Ложь

Глава 11

— Не пора ли произнести тост за жениха и невесту?..

— Я предлагаю выпить за счастье Вероники и Деметрио…

Ужин получился почти торжественным. Джонни молча пил коктейль за коктейлем. Немало выпил он и шампанского, но так и не смог избавиться от груза давившей на него тоски. Более тактичный Хулио Эстрада улыбался через силу, скрывая свое отчаяние. Вирхиния старалась сохранять на лице ангельски-невинное выражение. Дон Теодоро был со всеми любезен и учтив, мужественно и хладнокровно исполняя свой долг. Деметрио хранил молчание, словно раздавленный глухой тоской. В воздухе висело напряжение, и только донья Сара, веселившаяся от души, и Вероника, витающая в мечтах о сладкой жизни, не замечали этого.

— Вы должны сделать Веронику очень счастливой, инженер, чтобы мы простили Вас за то, что увозите ее так далеко.

— Действительно, Матто Гроссо на краю света.

— Мне говорили, что тамошние виды изумительны, и повсюду, куда ни кинь глаз, дивные леса.

— Дивные, если бы не тигры и змеи, — злорадно обронила Вирхиния.

— Боюсь, что змеи водятся везде, сеньорита, даже под маской человека, — тонко намекнул Деметрио.

— Вы необычайно проницательны, инженер Сан Тельмо. Полагаю, Вы должны считать себя самым счастливым человеком на земле, — язвительно произнес Джонни, впервые за весь вечер. Он изрядно выпил, и от этого казался высокомерным и надменным.

— Это, и в самом деле, так, — Деметрио гордо поднял голову, отвечая на колкость Джонни.

— Еще бы, золотой рудник, брошен к ногам прекрасной женщины. Как романтично! — Глаза Джонни зло сверкнули, губы искривились в презрительной усмешке, но голос его звучит твердо. — Теперь я понимаю симпатию Вероники к мужчинам, сколотившим свой капитал в диких лесах!

— Джонни! — попытался остановить сына дон Теодоро.

— Инженер Сан Тельмо — настоящий победитель, папа. Так выпьем же за него!

— Да-да, выпьем, — нервно поддержала Джонни донья Сара.

— У меня тост, — не обращая внимания на родительские предостережения, продолжил Джонни, — Сан Тельмо — человек без предрассудков. Он из тех, кто пройдет по головам, чтобы достичь желаемого. И вот еще один тост… Предлагаю выпить за современного человека без устаревших предрассудков! Право, нужно быть смельчаком, чтобы в чужом краю обручиться за пятнадцать дней и через месяц жениться!

— Джонни! — снова попытался урезонить сына дон Теодоро.

— Сеньор Сан Тельмо восхитителен по всем статьям, — прервала мужа донья Сара. — Я была бы счастлива, если бы ты тоже поскорее решил жениться, сынок. По себе знаю, как несносны эти долгие ухаживания, которые были приняты в мое время.

— Даже не рассчитывай на мою скорую женитьбу, мама. Ухаживания необходимы, они продлевают мечты и уменьшают риск. Тебе так не кажется, Вероника?

— Никакого риска, если речь идет о даме из рода Кастело Бранко. Ваша фамилия является гарантией чести, — вмешался в разговор Сан Тельмо.

— Вы искренне в это верите, Деметрио?

— Твоя шутка кажется мне дурной, Джонни, — заметил дон Теодоро.

— В таком случае прошу меня простить. Я пошутил только для того, чтобы услышать образчик остроумного ответа Вероники.

— Джонни! — воскликнула Вероника, ничего не понимая.

— Не волнуйся, дорогая, — ответил Деметрио. — Твой кузен Джонни не учел, что с той минуты, как официально объявили о нашей помолвке, за тебя отвечаю я, так что ему придется смириться с образчиками моего остроумия, если я таковым обладаю.

— Давайте выпьем еще по бокалу шампанского и выйдем в зал. А пока нам будут подавать кофе, можно немного помузицировать, если угодно, — попыталась разрядить обстановку донья Сара и добавила, обратившись к племяннице. — Вероника, ты сыграешь нам на рояле, правда?

