ГЛАВА 65

Теперь процесс было невозможно остановить. Сработал пороховой заряд, и два снаряда вылетели из центральной и правой пушек, но левый ствол был перебит одной из ракет, выпущенных истребителями, и пороховые газы не могли найти выхода.

Новая пушка могла выдержать такую чудовищную отдачу, но старый затвор разлетелся на куски. В доли секунды вулканическое извержение пламени рвануло вниз по трубам подъемника, в пороховой погреб.

И «Айова» взорвалась.

Патрика Фокса вышвырнуло в открытый люк, и в эти доли секунды он понял всю чудовищную глупость собственных действий. Он потянулся к своей любимой Мирне, чтобы попросить у нее прощения, а потом ударился о стальную палубу, и тело капитана превратилось в окровавленную груду умирающей плоти.

***

Бронебойный снаряд из правого орудия достиг своей высшей точки и пробил известняковый купол здания Национального архива. По невероятному стечению обстоятельств он миновал двадцать один ряд книжных полок, рухнул на гранитный пол выставочного зала менее чем в десяти футах от стеклянного футляра, под которым хранилась Декларация независимости, и ушел в пол на половину своей длины.

Снаряд номер два не разорвался.

В отличие от номера три.

Крошечный генератор включил радиолокационный высотомер, находившийся внутри контейнеров с Быстрой Смертью, и начал посылать сигналы на землю, отслеживая его траекторию. Снаряд пошел на снижение, на высоте тысяча пятьсот футов электрический импульс заставил парашют раскрыться, и купол сияющего оранжевого шелка расцвел на фоне голубого неба. Поразительно, но материал, хранившийся более тридцати лет, выдержал нагрузку и не разошелся по швам.

Далеко внизу, под улицами Вашингтона, президент и его советники неподвижно застыли на своих стульях, наблюдая за неуклонным снижением парашюта. Сначала, как пассажиры «Титаника», которые отказывались верить, что огромный океанский лайнер тонет, они завороженно сидели, не в силах осознать масштаб разворачивающихся перед их глазами событий. У них еще сохранялась слабая надежда, что механизм внутри снаряда не сработает и он упадет на траву, не причинив никакого вреда.

А потом они ощутили, как сжимаются тиски отчаяния.

Легкий северный ветер нес парашют к зданиям Смитсонианского института. Солдаты, заблокировавшие улицы вокруг Мемориала Линкольна и здания Национального архива, а также толпы государственных служащих, застрявшие в утренних пробках, с ошарашенным видом глазели в небо.

Воздух над столом для конференций был полон напряжения, и всеобщая тревога достигла апогея. Джарвис не мог больше смотреть на происходящее.

— Все кончено, — хрипло сказал он, опустив голову. — Мы трупы.

— Неужели ничего нельзя сделать? — спросил президент, не отрывая глаз от медленно опускающегося парашюта.

Плечи Хиггинса безнадежно поникли.

— Если мы его собьем, то увеличим разлет бактерий. А больше делать нечего.

Джарвис увидел, как в глазах президента появляется жуткое понимание того, что они подошли к концу пути. Неосуществимое не может произойти, не может быть принято, но вот оно — совсем рядом. Смерть для миллионов находилась в секундах и нескольких сотнях футов.

Они так пристально наблюдали за экраном, что не заметили, как на нем растет далекая точка. Первым на нее обратил внимание Кемпер, он редко что-то пропускал. Адмирал встал и пристально уставился на экран. Вскоре и остальные заметили, как увеличивающаяся точка превращается в вертолет, который направляется к боеголовке.

— Господи, что они… — пробормотал Хиггинс.

— Он похож на безумного ублюдка, летавшего вокруг «Айовы», — заявил Кемпер.

— На этот раз мы собьем его задницу, — заявил Хиггинс и потянулся за телефонной трубкой.

Низкое солнце отражалось от кабины вертолета — на экране возникло яркое пятно. И вскоре все смогли прочитать четыре буквы, написанные на борту.

— НУПИ, — сказал Кемпер. — Вертолет Национального управления подводных исследований.

Джарвис убрал руки от лица и посмотрел вверх, словно пробудился от глубокого сна.

— Вы сказали НУПИ?

— Посмотрите сами, — предложил адмирал.

Джарвис посмотрел. Затем, опрокинув стул, резко вскочил на ноги и вырвал телефон из рук Хиггинса.

