Лагерь Африканской революционной армии на самом деле был не лагерем, а штабом. Он располагался в здании небольшого университета для португальцев в те времена, когда Португалия правила Мозамбиком. С тех пор в центре города на северном берегу озера Малави построили университет для черных граждан.
Прежний университетский кампус стал идеальной базой для штаба армии Лусаны: в комнатах для студентов поселились солдаты, кафетерии превратились в столовые, спортивные залы и площадки переоборудовали для боевой подготовки. Здесь же нашлись удобные квартиры для офицеров и актовый зал для проведения разного рода встреч.
Конгрессмен от демократической партии Фредерик Даггат, один из трех черных конгрессменов штата Нью-Джерси, был впечатлен. Он ожидал увидеть обычное революционное движение, возглавляемое племенными вождями, одетыми в желто-коричневую китайскую форму, вооруженными советскими ракетами и фонтанирующими пустыми марксистскими лозунгами. Однако он с удовлетворением отметил, что организация создана по образу и подобию американской нефтяной корпорации, а Лусана и его офицеры больше походили на руководителей бизнеса, чем на партизан.
Все шло в соответствии с принципами проведения официальных вечеров, совсем как в Нью-Йорке. Даже хозяйка приема, Фелиция Коллинз, прекрасно смотрелась бы на вечеринке с коктейлями в центре Манхэттена.
Даггат перехватил ее взгляд, она извинилась перед группой восхищенных сомалийских законодателей, подошла к нему и положила руку на плечо.
— Хорошо проводите время, конгрессмен?
— Замечательно.
— Хайрам и я надеемся, что вы останетесь с нами до конца недели.
— К сожалению, завтра днем я должен отправиться в Найроби на встречу с Кенийским советом образования.
— Надеюсь, вам понравились ваши покои. У нас все немного отличается от правил отелей «Хилтон».
— Должен признать, что прием, оказанный мистером Лусаной, превзошел все мои ожидания.
Даггат посмотрел на Фелицию Коллинз, которую впервые видел так близко. Знаменитость, певица с тремя золотыми дисками, актриса с двумя «Эмми» и «Оскаром» за трудную роль черной суфражистки в фильме «Дорога мака». Вблизи она была столь же очаровательна, как и на экране.
Фелиция в великолепном костюме из зеленого китайского шелка смотрела на него спокойно и внимательно. Маленькая блузка без бретелек завязана узлом на животе, полупрозрачные брючки позволяли увидеть очертания безупречных ног. Картину дополняла короткая стрижка по последней африканской моде.
— Хайрам стоит на пороге славы, вы же знаете, — сказала она.
Он улыбнулся ее немного высокопарной фразе.
— Полагаю, то же самое в свое время можно было сказать об Аттиле.
— Теперь понимаю, почему на ваших пресс-конференциях всегда множество корреспондентов, конгрессмен. — Она все еще держала его за руку. — Вы остры на язык.
— Кажется, они называют это «Копьем Даггата».
— Возможно, так легче атаковать белые правящие круги?
Он сжал ее ладонь так сильно, что прекрасные глаза широко раскрылись.
— Скажите мне, госпожа Коллинз, что привело столь красивую и знаменитую актрису в джунгли?
— То же самое, что привело сюда черного «анфан террибль» американского конгресса, — парировала она. — Желание помочь человеку, который борется за прогресс нашего народа.
— Мне представляется, что Хайрам Лусана больше склонен к тому, чтобы пополнить свой личный банковский счет.
Фелиция насмешливо улыбнулась.
— Вы меня разочаровываете, конгрессмен. Если бы вы подготовились как следовало, то знали бы, что это совсем не так.
Конгрессмен напрягся. Перчатка была брошена.
Он отпустил ее руку и повернулся так, что его лицо оказалось в нескольких дюймах от лица Фелиции.
— Когда половина мира смотрит на народы Африки и ждет, что они покончат с этим цирком, объединятся и уничтожат последний бастион белых, кто должен появиться, словно мессия в джунглях, с пословицей на любой случай? Конечно, ваш дружелюбный наркоторговец, Хайрам Лусана. Словно откровение в ночи, он избавляется от своего процветающего криминального бизнеса и становится во главе черных отбросов Южно-Африканской Республики. Набравшийся уверенности благодаря поддержке легковерных черных, вознесенный к небесам мировой прессой, падкой на любые сенсации, красивый Хайрам внезапно обнаруживает свое улыбающееся лицо на обложках глянцевых журналов общим тиражом, превышающим шестьдесят миллионов. Теперь солнце в небесах сияет только для него, Хайрама Лусану обожают любители Библии за невероятное благочестие; иностранные дипломаты принимают участие в его вечеринках; он требует и получает огромные гонорары за свои лекции. И простофили из мира развлечений вроде вас, госпожа Коллинз, целуют ему задницу и рассчитывают, что отблески его славы помогут им оказаться в центре внимания.
Гнев исказил прелестные черты Фелиции.
— Вы сознательно ведете себя оскорбительно.
— Просто я совершенно откровенен. — Даггат немного помолчал, наслаждаясь замешательством женщины. — Как вы думаете, что произойдет, если Дусана выиграет свою войну и расистское правительство Южно-Африканской Республики подаст в отставку? Поступит ли он, как Цинциннат[4], отказавшись от звания генерала, и вернется ли к плугу? Не думаю, что такой исход вероятен. Я не сомневаюсь, что он объявит себя президентом и установит диктатуру. А потом, когда огромные экономические ресурсы самой продвинутой африканской страны окажутся в его распоряжении, развернет грандиозный крестовый поход в другую сторону, чтобы покорить более слабые белые нации.
