Ложь

Глава 20

— Бутылку виски и стакан… да поживее!.. — Деметрио вошел в опустевшую и безлюдную в это время таверну. Полусонный бармен, подметавший пол, отставил в сторону щетку и пошел за бутылкой. — Поторапливайся, шевели ногами, проклятый бездельник! — подгонял бармена Сан Тельмо.

— Вы говорите, как доктор Ботель, Деметрио.

— Преподобный Джонсон… Вы здесь? — растерянно и удивленно спросил тот.

— Простите, что пошел за Вами, несмотря на Ваши слова, — извинился священник. — Совсем недавно Вы просили меня оставить Вас в покое, говоря, что только этим я могу помочь Вам.

— Если я просил, то почему Вы не выполнили просьбу?

— Именно это я хочу и пытаюсь сделать — помочь Вам обрести душевный покой, — спокойно ответил Джонсон.

— Довольно, преподобный, я не из Вашей паствы, — грубо оборвал священника Сан Тельмо.

— Больше всего пастух печется об овце, отбившейся от стада. Идемте ко мне, Деметрио. У меня дома Вы можете пить, сколько угодно, так Вы не заставите меня находиться здесь и подавать недостойный пример моей пастве.

— Так почему бы Вам не уйти отсюда?

— Я уйду только вместе с Вами, Деметрио.

— Ну, хорошо, я доставлю Вам это удовольствие и пойду с Вами, но не думайте, что я верю в Вашу святость.

— Я тоже не верю… в моей церквушке нет праведников.

Пройдя через площадь, они вошли в домишко преподобного отца… Деметрио заметался по комнате, словно загнанный в клетку лев. Не находя себе места, он вышел на веранду и с тоской поглядел на холм, где теперь стояли только два дома, поскольку дом Рикардо превратился в небольшой столб дыма, поднимавшегося над ровной землей.

— В качестве исключения я выпью с Вами, Деметрио.

— Тот же виски, что мы пили вчера, когда Вероника провозгласила тост за Мату-Гросу… за зеленый ад, не так ли. Надеюсь, сейчас Вы не в том настроении, чтобы поднять стакан…

— И Вы тоже, инженер… по крайней мере левой рукой. Зачем Вы сняли косынку?.. Если не поддерживать руку на перевязи, ожоги будут заживать дольше.

— А для Вас это так важно? — язвительно спросил Сан Тельмо.

— Важно, хоть Вы и не верите мне.

— Не лгите, преподобный, для Вас не это важно!.. Вам важно знать, что с Вероникой, зачем я женился на ней, зачем привез ее в Мату-Гросу. — Деметрио вышел из себя. — Что ж, будь по-вашему, Вы это узнаете… Я отвечу Вам так же, как и ей, преподобный. Я женился на Веронике, потому что ненавидел ее, я привез ее в Мату-Гросу, чтобы осуществить месть, в которой поклялся…

— О чем Вы? — ужаснулся Джонсон. — Что Вы имеете в виду?..

— Нет, святой отец, я свершу не месть, а возмездие. Ее постигнет суровая, но справедливая кара за жестокость!..

— Справедливая кара? — растерянно и с негодованием переспросил священник.

— Да, да, и не думайте, что мне было легко это сделать!..

— Догадываюсь!..

— Что бы Вы ни думали, но я боролся сам с собой: мне мешали благородство, порядочность, сострадание, моя совесть, в конце концов!

— Полно, есть ли у Вас все это? — усомнился Джонсон.

— Что-о-о? — Деметрио вскипел и гневно сжал свой крепкий кулак, словно намереваясь ударить преподобного в лицо, но синие глаза Джонсона смотрят на него с холодным равнодушием и отвагой; в них нет ни вызова ни бравады.

— Можете ударить меня, если хотите, — спокойно ответил преподобный. — Мой сан священника, как Вы заметили, лишает меня возможности защищаться, так что для Вас это будет так же просто и легко, как ударить женщину.

— Преподобный Джонсон! — взревел Деметрио.

— Бейте, чего Вы ждете?.

— Я не бил Веронику, что-то помешало мне. Возможно, то же самое, что мешает мне ударить Вас сейчас. Я схватил ее, когда она бросилась на меня, как дикий зверь, и толкнул. Я не стерпел ее оскорблений, когда она раздавала мне пощечины. Падая, она ударилась о стол.

