Ложь

Глава 14

— Беги же, ну!.. Беги быстрее!.. Святой отец ждет тебя…

— Да иду я, иду… Сколько ни бегай, а помрешь в тот же самый день. — Смуглый, рослый, крепкий, словно вырезанный из кряжистого красного дерева, индеец из племени тупи, не убыстряя шага, шел за молоденькой индеанкой. Они пересекли площадь, прошли мимо речных причалов и оказались у неказистой деревянной баптистской церквушки, покрашенной в белый цвет. К церквушке был пристроен крохотный домишко из необожженного кирпича и тростника размерами чуть больше индейских хижин, служивший преподобному Вильямсу Джонсону жилищем.

— Поторапливайся, святой отец спешит… очень сильно спешит… Он велел мне дождаться тебя на берегу реки и быстрее отвести к нему. Да шевели же ногами, старый кайман, а не то не видать тебе денег на огненную воду! — подгоняла индейца Аеша.

Индеец тупи все также неторопливо продолжал свой путь к дому преподобного Вильямса Джонсона, с удовольствием поглядывая на девчушку своими темными глазами.

— У преподобного есть для тебя хорошая работа, но, если ты не поторопишься, он отдаст ее другому, — пригрозила она.

Пройдя почти полсотни метров, индеец остановился и незаметно покосился на широкую и глубокую реку, с зелеными тенистыми берегами. Там, к одному из причалов была привязана его длинная пирога. В окружении утлых лодчонок и крошечных каноэ она казалась океанским лайнером.

— Никто здесь не справится с моей работой, — бесстрастно возразил индеец.

— Преподобный! Святой отец! — окликнула пастора девчушка. — Я привела тебе индейца Игуасу! А ты подожди у двери, — обратилась она к индейцу, — не грязни пол…

— У меня чистые ноги, — все так же невозмутимо огрызнулся он, — а если наслежу, не беда, ты его помоешь.

— Ну наконец-то! Входите скорее! — пригласил индейца преподобный, появляясь в проеме двери, отделяющей гостиную от церкви. Святой отец, пожалуй, ничуть не изменился: все тот же черный, наглухо застегнутый жилет, тщательно вычищенная сутана, и спокойные, ясные, синие глаза на гладко выбритом лице, поглядывающие на мир с добротой и интересом. — Мы со вчерашнего дня ждали, когда Вы приплывете. Проходите и садитесь. Я — преподобный Вильямс Джонсон, и мне необходимо договориться с Вами об одной важной поездке.

— Я лучше постою, святой отец. Моя пирога на воде, и мы можем отплыть, когда ты скажешь.

— Поплыву не я, а один мой друг.

— Твоя индеанка не сказала мне об этом… Я думал, что поплывешь ты.

— Речь идет как раз о хозяине Аеши, компаньоне господина Ботеля.

— Владельца большой залежи?..

— Да. Так вот, ты должен будешь отыскать в Куябе этого самого совладельца залежи. Три дня тому назад я получил письмо, в котором он сообщал о своем приезде. Отплывай немедленно, и непременно найди его. Говорят, твоя пирога самая большая из всех, что плавают по этой реке…

— Нет другой такой пироги, как моя, преподобный.

— Как раз это мне и нужно. Кроме того, необходимо, чтобы ты как можно лучше подготовил ее. Мой друг приезжает вместе с женой.

— Белой женщиной? — недоверчиво переспросил индеец.

— Что ты сказал, святой отец? — вмешалась в разговор девчушка. — Хозяин Деметрио женился?

— Да.

— А почему ты не сказал мне об этом?

— Это тебя не касается, Аеша, но ты должна радоваться, что так вышло. В бунгало будет жить настоящая дама, которая научит тебя обычаям Рио-де-Жанейро, принятым среди культурных людей всех стран. Это пойдет тебе на пользу… И не прерывай меня больше.

Индеанка попятилась под суровым взглядом пастора, а на угрюмом лице индейца тупи мелькнула едва заметная улыбка языческого божка.

— Святой отец, скажите, где искать Вашего друга.

— Ты должен ждать его со вторника, может, даже с понедельника на пристани, что рядом с гостиницей «Сан Педро». Я напишу письмо, и ты передашь его ему от моего имени. Я могу заплатить тебе вперед, сколько нужно… Ты умеешь читать?..

