторяю ещё раз: как, где, при каких обстоятельствах. Словом, всё пиши, потом разберёмся, что лишнее.

И сам тоже погрузился в бумажную работу. Данила, уронив голову на руки, вцепился в волосы.

– Так не честно! Не было такого уговора!

– Пиши! Пока я тебе дополнительно не задал сочинение на тему «Почему я мечтаю попасть в детскую исправительную колонию»

Тот побурчал, но принялся наконец писать. Однако, исписав уже пол-листа, импульсивно замалевал всё написанное, и продолжал с рычанием чиркать ещё и ещё, когда в кабинет сунулась Маринка, да так и замерла на пороге, изумлённо глядя на беснующегося мальчишку. Заметив её краем глаза, он тоже замер… И вдруг бросил на неё злой взгляд исподлобья:

– Чё зыришь?

– Но! – не отрываясь от писанины, строго одёрнул его Андрей.

Данила гневно насупился, но снова не выдержал, скорчил Маринке рожу.

– Дурак чикану́тый! – тут же не осталась она в долгу. Крутнула пальцем у виска: – Совсем тю-тю!

– Но! – одёрнул Андрей теперь уже её. – Я всё слышу!

Она гордо вздёрнула нос и сбежала.

– Сама чиканутая, поняла! – крикнул ей в след Данила.

Андрей хлопнул ладонью по столу:

– Магницкий, пиши, не отвлекайся!

Данила в сердцах двинул от себя лист и ручку.

– Так не честно! Вы говорили, что, если я вам расскажу, то отдадите мне мопед и всё! Не было уговора объяснительные писать!

Андрей посмотрел на него строго, сложил руки на столе.

– Ты хоть понимаешь, до чего дошёл, Дань? Ты же толковый пацан! Тебя тренер по боксу хвалит, перспективным называет. Завязывай, давай, с хулиганкой, пока не поздно! Потому что это сейчас объяснительные, а потом будет детская комната милиции, а там и до подростковой колонии один шаг, сам не заметишь, как переступишь! А это уже клеймо на всю жизнь. И нормальные девочки, кстати, – кивнул вслед Маринке, – таких хулиганов не любят. Сам видел.

– Подумаешь! Тоже мне, нормальная девочка. Сопля какая-то зелёная.

– Пиши! – усмехнулся Андрей, и встал. В глазах резко потемнело. Пошатнувшись, он схватился за стол, а может, за стул, или за подоконник…

– Эй, кто-нибудь! – раздался из тумана звонкий голос Магницкого. – Тут гражданину менту плохо!

Уже минут через десять подъехала «скорая»

– Да просто резко встал, бывает! – пытался опровергнуть Андрей доводы врача, но тот и слышать не хотел.

– Минимум двое суток в стационаре, если не хотите… – и дальше нагородил таких вероятных последствий, вплоть до обширного инсульта и инвалидности с полной недееспособностью, что Андрей сдался.

– Андрей Иванович, вы за детей не переживайте, всё будет нормально! – сунувшись в «скорую» клятвенно заверил его Петров. – Я своих если что попрошу! Вы главное, поправляйтесь!

Но насмерть перепуганная Маринка ревела, а Тёмке хотя и было проще, от того, что он даже не понял, что случилось, но никто не мог гарантировать, что он и дальше останется спокойным, поэтому и Андрею не переживать за них было просто невозможно.

Чуть позже в больницу приехал Харламов и тоже заверил, что всё будет пучком.

– Разберёмся, даже не сомневайся! Неделю-другую точно протянем.

– Так, ты мне давай это… Не каркай тут! Завтра анализы-рентгены сделают, таблеток выпишут – и домой. Да я и сейчас уже нормально! – хорохорился Андрей, но в голове гудело, как в пустом котле и ужасно клонило в сон.

– Ага. Ты и вчера ночью нормально был, а сегодня поплыл. Нет уж, ты давай-ка отдыхай. Ни хрена там без тебя небо на землю не упадёт. Днём матушка Васькина согласилась сидеть, а на ночь – когда я приеду, когда сам Васька останется. – Помолчал. – Слушай, я тут подумал, а может эту, Краснову твою вызвонить? Ну ладно, косяк за ней, но для крайнего-то случая пойдёт!

