Слушание Комитета палаты представителей по иностранным делам относительно помощи африканским народам под председательством Фредерика Даггата началось в полупустом конференц-зале в присутствии множества скучающих репортеров. Рядом с Даггатом сидел демократ Эрл Хант из Айовы и республиканец Роско Мейерс из Орегона. Лорен Смит заняла место на другом конце стола.
Слушание продолжалось уже довольно долго, поскольку несколько африканских правительств запросили финансовую помощь. До Хайрама Лусаны очередь дошла в четыре часа дня. Теперь зал был полон. Фотографы стояли на сиденьях, вспышки камер отражались от стен, многие торопливо писали в блокнотах или бормотали в микрофоны магнитофонов. Мужчина не обращал внимания на волнение. Он сидел за столом, выпрямив спину, как крупье, который знает, что статистика на его стороне.
— Генерал Лусана, — сказал Даггат. — Добро пожаловать на наши слушания. Полагаю, вам известна процедура. Сейчас нужно лишь установить факты. Вам выделено двадцать минут для изложения вашей позиции. Затем члены подкомитета зададут вопросы. Наше мнение и выводы будут содержаться в отчете Комитета палаты представителей по иностранным делам.
— Я понимаю, — сказал он.
— Мистер председатель.
Даггат повернулся к Лорен.
— Да, конгрессмен Смит.
— Я должна выразить протест по поводу выступления генерала Лусаны — он не является представителем признанного африканского правительства.
По залу прокатился ропот.
— Так и есть, — сказал Лусана, глядя Лорен в глаза. — Я не член признанного правительства. Однако являюсь представителем свободного населения африканского континента.
— Звучит весьма выразительно, — сказала Лорен. — Но у нас есть определенные правила.
— Вы не можете отказаться выслушать обращение миллионов черного населения из-за формальности. — Лусана сидел совершенно неподвижно, и его голос прозвучал настолько тихо, что его не услышали в дальней части зала. — Самое главное достояние каждого человека — его народ, без которого он ничто. В Африке мы сражаемся за то, чтобы получить гражданство, принадлежащее нам по праву. Я здесь для того, чтобы просить о достоинстве черных. Я не прошу денег для покупки оружия. Не прошу, чтобы ваши солдаты сражались рядом с нами. Я умоляю лишь о возможности купить еду и лекарства для тысяч, пострадавших в войне с бесчеловечностью.
Он мастерски произнес свою речь, но не сумел произвести впечатление на Лорен.
— Вы умный человек, генерал. Если я начну вам возражать, то соглашусь с вашим присутствием на слушаниях. Я не отказываюсь от своего протеста.
Даггат едва заметно кивнул одному из своих стоявших сзади помощников и повернулся к Эрлу Ханту.
— Заносим в протокол протест конгрессмена Смит. А что думаете вы, конгрессмен Хант?
Пока Даггат интересовался мнением Ханта и Роско Мейерса, его помощник подошел к Лорен сзади и вручил ей большой белый конверт.
— Что это?
— Меня попросили передать, что вам необходимо срочно взглянуть на содержимое конверта.
Затем поспешно повернулся и вышел из зала через боковую дверь.
Лорен вытащила из незапечатанного конверта стопку фотографий и увидела на них свое обнаженное тело, переплетенное с телом Питта в момент оргазма. Она побледнела от страха и отвращения и быстро засунула фотографии обратно в конверт.
Даггат повернулся к ней.
— Конгрессмен Смит, у нас возникли разногласия. Конгрессмен Хант и я полагаем, что нам следует предоставить слово генералу Лусане. Конгрессмен Мейерс согласен с вами. Как председатель данного слушания, могу ли я позволить генералу Лусане обратиться к нам?
Лорен почувствовала, как волосы у нее на затылке встали дыбом. Даггат смотрел на нее со зловещей ухмылкой. Она сразу поняла по выражению его лица, что ему известно о содержимом конверта. Женщина с трудом подавила поднимающуюся к горлу тошноту, сообразив, что Фелиция Коллинз предала ее ради помощи Лусане. Лорен мысленно выругала себя за то, что так легко угодила в ловушку — словно молоденькая провинциальная девушка, попавшая в лапы сутенера из большого города.
— Конгрессмен Смит? — повторил Даггат.
У нее не оставалось выбора. Теперь он ее контролировал. Она опустила глаза и вздрогнула.
— Мистер председатель, я снимаю свои возражения, — тихо сказала она.
Барбара Гор в свои сорок три года все еще обладала фигурой модели журнала «Вог». Она оставалась стройной, ноги не потеряли форму, а высокие скулы не поддались воздействию возраста. Однажды у нее была связь с Дейлом Джарвисом, но с тех пор прошло много времени, и сейчас она оставалась лишь его другом и секретаршей.
Она сидела напротив его письменного стола, скрестив красивые ноги так, как это может лишь женщина. Однако сейчас Джарвис не обращал на них ни малейшего внимания. Он диктовал и полностью погрузился в свое занятие. Неожиданно он смолк и принялся что-то искать в грудах секретных докладов.