— Значит, вон оно как было!

— Да, именно так. Не думайте, что я пытаюсь оправдаться перед Вами. Моей грубости нет оправданий, да я и не пытаюсь их найти. Я словно обезумел, когда толкнул ее. Я — такой, как она заслужила: варвар, грубый и жестокий дикарь!

— Довольно говорить всякий вздор! — охладил Деметрио священник. — Что плохого могло Вам сделать это создание?

— Вы ее не знаете!..

— Чтобы понять Вашу жену, мне было вполне достаточно поговорить с ней несколько минут. Она исполнена достоинства, честна и благородна.

— Она — дама из высшего общества, преподобный. Вы за несколько минут разглядели ее воспитание и превосходное образование, манеры и непринужденность, ее необычайную красоту и непревзойденную изысканность. Этот аристократический лоск ослепил Вас, сбил с толку, что меня ничуть не удивляет. Я, как и Вы, был слеп и глуп. — Деметрио задыхался от гнева. — Она пленила меня всего за десять минут знакомства, но когда наружу выплыла правда и стала очевидной зловонная грязь в болотной ряске, я возненавидел ее неизмеримо сильнее, чем полюбил. Чем дольше я находился рядом с нею, тем больше подтверждались ее лживые святость и благочестие, чем прекрасней и соблазнительней она мне казалась, тем сильнее и отчаяннее я ненавидел ее, раскрыв ее преступление!

— Преступление? — священник недоуменно посмотрел на Сан Тельмо. — О каком преступлении Вы говорите?

— Из-за этой прекрасной, восхитительной женщины мой брат загубил свою жизнь. Это из-за нее Рикардо жил, как прóклятый, из-за нее умер, как собака!

— Не может быть!.. Не может быть! — отчаянно твердил преподобный Джонсон. — Это невозможно!..

— Это кажется ужасным и невозможным, но это так, именно так!

— Эта женщина погубила Рикардо?

— Да, преподобный, эта аристократка очаровала брата, но держала его на расстоянии. Она поставила перед ним условие — разбогатеть, прежде чем приближаться к ней. Она без всякого сострадания послала его в Мату-Гросу, не принимая во внимание его молодость, неопытность, его чистую, наивную и доверчивую любовь. В конце концов, она все равно отвергла Рикардо, когда он уже добился своего и разбогател, из-за болезней и пьянства став доходягой. Она даже не соизволила написать брату, чтобы дать от ворот поворот. Так как по-вашему, заслуживает эта женщина моего к ней отношения?

— Минутку, минутку, инженер! Откуда Вам это известно?

— К несчастью, нет ни малейшего сомнения!

— Она сама призналась Вам?..

— Нет!.. Конечно же, нет… в таких вещах не сознаются, преподобный.

— Но в таком случае — начал священник, но Деметрио не дал ему договорить.

— Все было так, как я Вам рассказал. Я узнал об этом от одной особы, которая была доверенным лицом Вероники!

— Но кто эта дама?

— Она знала Веронику лучше всех и рассказала ее тайну…

— Вам? — возбужденно перебил Деметрио священник.

— Нет, другому несчастному.

Сан Тельмо начал свой рассказ. Печальная история горячо и страстно лилась с губ Деметрио: сейчас он ничего не скрывал. Он не хотел таить ни свои сомнения, ни тревоги, ни печаль, ни трудную душевную борьбу, ни провалившийся фарс, затеянный им, ни помпезную свадьбу, когда назад уже не было возврата.

— Несчастный Вы человек, — горестно вздохнул священник.

— Вот видите, — с надеждой воскликнул Сан Тельмо, — теперь Вы сочувствуете мне, жалеете меня!

— Но не считаю, что от этого Ваша вина стала меньше, — осуждающе покачал головой Джонсон. — Я не оправдываю Вас, потому что Ваше преступление остается преступлением, независимо от того, что Вы совершаете — правосудие, или месть.

— Я не раскаиваюсь в содеянном! — запальчиво крикнул Деметрио.

— Не говорите так, — мягко попросил пастор. — Я отлично знаю, что раскаиваетесь. Я вижу, как Вы мучаетесь. Сейчас Ваши страдания сильнее, чем пять месяцев назад… Вкус мести оказался для Вас слишком горьким, Деметрио!..

