Ложь

Глава 27

Вероника, не отвечая на приветствия и замечания знакомых, стремительно прошла через холл под изумленными взглядами гостей. Ей было все равно, что скажут или подумают люди, она старалась убежать от себя, а возможно, от крика своей души. Девушка яростно боролась с неистовым желанием вновь и вновь слушать взволнованный и печальный голос, звучавший за спиной.

— Вероника, постой, выслушай меня, — безнадежно повторял Деметрио. — Месье Бело! — в полном отчаянии окликнул он француза, семенившего рядом с ней.

Бело остановился, и Деметрио тоже последовал его примеру. Стоя в нескольких шагах друг от друга, мужчины обменялись вызывающими взглядами.

— Идемте, месье Бело, — Вероника в изнеможении оперлась на руку француза, ища поддержки, — увезите меня отсюда как можно скорее, — попросила она.

— Вероника, нам нужно поговорить! — решительно начал Деметрио. — Ты должна понять меня, понять и простить.

— Увезите меня отсюда, друг мой, — снова попросила Вероника, не слушая мужа, — увезите скорее.

— Месье Бело, прошу Вас оставить меня наедине с женой, — Деметрио не собирался отступать.

— Извините, Сан Тельмо, — мягко ответил Бело, — но, по-моему, мадам не желает этого.

— Если Вы не уйдете! — Деметрио угрожающе шагнул навстречу Бело, но Вероника преградила ему путь, укротив одним лишь взглядом.

— В чем дело, Деметрио? Снова насилие? Снова вызывающая грубость, сметающая все на своем пути? — она презрительно усмехнулась. — Ты можешь обижаться, действовать силой, но моего сердца тебе не добиться ни яростью, ни насилием, — отрезала Вероника, и, посмотрев на француза, спокойно добавила: — Идемте, месье Бело!

— Как пгикажете, мадам, — с готовностью согласился Бело и галантно предложил ей руку. Девушка оперлась на руку месье Бело, и они ушли, а Деметрио остался стоять, как пригвожденный, под деревьями, где когда-то услышал от Вероники признания в любви.

Жизнь в спальне Вирхинии, казалось, остановилась — настолько жесток был удар, открывший правду, и теперь сердца обитателей старинного родового гнезда Кастело Бранко безмолвно истекали кровью.

Повернувшись ко всем спиной, Джонни подошел к окну и уткнулся лбом в холодное стекло. Его душа словно сверзлась с высот в пропасть, и кто знает глубину этой бездны?

Вирхиния подняла заплаканные, опухшие от пролитых слез, глаза и со страхом посмотрела на мужа, а затем поискала взглядом расстроенное, побледневшее лицо доньи Сары. На дона Теодоро она даже не взглянула.

— Тетя, тетечка, — жалобно пробормотала она.

— Молчи и ничего не говори! — холодно ответила та. — К чему слова? Больше ты не сможешь обманывать меня.

— Но, тетечка! — попыталась разжалобить донью Вирхиния.

— Какую змею пригрела я на своей груди! — воскликнула донья Сара и сокрушенно всплеснула руками. — Я так тебя любила, а ты изранила мне душу. Проклятая злодейка, ты опозорила, обесчестила моего сына, разрушила его жизнь!.. Тебе придется уйти из этого дома.

— Успокойся, Сара, успокойся, это Джонни решать, уйти ей или остаться, — дон Теодоро подошел к жене. — Идем, — сказал он и, взяв ее под руку, повел к двери, — в доме много гостей, идем к ним, пока они не заметили дыма от огня, опалившего наши души.

— Подумать только, я любила ее, как родную дочь! — весь гнев доньи Сары растворился в слезах.

— Пойдем к тебе, там ты успокоишься!

— Я будто с ума сошла, Теодоро, — донья Сара не находила места, — не могу думать ни о чем другом!

— Я понимаю, как тебе больно.

— А Вероника? — вдруг спохватилась донья Сара. — Куда она пошла? Что с ней будет? Мы были так жестоки, так несправедливы к ней!

— Мы найдем ее, когда ты успокоишься. К тому же, Деметрио пошел за ней, и мы должны дать ему шанс оправдаться, хотя, боюсь, что у него ничего не выйдет, — дон Теодоро задумчиво потер щеку. — Я хорошо знаю Веронику, Сара, и знаю, как она благородна и горда. Знаешь, Вероника — вылитый отец. Она — гордость рода Кастело Бранко. Хотел бы я иметь такую дочь, благослови ее Господь! И как нам только добиться ее прощения? — дон Теодоро тяжело вздохнул.

