Ложь

Глава 23

— С добрым утром, — поздоровался Джонсон.

— Преподобный? — удивилась Вероника. — Так рано, а Вы уже здесь…

— Собственно говоря, я зашел только узнать, как Вы, и очень рад видеть Вас в добром здравии. Кажется, Вы полностью поправились. — Пастор в нерешительности остановился на ступеньке небольшой лесенки, ведущей в просторную прихожую дома семейства Ботель. Он помедлил, стараясь за улыбкой скрыть свое волнение. Скрепя сердце, преподобный не навещал Веронику уже три дня, а только посылал кого-нибудь справиться о ее здоровье, и сейчас он совершенно растерялся, поддавшись своей минутной слабости.

— Почему бы Вам не подняться и не присесть, преподобный отец? — предложила Вероника.

— Боюсь, что вы с мужем сейчас уедете.

— Уедем?..

— Видите ли, Ваш муж уговорил здешнего шерифа продать ему двух самых лучших лошадей, и я слышал, что он велел, как можно быстрее, купить упряжь для верховой езды, — пояснил пастор.

— Как бы то ни было, это не означает, что я куда-то поеду, — гордо, даже с вызовом произнесла Вероника.

— Но сеньор Сан Тельмо очень внимательно и с большой заботой выбирал второе седло, заказывая упряжь, — заметил Джонсон. — Знаете, по дороге сюда я побывал в вашем новом доме. Там уже возвели ограду, и построили часть просторных залов и домик для прислуги.

— Вот как?..

— Я сказал Вам о доме потому, что от сеньоры Ботель узнал, что Вы не хотите видеть его.

— Преподобный…

— Это меня не удивило, хоть Вам и придется жить в нем…

— Смотря что Вы называете жизнью, — горько ответила Вероника.

— Простите, что осмелился заговорить о доме и остальном, — с горячностью продолжил Джонсон, — возможно, Вы не хотите и слышать об этом, но мне нужен Ваш окончательный ответ. Я не могу допустить, чтобы…

— О чем Вы? — перебила преподобного Вероника.

— Что Вы решили, Вероника? — нетерпеливо спросил пастор. — Индеец Игуасу скоро будет здесь, и Вы сможете послать письмо своей родне… Поймите, эта жизнь не для Вас. Конечно, к чести инженера Сан Тельмо, должен признать, что он делает все возможное, чтобы получше обустроить дом, сделать его для Вас удобным и уютным, и все же я считаю…

— Сожалею, что прервал Вас, преподобный Джонсон, — сухо оборвал священника неожиданно появившийся откуда-то Деметрио, — но мы с женой уезжаем. Жаль, что Вероника не сможет дослушать до конца Ваше весьма интересное мнение.

Вероника сумела скрыть свое удивление. Она считала, что Деметрио следил за ней с той самой минуты, как она полностью поправилась и встала с постели. Он постоянно преследовал ее, появляясь в самый неожиданный момент и пресекая все разговоры своим мрачным видом, сухим словом или горькой улыбкой.

— Я как раз только что сказал сеньоре Сан Тельмо о Вашем возможном отъезде, — спокойно сказал Джонсон.

— Вы бесподобно прозорливы, святой отец, — съязвил в ответ Сан Тельмо.

— Осталось только выяснить, хочу ли я куда-то ехать? — вмешалась в разговор виновница спора.

— Я ждал три дня, пока тебе можно будет ездить верхом, чтобы отвезти тебя на рудник, — укорил жену Деметрио.

— Сожалею за доставленное беспокойство, но все твои хлопоты оказались напрасными, — холодно ответила Вероника.

— Ради бога, сеньора Сан Тельмо, не задерживайтесь из-за меня и из-за вашей любезности, — торопливо пробормотал преподобный. — Я даже в дом не вошел, потому что мне пора возвращаться в церковь. Не забудьте, что сегодня — воскресенье.

— И это самый подходящий день, чтобы побывать на руднике, — с нажимом проговорил Деметрио.

— Прошу меня простить, но я спешу, — продолжал бормотать Вильямс Джонсон. — Отсюда до церкви довольно далеко.

