Ложь

Глава 9

— Сеньора не спустится?

— Не знаю, сеньор. Если угодно, я поднимусь к ней и спрошу.

— Ступай и передай, что мы ждем ее к столу, и что я был бы рад, если бы Вирхиния тоже пришла.

— Сеньорита Вирхиния снова легла в кровать, и сеньора велела позвать доктора…

— Хорошо, но как бы то ни было, передай сеньоре, что я сказал, и заодно вели накрывать стол для приема. — Дон Теодоро едва сумел скрыть свое недовольство.

— Почему бы тебе не отменить сегодняшний прием, папа? — Джонни одним глотком осушил второй бокал вермута.

— Эти приемы — традиция нашего дома, и меня удивляет, что ты забыл об этом. Их отменяли только по очень серьезным и уважительным причинам, а я не считаю безобразную сцену, разыгравшуюся час тому назад, достаточно веским поводом, чтобы изменять нашим обычаям.

— Ярость Вероники абсурдна, она вспылила из-за какого-то пустяка! Вирхиния не зря ее боялась!

— Да, она ее боится, и все же, задирает.

— Ты думаешь, Вероника сказала правду? Считаешь, Вирхиния может…

— Теперь, сынок, я уже и сам не знаю, кто на что способен. В последнее время жизнь преподносит мне горькие сюрпризы.

— Да, папа, но…

— Тише, твоя мама идет сюда.

— У Вирхинии случился еще один приступ, — сходу сообщила донья Сара. — Сейчас ей стало лучше, и я оставила ее с горничной! Джонни, поднимись к ней и убеди хоть что-нибудь поесть, иначе малышка совсем исхудает и ослабнет. Она едва притронулась к еде, и все из-за этой злодейки, которая вечно ругается с ней. Я просто в гневе, у меня кровь кипит!.. Ну что ты вцепился в меня? Какого черта?

— Произошедшего вполне достаточно, Сара, не стоит продолжать перед слугами этот постыдный спектакль.

— Ты всегда защищаешь Веронику!

— Думаю, сейчас ты не вправе утверждать подобное.

— Я бы швырнула ей что-нибудь в голову, а ты ограничился тем, что велел ей убраться к себе и избавить нас впредь от ее общества! Ты был слишком добр к ней, и все же наверняка тяготишься тем, что обошелся с ней несправедливо.

— Все в порядке, жена, теперь все хорошо.

— И ты говоришь мне «хорошо»! Не хорошо, а ужасно, Теодоро! У бедной Вирхинии на лице отпечаталась вся пятерня от пощечины этой… даже не знаю, как ее назвать!

— Давай закроем эту тему.

— Нет, не закроем! Я хочу знать до каких пор мы должны терпеть эту самую Веронику, сколько можно позволять ей так обращаться с несчастной Вирхинией?!

— Подобное поведение непозволительно, и я абсолютно уверен, что ничего подобного не повторится.

— Будь моя воля, я прямо сейчас же выставила бы ее за дверь! Пусть катится на улицу!

— Хватит, Сара, я уже просил тебя покончить с этим неприятным недоразумением!

— Отлично! Как все хорошо для Вероники! Нет, это просто недопустимо! Посмотри, даже Джонни ее не защищает! Выходит, я права.

— Мама, я…

— Джонни предпочитает ни во что не вмешиваться, и правильно делает. Идемте к столу.

— Вирхиния — слабая, хрупкая, болезненная девочка! Это возмутительно!

— Тебе недостаточно моего слова, что больше ничего подобного не повторится?

— Я не могу терпеть ее в доме! После того, что случилось — не могу…

— Я решу эту проблему, но без скандала, чтобы не пришлось выслушивать людские толки и пересуды.

— Это правда? Ты готов отправить ее куда-нибудь отсюда?

— Я хочу этого так же, как и ты.

— Теодоро, милый! Наконец-то хоть раз в жизни ты согласен со мной. Ты найдешь, куда ее пристроить? Подыщешь ей кого-нибудь?

— Да, Сара, обещаю!

— Мария… Мария!..

— Вы меня звали, сеньорита?

— Все уже за столом?

— Да, сеньорита.

— А Вероника?

— В своей комнате, сеньорита, она из нее не выходила.