— Возможно, сеньор Сан Тельмо захочет и в этом заменить ее, — язвительно заметил Джонни.

— К несчастью, в игре на рояле не смогу, а вот Вы вполне. Я слышал, Вы больше музыкант, чем инженер. Играть гаммы лучше, чем строить дороги и мосты.

— Думаю, Вы правы. Теоретически, наша профессия прекрасна, но на практике зачастую все наоборот, поскольку мосты, шоссе и плотины строятся в местах, где нет воды, где нет средств передвижения, а болота и болезни представляют немалую опасность. Приходится жить в ужасных условиях среди дикарей и грубиянов цыганским табором, или в вонючих бараках, где нет иного утешения, чем карты и водка.

— Как интересно, — донья Сара попыталась превратить в шутку резкие слова сына. — Очень забавно, как в кино.

— Нет, мама, это не забавно, а ужасно. Один я еще смог бы перенести тяготы подобного убогого существования, но мысль о том, что придется везти жену, к примеру, в чащобы Матто Гроссо…

— Любящую женщину не остановит бедность и убогое существование, — вмешалась в разговор Вероника. — Она будет счастлива несмотря на все тяготы, что ты описал. Для счастья ей будет довольно быть рядом с любимым, выполнять свои женские обязанности и гордиться тем, что она достаточно сильна, чтобы одолеть природу. Я согласна с дядей Теодоро, Джонни, ты неудачно пошутил. Я не стану язвить в ответ, но от чистого сердца скажу тебе прямо, Джонни, твои слова глубоко ранили меня. Мне очень больно, но это неважно. Я знаю, что всему в жизни есть своя цена, и за счастье стать женой Деметрио я заплачу, сколько потребуется!

— Вероника!

— Тетя Сара, ты предложила еще по бокалу шампанского? Так давайте выпьем за Матто Гроссо! За негостеприимную, дикую сельву, за зеленый ад, который для меня, возможно, станет раем! Деметрио, Джонни, пейте!

— Нет, Вероника, я не стану пить! — Джонни швырнул на землю, прямо к ногам Вероники, бокал с шампанским и удалился прочь. Покрасневший от гнева Деметрио рванулся следом, но дон Теодоро остановил его.

— Сеньор Сан Тельмо, прошу Вас, подождите!

— Но поведение Вашего сына…

— Прошу Вас, задержитесь на минутку и выслушайте меня. Мой сын не в себе, он болен, а Вы уже почти что наш родственник, так будьте великодушны, простите его.

— Но он глубоко оскорбил женщину, которая скоро станет моей женой.

— Я уверен, что Вероника тоже простит его. А сейчас, с Вашего позволения, я пойду к Джонни.

— Но, сеньор Сан Тельмо…

— Займись гостями, Сара. Простите меня, я на минутку, — дон Теодоро пошел вслед за сыном.

— Деметрио, я тоже прошу тебя успокоиться, — мягко сказала Вероника, положив руку на плечо жениха. — Джонни, должно быть, и в самом деле, не в себе.

— Он не в себе от ревности, от злости и отчаяния, Вероника! Он сходит по тебе с ума! Да-да, по тебе!

— Деметрио! — укоризненно сказала Вероника.

— Деметрио, прошу Вас, успокойтесь, — вмешалась донья Сара. — Какой ужас! Мой бедный сын так расстроен, что выпил лишнего. Уму непостижимо, чтобы в моем доме происходило подобное! Я просто вне себя! Мне так неловко, право! Примите мои извинения за Джонни.

— Вам нужно извиняться перед сеньоритой де Кастело Бранко. Ваш сын вел себя с ней крайне недостойно.

— Деметрио! — Вероника снова попыталась успокоить Сан Тельмо.

— Да, Вероника, недостойно! — повторил Деметрио. — Он оскорбил тебя! А теперь, позвольте откланяться. Доброй ночи, — попрощался Сан Тельмо и ушел.

— Ну уж это чересчур! — набросилась на Веронику разгневанная донья Сара. — Это все из-за тебя! А всё твое легкомыслие и кокетство! Это ты виновата!

— Но, тетя!