— Эй, парни, ведите лошадей! — крикнул Сан Тельмо и добавил, обращаясь к жене: — Идем, Вероника!.. Вот твоя лошадь.

— Голиаф! — растерянно и радостно вскрикнула Вероника, стараясь скрыть волнение при виде тонконогого и длинногривого гнедого скакуна. Этот чистокровный араб был удивительно похож на жеребца из дядиной конюшни, которого ей пришлось оставить.

— Превосходный жеребец, что и говорить! — гордо заметил Деметрио.

— Как? Вы купили этого жеребца для своей жены, Сан Тельмо? Но он же опасен! — не на шутку испугался преподобный.

— Но не для Вероники де Кастело Бранко, дружище, — усмехнулся Деметрио, втайне гордясь женой. — Кстати, Вероника, — сказал он, повернувшись к ней, — в доме шерифа скакуна звали Метеор, но ты можешь вновь окрестить его Голиафом, и тогда, за исключением мелочей, наша поездка будет похожей на верховую прогулку в окрестностях Рио-де-Жанейро…

— Вы и вправду сможете доехать до рудника на этом опасном жеребце? — разволновался Джонсон.

— Я умею ездить верхом с детства, преподобный, но не желаю ехать на рудник. Предпочитаю проводить праздники и воскресенья в Вашем обществе, а не с Ботелем и Деметрио. Если позволите, я спущусь вместе с Вами в церковь, святой отец. Я никогда там не была. Отсюда она выглядит такой белой, чистой и красивой, едва ли не единственной, на что можно посмотреть в Порто-Нуэво.

— Хочешь сказать, что отвергаешь мой подарок? — вскипел Деметрио.

— Вроде того, — Вероника повернулась к пастору и любезно сказала: — Я не забыла, что вы очень спешите, преподобный, так что мы можем идти, как только пожелаете.

— Мне жаль Метеора! — яростно вскричал Деметрио, целясь в жеребца из револьвера. — Раз ты не захотела сесть на него, то и никто не сядет!

— Деметрио! — Вероника подбежала к мужу и схватила его за руку, но не успела помешать. Сан Тельмо успел выстрелить несколько раз.

— Вы все с ума посходили? — испуганно закричала прибежавшая на звук выстрелов Адела. — Что здесь происходит?

— Ничего, сеньора Ботель!.. Мы с Вашим мужем идем на рудник… Идемте, Ботель! — Деметрио вновь сунул револьвер в кобуру.

— Никогда не думала, что человек способен на такую подлость! — гневно выпалила Вероника, ласково поглаживая черную гриву напуганного Метеора. — Чтобы совершить такое нужно не иметь ни души, ни сердца!

— В жизни сердце — большая помеха! — резко ответил Деметрио. — Идемте же, Ботель!

— Вы плохо поступили, Вероника, доведя Деметрио до такого бешенства, — попенял девушке не на шутку испуганный пастор, крепко сжав ей руку, — и сейчас Вам просто необходимо уйти отсюда. Идемте со мной. Мы все обсудим у меня дома и примем решение.

— Нет, преподобный, сейчас я, пожалуй, не смогу пойти вместе с Вами. А Вы идите, оставьте меня. Сейчас я не могу… не теперь, — сдерживая слезы, Вероника вошла в дом, а Вильямс Джонсон медленно побрел обратно.

— Вероника, ну что там видно? — спросила Адела стоящую рядом подругу.

Вот и еще одна ночь опустилась на землю. Облокотившись на грубо оструганные деревянные перила веранды, Вероника с тоской и беспокойством смотрела на кучку желтых огоньков, похожих на длинных, светящихся змей, отражавшихся в речной воде. Ночью белая башенка деревянной церквушки была не различима, зато вход в таверну сверкал ярко и призывно, словно являлся центром мироздания и плодом амбиций и вожделений для ничтожной, взбудораженной толпы дикарей.

— По-моему, им уже пора вернуться с рудника, как Вы считаете? — вопросом на вопрос ответила Вероника.

— Обратно они наверняка поехали по другой дороге, и, скорее всего, задержались в таверне. Мой Хайме и прежде всегда так делал, так что инженер Сан Тельмо, вероятно, вместе с ним.