— Немного, преподобный… В гостинице «Сан Педро» пять месяцев тому назад я подобрал одного человека. Он направлялся сюда. Тот человек был русым, как ты, но повыше ростом. Он казался очень печальным… На обратном пути я снова отвез его до Куябы.

— Это тот самый человек. Его зовут Деметрио де Сан Тельмо. Вместе с ним приедет его жена. Думается мне, они привезут с собой изрядный багаж, поэтому прикрепи к своей пироге плот для вещей…

— Я сделаю все, как ты говоришь. Мне не нужно платить вперед… Твой друг щедрый человек, он заплатил с лихвой. До встречи, святой отец, — попрощался с преподобным индеец и вышел.

Пастор повернулся и с беспокойством посмотрел на юную туземку.

— Если патрон Деметрио женился, я не хочу служить ему! — строптивая бунтарка гордо выпрямилась и с вызовом вздернула подбородок.

Машина, самолет, поезд и в конце маленькое речное суденышко с широким деревянным колесом, плывущее по кромке непоседливых, неугомонных вод через Мату-Гросу в глубинку, к примитивной, сельской столице, названной так же, как река…

— Завтра мы прибудем в Куябу…

Вероника устало опустилась на один из стульев, стоящих на небольшой палубе… С самой первой минуты своей свадьбы она жила, как в вихре, в круговороте событий, почти не имея времени ни поесть, ни подумать. Они нигде не задерживались, словно в жилах Деметрио продолжал бушевать тот безумный, лихорадочный жар, с которым он вытащил ее из церкви, минуя дорожку из тубероз и лилий.

— Сожалею, что эта поездка так утомила тебя, но иного способа добраться туда нет.

— Я не упрекаю тебя, Деметрио, но, может, мы не будем так торопиться.

— Нельзя упускать удобный случай. Транспорт здесь отходит строго по определенным дням. К примеру, это судно снова направится в Куябу только через две недели.

— Неужели нельзя было провести две восхитительных недели, например, в Итапуре?.. Или в той гостиничке в Сан-Карлосе, где мы остановились всего лишь перекусить?..

— Я хочу, как можно скорее, оказаться в Порто-Нуэво.

— Я все понимаю, Деметрио, но женятся всего лишь раз, — ласково упрекнула мужа Вероника.

— Ну, ладно… Прости меня.

— Ты сердишься?..

— Нет.

— Подойди сюда, Деметрио, присядь рядом со мной на минутку. Понимаешь, мы почти не говорили со дня нашей свадьбы.

— Понимаю, но мое финансовое положение не позволяет мне ни оборудовать для нас в поезде особый вагон, ни нанять самолет для двоих.

— А тебя никто об этом и не просит, Деметрио. Я прошу только, чтобы ты на минутку присел рядом со мной.

— Нужно посмотреть, где разместили багаж.

— В каюте, наверное. Из всего багажа ты оставил лишь два чемодана. Не думаю, что это должно волновать тебя.

— Вероятно, мне следует попросить у тебя прощения и за это тоже. Извини, Вероника, но нельзя разъезжать по сельве с сорока баулами, словно мы — театральная труппа, или конный цирк.

— Я и не спорю. Надеюсь, те тюки, что мы оставили в Сан-Карлосе не слишком задержатся в дороге, в них лежит все самое необходимое.

— Полагаю, для жизни в Порто-Нуэво ты считаешь самым необходимым пару вечерних платьев, коробки перчаток, шелковые чулочки, кружевные платочки…

— Ну, хорошо, Деметрио, я понятия не имею, как живут в Порто-Нуэво, но, если по мере удаления от Рио-де-Жанейро важных жителей становится все меньше, могу предположить, что вечерние платья мне не понадобятся.

— Единственная белая женщина в Порто-Нуэво — жена заурядного пьянчуги, который бьет и ругает ее почем зря почти каждый день. И в то же самое время этот пропойца — единственный лекарь на несколько сотен миль вокруг.

— Весьма малопочтенное общество!.. По-моему, ты шутишь…

— Думай, как хочешь…

— Это твоя маленькая месть за нападки Джонни во время ужина в день нашей помолвки. Я отлично это поняла, но, как ты помнишь, я на тебя не нападала.

