Ляля для босса. Это наша дочь!

Глава 40

Варя.

Сижу на кухне, нервно отбиваю пальцами по холодной столешнице. И этот неровный ритм помогает мне держаться, не взорваться. Пытаюсь заставить разум отвлечься на что-то иное, не такое разрушительное и ядовитое, как чувство потери, которое я переживаю и через которое прокручиваю сама себя каждую мучительно долгую секунду без Сони.

Тёма стоит рядом, будто надзиратель, и не сводит с меня глаз.

Предпринимаю очередную попытку встать, но он тут же делает шаг вперёд, заслоняя выход из кухни своим нескладным подростковым телом.

– Тёма, это не смешно, – шиплю я, пытаясь пройти.

– Стас сказал, чтобы я тебя никуда не выпускал!

– Мне в туалет надо, – рявкаю, но чувствую, что слёзы подкатывают к глазам. – Вы с ума сошли со своим Стасом! Что вы предлагаете? Сидеть тут сложа руки и ждать? А Соня у Марьяны! Ты хоть представляешь, как она с ней обращается? Я не удивлюсь, если она даже не покормила её!

И мне страшно! Страшно до жути представлять, что моя малышка там совсем одна. Кричит, плачет и не понимает, почему никто не приходит на её зов.

Наверное, она жутко разочарована во мне.

Чего уж… Я тоже разочарована.

Горло перехватывает, дыхание сбивается.

Чувствую, как внутри всё снова разгоняется по этим ржавым рельсам. Я сама себя накручиваю до слёз и истерики, но ничего сделать не могу.

Чёрт возьми, как тут не плакать? Всё это слишком – слишком страшно, слишком несправедливо.

Я просто в отчаянии!

Тёма подходит к плите, снимает закипевший чайник. В большой стакан кидает пакетик ромашкового чая, заливает кипятком и ставит передо мной.

С детской обидой отодвигаю стакан, едва не опрокидывая.

– Я больше не могу пить эту ромашку! – Рыдаю, вытирая лицо рукавом растянутого кардигана. – Ты понимаешь? Она мне не помогает!

Тёма тяжело вздыхает.

– Командир, я не знаю, что ещё сделать. Нам надо ждать, – с мудростью и серьёзностью. – Ждать и верить Стасу.

– Верить? – Горько усмехаюсь. – Я уже и так слишком многим верила. Посмотри, к чему это привело!

В дверь звонят. Тёма мгновенно напрягается.

– Сиди здесь. Не двигайся, – бросает строго, грозит пальцем и выскакивает в коридор.

Не проходит и пары секунд, как я слышу его радостный вопль:

– Соня! Варька, скорей, Соня приехала!

Не чувствуя ног, срываюсь с места и бегу! Едва не влетаю в дверной косяк лбом. Буксую на крутом повороте.

Я почти не вижу ничего перед собой то ли от слёз, всё ещё стоящих в глазах, то ли от счастья.

Тёма тискает Соньку, подкидывая её вверх.

Моя девочка!

Она смеётся, тянет ко мне свои крошечные ручки.

– Сонечка! Сонечка моя! – Подхватываю её, прижимаю к себе. Сердце сжимается от счастья, к горлу опять подступают слёзы, но на этот раз другие – слёзы радости и облегчения. – Моя девочка, как я по тебе скучала… Как мне было плохо без тебя!

Я целую её холодные щёчки, красные от мороза, обнимаю снова и снова, кружу по коридору.

Не могу насытиться её теплом!

– Прости меня, моя крошка. Я тебя больше никому… Никогда… Прости меня. Я тебя так люблю!

Сонька гулит на своём младенческом, дует пузыри из слюней.

Тёма обнимает нас двоих.

Мне больше ничего в этой жизни не нужно. Не надо денег, квартир, дорогих вещей.

Лишь бы вместе все! Одной семьёй.

Своей стаей.

Бросаю взгляд на Сташевского. Он так и стоит в дверях, неловко переминается с ноги на ногу. Руки в карманах, взгляд усталый, но довольный.

– Спасибо, – шепчу ему одними губами.

Он улыбается, щурится одним глазом.

– Чаем напоите?

– Конечно, проходи.

– Кстати, на Соньке нет подгузника. Да и вообще, её бы помыть хорошенько… После всего.

Я поворачиваю голову к Тёме, но он тут же вырывается вперёд.

– Я займусь, не переживайте! – Заявляет, забирая Соню у меня.

Уносит её в ванную.

На кухне наливаю Стасу чай, ставлю перед ним стакан и сажусь напротив за стол.

Стас с преувеличенным интересом трёт подушечкой пальца ободок стакана и рассматривает чаинки, кружащие по дну.

Потерянный какой-то. В себе.

– Как она согласилась отдать тебе Соню?

Он отрывает взгляд от стакана.