— Что б она никогда в жизни не вышла оттуда! Что б она там сдохла! — Отшвырнув в сторону шелковое покрывало, Вирхиния по-кошачьи быстро и ловко выпрыгнула из кровати и в раздражении зашагала по комнате. Ее гнев не остыл; глаза горят, кулаки сжаты так, словно она хочет выжать из них обуревавшую ее с детских лет зависть и разжечь костер злобы и ненависти.

— Но, сеньорита!

— Попробуй только растрезвонить кому-нибудь мои слова, сплетница!

— Сеньорита, я…

— Посмей только открыть рот, и я скажу тете, что ты — любовница привратника, что я видела тебя с ним ночью!

— Но, сеньорита!

— Тетя вышвырнет тебя на улицу, потому что, как тебе известно, жена привратника — ее кормилица. Будь уверена, я много чего расскажу о тебе! Мне многое известно!

— Но, сеньорита!

— А теперь умолкни, и принеси мне обед, да поживее. Я хочу съесть его до того, как вернется тетя Сара. Ну же, поторапливайся, дура ты этакая!

— Да, сеньорита… Уже… уже несу…

— Подожди!.. Ты поговорила с врачом?

— Да, сеньорита. Я сказала ему, чтобы он не приходил до девяти.

— Хорошо. Теперь неси мне все, да прихвати бутылку «Хереса» из дядиных запасов. Ты же знаешь, где он их хранит.

— Но там осталось не больше шести бутылок!.. Он заметит пропажу.

— Они свалят вину на кого-нибудь из новых слуг… Поторапливайся, шевелись!

— Иду, сеньорита!..

— И не болтай слишком много, не то это дорого тебе обойдется. Ну, пошла живее! — Вирхиния вытолкала служанку за порог, закрыла за ней дверь, а затем быстро и незаметно достала из кармана своей пижамы маленький ключик и открыла им замок находящейся рядом с кроватью дверцы. Несколько минут она внимательно изучала пухлый медицинский трактат с пометками на нескольких страницах, запоминая симптомы какой-то болезни, а потом заперла бумаги и криво усмехнулась.

— Вероника, будь ты проклята, подлая! — злобно прошипела Вирхиния. — Ты была рада влепить мне пощечину, но ты дорого заплатишь мне за это. Ты потеряешь Деметрио!

Шесть часов вечера. Приглашенный струнный квартет вносил оживление в традиционный прием с чаепитием. Как обычно, все сливки рио-де-жанейрского общества заполнили просторные залы старинного господского особняка, представлявшего гордость аристократического квартала, в котором, кажется, до сих пор еще грезят прошлым тени древнего бразильского королевского двора.

Вирхиния тоже была на приеме. По такому случаю она безупречно уложила волосы и надела небесно-голубое платье. Она стояла на застекленной ротонде — своем любимом наблюдательном посту — и окидывала цепким взглядом многолюдный зал и просторную террасу перед домом.

— Доченька, ты хорошо себя чувствуешь? — озабоченно спросила донья Сара.

— Гораздо лучше, тетечка, не волнуйся за меня… не тревожься.

— Я не хотела, чтобы ты вставала, пока тебя не осмотрит врач.

— Доктор Андрес всегда опаздывает… у него столько больных.

— Я знаю, ты не виновата, но тебе следовало бы подождать.

— Ты же знаешь, что дядя был бы недоволен, если бы нас не было на приеме.

— Он вечно думает о других, доченька, но твое здоровье прежде всего. Если тебе станет плохо, то спокойно возвращайся в кровать. А сейчас я должна идти в столовую. Ты со мной?

— Если ты не возражаешь, я предпочла бы остаться здесь.

— Ну хорошо, как хочешь… Я велю Джонни побыть с тобой.

Оставшись одна, Вирхиния поспешно подошла к окну и с нетерпением стала следить за лестницей и парадным входом. Наконец ее ожидания увенчались успехом: высокий, стройный мужчина отделился от остальных и направился к двери.

— Инженер!.. Инженер Сан Тельмо — Вирхиния шагнула ему навстречу и подняла руку, подзывая к себе.

— Вирхиния? Вы меня звали?