— Если бы ты не морочила голову Джонни, то ничего этого и не было бы. А теперь кто знает, что будет дальше! Впрочем, у меня нет ни малейшего желания спорить и ругаться с тобой! — Донья Сара вышла из столовой, а следом за ней ушла и Вирхиния с довольной улыбкой на губах.

— Вероника, прошу Вас, успокойтесь, — к Веронике подошел Хулио Эстрада. — Если я по-дружески могу вам чем-то помочь, то я к вашим услугам.

— Не оставляйте Джонни одного, я боюсь, что они станут драться на дуэли! Это было бы ужасно!

— Я Вам больше, чем друг, Вероника. Увидев Ваши страдания, я понял, что я — Ваш слуга, Ваш раб. Я выполню Вашу просьбу, Вероника, и, если потребуется, ценой собственной жизни предотвращу дуэль, которой Вы боитесь.

Едва войдя в комнату, Вероника тут же вышла из нее. Она задыхалась в четырех стенах. Ее переполняла обида. Чистое, искреннее сердце неистово билось, все сильнее разгоняя кровь по жилам.

Все в этой спальне вдруг опостылело Веронике, стало ненавистным. Немало печальных дней провела она в ней: не раз тетя Сара несправедливо отсылала ее сюда, как в камеру пыток, за мнимые проступки или какую-то пустяшную провинность, раздутую коварством Вирхинии до небывалых размеров. Эта комната сполна знала и горечь беззащитности и непонимание. Да и сам огромный особняк рода Кастело Бранко теперь давил на нее, как могильная плита, зато в парке она нашла друга. В детстве он был ее приютом и тайным убежищем, в юности — миром грез и мечтаний. А на той скамейке, где Деметрио впервые поцеловал ее, влюбленное сердце Вероники искало оправданий его поведению, чтобы получить их со сладкими вздохами.

— Деметрио, ревнивец ты мой. Только ты можешь смотреть так на меня. Ревнивец, ревнивец мой. Я знаю, что, вероятно, из-за ревности ты часто заставляешь меня плакать. Ты очень властный, и хочешь, чтобы я была твоей рабыней. Ты считаешь меня строптивой и надменной, но если бы знал, каким ничтожеством я чувствую себя рядом с тобой… Я шла бы за тобой по пятам, как зверек, ела бы хлеб из твоих рук, проводила бы дни у твоих ног, глядя, как ты работаешь, думаешь, командуешь и даже забываешь обо мне. Мне было бы достаточно боготворить тебя.

Во власти буйных мечтаний Вероника закрыла лицо своими тонкими, изящными руками. Ей вспомнились жесткие, властные, обжигающие губы Деметрио, околдовавшие, покорившие ее своей искренней страстью. Ей пригрезилось, что Деметрио снова пылко целует ее, мучая и окрыляя, даря одновременно и горечь и сладость.

— Ты — демон, Деметрио, жестокий, беспощадный демон. Если бы я не была уверена в том, как сильно ты меня любишь, я не смогла бы простить тебя. Не смогла бы!

— Оставь бутылку… Поставь ее сюда!..

— Ради бога, Джонни, мы и так достаточно выпили. Тебе так не кажется?

— Оставь меня, я напьюсь до бесчувствия!

Несколько часов Хулио Эстрада безуспешно разыскивал Джонни, выполняя обещание, данное Веронике, пока не нашел его в баре отеля «Платино», и сейчас он безуспешно воевал с ним, стараясь увести из бара.

— Почему бы нам не пойти в казино? — предложил Хулио.

— Я хочу быть здесь, понятно? Здесь! Деметрио де Сан Тельмо еще не поднялся в свой номер, и отсюда я его увижу, когда он пойдет спать.

— Может, скажешь мне, что ты собрался делать?

— Поговорить с ним, но не у нас дома, где родители с Вероникой стоят передо мной, а Вирхиния висит на руке. Я хочу встретиться с ним один на один.

— Вспомни, как дома ты изводил его своими насмешками и вывел-таки из себя.

— Я? Да я… Знаешь что, оставь меня, я не желаю спорить… Оставь меня одного, прошу тебя!

— Нет, я не брошу тебя одного. Идем отсюда, уже поздно, родные беспокоятся о тебе. Послушай, Джонни, у тебя нет права вести себя так. Твоему поведению нет оправдания.