А Андрей и сам уже об этом думал. Конечно, ситуация выходила двоякая: с одной стороны, Оксана однозначно была лучшим из возможных вариантов, но вот с другой – кот из дома, мыши в пляс. Ну в смысле, сейчас, когда у него нет возможности контролировать обстановку, кто помешает Ирке встречаться с детьми в открытую? С помощью всё той же Оксаны, например?

Всё внутри тут же возмущалось этой мысли, словно она была бредом и не имела под собой никакого основания, и Андрей даже прилагал усилие, чтобы возвращаться с небес на землю, заставляя себя смотреть фактам в лицо: основания есть, как это ни печально. От этого усилия ещё больше болела голова и дежурный врач, глядя на показания тонометра уже начинала недвусмысленно намекать, что Харламову пора.

– Ладно, набери ей, Олеж, – сдался Андрей. – Всё равно не факт, что согласится. А если вдруг всё-таки согласится, то пусть сначала ко мне зайдёт.

– Предупредительный инструктаж?

– Ну а как ещё? Сам понимаешь. Не, ну как вариант, можно, конечно, и Ирку на пятнадцать суток закрыть…

Харламов рассмеялся.

– Шутишь, значит, жить будешь! Короче, ни о чём не думай, всё порешаем.

Он ушёл, и Андрей сразу заснул. Проснулся среди ночи, понял, что Оксана так и не приходила. С трудом удержался чтобы не пойти на Пост, не позвонить домой. Как там дети? С кем? Но не стал их тревожить.

С утра и до обеда уже с каким-то маниакальным нетерпением снова ждал Оксану. Даже нервничал. Перебирал в голове как себя с ней держать, о чём говорить. Почему-то даже не сомневался в том, что несмотря на острую ноту их расставания, присмотреть за детьми она не откажется. И даже сдержит обещание не устраивать им встреч с Иркой. Если пообещает, конечно. Но тут проще – если не пообещает, то и к детям не попадёт.

Мысли эти были дурацкие, преследовало ощущение, что его снова несёт не туда, даже больше – будто он сам себя «не туда» толкает… Напоминает, что ничего личного между ними больше нет и быть отныне не может – по вполне понятным, объективным причинам…

Но Оксана так и не пришла. Зато приехал Харламов, привёз какой-то еды, сообщил, что ночевали сегодня усиленным составом: дети, он и Попковский.

– То есть как? – обалдел Андрей. – Львович расстрелом грозил, велел выселить деда в гостиницу!

– А вот так! Плевать дед хотел на приказы Львовича, ему у тебя удобнее. Сегодня днём у него официальное мероприятие, а вечером собирается к тебе заехать. Да ты не напрягайся, начальство в курсе, где ты, так что, думаю, и претензий по поводу Попковского быть не может. В любом случае – сами пусть теперь разбираются.

– Дети сейчас с кем? – с какой-то глупой потаённой надеждой едва выдавил Андрей.

– Как и договаривались, с маманькой Васькиной. Ничего так женщина, приятная. Учителем начальных классов работает, так что с двумя-то точно должна справиться.

Андрей тоскливо окинул взглядом макушки тополей за окном, проследил, как бьётся об стекло муха.

– Краснова, значит, отказалась?

– А, да не дозвонился я до неё! Ни вчера, ни сегодня. Попробую ещё чуть позже.

Чуть позже Андрей попробовал и сам. И после того, как сцепив зубы, сделал этот первый шаг, пошло будто по накатанной – звонил ей чуть ли не каждые пятнадцать минут, оправдывая это острой необходимостью и периодически впадая в полное отрицание, когда обещал себе, что если вот прямо сейчас не ответит, то всё, так тому и быть. Больше звонить не будет. Тем более, что мама Василия отчиталась, что дома всё с покойно. Правда, когда трубку взяла надутая Маринка, у Андрея возникли сомнения по поводу полного спокойствия, но решил отбросить бестолковое волнение и довериться компетентному учительскому мнению. Просто попросил Маринку присмотреть за Тёмкой.

– Ты же понимаешь, что ты сейчас за старшую, да? Помогай брату. Это только с виду кажется, что ему всё равно, а на самом деле ему сложнее, чем всем нам. Просто он не может об этом сказать. Понимаешь?

– Угу.

– Вот и хорошо. Давай, Марин, я на тебя рассчитываю! И Ольгу Николаевну слушайся, пожалуйста.

Она всхлипнула.

– Когда ты приедешь?

– Точно не знаю, но постараюсь как можно скорее.