Вероника с трудом подавила вздох. Адела по-сестрински хотела попенять ей, но не решилась: эта серьезная, молчаливая, грустная и задумчивая молодая женщина вызывала у нее огромное уважение. Смирившаяся с ролью покорной жены Адела, не могла понять ее несгибаемую и гордую душу.

— Что уж тут поделать? — Адела беспомощно развела руками и добавила: — Идите-ка Вы лучше спать.

— А вдруг он не уехал с рудника?.. Вдруг с ним что-то случилось? — озабоченно спросила Вероника, и в голосе ее прозвучала неподдельная тревога. — Вы никогда не думали об этом, видя, что Ваш муж до сих пор не вернулся?..

— Ах, милочка, поначалу и я жила в непрестанном страхе: вдруг на него напали звери или туземцы, или укусила змея, или он внезапно заболел!.. Ох, да мало ли чего! Я ночами напролет тряслась от страха, боясь, что Хайме принесут на носилках, но когда он, придя домой, впадал в ярость, то немедленно доказывал мне, что он жив и здоров. Вот тогда-то я и поняла, что лучше всего не ждать его, а идти и ложиться спать, — обреченно вздохнула Адела.

— Жив и здоров! — негодующе воскликнула Вероника. — Сдается мне, Вы стали жертвой его разнузданной распущенности, — Вероника задыхалась от гнева. — Как Вы можете жить с таким человеком, Адела?.. Как можете терпеть подобные выходки?..

— А что мне остается делать, Вероника? Как я могу помешать ему? Ведь он — мой муж, — оправдывалась Адела. — К тому же, несмотря ни на что, мы любим друг друга. Мой Хайме — хороший, и я люблю его… Знаете, даже в самые тяжелые дни он всегда приносил мне все необходимое для жизни, а если видел, что я и в самом деле заболела, то ухаживал за мной. Он всегда заставлял других людей уважать меня…

— И это все, что Вы осмеливаетесь просить у него? — изумилась Вероника. — Это все, к чему Вы стремитесь в этой жизни?..

— Конечно, моя жизнь могла быть лучше, но ведь могла бы быть и хуже, — философски рассудила Адела. — Знаете, сначала я хотела вернуться к родственникам, и вернулась бы, если бы у меня были родители или родные братья. А так мои родственники доводятся мне седьмой водой на киселе. Они вырастили меня лишь из милости и очень обрадовались, когда отделались от меня. Так что, как ни крути, а здесь я, по крайней мере, в своем доме, и не должна выпрашивать у кого-то угол, — Адела замолчала и к чему-то прислушалась. — … Ну-ка, послушайте… мне кажется, они уже идут сюда. Да-да, это — они. Пойду, лягу в кровать, пока муж меня не увидел…

Вероника тоже отступила назад и притаилась в полумраке веранды. Она смотрела на едва держащегося на ногах, шатающегося Ботеля и угрюмого, молчаливого Деметрио, нетвердой походкой понуро плетущегося рядом с ним.

— Вероника!.. Что ты здесь делаешь? — недоуменно спросил Сан Тельмо, добравшись до конца веранды и заметив стоящую там жену.

— Ничего, — Вероника попятилась назад и прижалась спиной к стене. В неверном, мерцающем свете коптящей керосиновой лампы четко выделялось перекошенное, злобное лицо.

— Надеюсь, ты не от пастора возвращаешься, — сверкнув глазами, Деметрио скривил губы в язвительной усмешке.

— Что ты имеешь в виду?

— Не в лошадь мне нужно было целиться сегодня утром, а в пастора! — пьяно выкрикнул он.

— Ты с ума сошел? — воскликнула потрясенная неприкрытой злостью мужа Вероника.

— Я разберусь с ним сейчас же, — продолжал бушевать Деметрио. — Ей-богу, у меня руки чешутся отделать его, как он того заслуживает!..

— Не сходи с ума, ты пьян, и только поэтому обвиняешь невиновного и ненавидишь его без причины, — урезонивала мужа Вероника.