— Да что ты понимаешь?! Что ты знаешь о чувствах неудачника, когда у тебя под носом веселится везунчик, счастливчик, укравший это счастье у тебя! Понимаешь, у тебя! Черт, посмотри, посмотри туда! — неожиданно обернувшись, Джонни заметил в дальнем углу бара знакомое лицо. К этому времени бар почти опустел, и он разглядел за одним из столиков одинокую, мрачную фигуру Деметрио де Сан Тельмо, молча, стакан за стаканом, пьющего виски. — Так значит, он здесь! Черт его знает, как долго он здесь сидит!

— Джонни!

— Оставь меня, Хулио! — Джонни направился к Деметрио прежде, чем Эстрада успел ему помешать. На его губах появилась неудержимо горькая улыбка. — Ба, кого я вижу! — воскликнул он, обращаясь к Сан Тельмо. — Счастливчик, рисковый везунчик!

— Не понял…

— Вы, как и я, ищете утешения в виски… Как это мило!.. Чудесно!.. Ну что же, счастливчик, давайте выпьем за Ваше счастье! — Джонни, одним глотком опустошил стакан виски, который нес в руке, и посмотрел на мрачно-холодное лицо Деметрио де Сан Тельмо. Деметрио, не отвечая, вонзил в него холодный взгляд своих серых глаз. — Что с Вами? — продолжал Джонни. — Почему Вы не пьете?

Деметрио медленно поднялся. Он много выпил, но виски оказался бессилен против его стальной выдержки и трезвого ума, против обуреваемой страстями дерзкой и бесстрашной души, куда по самую глубину вросла непобедимыми корнями сила духа.

— Почему Вы не пьете? — Джонни, пошатываясь, нетвердой походкой подошел к Сан Тельмо.

— Возможно, я ответил бы Вам, если бы Вы не напились до крайне плачевного состояния.

— Хотите сказать, что я отвратительно пьян?..

— Если бы я хотел сказать, что Вы отвратительно пьяны, то так и сказал бы, не заботясь о возможных последствиях.

— Ну конечно же!.. Я уж и позабыл что Вы — отличный фехтовальщик. Возможно, Вам вздумалось сразиться на шпагах, только будьте уверены, эта дуэль будет настоящей, а не спортивным поединком в зале, и противником Вашим будет не женщина, а я, понятно? Я!

— Джонни! — попытался урезонить друга Хулио.

— Оставь меня!

— Оставьте его, Эстрада, нет никакой опасности. Ему не удастся сразиться со мной.

— Даже если я плюну Вам в лицо, инженер Сан Тельмо, и дам пощечину?

— Джонни! — начал Хулио, но его прервал Сан Тельмо.

— Не бойтесь, он этого не сделает, потому что иначе прямо сейчас лишится жизни, не дождавшись дуэли!

— Инженер Сан Тельмо, прошу Вас! — заметался Хулио, словно меж двух огней.

— Не волнуйся, Хулио, все это — бравада новоиспеченного богача, — хорохорился Джонни.

— Джонни!

— Ну же, Сан Тельмо, окажите мне любезность, лишите меня жизни!.. Сделайте такую милость… Что же Вы? Почему Вы этого не делаете, ведь Вы уже сломали мне жизнь, отобрав самое ценное?

— Вы сошли с ума.

— Зачем Вы приехали в Рио?.. Зачем я привел Вас в свой дом?.. Зачем Вы встали у меня на пути?..

— Если бы я мог объяснить Вам в двух словах, что не я виновник Вашего несчастья…

— Хотите прикрыться ею?..

— Бог ты мой, я никем не прикрываюсь. Я отвечаю за каждое свое слово и за каждый поступок. Вашего глупого поведения в доме было достаточно, чтобы дать пощечину, но я закрыл на это глаза, подумав о том, как Вам, должно быть, больно.

— Что?.. Отпусти меня, Хулио!.. Отпусти! — рванулся Джонни.

— Не отпущу! Довольно, Джонни! Сан Тельмо прав, все это глупо. Ты не сознаешь своих слов и поступков. Сеньор Сан Тельмо, будьте добры, уйдите… Прошу Вас, уйдите отсюда.

