Лола – любящее сердце

29. Я главарь банды, а мама — уткоморж

На следующий день после концерта в «Жемчужине» я сняла кулончик в виде зодиакального знака Льва, который подарил мне Алекс. Я даже подумывала его выбросить, но потом положила его вместе с письмами Алекса и мобильным телефоном в коробку из-под обуви, нарисовала на крышке черное сердце, пронзенное стрелой, и засунула коробку подальше под кровать.

Я поняла одну важную вещь: от любовной тоски нельзя избавиться. Можно, конечно, отвлечься на другие вещи, до которых раньше тебе не было никакого дела. В моем случае такой вещью стала школа. Мне уже не казалось таким ужасным, что я в разных классах со своими друзьями. Герр Деммон оказался прав. Мы виделись на переменах, и нам было что порассказать друг другу. На Аннализу с Далилой я больше не обращала внимания, и они на меня тоже. Но после моего дня рождения мы подружились с Гусом. Обычно в задачках по математике бывает только одно правильное решение, именно поэтому математика гораздо проще, чем жизнь — тут голова просто кругом идет от множества всевозможных вариантов.

Когда я принесла двойку с плюсом за контрольную по математике, мама с папаем своим глазам не поверили. Даже в самых безумных мечтах я такого представить не могла.

— Вот видите, — сказала бабушка. — Я всегда говорила: у плохих преподавателей плохие ученики, у хороших — хорошие.

Бабушка права, потому что Рыба-шар оказалась лучшим преподавателем в мире.

Только на французском я позволяла себе быть невнимательной, особенно когда речь заходила о Париже. Между прочим, Марсель сказал, что его отец родом оттуда.

Фрау Кронберг была очень строгой, и она точно не была моей любимой учительницей. Но после истории со вшами она стала ко мне немного снисходительнее.

На немецком языке мы писали сочинения и рассказы, а на музыке готовили рефераты. Нужно было выбрать любимого музыканта, и я выбрала Майкла Джексона. Жизнь у него была невеселая, а смерть еще печальнее, но его музыка была просто волшебной, и танцевать так, как он, вряд ли кто-нибудь еще умел.

В конце ноября нашу танцевальную группу разделили на две банды. Половина должна была репетировать с герром Деммоном, вторая половина — с Дарией.

Сначала мы проголосовали, кому быть главарями банд. То, что Салли выбрали главарем банды герра Деммона, ни для кого не стало неожиданностью. Но когда за меня в качестве лидера второй банды проголосовала большая часть группы, я чуть не лопнула от гордости.

Теперь мы с Салли должны были сформировать свои команды. Выбирали мы по очереди. Первой я выбрала, конечно же, Глорию, потом пришел черед Салли, и так продолжалось до тех пор, пока мы не добрались до Фабио. Мне ужасно хотелось, чтобы Салли забрала его к себе, но она этого не сделала. Фабио, хоть и был одним из лучших танцоров, предпочитал латиноамериканские танцы. Но я догадывалась, что это не единственная причина, по которой Салли не называла его имени. Я пару раз порывалась его назвать, но так и не решилась.

Каждый раз, когда я вскидывала глаза на Фабио, он отводил взгляд в сторону, а если он смотрел на меня, то отворачивалась я.

Когда осталось пять человек, наши взгляды встретились, и у меня с языка слетело: «Фабио!»

Он помедлил, но потом встал и подошел к нам.

— Не нужно было этого делать, — сказал он после репетиции.

Большинство танцоров уже ушли, даже Дария. Только Салли и Глория стояли в стороне, глядя на нас.

— Знаю, — сказала я. — Но, во-первых, я здесь благодаря тебе. А во-вторых, ты танцуешь просто великолепно.

Что «в-третьих», я так и не сказала.

Фабио потеребил ухо. Кажется, он хотел что-то добавить.

— Я идиот, — наконец решился он. — Мне очень стыдно за то, что случилось в тот вечер у твоего дома.

— Ты не идиот, — сказала я, и это было правдой. — Но я хочу просто дружить с тобой. Не больше. Но и не меньше. Тебя это устраивает?

Это и было той самой третьей причиной.

Фабио уставился на меня. Его глаза потеплели.

— Конечно! — воскликнул он. — Отлично!

Я перевела дух. Впервые за долгое время я сделала что-то очень важное. Может, Фабио и виноват в том, что я потеряла Алекса. Но он не хотел причинить мне зло своим поцелуем, а вот Алекс своим поведением меня жестоко обидел. И мне не хотелось терять сразу двух людей, которые были так важны для меня.