— Не нападала, это верно! Помнится, ты даже произнесла тост за Мату-Гросу, за сельву… за зеленый ад…

— И за твою любовь, Деметрио. — Вероника взяла мужа за руку, и от этого ласкового прикосновения Деметрио де Сан Тельмо вздрогнул, как от ожога…

Сияющий день был уже на излете, и важный вечер торжественно опускался на бескрайние просторы. Последние лучи солнца позолотили лес, похожий на гигантскую темную, мрачную стену, в которой замуровали сверкающую ленту реки. Этот неприветливый лес таил в себе опасность.

Немногочисленные пассажиры испуганно держались от Деметрио и Вероники в сторонке, чувствуя себя неровней этой странной паре, внешний вид и манеры которой выдавали их превосходство. Супруги будто остались наедине перед лицом дикой природы…

— Ты стал очень странным, Деметрио!..

— Почему странным?..

— Ты никогда не был таким далеким от меня, как в эти три дня, что мы вместе. Мы все мчимся и мчимся без оглядки, будто два беглеца.

— Вероника… прошу тебя.

— Пойми, Деметрио, мы едем с небывалой скоростью, не отдыхая ни минуты ни днем, ни ночью. Может, у тебя не было времени подумать, но за эти три дня ты даже ни разу не поцеловал меня.

— Вероника! — Деметрио судорожно вцепился руками в поручень. Теплая, шелковистая как цветок туберозы, ладонь Вероники снова скользнула по его руке. Легкий весенний аромат девичьего тела, смешавшись с влажным и диким запахом леса и реки, настиг Деметрио. В предвечерних сумерках были едва слышны печальное пение птиц и слабый шум воды.

В нескольких шагах от молодых белела дверь каюты. Надвигалась ночь, гасли облака, пламенела заря, и на бледном небе загорались первые звезды.

— Вероника, — повторил Деметрио.

— Деметрио, милый мой, я знаю, что наши последние часы в Рио были горькими для тебя, знаю, что тебя беспокоят дела на твоем руднике, и понимаю, как ужасно оскорбила тебя эта помпезная свадьба, несоразмерная с нашим положением.

— Это не так.

— Нет, это так, так. А кроме того, последние слова Джонни, ужасная сцена прощания, холодность дяди, неожиданная, непонятная враждебность… Но, по крайней мере, я понимаю странное состояние твоей души, или мне только кажется, что понимаю… Деметрио, все уже позади. Сейчас мы одни, и только от нас зависит, чем будет наша жизнь: раем или адом, каторгой или небесами… Деметрио, любимый, — Вероника обвила его шею руками и поцеловала, — забудь обо всем, кроме этого божественного, чудесного мгновения.

Огненно-медовый поцелуй воспламенил кровь в жилах Деметрио. Они неторопливо подошли к двери каюты. В голове у Деметрио помутилось, разум затуманился, но душа, притаившаяся, как тигр в засаде, встрепенулась и подскочила, как раненый ударом хлыста грубый и жестокий хищник.

— Нет!.. Нет! — яростно воскликнул Деметрио.

— Что нет?..

— Ничего. Я переволновался, а ты устала… Отдохни, поспи… И прости меня!.. — Деметрио выскочил из каюты. Он был ослеплен и обезумел, поняв, что впервые в жизни его воля пошатнулась. Сан Тельмо быстро сбежал по узенькому трапу на нижнюю палубу, туда, где валялись перетянутые ремнями вязанки дров, какие-то огромные тюки, и висели засаленные гамаки матросов. Мутные воды реки находились так близко, что Деметрио мог коснуться их рукой, достаточно было просто наклониться. Преодолевая течение, суденышко приблизилось к кромке берега, и Деметрио показалось, что, стóит ему спрыгнуть на землю, и он обретет силу и стойкость, станет непобедимым. Но пока в его душе разливалась жгучая горечь, затмевая все чувства.

— Скоро ты все узнаешь! — тихо шептал он. — Скоро мне не нужно будет врать, и я смогу сказать, что ненавижу тебя, потому что мы останемся одни… наедине с твоей совестью, твоим грехом… и моей мукой!