— Вероника! — Деметрио шагнул к жене.

— Ты напился до чертиков и просто отвратителен в таком виде! — та попыталась уклониться. — Меня с души воротит от одного только запаха!..

— Вероника! — глубоко уязвленный ее словами, Деметрио выпрямился и крепко схватил жену за плечи, не давая ей уйти. — Ну всё, с меня довольно! — грубо рявкнул он. — Ты не имеешь права упрекать меня. Вини саму себя! Только из-за тебя я пью, да-да из-за тебя, потому что мучаюсь и страдаю!

— А на что ты рассчитывал?.. Пусти меня!.. Пусти! — вырывалась из цепких рук мужа Вероника.

— Вероника, жизнь моя! — пробормотал Деметрио, чувствуя, что теряет рассудок от близости божественно восхитительного, желанного тела. Наконец-то он сжимал в своих объятиях ту, о ком долго и напрасно мечтал. Чистота невинной юности, благоуханная и чудесная, сводила его с ума, дуновением жаркого огня воспламеняя глупую страсть. — Я больше не могу, не могу, — не помня себя, твердил он. — Ты — моя жена. Давай порвем с прошлым и начнем жизнь сначала!.. Я люблю тебя, Вероника, люблю!.. Мы еще можем быть счастливы!..

— Никогда и ни за что! — выкрикнула она.

— Как же так? — растерялся Деметрио.

— Я скорее умру!.. Да, умру! — Вероника с большим трудом освободилась из кольца сжимающих ее рук. Грубые, неуклюжие пальцы порвали на ней одежду, но ночная тьма спасла ее.

Одним махом девушка спрыгнула с лестницы, скрылась за колонной и со всех ног помчалась вниз по склону холма навстречу забрезжившему на востоке бледному сиянию зари…

— Вероника!.. Вы здесь?.. Что-то случилось? — обеспокоенный пастор не сводил глаз с запыхавшейся от бега Вероники.

— Ничего, думаю, что уже ничего, преподобный, — задыхаясь ответила та.

— Но Вы совсем обессилели и выглядите такой усталой!.. Вы прибежали из дома, правда?..

— Оттуда, святой отец.

— Вам плохо, — засуетился Джонсон, — проходите, проходите в дом, там и расскажете всё. Вот, присаживайтесь сюда. Сейчас я велю принести горячего чая. Вы очень быстро бежали, правда? Нет-нет, не отвечайте, отдышитесь немного… Хуана, Хуана! — позвал он служанку. — Завари быстрее чай, а лучше — свари кофе, да поживее, — распорядился преподобный и снова повернулся к Веронике. — Ради Бога, Вероника, что случилось?.. Вы плачете?..

— Нет-нет, я не должна и не хочу плакать.

— Ну здесь Вы можете поплакать, если хочется, ведь перед вами — настоящий друг. Поверьте, я до последней капли отдал бы свою кровь, лишь бы Вы не плакали и не текли эти слезы, потому что Вы не должны плакать.

— Спасибо, преподобный, мне уже лучше. Ничего страшного, это был всего лишь мимолетный страх!

— Этот человек осмелился угрожать Вам?..

— Нет, что Вы…

— Он обидел Вас?.. Быть может, он хотел дурно поступить с Вами? — вопросы сыпались на Веронику как из рога изобилия.

— Прошу Вас, не расспрашивайте меня! — взмолилась девушка. — Спасибо Вам за убежище, но позвольте мне не отвечать.

— Я приму ваше молчание, Вероника, если Вам так угодно, но мне хотелось бы знать, что случилось, чтобы постараться защитить Вас. Сан Тельмо сам себя не помнит, и ему можно доверять не больше, чем умалишенному. Будь мы в городе, его заточили бы в сумасшедший дом, а здесь он волен разгуливать на свободе, с оружием в руках, и вытворять, что ему заблагорассудится, — преподобный Джонсон неосознанно сжал ледяные, дрожащие руки Вероники в своих.

В комнатку, неслышно ступая, вошла босоногая служанка-туземка и принесла кофе.