На первой неделе декабря мы провели генеральную репетицию. Обе наши группы выстроились треугольником друг напротив друга. Мы с Салли стояли во главе каждой группы и по очереди выполняли танцевальные па. Пока одна группа танцевала, другая замирала неподвижно, как в игре «Море волнуется». Мы с Салли задавали тон и характер танца, а ребята повторяли за нами.

— Если ты будешь и дальше так работать, — сказала Салли, — то сможешь стать профессиональной танцовщицей!

Вообще-то, я этого не предполагала. Я танцевала потому, что мне это нравилось. И радовалась предстоящему выступлению.

Теперь я репетировала даже дома. В мою комнату из спальни перенесли большое зеркало, и когда я отрабатывала перед ним движения, то забывала обо всем на свете.

На второй неделе декабря я показала маме танец Йеманжи. Это еще одна богиня кандомбле, и бразильцы иногда называют ее матерью всех богов. Стихия Йеманжи — море, а ее цвета — белый и синий, и когда в Рио отмечают Новый год, в море выходят сотни кораблей с синими и белыми флагами. Так, по крайней мере, утверждает мама Фабио. Должно быть, это прекрасное зрелище!

Танец Йеманжи маме очень понравился. Она лежала у меня на кровати и смотрела, как я танцую. Теперь она уже не была похожа на женщину, проглотившую футбольный мяч. Ходила она вперевалку, как утка, а в профиль была похожа на моржа. В больнице она уже не работала.

Мне всегда казалось, что защищать нужно только животных, но, оказывается, и беременных женщин тоже. Когда они становятся похожими на моржей или китов, они могут сидеть дома и все равно получать свою зарплату. Так что если мама в ближайшее время и отправится в больницу, то не на работу, а для того, чтобы родить моего маленького брата.

Мама была на тридцать шестой неделе, и мой младший вырос до сорока шести сантиметров. Наверно, у него уже был и настоящий «арахисовый стручок».

Только имени у него все еще не было.

Мама предлагала назвать его Лайнусом. Папай разрывался между Чиего и Диего. Дедушке нравилось имя Вилли, потому что так звали его любимого политика, бабушка составила список всех прославленных героев детских книг. Если бы бабушке разрешили выбирать, то моего брата могли бы звать Калле Ласло Мио Мишель Оливер Нильс Джим-Кнопф. К счастью, решающего голоса у бабушки не было. И у тети Лизбет тоже. А то она назвала бы ребенка Хотценплотц. Это слово она услышала в детском саду.

Мне в голову не приходило ничегошеньки. Почему-то казалось, что у меня появятся идеи на этот счет только тогда, когда я собственными глазами увижу своего младшего брата. Но с этим вышла заминка.

— Твой братишка медленно опускается, — объяснил папай. — Он должен оказаться в самом низу маминого живота, чтобы быть готовым появиться на свет недели через четыре. Иначе скоро ему там станет тесно.

Зато у нас в квартире уже давно стало тесно. В спальне теперь стояла кроватка тети Лизбет и столик для пеленания, а в моей комнате пришлось освободить место для второго шкафа, что мне вовсе не нравилось. Кое-какие вещички достались нам от тети Лизбет, но пришлось покупать и новые: сиденье для ребенка в машину, коляску, бутылочки, соски, пеленки и целую кучу зимних вещей.

На улице уже было три градуса ниже нуля, и по утрам тротуары покрывались льдом. Когда мама вперевалочку осторожно пробиралась к машине, она еще больше напоминала утку на коньках, и папай постоянно волновался, что она поскользнется и ушибет Чиего-Диего.

Я немного переживала из-за того, что у меня не будет подарков на Рождество. А мне так хотелось новую кровать и новый письменный стол! Но папай заявил, что Чиего-Диего сейчас важнее, и я снова начала ревновать к нему родителей!

— Луиза предлагает отдать вам кое-какие вещи Антона, — сказала Салли, когда мы встретились на репетиции на третьей неделе декабря. — И еще я хотела спросить: не хочешь ли ты в субботу помочь мне посидеть с мальчиком еще раз. Луизе нужно съездить в Бремен, потому что там вручают премию какому-то писателю, и домой она вернется очень поздно. Она говорит, что мы можем переночевать у нее. Как тебе такое предложение?

Я заколебалась. Некоторая часть меня была настроена скептически, а остальная с радостью была готова согласиться. В конце концов победила остальная часть.

— Спрошу у родителей, — сказала я. — Папай тебя знает, и если они не будут возражать, могу тебе помочь.