Варя.
Я так и сижу в холле, утопая в мягком чёрном диване. Растерянная, напуганная, после внезапной вспышки эмоций босса.
Но эмоции у него есть, и это ведь хорошо, да?
Да, но такие мне точно не унести… Слишком взрывоопасны, ядовиты.
Разговор со Сташевским пошёл не так, как я планировала.
Ладно уж, чего тут! Пока каждый наш разговор идёт по незапланированному сценарию и превращается с его стороны в конкурс красноречия и изощрённых унижений.
Мои пальцы всё ещё конвульсивно сжимают телефон с горящей на экране фотографией Марьяны.
А вдруг она ошиблась? Вдруг Сташевский – действительно не отец Сони, и тогда я сейчас, подобно сумасшедшей, пытаюсь навязать человеку не имеющего к нему никакой причастности ребёнка.
Но нет же, нет! Марьяна всегда была слишком осторожной в вопросах, касающихся контрацепции. И только со Станиславом Сергеевичем она позволила себе вольность, за которую поплатилась.
Она очень боялась потерять свой статус свободной и не обременённой хлопотами женщины.
Её жизнь всегда была как танец: лёгкий, изящный, завораживающий. Марьяна – птица в блестящих перьях, летящая вперёд, к ярким огням и красивой жизни. Неземная. Неприкасаемая, как редкий музейный экспонат.
Высокая, стройная, с модельной внешностью и длинными блестящими волосами, она тут же оказывалась в центре внимания там, где появлялась.
Марьяна рано поняла, что красота – её капитал. И как только выяснилось, что ухажёры могут быть ещё и богатыми, она потеряла интерес ко всему, что не касается устройства её беззаботного мира.
Семья?
Это лишнее!
Она легко избавляется от людей, даже от близких, словно обрезает ненужные ниточки.
А Соня…
От Сони она хотела избавиться сразу.
Я до сих пор помню тот разговор с такой поразительной точностью, что мурашки идут по коже. Марьяна смотрела на меня с холодной усталостью, будто я предлагаю ей что-то нелепое, невозможное.
Марьяна, в силу уверенности в собственной неуязвимости, узнала о беременности уже на приличном сроке. Настолько приличном, что аборт в её случае приравнивался к убийству.
Я этого допустить не могла.
Уговорить её оставить ребёнка было сложно, но я знала, что если не сделаю этого, то всю жизнь буду жалеть о том, что не настояла. Не знаю, откуда во мне взялись силы, чтобы взять на себя такую ответственность, но я была уверенна в одном: я буду для этого ребёнка той матерью, которой Марьяна никогда не станет.
Помню лицо Марьяны, когда она впервые увидела Сонечку. Ни тени нежности, ни намёка на материнские чувства. Для неё Соня была ошибкой, чем-то, что нужно исправить или забыть.
Четыре дня.
Всего четыре дня она была матерью, а потом исчезла, оставив мне мою Соню.
С тех пор Марьяна видела её лишь однажды, случайно, и даже тогда сделала вид, будто этот ребёнок не имеет к ней никакого отношения.
– Варвара? – Раздаётся голос Ирины совсем рядом и я поспешно убираю телефон в карман.
– Да?
– Вам уже показали ваш кабинет?
– Нет, я ещё…
– Идёмте.
Поправив лямку сумки на плече, следую за Ириной.
Шаги её размеренные, чёткие, и каждый из них отдаётся звоном у меня в мозгу.
– Вот, – Ирина толкает дверь, соседствующую с дверью кабинета Сташевского. Взмахивает рукой, будто открывает передо мной новый дивный мир. – Ваше рабочее место.
Мой кабинет…
Это слишком громкое название для небольшой комнатушки, под завязку заваленной хламом, но… Мой кабинет! Личный!
Вдоль стены тянется огромный стеллаж до потолка, заваленный папками, коробками и каким-то непонятным барахлом. Окно широкое, но почти не даёт света – тоже заставлено бумажным мусором.
– Прошлая ассистентка не справлялась с ведением хозяйства. Если вы разберёте всё это – получите плюс в карму и балл лично от меня.
– А рабочий ноутбук у меня будет?
– Да-да, он где-то… Где-то… – Ирина оглядывается, рассеяно разводит руками в стороны. – Где-то тут. Поищите.
Её взгляд, холодный, с требовательным прищуром, опускается на Соню, что самозабвенно дует пузыри из слюней у меня на груди в кенгуру.
– Что Станислав Сергеевич сказал вам по поводу ребёнка в офисе?
Пожимаю плечами.
– Ничего не сказал.
Ирина коротко поджимает губы, превращая их в суровую тонкую линию.