— Вы слепы, — резко сказала Фелиция. — Хайрам руководствуется в своей жизни высокими нормами морали. Не могу даже представить, что он способен подумать о том, чтобы отказаться от высоких идей ради личной выгоды.
Женщина не заметила, что в глазах Даггата промелькнула тревога.
— Могу представить доказательства, госпожа Коллинз, но не бесплатно — за один американский доллар.
— Вы пытаетесь ловить рыбу в пустом озере, конгрессмен. Мне очевидно, что вы не знаете генерала.
— Что же, давайте поспорим.
Она немного подумала, а потом посмотрела ему в глаза.
— Давайте.
Конгрессмен изящно поклонился и повел ее в сторону генерала, тот обсуждал тактику с офицерами армии Мозамбика. При их приближении мужчина прервал разговор и приветствовал Фелицию и конгрессмена.
— О, мои друзья американцы. Вижу, вы познакомились.
— Могу я поговорить с вами и госпожой Коллинз так, чтобы вокруг не было лишних ушей?
— Ну конечно.
Лусана извинился перед армейскими офицерами и зашел вместе с двумя американцами в небольшой кабинет, уютно украшенный современными африканскими мотивами.
— Очень мило, — заметил Даггат.
— Мой любимый стиль. — Генерал предложил им сесть. — Почему бы и нет? Он ведь основан на древних национальных узорах.
— Лично я предпочитаю современные египетские интерьеры, — равнодушно ответил конгрессмен.
— Так о чем вы хотели поговорить? — спросил Лусана.
Мужчина сразу перешел к делу.
— Если я могу быть откровенным, генерал, есть только одна причина, по которой устроено это хорошо срежиссированное представление. Вы рассчитываете усилить влияние АРА в Комитете палаты представителей по иностранным делам. Вы согласны?
Генерал не сумел скрыть раздражения, но постарался соблюсти вежливость.
— Мои извинения, конгрессмен. Я не хотел быть столь очевидным. Да, я действительно рассчитывал, что вы окажете поддержку нашему движению. Но устраивать представление? Ни в коем случае. Я не настолько глуп, чтобы вешать лапшу на уши человеку, имеющему репутацию умного политика.
— Что же, тогда можно закончить с предварительными переговорами. Какая во всем этом выгода для меня?
Лусана, который не ожидал такой откровенности, завороженно смотрел на Даггата. Генерал собирался действовать окольными путями, и конгрессмен застал его врасплох.
Прямое требование взятки ошеломило Лусану, и он решил изобразить скромность, чтобы выиграть время для размышлений.
— Я вас не понимаю, конгрессмен.
— Все предельно просто. Если вы хотите, чтобы я был в вашей команде, вам придется раскошелиться.
— Я все еще не понимаю.
— Давайте заканчивать пустую болтовню. Мы с вами родом из одной трущобы. Мы бы не избавились от нищеты и дискриминации, если бы многому не научились в жизни.
Лусана отвернулся и принялся неспешно раскуривать сигарету.
— Вы хотите открыть переговоры относительно стоимости ваших услуг?
— Нет необходимости. У меня уже имеются… кое-какие соображения.
— Ну так озвучьте их.
Улыбка пробежала по губам Даггата.
— Госпожа Коллинз.
Лусана недоуменно посмотрел на него.
— Да, прекрасная мысль, но я не понимаю…
— Вы отдадите мне Фелицию Коллинз, а я позабочусь о том, чтобы мой комитет финансировал снабжение вашей армии.
Женщина вскочила на ноги, и ее огромные глаза засверкали.
— Какая ерунда!
— Считайте это маленькой жертвой ради великого крестового похода, — с сарказмом сказал Даггат.
— Хайрам, ради бога, скажи этому индюку, чтобы он собрал вещички и отчалил отсюда.
Лусана не стал отвечать сразу. Он посмотрел на свои колени и смахнул воображаемую пылинку с идеально выглаженной брючины.
— Мне очень жаль, Фелиция, — тихо заговорил он, — но я не могу позволить сентиментальным чувствам одержать надо мной верх.
— Что за бред! — Она посмотрела на него, теряя надежду на адекватность. — Вы оба спятили, совершенно спятили, если думаете, что можете передавать меня, как тарелку с овсянкой.
Лусана встал, подошел к ней и коснулся губами ее лба.
— Не нужно меня ненавидеть. — Он посмотрел на Даггата. — Конгрессмен, наслаждайтесь добычей.
И вышел из комнаты.
Довольно долго Фелиция стояла неподвижно, и на ее лице недоумение мешалось с враждебностью; потом она все поняла, и ее глаза наполнились слезами. Она не стала протестовать или сопротивляться, когда Даггат мягко привлек ее к себе и поцеловал.
— Ты ублюдок, — прошептала она. — Подлый ублюдок. Надеюсь, ты удовлетворен.
— Пока еще нет.
— Ты получил то, что тебе причитается. Чего еще хочешь?
Он вытащил из кармана платок и вытер слезы с ее щек.
— Ты забыла, — с язвительной усмешкой сказал мужчина, — с тебя причитается доллар.