— Вы — трус, Сан Тельмо, если уйдете. Жалкий трус!..

— Что Вы сказали, Джонни?..

— Да, я сказал и повторю, что Вы подлый трус. Чего еще Вы ждете, чтобы ответить на мои оскорбления?

— Это не Ваши слова, в Вас говорит виски!.. Если бы это говорили Вы, или, хотя бы понимали, что говорите.

— Я отлично понимаю, что говорю. Я не заикаюсь, руки-ноги у меня не трясутся, я не намерен отступать или бежать.

— Я и шагу не ступлю туда, куда Вы хотите меня завести. Я не стану отвечать на Ваши оскорбления, и не буду биться с Вами на дуэли. Я слишком хорошо понимаю, что Ваше единственное желание — не допустить мою свадьбу с Вероникой, а я безумно мечтаю об этой свадьбе, с ней связаны все мои помыслы, все желания.

— Ложь!.. Вы не можете желать этого так, как я!..

— Я нашел бы Веронику, даже если бы мне пришлось годами искать на дорогах ее следы… и если бы мне пришлось вырвать ее из Ваших рук силой, я вырвал бы ее! Никто, Вы слышите, никто не сможет помешать мне осуществить мое намерение!.. И что бы Вы ни говорили, что бы ни делали, все останется по-прежнему. Я женюсь на Веронике! Женюсь через месяц или прямо завтра, если Вы меня вынудите. — Деметрио гордо, с вызовом вскинул голову и с силой ударил кулаком по столу. Его серые глаза сверкнули подобно метнувшемуся к врагу стальному, ранящему клинку, и Джонни сквозь хмельную мглу постепенно начал понимать сквозящую в голосе Сан Тельмо горечь его любви. — Я знаю, Джонни, что Вы не можете меня понять, но мне это безразлично.

— Верно, я не могу понять Вас. Вы уверяете нас, что безумно любите Веронику, и в то же время тащите любимую женщину за собой в чащобы Матто Гроссо. Уму непостижимо!

— Я не тащу ее, она сама хочет ехать.

— Ради любви к Вам!

— Может так, а может, ради любви к моему золотому руднику. Разве Вы не знаете, что она очень тщеславна и хочет стать чертовски богатой? Неужели не понимаете, что она по доброй воле выбрала свой путь? Не я тот противник, что отнял у Вас счастье… А ее судьба, Джонни, возможно, вызывает большее сострадание, чем Вы себе представляете.

— Что Вы имеете в виду?..

— Вы и сами это знаете, так что не стоит повторять. А теперь, хоть Вы и назвали меня трусом, я самым лучшим способом докажу Вам свою храбрость. Я уйду, не сказав Вам, что это Вы жалкий трус!

— Деметрио, но эти слова…

— Я возьму свои слова обратно, если Вы примете их, как предлог для вызова на дуэль… Я не вышел из себя, вытерпел Ваши оскорбления, и дальше буду терпеть их, сколько понадобится. Эту битву Вы проиграли, Джонни, но иногда поражение является победой. Не завидуйте моей победе, Джонни! — Деметрио развернулся и быстро пошел прочь.

— Деметрио! Деметрио! — только и успел сказать Джонни, протянув вперед руки, словно желая остановить его. От выпитого виски ноги вдруг стали ватными, в голове помутилось, и он без сил повалился на руки подбежавшего друга.

— Джонни, Джонни, пойдем отсюда, — затормошил его Хулио. — Слава богу, дон Теодоро! Как вовремя вы пришли, не иначе сам Бог послал Вас.

— Что здесь произошло? — Теодоро де Кастело Бранко решительно прошел через безлюдный бар и подхватил сына, помогая Хулио поддерживать его. Он с тревогой осмотрел опустевшие столики и одинокого бармена с почтением застывшего у стойки. — Что с Джонни?

— Ничего страшного, дон Теодоро, не волнуйтесь. Я нашел его здесь, когда он уже изрядно перебрал, и раз десять мог свалиться. Успокойтесь, это всего лишь виски.

— Мне не хватило терпения ждать вас дома.

— Но откуда Вы узнали, что мы здесь?