— На могиле брата я поклялся отомстить, и теперь выполняю клятву!

— Ладно, — заключил Джонсон, — к счастью, к несчастью ли, но вы оба дошли до последней черты. Маски сорваны, и теперь вы с женой, несомненно, стали врагами. Главная тайна раскрыта. С Вашего позволения, я улажу вопрос, и сеньора Сан Тельмо вернется в Рио-де-Жанейро…

— В каком это смысле? — насторожился Деметрио.

— Полагаю, Вы возьмете на себя хлопоты о разводе и добьетесь отмены церковного брака, который имеет юридическую силу.

— Вероника де Кастело Бранко не вернется в Рио-де-Жанейро! — отрезал Сан Тельмо.

— Вы рассчитываете удержать ее здесь после всего, что было?

— Как бы не так, преподобный, — не слушая пастора, продолжал Деметрио, — я не позволю ей вернуться в Рио, где ее поджидают другие мужчины, и где другой брак может оказаться для нее счастливым… Не-е-ет, ее жизнь бесповоротно связана с моей, и я не дам ей ни отдыха, ни покоя. Я не позволю ей спокойно уехать и посмеяться надо мной!

— Вы совсем спятили!

— Если она хочет уехать, пусть сама попросит меня об этом. Пусть, рыдая, ползает у моих ног, доказывая свое раскаяние. Пусть слезами и унижениями купит себе свободу! Только так я оставлю ее в покое!

— Это Ваше последнее слово? Мне передать ей Ваше предложение?

— С каких это пор Вы являетесь адвокатом Вероники, преподобный?.. Не смейте даже заикаться о том, что я сказал! Слышите, Джонсон, я запрещаю Вам!.. Если Вы пикнете о нашем разговоре хоть слово, я увезу ее из Порто-Нуэво еще дальше, вверх по реке… уволоку вглубь сельвы… где мы впервые останемся одни!

— Ну, хорошо, Вы победили, инженер, поскольку за Вами сила. Мы живем среди варваров, где никто не поможет мне бороться против Вас, ведь Вы — самый богатый владелец рудника на сотню лиг вокруг. Я вынужден сидеть, сложа руки, чтобы вы не совершили еще большего преступления, но вот что я Вам скажу: я презираю Вас за Ваше поведение, за Вашу глупую жестокость.

— Преподобный Джонсон! — угрожающе начал Деметрио.

— Ну что же Вы? Смелее! Ударьте меня!

— Нет, преподобный, я не бью ни священников, ни женщин. Ни ей, ни Вам не удастся довести меня до подобной крайности, но и на уступки я не пойду. Вы не заставите меня сдаться! Вероника — моя, она принадлежит мне, и я буду ее стеречь!

Пастор взглянул на Деметрио и, не сказав ни слова, не сделав ни единого жеста, развернулся и ушел, стиснув зубы и так крепко сжав кулаки, что ногти вонзились в кожу. Перед его мысленным взором осколками невероятного, несбыточного сна мелькал образ Вероники, его первой любви…

Умывшись и причесавшись, Сан Тельмо надел предложенную ему сеньорой Ботель чистую рубашку. Адела довела его до гардеробной комнаты, в которой спала Вероника, и он замер на пороге. Не двигаясь, Деметрио долго стоял в дверях, с болью и тоской глядя на бледную, но все равно такую красивую девушку. С перебинтованным лицом и закрытыми глазами она казалась отрешенной и очень далекой от всего, что ее окружало.

— Вероника, тебе лучше? — тихо спросил он.

Вероника приоткрыла свои черные глаза, и в них яркой молнией вспыхнула ярость.

— У меня все прекрасно, — она горько усмехнулась и презрительно посмотрела на мужа. — Тебе еще не удалось меня убить, Деметрио, так что твоя месть не завершена. Кстати, почему бы тебе не воспользоваться удобным моментом и не убить меня прямо сейчас? Лучше разом покончить со всем.

— Я не убийца, и не желаю твоей смерти! Если бы я этого хотел, мне было достаточно оставить тебя лежать без сознания в горящем доме, а самому выскочить оттуда. Согласись, случай был весьма подходящим.

— Ты упрекаешь меня в том, что я обязана тебе жизнью? — холодно спросила Вероника. — Будь уверен, я предпочла бы погибнуть, но не быть тебе обязанной.