– У неё не было выбора, – жмёт плечами. – На её счет можешь больше не переживать, скоро мы лишим её родительских прав. На Соньку она больше претендовать не сможет.

И мне настолько сложно поверить в такой подарок судьбы, что я с трудом понимаю его слова.

Правда?

Она моя теперь?

По-настоящему моя?

Я вдруг осознаю, что улыбаюсь.

– Правда?

Он кивает.

Отворачивается, снова пропадая.

Его взгляд, усталый и задумчивый, буравит стену.

– Стас, ты не рад?

Он чуть вздрагивает, словно я вырвала его из мыслей.

– Конечно, рад. Чёртовски рад.

А по лицу так не скажешь…

– У тебя что-то случилось? – Хмурюсь.

Сташевский проводит рукой по волосам, откидывая короткие прядки со лба.

– Пришли результаты теста ДНК.

Меня обваривает кипятком противоречивых эмоций.

Он положительный?

Отрицательный?

С чего такая вселенская грусть на лице Стаса?

– И что там?

Стас качает головой. Усмехается.

– Я не знаю. Не смотрел.

– Так посмотри сейчас! Чего ты ждёшь?

Он глубоко вздыхает, снова отворачивается от меня.

– Не знаю. Это… Это сложно.

– Стас, ну ты же понимаешь, что должен это сделать, – стараюсь не давить, однако мои слова всё равно звучат, как упрёк.

Он кивает. Резко встаёт из-за стола, хватает телефон.

Нервно расхаживает вперёд назад по кухне: сначала из одного угла в другой, потом – наискосок. Останавливается. Постукивает ногой по полу. И снова топает по какой-то странной траектории вдоль кухни, вращая телефон в пальцах.

– Ладно… Я должен.

– Давай. Я здесь. С тобой.

Ноздри его вздрагивают, жадно хапая кислород.

Он разблокирует телефон и замирает, глядя в экран.

Смотрю на него не отрываясь, стараясь уловить любое изменение в выражении его лица.

Но он… Он будто выпадает из реальности.

Глаза – пустые, взгляд устремлён куда-то сквозь…

Не знаю, как это трактовать.

– Стас? – Осторожно зову, но он даже не шевелится.

Жду ещё пару секунд и повторяю попытку.

– Стас, ну что там?

Он вдруг поднимает глаза от телефона. Его губы растягиваются в широкую улыбку, обнажающую ровный ряд белых зубов.

Он светится весь!

– Моя. Соня – моя дочь.

– А-а! – Счастливо взвизгиваю.

Бросаюсь Стасу на шею, и он с готовностью подхватывает меня, кружа на месте.

– Ура! Ура! Ура! – Кричу, смеясь и всхлипывая одновременно. – Я знала! А я ведь знала!

– А я тоже!

– Врун!

Зависаем друг напротив друга.

Касаемся кончиками носов.

Его дыхание согревает мои пылающие щёки…

– Спасибо тебе, Стас, – кусаю губы. – Я… Я тебе так благодарна. Ты нас спас.

– А вы спасли меня.

– Эй, народ! – Вопит Тёма из ванны. – Принесите кто-нибудь полотенце! Мы тут уже закончили!

Сташевский, всё ещё улыбаясь, отрывается от меня.

– Пойду принесу доченьке полотенце, – говорит он и уходит, счастливый, как никогда.

Я остаюсь на кухне, смотрю ему вслед, а сердце пускается в пляс от радости.

Мой взгляд падает на телефон, который он оставил на столе.

Он всё ещё разблокирован, и моя рука тянется к нему как-то автоматически.

Я даже не успеваю как следует обдумать то, что делаю – поднимаю телефон и вижу открытое электронное письмо из лаборатории. Читаю.

«Предполагаемый отец исключается как биологический отец».

«Вероятность отцовства – 0%».

Не веря, читаю снова. И снова. И снова.

В голове гул, строчки расползаются, но смысл предельно ясен.

Соня не его дочь.

Я медленно кладу телефон на стол.

Но почему тогда?..

Иду в ванную.

Стас стоит у зеркала, держит Соню, завернутую в большое пушистое полотенце. Она вертится, смеётся, пытается поймать Стаса за нос.

Стас же смотрит на неё с таким обожанием, что сердце сжимается.

– Посмотри, Варь, – говорит он, не отрывая глаз от отражения. – И бровки мои, и губки мои, и овал лица мой… Ну моя же доченька!

Обнимаю его со спины.

Моё лицо тоже появляется в отражении.

– Ты будешь самым замечательным папой.

Получаю короткий поцелуй в лоб.

– А ты будешь самой замечательной мамой, – отвечает он с такой уверенностью, что мне хочется верить ему безоговорочно.

И несмотря на то, что он не Сонин папа, а я не Сонина мама, одно я знаю наверняка: это точно наша дочь!