— Нет! — закричал он.

Генерал выглядел совершенно ошеломленным.

— Оставьте его в покое! — прорычал Джарвис. — Пилот знает, что делает.

Сейчас он был совершенно уверен, что Дирк Питт имеет отношение к трагическим событиям в столице. Вертолет НУПИ и Питт. Они должны быть связаны. В сердце Джарвиса вспыхнул маленький огонек надежды, он внимательно наблюдал, как уменьшается расстояние между боеголовкой и вертолетом.

***

«Минерва» неслась на оранжевый парашют, как бык, атакующий плащ матадора. Это была трудная гонка. Стайгер и Сандекер неправильно оценили траекторию движения боеголовки Быстрой Смерти и парили над зданием Национального архива, когда заметили, как в четверти мили от них раскрылся парашют. Они потеряли бесценное время, пока Стайгер лихорадочно разворачивал вертолет, направляя его наперерез, продолжая отчаянную игру, придуманную Питтом несколько часов назад.

— Прошло двенадцать секунд, — сказал адмирал от двери кабины.

«Восемнадцать секунд до цели», — подумал Стайгер.

— Готов привести в действие крюк и лебедку, — сказал Сандекер.

Полковник покачал головой.

— Слишком рискованно. У нас только один шанс. Мы должны носом пройти сквозь купол парашюта.

— Ты можешь попасть по куполу лопастью винта.

— Другого шанса у нас не будет, — возразил Стайгер.

Тот не стал с ним спорить, быстро вернулся в кресло второго пилота и пристегнулся.

Боеголовка приближалась и была хорошо видна в ветровое стекло. Полковник отметил, что она выкрашена в традиционные синие цвета военно-морских сил, резко сбросил скорость, и их обоих толкнуло вперед, но, к счастью, они были пристегнуты к креслам.

— Шесть секунд, — сказал Сандекер.

Тень огромного парашюта накрыла вертолет, когда Стайгер бросил машину вправо. Благодаря резкому повороту нос «Минервы» оказался между стропами. Оранжевый шелк поник и упал на ветровое стекло, закрывая солнце. Три стропы обмотались вокруг одной из лопастей, но старый материал не выдержал нагрузок и лопнул. Его остатки облепили фюзеляж — и «Минерва» практически остановилась, принимая на себя вес тяжелого снаряда.

— Две секунды, — сказал Сандекер сквозь стиснутые зубы.

«Минерва» начала падать под тяжестью снаряда. Стайгер вернул вертолет в горизонтальное положение и вновь запустил двигатели — его руки все делали быстро и уверенно.

Сдвоенные двигатели с трудом справлялись с дополнительной нагрузкой. Адмирал прекратил отсчет. Время вышло. Стрелка альтиметра дрожала на высоте тысячи футов. Сандекер наклонился в открытое окно и посмотрел мимо развевающегося шелка на нижнюю часть фюзеляжа, ожидая, что боеголовка может взорваться в любой момент.

Винты «Минервы» рассекали воздух, громкие хлопки разносились на мили вокруг — а снизу к вертолету было обращено множество удивленных лиц. Люди завороженно наблюдали за зависшим в воздухе вертолетом. Сандекер вновь посмотрел на альтиметр. Стрелка дрожала на той же отметке. По лбу адмирала стекла струйка пота.

Прошло десять секунд, но для Сандекера они больше походили на десять лет. Полностью погрузившись в пилотирование вертолета, полковник сражался с рычагами управления. Его товарищу ничего не оставалось, как сидеть рядом. Впервые в жизни он почувствовал себя совершенно бесполезным.

— Поднимайся, будь ты проклята, поднимайся, — умолял Стайгер «Минерву».

Словно зачарованный, он не сводил глаз с альтиметра, и, наконец, показалось, что стрелка слегка приподнялась над отметкой в тысячу футов. Принимал ли он желаемое за действительное, или вертолет его послушался? Постепенно, очень медленно, стрелка стала показывать, что они набирают высоту.

— Мы поднимаемся, — доложил адмирал дрожащим голосом.

Стайгер не ответил.

Постепенно скорость подъема стала увеличиваться. Сандекер молчал до тех пор, пока полностью не убедился, что глаза его не обманывают. Сомнений больше не осталось, стрелка медленно миновала следующую отметку.

Загрузка...