— Вот, выпейте немного кофе, — преподобный протянул Веронике чашку. — Вам нужно придти в себя, вы еще не оправились от потери крови… Но почему Вам пришлось бежать сюда? Разве там не было Аделы, Ботеля, слуг?

— Ботель! — коротко ответила Вероника, принимая чашку.

— Так я и думал! — воскликнул пастор. — Я видел, как они выходили из таверны. Ботелю нужно было, чтобы индеец вел в поводу его лошадь, сам он едва держался в седле, а в таком состоянии этот человек…

— Замолчите, прошу Вас!..

— Вероника, расскажите мне все, как брату! Что Деметрио замыслил против Вас?

— Вы и сами можете догадаться, святой отец. — ответила Вероника. — Я не прибежала бы сюда, если бы моя жизнь не была в опасности, клянусь вам.

— О чем Вы?

— Есть оскорбления, которые гораздо хуже смерти.

— Что Вы имеете в виду? Неужели этот мерзавец осмелился на…

— И несмотря ни на что, он — мой муж, — твердо ответила Вероника.

— Как же так, — растерялся Джонсон.

— Но я не смогла этого выдержать!..

— Невероятно! — ужаснулся пастор. — Это беспробудное пьянство свело его с ума.

— Преподобный, Вы знаете, что в душе Деметрио борется сам с собой, и это ужасно.

— Я знаю только одно, — ответил тот, — Вы больше не можете оставаться рядом с ним ни минуты. Вам нужно просить помощи у своих родных, а пока суд да дело, оставайтесь здесь. Я попрошу сеньору Ботель, чтобы она помогла мне защитить Вас.

— Бедная Адела Ботель!.. А кто защитит ее? — спросила Вероника, беспокоясь о подруге.

— Верно, — согласился Джонсон, — это замкнутый круг, а Вы упорно отказываетесь от единственной возможности вырваться отсюда. Напишите Вашим родным, Вероника!.. Мы пошлем гонца в Куйабу. За хорошую плату найти гонца нетрудно, а четыре мешка золота Сан Тельмо до сих пор у меня.

— Вы имеете в виду, что будете расплачиваться его золотом?..

— К несчастью, лично у меня ничего нет, — потупился священник, — но я следую голосу своей совести — возьмите отсюда, сколько нужно, а если Вы настолько щепетильны, то потом вернете эти деньги.

— Я напишу дяде! — задумчиво сказала Вероника, словно советуясь с собой.

— Расскажите ему всю правду! — подхватил Джонсон.

— Да-да, правду, ужасную правду!

— Пишите прямо сейчас. Идите в мой кабинет и пишите, а я найду человека, который отвезет Ваше письмо. Ну же, Вероника, решайтесь! Ах, если бы моя простая дружба нашла отклик в Вашем сердце, если бы ценой своей несчастной жизни я мог бы добиться Вашего спасения, то…

— Не нужно жертв, преподобный Джонсон, — прозвучал громкий голос, прервав пастора, и на крыльце послышались шаги. — Жизни сеньоры Сан Тельмо ничто не угрожает!

— Деметрио!..

— Сан Тельмо!.. Вы здесь, — в один голос воскликнули Вероника и Вильямс Джонсон.

— Вы даже не потрудились закрыть дверь, что было весьма неосмотрительно с вашей стороны, — с мрачной сдержанностью заметил Сан Тельмо, усилием воли беря себя в руки. Он остановился в дверях и прислонился к косяку, стараясь казаться непринужденным, и только серые, бездонные глаза, горящие на мертвенно-бледном, холодном и надменном лице, выдавали его ярость. — Я пришел за женой, преподобный, и подожду, когда она допишет письмо, которое Вы можете отправлять, когда Вам заблагорассудится, но, если Кастело Бранко заявятся сюда за Вероникой, они будут иметь дело со мной.

— Чего Вы хотите, Сан Тельмо? — прямо спросил его пастор.

— Это я должен задать Вам подобный вопрос, преподобный Джонсон. Быть может, Вы — адвокат по бракоразводным делам? Вы так рьяно стараетесь разрушить узы законного брака, — в тон ему ответил Деметрио.