– Учтите, он терпеть не может, когда подчинённые слоняются без дела и отлынивают от работы. Даже если до поры до времени молчит. Вы можете просто вылететь отсюда одним днём. Так что постарайтесь не попадаться ему на глаза без веской причины.
Улыбаясь, послушно киваю.
О, если бы она знала, как часто я планирую попадаться Сташевскому на глаза, то вообще не совершила бы такой ошибки, как принятие меня на работу.
– Ладно, Варвара, разберите тут всё. Удачи.
Она выходит, оставив меня наедине с хаосом.
Расчистив себе кусочек свободного места на низком диванчике, присаживаюсь, чтобы покормить Соню.
В голове скачут мысли, молниеносно сменяя одна другую: нужно каким-то образом прикрыть братца, доказать Сташевскому его отцовство, ещё и мулатку найти этому невыносимому типу…
Ах, да, и купить билеты в тёплые края для своей кукушки, потому что скоро она улетит от меня, возмущённая ворохом невыполнимых задач.
Окинув взглядом фронт работы, тяжело вздыхаю.
Включаю негромко музыку на телефоне, чтобы веселей было и мне и Соньке. Приступаю к разбору завалов.
Удивительно, но это приводит меня в чувства и помогает вновь обрести почву под ногами. Простая, рутинная работа, хорошо знакомая рукам и голове, уводит мысли прочь из этого офиса, далеко-далеко от Сташевского и мулаток.
Замечаю ноутбук. Он лежит на самой верхней полке стеллажа, игриво зазывая меня блестящим уголком корпуса.
– Иди-ка сюда, мой хороший, – тянусь к нему, но не достаю. Очень уж высоко.
Подтаскиваю стул, встаю, но меня всё равно не хватает нескольких сантиметров роста.
Сонька пищит от восторга!
Ставлю одну ногу на спинку стула, вытягиваясь, насколько могу. Кончики пальцев почти касаются ноутбука… Почти… Почти…
– Варвара, я хотел перед вами из… Варя, мать вашу! – Громкий голос Сташевского заставляет меня вздрогнуть.
Прежде чем я успеваю что-то понять, сильные руки хватают меня за талию.
Беспомощно бултыхаю ногами в воздухе.
– Что вы делаете?
– Нет, это вы что делаете?! – Рявкает Сташевский.
Ставит меня на пол, за плечи разворачивает к себе. Яростно сверлит взглядом.
– Что опять не так? – Упираю руки в бока.
– А если бы вы упали?! Прямо на него! – Тычет он раздражённо пальцем в сторону Сони.
– На неё! Это – девочка!
– Если вам себя не жалко, его хотя бы пожалейте! Дурная ваша голова! Куда вы, чёрт возьми, полезли?
– Ноутбук достать хотела!
Сташевский вздыхает, с укором качая головой.
Легко достаёт ноутбук сам и кладёт его на стол.
– Постарайтесь больше не рисковать так глупо. В офисе полно мужчин, которые с радостью помогут двум попавшим в беду девушкам.
– Ага, значит, вы всё-таки признаёте, – прищуриваюсь.
– Признаю что?
– Что Соня – не он, а она!
Соня, выдав весёлую тарабарщину, хватает цепкими пальчиками Сташевского за край рубашки. Тянет.
Пуговица из середины ряда отскакивает и падает на пол, закатываясь под стол.
Рубашка топорщится, обнажая рельефный бронзовый пресс.
Вау…
Сташевский поднимает на меня тяжёлый взгляд.
Я свой тоже поднимаю, с трудом отрывая от видов на сильное мужское тело.
– Да, судя по тому, что от вас двоих столько шума и неприятностей, я делаю вывод, что вы обе – женщины!
Он разворачивается и выходит, громко хлопнув дверью напоследок.
Я всё ещё чувствую щекочущее тепло его рук на своей талии, и краснею от собственных мыслей.
Варя, прекрати! Даже думать не смей о нём в этом контексте! Между вами пропасть, которая складывается не только из разницы статусов и материального положения, но и солидного разрыва в возрасте!
Ему же сколько? Тридцать пять? Тридцать семь?
Ты дня него – малолетка, к тому же вечно создающая проблемы.
И вообще, забыла, зачем ты здесь?!
Я помню. Конечно, помню. Но…
Отрицать обаяние Сташевского – просто глупо!
Придерживая Соню за животик, наклоняюсь за злосчастной пуговицей.
Да уж, неприятности и шум – это точно про нас.
Сажусь за стол. Хитро улыбаюсь своим мыслям.
Мой слишком прямой подход не дал результатов – лишь разозлил Станислава Сергеевича. Однако, только что он сам лично принёс мне ответ на вопрос, как именно мне нужно действовать дальше, чтобы сократить дистанцию между ним и Сонечкой.
Сдув с ноутбука вековую пыль, открываю крышку.