— Ох, извините меня, сеньор Сан Тельмо! Мне вдруг стало плохо. Будьте любезны, помогите мне дойти до того диванчика.

— С большим удовольствием! Но что с Вами случилось? Как Вы?

— Ах, мне так плохо!

— И как только Вас угораздило подняться, если Вам нездоровилось, тем более, с утра? Я позову кого-нибудь. Ког лучше? Донью Сару?

— Нет, нет, не нужно!

— Веронику?

— Вероника могла бы отравить меня, — принужденно засмеялась Вирхиния.

— Даже не знаю, что Вам ответить.

— Не зовите никого, просто немного побудьте со мной. Это скоро пройдет, так бывало и раньше. Пустяки, ничего серьезного. У меня ледяные руки, и если бы не румяна, я выглядела бы бледнее мертвеца.

— Боюсь повториться, но скажу еще раз, не понимаю, зачем Вы встали через силу?

— У меня не было другого выхода: Вероника отказалась помогать тете Саре. Вы ведь не видели ее в столовой, правда?

— Нет, но я подумал…

— Не говорите ей ничего, иначе она опять разозлится. Мы ужасно поругались.

— Вот как?

— Вы себе не представляете, как жестока Вероника! Ох, простите меня, Вероника Вам очень нравится, и я не хотела оскорблять ее перед Вами. Я многое ей прощала, но сегодня не смогла. Ах, это было так ужасно!

— Что Вы имеете в виду?

— Мне не следовало ничего говорить. Мне очень стыдно за нее. Вы не поверите, но она даже ударила меня.

— Как так? За что? И Вы позволили…

— А что мне делать, она гораздо сильнее меня.

— Ну, это уж, действительно, не в какие ворота не лезет!

— Не говорите ей, что я Вам рассказала, не то она еще пуще возненавидит меня и сделает мою жизнь невыносимой! Иногда Вероника пугает меня, и я думаю, что она сошла с ума. — Вирхиния хотела продолжить, но совсем близко от них раздался голос Вероники, и она побледнела, испугавшись по-настоящему. — Ой, Вероника идет сюда. Я не хочу, чтобы она видела, что я говорила с Вами, не то она снова побьет меня, а я не хочу огрчать тетю Сару. Умоляю Вас, не говорите ей, что видели меня. До свидания. — Вирхиния проворно упорхнула с террасы и скрылась из вида.

— Деметрио?! — воскликнула вошедшая с другой стороны Вероника.

— Добрый вечер, Вероника.

— Деметрио, слава Богу, ты пришел! Мне так нужно было увидеться с тобой!

— Ты огорчена?

— Да, но давай не будем говорить об этом. Зачем? Есть вещи, которые я хотела бы забыть. Ты здесь, передо мной, и это главное. Я могу взять тебя за руку и заглянуть в глаза, чтобы увидеть в них твою любовь, верность. Важно одно: я люблю тебя, и ты меня любишь, и мне нужно, чтобы ты много-много раз повторил мне, что любишь меня. Мне нужна твоя поддержка, радость и вера в жизнь, которую дает мне твоя любовь. Деметрио, любимый мой. Я весь день провела у окна, смотрела на гостиницу, в которой ты живешь, и мысленно твердила, чтобы ты пришел быстрее. Я умоляла тебя не опаздывать… Мне так хотелось услышать твой голос, поговорить с тобой, увидеть твою улыбку, опереться на твое надежное и сильное плечо.

— Такое же сильное, как твое, Вероника. Ты могла бы быть царицей амазонок, и мне всегда кажется, что тебе никто не нужен.

— Не думай так. Сейчас мне так необходима твоя нежность, ласка, твоя любовь. Улыбнись же, мой Деметрио Почему ты такой серьезный?

— Ты сказала, что огорчена, и я не думаю, что это повод для улыбок.

— Я уже улыбаюсь, потому что ты — здесь. Ты единственный можешь стереть все мои печали. Всего одной улыбкой, одним поцелуем. Деметрио мой, — Вероника запрокинула голову, даря любимому свои прохладные губы, словно цветущую свежую розу, но Деметрио не успел коснуться ее великолепных, подрагивающих губ.

