Ляля для босса. Это наша дочь!

Глава 26

Варя.

Наклоняюсь к коробкам и хватаю сумку с Сониной одеждой. Маленькие платьица, бодики, комбинезоны. И для всего нужно будет найти своё место. Благо, в этой квартире нет дефицита с площадью и шкафами.

Иду в детскую, раскладывать вещи. Один ящик комода для бодиков, другой для тёплой одежды, третий для всего остального.

Механическое движение рук помогает успокоиться.

В дверях появляется Тёма. Он подпирает косяк плечом, держа Соньку на руках.

– А что, если она правда решит забрать Соню? – Спрашивает тихо, словно боится, что Марьяна услышит.

Замираю, стискивая в пальцах крошечные носочки.

– Не говори ерунды, – пытаюсь придать голосу беззаботности. – Дочь ей не нужна. Я уверена, что это всё временные трудности, с которыми мы справимся. Как и со всеми другими неприятностями.

Тёма качает головой, хмурится.

– Давай просто расскажем всё Сташевскому. Кажется, он на нашей стороне.

Меня словно пробивает электрическим разрядом.

Резко подскакиваю на ноги и, схватив Тёму за ворот футболки, затаскиваю в комнату.

Закрываю дверь.

– Ты с ума сошёл?! – Шепчу, нависнув над ним почти вплотную. – Даже не вздумай произносить его имя при Марьяне!

Тёма растерянно хлопает глазами.

– Ты представляешь, что будет, если она узнает, что нам помогает Сташевский? Вот тогда она действительно может забрать Соню! Если она поймёт, что через ребёнка можно набивать собственный кошелёк, она будет использовать её как средство для заработка! Ты этого хочешь?

– Нет…

– Я тоже этого не хочу. Поэтому мы оба будем молчать про Сташевского. Мы его знать не знаем. А квартиру мне выделила фирма, в которой я работаю. Понял?

– Понял, понял… Хорошо. – Тёма поднимает свободную руку вверх.

Выдыхаю, прикрываю глаза на секунду.

Вдоль моего позвоночника расползается холодная волна страха.

– И Сташевскому тоже не вздумай проболтаться. Он ведь не сможет устоять в стороне и обязательно влезет в это дело.

Тёма кивает.

Подходит к кроватке с нежным балдахином, аккуратно перекладывает Соню на мягкий матрасик. Оглядывается.

– Варь, а ты где будешь спать?

Я тоже оглядываю комнату.

– Вот, смотри, отличное место, – киваю на кресло у окна.

– С ума сошла? – возмущается Тёма. – Нельзя так… Давай я займу эту комнату, а ты – мою.

– Нет, Тём, тебе нужно хорошо высыпаться. Будешь носом в школе клевать – меня будут долбить учителя.

Тёма недовольно складывает руки на груди.

– Марьяна – змеюка. Она не должна тут быть. Это твоя комната. Сташевский хотел, чтобы у тебя была своя спальня! Пусть эта Марьяна катится туда, откуда явилась!

Я улыбаюсь.

– В Барселону?

– В преисподнюю! – Тёма картинно закатывает глаза, прикладывает к груди ладонь, а мизинчик оттопыривает. – О, посмотрите на меня! Я закачала в себя десять килограммов гиалуронки и теперь думаю, что я самая красивая. Тьфу! Дура. Сиськи сделала, а мозги не сделала!

Не выдержав, прыскаю от смеха.

Тёма умеет разрядить даже самую тяжёлую атмосферу.

Тянусь к нему, треплю по волосам.

– Ладно, давай притащим сюда софу из твоей комнаты.

***

Соня снова плачет.

Резко открываю глаза.

Кажется, прошло не больше минуты с тех пор, как я уложила её в очередной раз.

Мой мозг ещё не успел отключиться, а тело ноет от усталости.

Софа подо мной узкая, неудобная для сна – спасибо Тёме за то, что отдал её, но спать на ней всё равно невыносимо.

Я зарываюсь лицом в подушку, борясь со сном и желанием выключить эту реальность. Ещё пару секунд… Я полежу всего пару секунд…

Но Сонька кричит всё громче.

Ладно, поняла. Никаких секунд.

Встаю.

Подхватываю её из кроватки, крепко прижимаю к себе. Она верещит, срываясь на ультразвук, и недовольно извивается, как пружинка. Перевозбудилась за сегодня. Детская нервная система не вывозит.

– Тише, тише, моя хорошая, – шепчу я, раскачиваясь с ней на руках.

Но Соня не успокаивается. Она плачет в голос, выкручивается, и мне начинает казаться, что я делаю что-то не так.

Может, зубы?

Может, животик?

Или она просто устала, как и я, но ещё не знает, как с этим справляться.

В стену стучат.

Глухо, но требовательно.

Конечно, Марьяна.

Напрягаюсь ещё сильней.

– Соня, милая, пожалуйста! Я тоже сейчас буду плакать!

Но нет. Она лишь громче вопит, её личико краснеет от натуги.

Иду на кухню готовить смесь.

Молча, быстро, всё делаю на автомате: открыть банку, зачерпнуть ложку, залить тёплой водой, тряхнуть бутылочку.

Соня всё ещё плачет.

Из спальни выглядывает Марьяна – желтые патчи под глазами, прозрачные капы на зубах, волосы закручены на какой-то замысловатый бублик. Но даже сейчас она выглядит как с обложки журнала, если не учитывать её перекошенное от недовольства лицо.

– Сколько можно орать?! – Раздуваются гневно её ноздри.

– Это ребёнок, Марьяна. И она будет орать столько, сколько ей нужно.

Марьяна фыркает. Подбоченивается.

– Ты совсем разбаловала её. У меня бы она давно в детский дом отправилась с таким характером.

Её слова бьют как пощечина, но я держусь.

Открываю рот, чтобы ответить, но тут же смыкаю губы.

Бесполезно.

К чему сейчас мои отповеди?

Она всё равно ничего не поймёт.

Отворачиваюсь, беру бутылочку, ещё раз хорошенько встряхиваю и кормлю Соню.

– Ты должна лучше следить за ней, – продолжает Марьяна. Я вижу её отражение в окне – она наливает себе воду, пьёт мелкими глотками. – Мне нужно высыпаться, чтобы хорошо выглядеть.

Соня успокаивается.

Её крошечные пальчики цепляются за бутылочку, а реснички подрагивают.

Продолжаю подкачивать её, сосредоточившись на этом ритме. Сама вот-вот вырублюсь…

– Марьяна, говори тише, ребёнок пытается уснуть, – прошу я тихо.

– А я, может, тоже хочу орать, – Марьяна вскидывает бровь. – Или что? В нашем доме орать может только она?

– В нашем доме? – Поворачиваюсь резко. – В моём, ты хотела сказать?

Она улыбается. Ядовито, искусственно.

– Мы же семья, Варюш. Все мы. Ты, Тёма… Сонечка. Подумай об этом, ладно?

Не дожидаясь моего ответа, она уходит в спальню, взметнув в воздухе шелковым подолом длинного халата.