Лола – любящее сердце

12. Объявления, имена и «о’ревуар»

Вечером я поняла, что какую-то часть правды лучше все-таки приберечь для себя. Когда я поделилась с мамой и папаем планами по поводу работы няней, их реакция была очень резкой.

— Об этом не может быть и речи, Лола, — заявила мама. Она лежала на диване и поглаживала животик. Папай массировал ей ноги. — Ты еще слишком мала для такой работы.

— Как это «слишком»? — возмутилась я. — Я тысячу раз присматривала за тетей Лизбет!

— Это совсем другое, — продолжала мама. — Во-первых, тетя Лизбет уже не младенец, а во-вторых, она ребенок из нашей семьи. Уход за чужими детьми требует огромной ответственности. Не беда: скоро ты сможешь потренироваться на своем маленьком брате. Тогда и обсудим этот вопрос.

Взрослые ничего не понимают! Я стала втолковывать маме, что хотела бы потренироваться не на маленьком братике, а ради него, но она твердо стояла на своем.

— Может, кому-нибудь из наших знакомых нужна няня? — сказал папай и пощекотал маме пятку, и она захихикала.

— Это еще куда ни шло, — согласилась она. — Но в чужой дом ты не пойдешь. Это понятно, Лола?

— Да, — ответила я, радуясь в душе, что не показала родителям свои объявления.

Что-то я не припомню среди наших знакомых ни одного, у кого были бы новорожденные дети. Малыши в детском саду тети Лизбет уже постарше, а среди их родителей есть одна беременная мама. Моя любимая учительница, фрау Вигельманн, прислала на каникулах фото своих новорожденных двойняшек. Они очень славные, но, к сожалению, обе девочки. Ждать, пока мы познакомимся с родителями новорожденного мальчугана, мне никак не хотелось.

— Поэтому я все-таки расклею объявления, — сказала я на следующий день Алексу. — Проверю, найдутся ли родители, которые готовы мне довериться. Если они решат, что я достаточно взрослая для такой работы, я сумею убедить маму.

— Вряд ли, — усомнился Алекс.

— Я тоже не очень в это верю, — ответила я. — Но если не попробуешь, то ничего и не выяснишь. Поможешь мне?

Алекс улыбнулся.

— Конечно, помогу, Лола-львица!

Все складывалось лучше некуда: Джефф с Паскалем играли в футбол, поэтому компьютер был полностью в нашем распоряжении. Алекс запросто отсканировал мои фотографии, хотя мой текст объявления ему не понравился. Он сказал, что оно звучит слишком уж преувеличенно, особенно вот это словечко — «суперняня». А мне-то казалось, что именно оно и должно сразу привлечь к себе внимание. Когда все было готово, Алекс распечатал двадцать экземпляров. На первое время хватит.

«Опытная суперняня присмотрит за вашим маленьким мальчиком», — было написано рядом с моим портретом, а ниже указан телефон и время для звонков: с понедельника по четверг с 15:00 до 18:00. В это время мама обычно дежурит в больнице. Папай не представляет угрозы, потому что на любой телефонный звонок я всегда успеваю первой.

Осталось только развесить объявления в тех местах, где ни мама, ни папай, ни отец Алекса не могли бы их увидеть. Одно мы приклеили на фонарном столбе рядом с детской площадкой. Второе — на доске объявлений в супермаркете, третье — на витрине магазина игрушек. На обратном пути я засунула еще одно объявление под дворники автомобиля, в котором имелось детское сиденье. На ее заднем стекле виднелась наклейка «Антон в машине», и мне это показалось добрым знаком.

Правда, когда на следующий день за завтраком мама поинтересовалась у нас с папаем, нравится ли нам имя Антон, я поперхнулась от страха.

— Ладно, — сказала мама, когда папай закончил колотить меня по спине. — Это был просто вариант. Есть и другие симпатичные имена для мальчиков, если уж Антон вам так не нравится.

Кстати, папаю имя понравилось, но мне казалось, что для моего маленького братца нужно что-нибудь поинтереснее. Например, Бонавентура. Это имя я нашла в книге. Оно позаимствовано из латинского языка и сулит удачное будущее.