— Добрый вечер, инженер Сан Тельмо, — раздался резкий, почти враждебный голос подошедшего дона Теодоро. — Мы ждали Вас с парадного входа, как это принято во всех приличных домах Рио-де-Жанейро.

Деметрио отпрянул от Вероники. Его ранил этот тон, но еще сильнее ранил он Веронику.

— Полагаю, что в Сан Пауло тоже так принято, — продолжал дон Теодоро, — но Вы полжизни прожили в дремучих лесах сельвы, и, вероятно, потому…

— Дядя Теодоро! — возмущенно воскликнула Вероника.

— Вероника, вот уж не ждал увидеть тебя здесь.

— Но…

— Не думал, что твоя мигрень позволит тебе выйти из своей комнаты.

— Мне вернуться к себе?

— Не стоит, раз тебе уже лучше. Надеюсь, ты сможешь позаботиться о гостях и помочь, как всегда, тете.

— Да, дядя.

— Она в столовой.

— Хорошо, я иду.

— Попрощайся с инженером Сан Тельмо. — Суровый властный взгляд дона Теодоро повелевает больше вежливых слов, но гордая душа девушки взбунтовалась. Ее черные глаза сверкнули, метнув молнии, и она с горделивым достоинством вскинула голову, выдерживая дядин взгляд.

— Подожди меня, Деметрио, я скоро вернусь. — Вероника повернулась к Деметрио, и надменность сменилась нежностью. Сколько сладких обещаний сулит ему выражение ее лица.

— Вероника!

— Я только помогу тете, и сразу же вернусь. С Вашего позволения.

— Очень хорошо. Как я понимаю, все очень плачевно, и дела принимают крайне скверный оборот. Когда Вы получили приглашение в наш дом, инженер Сан Тельмо? Что-то не припомню, чтобы я его подписывал. — Дон Теодоро сурово и пристально посмотрел на Деметрио.

— Я мог бы возразить Вам, сеньор Кастело Бранко, — сухо, но вежливо ответил Деметрио, приложив немалые усилия, чтобы сдержаться, — и повторить слова Вашего сына, которые в данный момент Вы, вероятно, хотите опровергнуть, однако, я предпочитаю обсуждать этот вопрос с Джонни.

— Не желаю впутывать в это дело сына. Честно говоря, если подумать, то, большей частью, Вы не виноваты. Вы пришли сюда по просьбе Вероники.

— Я не думал, что сеньорита де Кастело Бранко, живя в Вашем доме, не имела прав и полномочий напомнить мне о сегодняшнем вечернем приеме. Если Вы имеете в виду именно это, то Ваше объяснение вполне понятно, дон Теодоро.

— А если я попрошу Вас покинуть этот дом?

— Это было бы оскорблением, которое я не смог бы простить никому, кроме Вас.

— Могу я узнать, по какой причине Вы меня прощаете?..

— Приличия заставляют.

— Приличия? Полагаю, несколько минут назад Вы не соблюдали приличий, когда пришли сюда подобным образом.

— Хочу извиниться перед Вами за мой приход и объяснить свое поведение. Я знаю, что прежде мне следовало поговорить с Вами, и, уверяю Вас, я хотел сделать это еще утром, однако, Вероника попросила меня отложить разговор. Она сказала, что хотела бы первой поговорить с Вами, и я согласился, но теперь я вижу, что она не говорила с Вами, или ее слова были восприняты в штыки.

— Нет, она не говорила со мной. Помешали семейные дела.

— Я знаю, что в доме был скандал. Мне очень жаль. Надеюсь, не я был причиной скандала.

— Отчасти.

— Я рад, что сложившиеся обстоятельства вынуждают меня поговорить с Вами немедленно! Сеньор Кастело Бранко, я хочу жениться на Вашей племяннице. Назначьте время, когда Вы сможете принять меня завтра, чтобы я выразил Вам мои стремления и чувства.

— Что Вы сказали?

— Я понимаю, что сейчас не время и не место говорить об этом, но мне не хочется, чтобы Вы и дальше заблуждались на наш счет. Я хочу, чтобы сеньорита де Кастело Бранко, как можно быстрее, стала моей женой, и она согласна.

— Выйти замуж?

