Варя.
Сбрасываю звонок и дрожащей рукой убираю телефон в карман.
На секунду зажмуриваюсь, провожу ладонями по лицу, разгоняя нервозность.
Разговор со Сташевским сбил меня с толку, а я и так не слишком-то крепко сейчас стою на ногах.
Он чувствует, что что-то не так. Его спокойный голос всё равно отдаёт напряжением, как натянутая вибрирующая струна.
Открываю глаза, медленно выдыхаю. Тихо выхожу в нашу огромную кухню-гостиную.
Тёма стоит у окна с Соней на руках. Их силуэты подсвечиваются огнями вечернего города. Соня что-то лопочет, протягивая ручки к холодному стеклу. А Тёма, хоть и держит Соньку аккуратно и бережно, но всё же выглядит напряжённым.
Марьяна, вальяжно развалившись на диване, подпиливает ногти.
Я бросаю взгляд к входной двери, у которой свалены в кучу сумки, пакеты, коробки, вещи. Нужно как можно скорей разобраться с этим хаосом, навести в квартире порядок.
Наш переезд должен был знаменовать собой начало новой жизни.
Должен был… Если бы не Марьяна.
Поджимаю губы, расправляю плечи.
– Так, – прерываю тишину. – Нужно хоть немного разобрать завалы, прежде чем идти спать. Тём, займись своими вещами. Я возьму на себя детскую. Марьяна, на тебе кухня.
Она медленно поднимает взгляд от ногтей. Смотрит, прищурившись, так, будто я сказала что-то крайне возмутительное.
– Вот ещё, – фыркает. – Ты что, прислугу в моём лице увидела?
– Марьяна…
Она коротко взмахивает рукой. Грациозно поднимается с дивана, одёргивает платье на бёдрах. Движения нарочито-медленные, манерные. Она подходит к вещам, лениво выцепляет свой чемодан.
– Остальное ваше, – цедит через плечо.
Я перехватываю взгляд Тёмы.
Его глаза горят злостью, он раздражён до предела. Но я коротко качаю головой, беззвучно внушая ему: «Не лезь к ней».
Тёма сжимает упрямо зубы. Пыхтит. Но слушается.
Да не пыхти ты… Я и сама вот-вот взорвусь.
– Ладно, Марьяна, не хочешь помогать – не помогай. Я сама всё разберу. Ты можешь сложить свои вещи сюда, – указываю на встроенный в стену шкаф. – Спать будешь здесь, на диване. Постельное для тебя поищу сейчас.
– О, спасибо за заботу, сестрёнка! – Прикладывает она ладонь к груди. – Но я уже всё решила. Я займу эту комнату.
Гордо вскинув подбородок, она катит свой чемодан к спальне, которая предназначалась мне.
Я заторможенно моргаю.
– Марьяна, подожди. Ты куда? Это моя.
Марьяна останавливается. Оглядывается, вздёргивая бровь с вызовом.
– Правда?
– Да.
– Ой, да перестань, – закатывает она глаза. – Милая, у тебя ребёнок. Тебе лучше будет спать в детской. Зачем тебе такая большая спальня?
– Но это моя спальня, – повторяю упрямо.
– Варя, ты всегда была такой. Упертая, бескомпромиссная. Может, потому у тебя в жизни так плохо всё складывается? Относись ко всему проще, и тогда, возможно, ты сможешь добиться успеха, как я.
– Успеха? – Глухо повторяю, не веря собственным ушам. – Это ты называешь успехом? Раздвигать ноги перед богатыми мужиками?
– Мне больше по вкусу называть свою работу сопровождением.
– Марьяна, это проституция!
– Фу, как грубо! – Холодно улыбается. – Вот, в чём твоя проблема. Ты вечно выискиваешь во всем недостатки, и не замечаешь достоинств. А думаешь, легко мне получать деньги? Легко выглядеть так, как я? Зарабатывать себе место под солнцем? Или ты думаешь, что я просто сижу сложа руки?
– Уж точно не сложа ноги, – дразнит её Тёма, и тут же получает в ответ колючий взгляд.
Шикаю на него беззвучно.
– Марьяна, я думаю, ты эгоистка, которая не видит дальше собственного носа.
Она замолкает на мгновение, затем усмехается.
– Может быть. Зато у меня есть то, о чём ты можешь только мечтать.
Чувствую, как кровь приливает к щекам. Моё лицо искажает злость.
– Да? И поэтому ты пришла к нам с просьбой где-то перекантоваться? От хорошей жизни явилась в тот сарай?
– Но в итоге мы здесь… – Она взмахивает руками, указывая на наши хоромы.
– Я тебя не звала.
– Ты моя сестра, – Марьяна резко меняет тон на язвительный, острый. – Или ты забыла? Хочешь отказать мне в такой мелочи? Мы же семья, да?
Я молчу. Она знает, на что нужно давить, чтобы манипулировать мной.
– Ну? —Поддёргивает она. – Мы всё решили?
– Марьяна…
– Ладно, ладно… Раз уж нам настолько здесь не рады, то мы с Сонечкой можем уехать.
Она делает пару шагов к Тёме, но я преграждаю ей дорогу.
Я не хочу, чтобы она трогала Соню своими грязными руками.
Мы смотрим друг на дружку с молчаливым презрением. Даже не пытаемся скрыть взаимных чувств.
Я сжимаю пальцы в кулаки. Кровь стучит в висках.
Хочется вцепиться в её пышные волосы и оттаскать как следует. А потом за шкирку вышвырнуть отсюда, чтобы она не вздумала возвращаться.
Но я не могу… Она ведь заберёт Соню просто из вредности. И не ясно, куда денет.
– Ладно, – шиплю сквозь зубы. – Можешь занять мою комнату на время.
Она расплывается в самодовольной улыбке, вновь подхватывает свой чемодан за ручку и направляется к двери моей спальни.
– Вот видишь, не так уж и сложно, – бросает через плечо, не оборачиваясь.
Обессиленно опускаюсь на диван, зарываюсь лицом в ладони.
В голове вращается тысяча мыслей, но все они разрозненные, туго переплетающиеся с эмоциями гнева, раздражения, обиды.
– Командир, – Тёма кладёт ладонь мне на плечо. – Она же просто вертит тобой через Соньку.
Сдерживаю стон усталости.
– Я знаю, Тём. Знаю. Но что я могу сделать?
Соня улыбается, хватая меня за волосы. Её крошечные пальчики сжимаются.
Тёма осторожно разжимает детский кулачок.
Моя злость чуть стихает.
– Как думаешь, надолго она к нам?
– Мы будем надеяться, что ей надоест наша компания уже через пару дней. Или она переключится на поиск нового спонсора.
Тёма вздыхает, качает головой.
– Это будут самые сложные пару дней…
По тону его понимаю – не верит он в то, что это так быстро закончится.
И я тоже не верю.