— Мы сможем называть его Бо, — сказала я. — Коротко и ясно.

Но мама с папаем были против Бонавентуры.

Папай предложил Отторино — так звали моего бразильского дедушку. Он умер, когда папай был еще совсем маленьким. Мама сказала, что это чересчур старомодно, а я почему-то вспомнила Бенджамина Блюмхена. Нет, такое имя моему брату не подходит.

В книге я обнаружила множество других дурацких имен.

— Кто же решится назвать своего ребенка Арбогастом? — ужасалась я. — Или Блазиусом? Или Раутгундом?

Папай засмеялся.

— Я знал одного бразильского фермера, который назвал своих сыновей Уно, Дуо, Трес и Кварто. Что значит «первый», «второй», «третий» и «четвертый».

Теперь рассмеялась мама и рассказала историю про женщину, у которой случилась незапланированная беременность, поэтому она хотела назвать сына Нежданом.

— И что, это действительно возможно? — возмутилась я.

— В Германии, к счастью, нет, — ответила мама. — Закон не разрешает.

— В Бразилии тоже нельзя, — добавил папай, — но все равно встречается много странных имен.

— А в Америке, — мама закатила глаза, — одна актриса назвала свою дочь Эппл.

— То есть «Яблоко», — перевела я.

Мы как раз сегодня учили это слово на уроке английского. Для девочки это совсем не подходящее имя, в какой бы стране она ни жила. В общем, в тот вечер имя моему брату мы так и не подобрали.

— У нас еще есть время, — сказала мама, обмакивая кусочек каракатицы в майонез. — И сейчас для тебя главное — хорошо учиться, мышка Лола.

Я вздохнула. Завтра у нас контрольная по английскому, и нужно выучить еще целую кучу названий всевозможных фруктов.

Спать я отправилась только тогда, когда знала их все назубок. Мой ночной пилот Александр проводил меня к самолету. Мы летели в Рио-де-Жанейро, где должны были крестить маленького мальчика. В церкви яблоку негде было упасть, но уши у всех были зажаты или заткнуты ватой, потому что мальчишка вопил, как резаный поросенок. Он брыкался и размахивал ручонками. По лбу священника струился пот. Мать мальчика рухнула передо мной на колени.

— Ради Бога, Лала Лу, скажите, что делает моего сына таким несчастным?

— Имя, — ответила я, заглянув малышу в глаза.

— Имя? — усомнилась мать. — Но моего сына зовут Иисус, как нашего Спасителя! Что в этом может быть плохого?

— Ответственность, — сказала я. — Ваш сын не желает спасать человечество. Он хочет быть просто счастливым. Назовите его Феликсом, и все будет прекрасно.

Феликс — счастливое имя, потому что так зовут моего немецкого дедушку. И мальчик, между прочим, сразу успокоился.

Он замолчал и стал улыбаться. Я подарила ему пустышку с шоколадным вкусом, священник сказал «Аминь», и все, кто собрался в церкви, вытащили вату из ушей.

Через три дня Алекс и в самом деле должен был улететь в Париж. И к моим фантазиям это не имело никакого отношения. Когда мы обнялись в аэропорту, я едва сумела сдержать слезы.

— О’ревуар, ма шери, — сказал мне на прощание Алекс.

Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла очень уж печальной, и мне стало еще хуже. «О’ревуар» — это по-французски «до свидания». Алекс пообещал мне во время осенних каникул приехать вместе со своей мамой. Тогда бы он мог попасть на мой день рождения.

Когда Алекс с Паскалем скрылись за кабинкой, где проверяли паспорта, Джефф обнял меня за плечи.

— Ну вот, мы и снова одни, — сказал он.

Я кивнула. В животе у меня была пустота. Думаю, что к некоторым вещам никогда нельзя привыкнуть. С каждым разом только хуже становится.

Остается только надеяться, что кто-нибудь откликнется на мое объявление.

В воскресенье я развесила все оставшиеся экземпляры. И начала ждать.