— Вероника не возражает, и я почту за честь предоставить Вам о себе любые сведения, какие только пожелаете. А теперь, если Вам угодно, чтобы я покинул Ваш дом…

— О-о, инженер! — воскликнула появившаяся в дверях донья Сара, оборвав Деметрио на полуслове. — Вы здесь? Нам не хватало Вас, — добавила она вполне любезно.

— Донья Сара, я у ваших ног.

— Какой жаркий вечер, не правда ли? Это — худшее лето из десяти последних, Вам так не кажется?

— Если Вы так утверждаете…

— Ах да, ведь Вам не повезло родиться в нашем Рио. Полагаю, Вам хочется выпить чего-нибудь освежающего. Пройдемте в столовую. Вероника занимается гостями… Идемте же…

— Премного благодарен, донья Сара, но я жду последнего слова сеньора Кастело Бранко.

— Желание хозяйки — закон. Идите в столовую, и не забудьте, что завтра, ровно в три, я жду Вас у себя в кабинете.

— Благодарю Вас, сеньор Кастело Бранко, почту за честь быть пунктуальным. С Вашего позволения, — откланялся Деметрио и вышел.

— Что происходит? — живо повернулась к мужу донья Сара и набросилась на него с расспросами. — О чем вы хотели поговорить? У вас такие лица, и этот официальный тон…

— Это я мог бы спросить тебя, в чем дело? Почему ты так любезна с ним? И к чему такая смена настроения?

— Вероника впервые в жизни попросила у меня прощения.

— Вот как?

— Она чуть не со слезами на глазах умоляла меня замолвить перед тобой слово за ее инженера. Мне кажется, любовь ее изменила.

— Вероника так и сказала «ее инженер»?

— Этот молодой человек не зря сюда приходит, у него самые серьезные намерения. Он хочет жениться на Веронике, причем незамедлительно. И он из хорошей семьи. Его семья — одна из самых знатных в Сан-Пауло.

— Насколько я понимаю, ты не против, и очень рада.

— Не стану отрицать, я всегда усматривала в Веронике реальную опасность для Джонни.

— Что ты имеешь в виду?

— Вероника — не та женщина, которую мать может пожелать единственному сыну, так что инженер Сан Тельмо оказал Джонни огромную услугу!

— Стало быть, все согласны.

— Ох, Теодоро, в кои-то веки мы нашли с тобой общий язык. Наконец-то с твоих глаз спала пелена, и ты увидел Веронику в ее истинном свете. Сегодня ты сказал мне, что согласен убрать ее из этого дома, и вот что я тебе отвечу: воспользоваться подвернувшимся случаем и выдать Веронику замуж гораздо лучше, чем просто отправить куда-нибудь, подняв тем самым волну сплетен и слухов, а они неизбежно возникнут.

— Выдать замуж за Сан Тельмо, не зная, кто он, и что за человек?

— Ну что за глупость, в самом деле?! Вероника его любит, а он готов взвалить на себя эту обузу и заботиться о ней, зная, что у нее нет денег. Судя по ее рассказу, инженер абсолютно бескорыстен, так что, думаю, лучшего жениха для нее нам не найти.

Дон Теодоро ничего не ответил, только опустил голову. Несмотря на горькое разочарование и досаду, в душе он все так же по-отцовски крепко любил Веронику и не мог вырвать ее из сердца. Возможно, он нутром чуял опасность, которую представлял для девушки Деметрио де Сан Тельмо. Он ясно видел темное, порочное зло, что скрывалось в нем.

Дон Теодоро припомнил желчность и замкнутость Сан Тельмо, его ужасное поведение во время фехтовального поединка и неодобрительно покачал головой, словно обороняя последний оплот своей совести.

— В своем решении я не стану полагаться на капризы Вероники, и не стану потакать твоему нежеланию видеть ее в нашем доме. Прежде чем принять решение, я должен спокойно и, не торопясь, хорошенько все обдумать.

— Чем больше ты будешь думать об этом деле, тем больше его запутаешь. А ведь все так чудесно складывается! Джонни и тот чудесным образом переменился. Вот уже два или три дня он даже не приближается к Веронике, зато с Вирхинией, наоборот, необычайно ласков и любезен. Воспользуйся этим, лови момент!

— Я подумаю, что делать, и как быть.