— Я немного знаю сына, и был уверен, что он станет вертеться у отеля «Палатино», чтобы найти Деметрио де Сан Тельмо.

— Сан Тельмо был здесь.

— Они встретились, Хулио, встретились?

— Да.

Напившийся до бесчувствия Джонни ничком повалился на стол и лежал, не шевелясь. Хулио заметил тревожный взгляд сеньора де Кастело Бранко, направленный на сына, и продолжил рассказ:

— Сан Тельмо был один. Он сидел вон за тем столиком в углу, там они и поговорили. Не волнуйтесь, дон Теодоро, их никто не слышал, кроме меня и почти никто не видел. Инженер Сан Тельмо вел себя весьма учтиво, хотя мне показалось, что он тоже был чудовищно пьян. Я собирался отвезти Джонни домой, а тут как раз появились Вы.

— Мы сейчас же отвезем его. Сделайте милость, дайте бармену щедрые чаевые и попросите у него машину напрокат.

— А разве вы приехали не на своей машине?

— Я предпочел ничего не говорить об этом слугам. Зачем им знать подробности? К тому же, шофер уже спал, пришлось бы его будить, а это ни к чему.

— Я сейчас же раздобуду такси, — сказал Хулио и ушел.

— Джонни, сынок! Джонни! — оставшись наедине с сыном, дон Теодоро потряс его за плечо, но напрасно: тот лежал пластом и даже не шелохнулся. — Бедный Джонни, — расстроенно прошептал дон Теодоро, горестно покачав головой.

Деметрио поднялся в свой номер в отеле «Палатино», запер дверь и закрыл окна. Он чувствовал себя загнанным в угол, и ему нестерпимо хотелось убежать от себя. Алкоголь не смог одурманить его. Ему казалось, что кровь с бешеной скоростью мчится по жилам, больно ударяя в виски, а неведомая доселе тревога колет его душу глубже, острее и тоньше жала.

— Ради любви она готова ехать со мной. Она сама сказала это Джонни: ради любви. Вероника меня любит… любит! Она ненавидела Рикардо, но любит меня… Его она погубила, безжалостно толкнула в лапы смерти, но готова ехать со мной, разделить мою жизнь… Возможно ли такое?.. Но если это так, я совершу преступление… Ох, нет!.. Остынь, успокойся! Речь не обо мне. Меня нет, я не живу, я лишь орудие в руках Провидения, ведь человеческая душа навсегда упокоилась в болотах Порто-Нуэво… И ради нее… только ради нее я сделаю это, когда придет день отмщения!.. Рикардо, братишка, я поклялся отомстить за тебя, и отомщу, перешагнув через себя! Меня не станет грызть совесть, я не буду сомневаться. Для нее не может быть прощения, иначе я втопчу в грязь твою кровь и возненавижу самого себя!

Деметрио быстро подошел к закрытому окну и настежь распахнул его. За окном был виден спящий город. На востоке разгоралось слабое розовое сияние, предвестник утра, и на фоне посветлевшего неба четко вырисовывались здания и холм, на котором возвышался аристократический квартал Рио…

— Господи, Боже мой, — взмолился Деметрио, — дай мне силы, чтобы я мог продолжить начатое. Не позволяй жалости, состраданию и глупой любви овладеть мной. Я должен продолжать, должен.

Он лихорадочно сжал виски дрожащими руками: его будущее — это черный, без выхода, тоннель, а настоящее — жгучая боль от душевной раны, которую нельзя забыть. Но вот Деметрио встрепенулся: его стальная воля была сильней инстинктов.

— Я должен написать ей, — он отыскал в столе бумагу и ручку. — Нужно стереть горький осадок прежних часов. Ужин, помолвка, меньше чем через месяц свадьба, а потом… Потом будет сельва. И там не придется притворяться… Там будет не рай в аду, а только ад. Сущий ад, и больше ничего! Ад, окончательный и бесповоротный ад!

«Вероника, любимая», — начал писать Деметрио, судорожно вцепившись рукой в бумагу, скрипя зубами от злости и смеясь над самим собой.

«Вероника… Вероника… Любимая… Да-да, любимая, для нас с тобой это будет ад», — ликовала мятущаяся в отчаянии душа Деметрио.