— Возможно, если ты расскажешь мне, что ищешь, я смогу тебе помочь, — терпеливо сказала Барбара.
— Мне нужна справка о контроле состояния всех линейных кораблей. Мне обещали ее сегодня доставить.
Барбара вздохнула, протянула руку и вытащила из стопки несколько скрепленных вместе листов синей бумаги.
— Она лежит на твоем столе с восьми утра.
Иногда Барбару охватывало раздражение из-за неряшливости Джарвиса, но она давно научилась не обращать на это внимания.
— И что там сказано?
— А что ты хочешь найти? — спросила она. — Ты даже не сказал мне, что тебя интересует.
— Ясное дело, хочу купить линейный корабль. У кого они есть на продажу?
Барбара бросила на него мрачный взгляд и принялась изучать бумаги.
— Боюсь, тебе не повезло. Один корабль остался у Советского Союза, но он использует его для обучения курсантов военно-морских училищ. Франция давно избавилась от своих линкоров. Такая же история с Великобританией, хотя у них еще есть один на плаву для поддержания традиций.
— А в США?
— Пять линкоров превращены в музеи.
— И где они сейчас находятся?
— Закреплены за штатами, в честь которых были названы: «Северная Каролина», «Техас», «Алабама» и «Массачусетс».
— Ты сказала пять.
— «Миссури» поддерживается на плаву военно-морским флотом в Брементоне, штат Вашингтон. Да, и я едва не забыла: «Аризона» все еще считается находящимся в эксплуатации.
Джарвис заложил руки за голову и посмотрел в потолок.
— Припоминаю линкоры «Висконсин» и «Айова», несколько лет назад они были приписаны к военно-морской верфи в Филадельфии.
— Хорошая память, — похвалила Барбара. — Если верить отчету, «Висконсин» отправлен на свалку в 1984 году.
— А «Айова»?
— Продан на металлолом.
Джарвис встал и подошел к окну. Засунув руки в карманы, он какое-то время смотрел на улицу.
— Найди папку с «Дикой розой», — попросил он.
Казалось, Барбара прочитала его мысли — она держала папку в руках.
— Уже у меня.
— Отправь ее Джону Госсару из Африканской секции и передай ему, что это было чертовски интересное чтение.
— Больше ничего?
Джарвис повернулся к ней.
— Да, — задумчиво сказал он. — Если учесть все факторы, здесь следует поставить точку.
Именно в этот момент китобойное судно с одинаковыми штевнями бросило якорь в ста ярдах от Уолнат-Пойнт в штате Вирджиния и медленно развернулось так, чтобы его нос разрезал течение. Патрик Фокс поставил старый шезлонг на узкой корме, тот едва поместился между фальшбортами. Взял удочку и забросил леску без крючка в воду.
Он как раз успел открыть корзинку для пикника и достать большой кусок сыра честер и бутылку «Кати Сарк», когда его гудком приветствовал буксир, тащивший за собой три тяжело груженных мусором баржи. Фокс помахал в ответ и слегка расставил ноги, чтобы сохранить равновесие, едва его судно начало раскачиваться на волнах. Он отметил в блокноте время, когда буксир проплыл мимо.
Шезлонг протестующе заскрипел, когда Патрик всем своим мощным телом откинулся на спинку. Потом съел кусочек сыра и сделал глоток из бутылки. Казалось, Фокс дремлет за удочкой, но он аккуратно фиксировал проходившие мимо коммерческие корабли и прогулочные шлюпки. Время, направление и скорость. Одно судно заинтересовало его больше других. Он изучал в бинокль ракетный эсминец до тех пор, пока тот не исчез из вида. Ничто не укрылось от его внимания — ни пустые пусковые установки ракет, ни расслабленное настроение команды.
Ближе к вечеру зарядил легкий дождь, и капли застучали по щербатой, покрытой пятнами краски палубе. Моряк любил дождь. В море, во время шторма, он часто стоял на капитанском мостике и смотрел на ярость свирепствующей стихии, а потом укорял младших офицеров за то, что они предпочитали горячий чай и комфорт рубки. Даже сейчас Фокс не стал прятаться в маленькой кабине и остался на палубе, лишь надел дождевик, чтобы защитить от влаги кожу и одежду.
Он хорошо себя чувствовал; дождь очистил воздух в его легких, сыр притупил чувство голода, а благодаря выпитому виски он видел окружающий мир как бы в легком сиянии. Мужчина позволил своему разуму пуститься в дрейф, и вскоре перед его мысленным взором стали возникать члены погибшей семьи. Запахи фермы в Натале наполнили ноздри, моряк ясно и отчетливо услышал голос Мирны, зовущей обедать.
Через четыре часа Фокс заставил себя вернуться к реальности, когда его внимание привлек буксир, возвращавшийся с пустыми баржами. Он быстро встал и записал номера и положение навигационных огней. Потом вытащил якорь, завел двигатель и направил свой катер вслед за буксиром.