— Наш брак был задуманным тобой гнусным и постыдным фарсом, — возмутилась Вероника, — и ты не имеешь права отстаивать его!

— Ну нет, я буду отстаивать его всеми силами! Стану защищать его от тебя, от него, — Деметрио ткнул пальцем в пастора, — и от всех Кастело Бранко вместе взятых, если они приедут… Сейчас идет открытый бой, а не партизанская война. Я сказал тебе свои условия и указал единственный путь к свободе!

— А я ясно ответила тебе: «Нет, нет и нет.» Я не стану лить слезы и никогда не подчинюсь твоей грубой силе!

— Я очень прошу тебя идти со мной, Вероника, — твердо заявил Деметрио. — Ты же не станешь заставлять меня уподобляться дикарю. Право, было бы жаль покушаться на драгоценную жизнь преподобного Джонсона.

— И ты смог бы убить его? — ужаснулась Вероника.

— Ты не оставляешь мне выбора.

— Вы наверняка сможете ранить, или убить меня, ведь я безоружен! — спокойно заметил преподобный.

— Надеюсь, Вероника не вынудит меня к этому, — холодно ответил Деметрио.

Вероника собралась, было, возразить мужу, но тут снаружи раздался громкий топот и голоса. Все трое обернулись на шум и увидели бегущих к реке людей.

— Сан Тельмо!.. Сан Тельмо! — послышался откуда-то издалека хриплый голос Ботеля.

— Пирога!.. Патрон Деметрио, пирога! — с сияющими от счастья черными глазами радостно сообщила подбежавшая Аеша. — Индеец Игуасу уже на причале. Он привез три огромных плота, а на них вещей видимо-невидимо. Все побежали к реке поглядеть на плоты.

Деметрио и глазом не повел. Не двигаясь с места, он пристально смотрел на Веронику, но в его серых глазах уже не было жгучей ненависти, а была лишь глубокая боль и безнадежная печаль, граничащая с отчаянием. Почувствовав эту боль, потрясенная Вероника отвела взгляд, словно боялась простить мужа без всяких объяснений.

— Патрон Деметрио! Патрон, ты не пойдешь к реке? — затеребила Сан Тельмо удивленная Аеша.

— Помолчи! — оборвал ее Деметрио.

— Но тогда другие купят ваши заказы… или вовсе захотят украсть их, если ты не помешаешь. Поторопись, хозяин! — Аеша повисла на руке Деметрио, и Вероника впервые разглядела ее: красиво сложенная и чувственная молоденькая девушка, будто ожившая статуя из плоти и крови, с гордым смуглым лицом и черными глазами. Она смотрела на Деметрио так, будто на всем белом свете существовал лишь он один.

— Его Величество Случай благоволит Вам, преподобный, — Деметрио горько усмехнулся. — Теперь Вам есть с кем отправить в цивилизованный мир просьбу о помощи. Пользуйтесь моментом, пока меня призывает к реальности мир сельвы. Даже забавно — три плота одежды и мебели важнее Вероники де Кастело Бранко!

— Инженер Сан Тельмо! — негодующе воскликнул Джонсон.

— Напрасно кипятитесь, преподобный, Ваши слова бесполезны, мы живем в царстве дел. Как бы то ни было, но если моя жена добровольно не выберет дорогу к дому, я за ней вернусь, и отволоку ее силой… Идем, Аеша, — бросив взгляд на жену и преподобного Джонсона, Деметрио быстро зашагал к причалу.

— Вероника, у нас нет времени, чтобы его терять, — поторопил девушку пастор, подходя к ней поближе.

— Это и есть Аеша? — поинтересовалась та, пропуская слова Джонсона мимо ушей.

— Она самая, но, похоже Вы меня не слышите. Вероника, послушайте, Вам нужно написать письмо прямо сейчас. Индеец Игуасу сможет незаметно отвезти его. Идите в мой кабинет…

— Откуда взялась эта индеанка, и как давно она знает Деметрио? — перебила преподобного Вероника.

— Полагаю, сейчас это неважно.

— Да, Вы правы, это неважно… ни теперь, ни потом. Сейчас я напишу письмо.