— Теодоро, а как же Джонни? — мигом встрепенулась донья Сара. — Что будет с нашим Джонни? Ведь теперь он станет любить ее еще сильнее, и еще сильнее привяжется к ней. Господи, он будет чувствовать себя самым несчастным из мужчин.

— Молчи, Сара, Джонни сам должен справиться с этим.

Молодые остались в комнате одни, и Джонни медленно повернулся к жене.

По дорожкам парка катились экипажи и машины, гости разъезжались по домам, судача между собой о странной свадьбе.

Джонни только сейчас начинал представлять глубину пропасти, разделяющей их с Вирхинией. Постепенно он начинал понимать, в какую беспросветно-черную бездну, в какое грязное, затянутое тиной, болото скатилась его жизнь.

— Вирхиния… — начал он, и на миг запнулся.

— Джонни, любимый мой, — Вирхиния шагнула к мужу.

— Я убью тебя, — глухо закончил Джонни.

— Что? — Вирхиния опешила.

— Впрочем, ты даже смертью не искупишь вину! — постепенно голос Джонни обретал силу.

— Но, Джонни, Джонни! — воскликнула Вирхиния, заламывая руки.

— Ненавижу! — выкрикнул он ей в лицо. — Я всей душой ненавижу тебя! Сам того не понимая, я ненавидел тебя с тех самых пор, как ты рассказала мне о Веронике, хотя и принял твою ложь за правду.

— Ох, нет, Джонни, нет!

— Своей ложью ты запятнала, опорочила самую чистую, возвышенную, верную и преданную женщину, которую я всегда боготворил. Вероника была для меня зеркалом благородства, порядочности и достоинства!

— Но в чем было мое преступление, кроме любви к тебе? — спросила Вирхиния, стараясь разжалобить мужа.

— Любви ко мне? — негодовал Джонни. — Какой любви, если ты причинила мне столько зла?

— Я сделала это, потому что всей душой любила тебя. Мне нужно было во что бы то ни стало разлучить вас. Мне было больно видеть, что ты ползал у ее ног, как собака за куском черствого хлеба, который тебе не давали.

— Замолчи!..

— Но это — правда! Я любила тебя, любила. Я знала, что ты робкий и безвольный, и Вероника никогда не смогла бы полюбить тебя… А я тебя любила…

— Довольно!..

— Ради тебя, и только ради тебя совершила я эту подлость! — продолжала Вирхиния, не слушая мужа. — Ради тебя я прогнала Рикардо, и мне было все равно, что он умер изгнанником. И Веронику я оклеветала только ради того, чтобы разлучить тебя с ней. Я не думала, что она выйдет замуж за Сан Тельмо, я считала, что дядя Теодоро никогда не согласится на это, да и ты тоже. Мне нужно было опозорить Веронику, чтобы ты ее возненавидел, и я сумела бы отвоевать тебя у нее, ведь ты для меня дороже всех, дороже моего достоинства и совести! — Вирхиния на коленях подползла к ногам Джонни и обвила их руками. В ее голосе послышались слезы.

— Не притворяйся, что ты сделала это только из-за любви ко мне, — Джонни гневно оттолкнул Вирхинию; ее руки показались ему осьминожьими щупальцами, которые старались намертво опутать его, — ты оклеветала Веронику из ненависти! Ты уже забыла, что сказала мне, когда мы возращались из церкви? Ты так была уверена в своей победе, что, не скрывала торжества, и гордо заявила, что всегда ненавидела ее!

— И это — правда! Я ненавидела Веронику так же сильно, как любила тебя! Прости, меня, Джонни, прости!.

Джонни не двинулся с места. Он весь дрожал, как в лихорадке. Слова Вирхинии острыми стрелами вонзались в его чистую, благородную душу, и на секунду он заколебался.

— Ты меня прощаешь, правда? — Вирхиния заметила бледность и неуверенность Джонни, и ее глаза ликующе свернули.

— Ты могла бы искупить свою вину? — задумчиво спросил Джонни.

— Но как?

— Ты могла бы вынести то, что вынесла Вероника: сельву, опасности, бедность, унижения?