— Зачем ты завтра встречаешься с Сан Тельмо?

— Он сам попросил меня о встрече. Завтра, в три, инженер придет просить руки Вероники.

— И ты до сих пор молчал? Почему не сказал мне об этом? С этого и нужно было начинать. Сан Тельмо — порядочный, учтивый и благородный человек. Какой еще жених тебе нужен?

— Я застал его вместе с Вероникой в весьма недвусмысленной ситуации. Еще минута, и они спокойно целовались бы здесь, у всех на виду. Полагаю, это не покажется тебе таким уж учтивым и порядочным.

— Ах, Теодоро, времена меняются! В нынешнем столетии у влюбленных иные отношения: вместо писем и букетиков фиалок они предпочитают объятия и поцелуи. Виной тому, должно быть, фильмы.

— Я не знаю, что тому виной, но не желаю, чтобы в мой дом проникали эти новомодные обычаи.

— Вот именно, Теодоро, вот именно. А потому пусть они себе женятся и спокойно уходят подальше от этого дома. Мы выполним свой долг, и тогда нам останется только одно: устроить счастье нашего Джонни с Вирхинией, этим ангелочком.

— Но, Сара…

— Вирхиния, это невинное создание, давно его любит. Она милая, добрая, славная и, по-моему, как никто другой подходит Джонни!

Войдя в просторную, богато обставленную столовую, еще не заполненную людьми, Деметрио подошел к Веронике.

— Деметрио! — радостно воскликнула она. — Тетя Сара пригласила тебя?

— Надо заметить, очень своевременно, поскольку дон Теодоро выставлял меня за дверь. И, кстати, донья Сара впервые была со мной, действительно, любезна.

— Неужели дядя выгонял тебя из дома?

— Ничуть не стесняясь. Он испытывал ко мне неприязнь с первой же минуты.

— Но дядя очень хороший, Деметрио. Ты даже представить не можешь, какой хороший. По крайней мере, был хорошим до сих пор.

— До сих пор?

— Он изменился, причем так неожиданно и резко, и я не понимаю, почему. Разве что из-за тебя.

— Из-за меня?

— Не бери в голову, позволь, я объясню. Дяде не нравился никто из тех, кто ухаживал за мной.

— Вот как, но почему?

— Он всегда хотел выдать меня замуж за Джонни.

— Похвальное желание, обязывающее к благодарности.

— Я от всей души благодарна ему за это, потому и просила тебя утром повременить немного. Мне хотелось избежать размолвок и ссор. Я не хотела, чтобы из-за меня у тебя были неприятности, чтобы ты страдал.

— Ради тебя я выдержу всё: любые неприятности, любые страдания — с жаром уверил девушку Сан Тельмо. — Я не из тех, кто считает, что цель можно достичь легко и без хлопот. Я готов платить свою цену, чтобы добиться желаемого.

— Как отрадно слышать мне эти слова! Мы о многом думаем одинаково, Деметрио, и я буду брать с тебя пример. После твоих слов мне все равно, какой будет расплата. Неважно, что придется терпеть отповеди и ругань, мучиться, глядя на то, как изменился дядя Теодоро по отношению ко мне. Знаешь, он, как будто, перестал любить и уважать меня, перестал мне верить. И все это так быстро, так неожиданно.

— Сегодня утром, в вашей ссоре, он принял сторону Вирхинии, правда?

— Откуда ты знаешь, что мы с Вирхинией поссорились?

— Так, догадываюсь, и обычно козлом отпущения является она.

— Кто, Вирхиния? Да ты что?

— По крайней мере, если ссорится с тобой.

— Как сильно ты заблуждаешься! Вирхиния из тех, кто жалит исподтишка.

— А ты из тех, кто раздает пощечины.

— Кто тебе это сказал?

— Мне так кажется. Это похоже на тебя, судя по тому, как часто ты об этом говоришь. А если речь идет о несчастной Вирхинии, то…

— Вирхиния отнюдь не несчастная.

— Полагаю, она могла бы неплохо заработать на своем молчании, но ты из тех, кто умеет побеждать.

— Я не понимаю, о каком молчании ты говоришь. Мы никогда не были подругами, и Вирхинии не о чем молчать.