— Знаю. Ты слишком высокомерна и надменна, чтобы предпочесть обязанности смерть, но я ни в чем тебя не упрекаю. Я лишь стараюсь защититься от твоих обвинений, хотя пришел не за этим. Я зашел спросить о твоем здоровье. Доктор Ботель предупредил меня, что тебе нельзя волноваться.

— Какими вдруг внимательными и обходительными стали вы с доктором, на чьем попечении я нахожусь!

— Все равно в этих краях нет другого врача, и плохо ли, хорошо ли, но мы должны поблагодарить его за многое.

— Я отлично это понимаю, поскольку, благодаря сочувствию сеньоры Ботель и его милостивому позволению мы живем под его крышей. Надеюсь, ты доволен.

— Доволен? — Деметрио собирался ответить жене какой-то резкостью, но тут подоспела сеньора Ботель.

— Простите меня, сеньор Сан Тельмо, — решительно вмешалась явно встревоженная Адела, — но Вашей жене нельзя двигаться. Вероника, прошу Вас, лягте, — обратилась она к подруге, стараясь поудобнее уложить ее на подушки. — Если Вам снова станет хуже и разболится рана, Хайме точно обвинит меня. Подумайте обо мне, Вероника, прошу Вас…

Деметрио поспешно пошел к двери.

— Оставьте меня, сеньора Ботель, оставьте, — Вероника вырывалась из рук Аделы. — Пусть он сразу закончит свое дело!.. Он — зверь…

— Я так не думаю, — мягко возразила Адела. — Звери от этого не страдают, а сеньор Сан Тельмо мучается, как грешник в аду. Неужели Вы не видите?

— Вы хотите, чтобы я пожалела его?

— Знаете, если бы Вы постарались его понять, возможно…

— Да я только этого и хочу — понять его! Узнать, почему он, — голос Вероники сорвался.

— Успокойтесь, прошу Вас, — урезонивала ее Адела, — у меня предчувствие, что все у вас наладится… А пока что я узнала от Аеши, что инженер разыскал индейца Игуасу, чтобы поговорить с ним…

— Аеша?.. Кто такая Аеша?..

— Одна довольно смышленая молоденькая индеаночка, хотя и сущее наказание, — пояснила Адела. — Полагаю, что она — ваша служанка, поскольку Рикардо Сильвейра заплатил ей за год вперед.

— Рикардо Сильвейра, — тихо повторила Вероника.

— Своими приступами гнева и пьянством Ваш бедный деверь отдалил от себя всех, только преподобный Джонсон и Аеша, та самая индеанка, о которой я Вам сказала, находились рядом с ним до последней минуты. Аеша может быть очень полезной, если захочет, вот только хочет она этого крайне редко.

— Адела, Вы начали говорить об индейце Игуасу, — напомнила Вероника.

— Ой, и где только моя голова? — всплеснула руками Адела. — Я ведь и в самом деле, хотела сказать Вам о нем. Знаете, Ваш муж заказал ему кучу всякой всячины. Час тому назад Игуасу поспешно отплыл в Куйабу, и теперь вернется с плотом, полным разного добра. Похоже, инженер решил построить Вам достойный дом.

— Мне? Дом? Жить вместе с ним… здесь?

— Знаете, Ваш муж сказал, что собирается разрабатывать залежь лично, и поэтому ему необходимо жить в Мату-Гросу.

— Он может жить в этом аду, если хочет, а я уеду отсюда, как только смогу встать на ноги, — решительно заявила Вероника.

— Не думаю, что инженер Сан Тельмо позволит Вам уехать… Впрочем, вы поговорите с ним об этом, когда поправитесь.

— Вы не дадите мне ручку и бумагу, Адела? Мне нужно написать в Рио-де-Жанейро.

— Почему бы Вам не подождать, когда Вы окрепнете? Сейчас писать бесполезно: до тех пор, пока не вернется пирога, отправить Ваше письмо на почту в Куйабу никак нельзя. Два дня, чтобы спуститься, восемь — чтобы вернуться… итого — десять дней. Не спешите Вы так.

Руки Вероники безвольно опустились на одеяло, выражая безграничную скорбь. Ее ждала не только жизнь с Деметрио де Сан Тельмо, но и борьба с суровой, мрачной, угрюмой сельвой, такой же непостижимой, как он.