— Я… — Вирхиния запнулась.

— Ты поехала бы туда вместе со мной, если я откажусь от своего наследства в пользу Вероники?

— Но зачем тебе отказываться от наследства? — заюлила Вирхиния. — Вероника и так миллионерша. Сан Тельмо принадлежит богатейший рудник!

— Вероника порвала с Деметрио де Сан Тельмо, и кроме того, как еще ты можешь искупить свою вину? Что можешь предложить ей взамен нашей судьбы?

— По-моему, вполне достаточно дать ей пособие! — деловито предложила Вирхиния. — К тому же, она может выйти замуж за другого богача, хоть за Хулио Эстрада, к примеру.

— Какая же ты дура! — горько усмехнулся Джонни.

— Что?

— Я подловил тебя, и ты попалась! Мне хотелось узнать, до какой степени дошли твои бесчестье и подлость. Я хотел убедиться в падении твоей души, и не обманулся: ты, и в самом деле, настоящая змея! Алчная, тщеславная, амбициозная змея, и все чувства твои — непристойные, грязные и низменные под стать твоей душе! Под маской твоего ангельского личика скрывается порочный, злобный дьявол! Ох, как бы мне хотелось ударить тебя! — Джонни сжал кулаки и скрипнул зубами.

— Но, Джонни, твои слова причиняют мне боль!

— Ты заслужила, чтобы я убил тебя вот этими руками, раздавил тебя, как змею!.. Уходи, Вирхиния, убирайся из этого дома навсегда, и не попадайся на моем пути, если хочешь спасти свою жалкую жизнь!.. Убирайся прямо сейчас, или будет слишком поздно! — в глазах Джонни вспыхнул безумный огонь. Вскочив на ноги, Вирхиния в панике бросилась к двери, но там остановилась и, приподняв голову как гадюка, уверенная в силе своего ядовитого языка, прошипела:

— Все равно Вероника никогда не будет твоей! Она никогда тебя не полюбит! Ты так и останешься собачонкой, ползающей у ее ног, и все, даже слуги, будут насмехаться над тобой!

— Вирхиния! — Джонни рванулся к жене, но та, по-кошачьи проворно и неслышно, выскользнула за дверь.

— Сынок, ты сошел с ума? — воскликнул дон Теодоро, которого Джонни в спешке едва не сбил с ног.

— Она сбежала, папа, улизнула!

— Оно и к лучшему, Джонни, что сбежала! К чему в поле сорная трава, сынок?

Джонни вырвался из рук отца и молнией промчался к взятой напрокат машине, припаркованной у боковой двери.

— Поезжайте за той машиной, быстрее! — приказал он шоферу. — Мне нужно догнать ее! Я заплачу, сколько скажете, если удастся догнать ее!

Вирхиния, словно обезумев, судорожно сжимала руль. В машине, подготовленной к отъезду новобрачных, она видела единственный способ сбежать от ярости Джонни. Еще в комнате она поняла по глазам мужа, что он сдержит свое слово и наверняка убьет ее. От ужаса у Вирхинии волосы встали дыбом, а страх заставлял гнать машину все быстрей и быстрей.

Как молния мчалась она по улицам города, оставив за спиной километры дорог. На поворотах Вирхиния чувствовала, как машину заносит, а колеса опасно скользят по асфальту. Но машина Джонни тоже летела; Вирхиния заметила ее в зеркале. Обезумев от страха и забыв об осторожности, она повернула голову и посмотрела назад. Спасение было совсем рядом: сразу за железнодорожным переездом начиналось шоссе.

Тревожно зазвонил колокол, возвещая о приближающемся поезде, замигали красные огоньки, и длинный полосатый шлагбаум опустился прямо перед машиной Вирхинии, перекрыв ей путь к спасению, но, словно злой демон толкнул ее на таран. Миг — и шлагбаум разлетелся в щепки…

— Вирхиния, Вирхиния! — в ужасе кричал Джонни, первым подбегая к ней. Он оцепенело застыл рядом с искореженной машиной, увидев жуткое, как в кошмарном сне, зрелище, открывшееся его глазам: разодранное в клочья и залитое кровью свадебное платье, и под колесами поезда, среди груды исковерканного железа, отрезанная голова Вирхинии с распущенными, растрепавшимися волосами и открытыми ясными, холодными глазами, скованными льдом Вечности…