Варя.
– Тём, привет. Рома в школе? – Одной рукой пытаюсь утрамбовать Сонькину брыкающуюся ножку в комбинезон.
Она явно настроена на борьбу, и это становится дополнительным испытанием.
– Ну да, в школе. А что?
– Ты должен мне помочь. Мой босс хочет… – Прижимаю телефон плечом к уху, освобождая руку. Соня капризно извивается, никуда от новых игрушек она уезжать не хочет. – Босс хочет обсудить с ним вопрос взлома системы безопасности.
– С Ромой? – В голосе брата слышится явное недоумение. – Почему твой босс? Почему с ним?
Перевожу дыхание.
Соня снова вырывается, и я одной рукой пытаюсь натянуть на неё шапочку.
– Потому что я сказала, что это он взломал!
– Варя! – С резким осуждающим возмущением. – Но это же не Рома! Он бы такой код в жизни не написал!
– Да мне плевать, – осаждаю резко и тут же содрогаюсь от осознания, насколько холодно прозвучали мои слова. Они как будто принадлежат не мне. Словно это не я говорю, а кто-то другой.
Сташевский, например.
Закрываю глаза на секунду, прогоняя это чувство.
– Ты должен объяснить Роме азы… Не знаю, расскажи ему, как это работает. Кратко. Ты понял меня?
– Почему бы нам не сказать ему правду? Я готов нести ответственность.
Упакованную Соньку укладываю в автолюльку, вручаю яркую погремушку.
– А я не готова. Я понимаю, что тебя разрывает от гордости за то, какой крутой код ты написал, но если мы скажем правду, меня уволят. С вероятностью девяносто девять процентов. А если я потеряю работу… – Замолкаю. Внутри всё переворачивается от страха. – Если я потеряю работу, то могу потерять и тебя, если вдруг это дело примет серьёзный оборот. Ты понимаешь?
Тёма молчит.
Его молчание – это самое худшее.
Оно как будто осуждает меня за каждое слово, которое я только что сказала.
– Пускай никто ничего не знает пока, – смягчаю тон. – Нам так будет безопасней.
– Варя… – Тёма вздыхает.
– Ты обещаешь мне, Тём?
Пауза тянется дольше, чем мне хотелось бы.
– Ладно, обещаю, – наконец говорит он, но в его голосе нет уверенности. – Но какое твоему боссу вообще дело до системы защиты Сташевского?
Открываю рот, чтобы ответить, но в этот момент дверь кабинета приоткрывается.
– Варя, вы готовы?
Вздрагиваю, едва не роняя телефон.
Сташевский стоит в дверях – высокий, уверенный, решительно настроенный. Не дожидаясь моего ответа, подхватывает автолюльку с Соней.
– Да, – киваю запоздало, с трудом выдавливая из себя улыбку.
Он кивает в ответ и выходит за дверь.
– Тём, прошу тебя, всё должно пройти гладко, – шепчу в трубку, прежде чем сбросить вызов.
Швыряю телефон в сумку. Руки трясутся.
Всё будет хорошо, внушаю себе.
Но ощущение, что всё непременно пойдёт прахом от этого не исчезает.
Несусь в холл, догоняя Сташевского и Соню.
Лифт подъезжает, двери мягко открываются.
Вместе заходим внутрь. Стоим плечом к плечу, так близко, что мне приходится невольно следить за своим дыханием, чтобы не задеть его локтем.
Прямо перед нами – зеркальная панель, занимающая всю стену лифта. Отражение слишком честное, обнажающее каждую деталь. Переноска с Соней в сильных мужских руках Сташевского выглядит почти как декорация, но удивительно гармоничная.
– Давайте мне, – протягивая руку к автолюльке.
– Сам донесу, – отрезает.
И это очень приятно – когда кто-то может забрать на себя часть твоей ноши, пусть и на совсем короткий отрезок пути.
Наши взгляды встречаются в отражении. Моё дыхание на мгновение сбивается.
В его глазах снова что-то, чего я не могу понять.
Теплота? Любопытство? Или это просто игра света?
Но под этим взглядом мне хочется прикрыться руками. Иррационально ощущаю себя совершенно голой.
У него там что, рентген?!
Украдкой смотрю на себя в зеркале. Ну и видок…
Щёки пунцовые, лихорадочно горят. Глаза дикие. По шее и груди расползаются красные пятна – это нервное. Зато губы бледные, едва заметно подрагивают, словно хотят что-то сказать, но не могут решиться.
Сташевский всё ещё смотрит. Спокойно, уверенно, будто изучает картину в музее.
Внутри меня вспыхивает раздражение.
«Смотри на себя!» – мысленно обрываю я его, но на деле лишь отворачиваюсь.
Лифт останавливается, и мы выходим. На улице я на автомате направляюсь к своей машине, но не успеваю сделать и пары шагов, как Сташевский, словно ребёнка, ловит меня за капюшон куртки, меняя траекторию движения.
– Не туда, Варвара. Поедем на моей.
Его машина – Мерседес премиум-класса, во всей своей роскоши. Чёрная, обтекаемая, наполированная до почти нереалистичного блеска.
Сташевский ловко пристёгивает автолюльку на заднее сиденье. Движения его так точны, будто он делает это каждый день.
Стою чуть в стороне, наблюдая и чувствую себя лишней.
Когда он заканчивает, открывает переднюю дверь и жестом приглашает меня сесть. Неловко устраиваюсь на пассажирском сидении, пока он обходит машину, садится за руль и запускает двигатель.
– У вас уже был опыт? – Кивая на автолюльку.
– Катал пару раз ребятню друзей. Говорите адрес.
Называю адрес школы, в которой учится Тёма, и машина с визгом срывается с места.
Колёса едва слышно скользят по асфальту, а мне кажется, что сердце моё гудит громче двигателя.
Разглядываю Сташевского исподтишка.
Прямой нос, волевой подбородок, поросший двухдневной щетиной. Плотно сжатые губы, пальцы крепко стискивают руль.
Линии его профиля строгие, но в них есть что-то завораживающее, почти гипнотическое.
– Чего вы так на меня смотрите? – Спрашивает он, не отрывая взгляда от дороги.
То есть вот настолько громко я думаю?
– А когда мы встретимся с этим мальчиком, – перехватываю я его вопрос своим, пытаясь скрыть смущение, – что вы собираетесь делать?
– Встряхну его как следует, чтобы из его головы выпали мысли взламывать чужие системы.
Я замираю. Внутри всё сжимается от ужаса.
Сташевский коротко усмехается.
– Шучу. Мне, Варвара, крайне любопытно, как сопляк мог догадаться до такого. На этапе тестирования мы устраивали несколько крупных атак собственными системами взлома, но ни одна из них не справилась.
– Ну то есть мальчик ведь молодец… Он указал вам на слабые места.
– Спорное заявление, – Сташевский криво улыбается. – Когда эта информация просочится в прессу, моя фирма понесёт серьёзные репутационные издержки. Если бы кто-то из моей команды провернул такое за моей спиной, он бы тут же вылетел со своего места.
Он делает паузу, бросая на меня взгляд.
– Жаль, этого сорванца я уволить не могу.
Я нервно сглатываю и отворачиваюсь к окну. Машина плавно несётся по дороге, а я смотрю на мелькающие мимо деревья, дома, рекламные щиты.
Мы молчим всю оставшуюся дорогу…