— Неужели ты никогда не секретничала с ней?

— Начнем с того, что я не доверяю Вирхинии, а потому и не секретничаю с ней. Мой главный недостаток — излишняя прямота, и сегодняшняя ссора началась именно из-за этого. Я стала говорить по душам и разоткровенничалась перед человеком, который не смог меня понять. Но ведь я уже просила забыть об этом. Единственное, что меня огорчает, это поведение дяди Теодоро, а также Джонни.

— Ах, Джонни!

— За весь вечер он не подошел ко мне ни на минуту.

— И ты горько сожалеешь об этом и убиваешься?

— На твоем лице написано, что ты ревнуешь, и мне следовало ответить «нет», но это было бы нечестно, а я не хочу врать даже ради того, чтобы доставить тебе удовольствие. Мне очень дороги любовь и уважение Джонни.

— Придется прожить без них!

— Почему? — Вероника недоуменно посмотрела на Деметрио, удивленная его грубостью.

— Потому что ты будешь жить только для меня, — с мрачной решимостью продолжил он. — Я стану скрягой, жадным до твоих улыбок, твоих взглядов, и даже твоих мыслей, потому что мечтаю запереть тебя в огненно-стальном кольце, из которого ты не сможешь выбраться, как невозможно вырваться из ада!

— Ад станет слаще рая, если этим кольцом будут твои объятия, — Вероника крепко сжала руки Деметрио, и тот растерялся: его решимость вмиг разбилась о прикосновение мягких, нежных и теплых рук.

— Вероника!

— Прошу тебя, не целуй меня сейчас, за нами наблюдают! Джонни и Хулио Эстрада стоят у двери в зал.

— Мои предшественники.

— Зачем ты так говоришь? Никто не опередил тебя на дороге к моему сердцу… Ты смеешься? Ты мне не веришь? Я ненавижу и проклинаю твою ревность, слышишь? Но, знаешь, без ревности нет любви, и мне придется, в конце концов, простить тебя. Я тешусь мыслью, что впереди у меня вся жизнь, чтобы убедить тебя в моей любви. Я никого и никогда не любила до тебя, Деметрио, ты первый и единственный!

— Надо же, первый. Ты слышал, Рикардо? Первый! Если что-то после смерти продолжает жить в нас, то твои кости, должно быть, содрогнулись на этом жалком, убогом кладбище в Матто Гроссо.

Прием давно окончен; яркий, шумный праздник, пролетев как миг, остался позади, и Деметрио снова оказался в гостиничном номере один на один с сумятицей своих воспоминаний. Перед его глазами еще стоит образ самой прекрасной девушки Рио, а на руках остался ее благоуханный, прохладный аромат весенней свежести.

Деметрио поставил перед собой старенькую фотографию брата. В те дни Рикардо был еще студентом и выглядел наивным, мечтательным и беззащитным юношей. Именно эта фотография разожгла в Деметрио безудержную жажду мщения, сподвигнув на чудовищные деяния, и она же привела его в ярость, пробудив странную вспышку ревности.

— Ты держал ее в своих объятиях! — гневно воскликнул он. — Она, наверняка, была твоей. Нужно быть камнем или глыбой льда, чтобы удержаться и не подняться к ней в спальню, стоя под ее окном. Ты поднимался к ней, и не раз, рискуя жизнью и думая, что можешь упасть и разбиться. Но что значит риск, если в конце пути тебя ждут ее губы и объятия? Теперь меня не удивляет, что ты сходил по ней с ума!

Деметрио со злостью швырнул фотографию брата на стол и взял другую, которую он раздобыл всего несколько часов назад. Трепетно, с нежной стыдливостью влюбленного он держит ее в своих руках, любуясь ею. Деметрио кажется, что эта неподвижная картонка обрела жизнь: почти сверкают черные глаза, и алые губы улыбаются ему, соблазнительные и восхитительные одновременно.

— С какой же фотографией беседовал ты ночи напролет, Рикардо? — горестно спросил он. — Видимо, с такой же! Перед тобой была всего лишь картинка, а ты пожертвовал жизнью, словно это было всемогущее и безжалостное божество!.. Первый!.. Да, ты был первым, Рикардо, и как же я сейчас завидую тебе!