Ляля для босса. Это наша дочь!

Глава 18

Варя.

Я иду к машине, как на казнь. Ватные ноги с трудом переставляются, поперёк горла стоит ком горечи, от которого у меня никак не выходит избавиться. В голове гудит, руки дрожат, и единственное моё желание сейчас – исчезнуть, провалиться под землю от стыда и страха.

Сташевский стоит возле машины, молча наблюдая за мной.

В его лице больше нет той злости, но это лишь пугает меня сильней.

Он выхватывает из моих рук переноску с Соней, пристегивает её на заднем сидении и открывает передо мной пассажирскую дверь.

– Садитесь, Варвара, – сухо и коротко.

Сглатываю и послушно устраиваюсь в кресле. Он обходит машину, садится за руль, заводит двигатель, и машина плавно трогается с места.

В салоне – гнетущая тишина.

Я не знаю, как начать разговор. Слова застревают в горле.

Любая попытка сказать что-то наверняка обернётся ещё большей катастрофой, но молчать дальше – это только сильней затягивать петлю на шее.

Мои потуги отыскать в голове что-то похожее на план действий оканчиваются провалом. Спутанные мысли беспокойно мечутся в стенках черепной коробки, не встречая на своём пути на грамма полезной информации.

Набираю в лёгкие воздуха, чтобы начать разговор, но Сташевский опережает меня.

– Варвара, я глубоко разочарован вашим поступком.

Мои плечи бессильно опускаются. Из меня словно разом выкачали весь кислород.

– Ругайтесь, я заслужила.

– Ругаться? Да вас бы выпороть, как маленькую, ей-богу!

– Я не хотела… – Шепчу.

– Мы с вами знакомы совсем немного, однако вы умудрились уже дважды обдурить меня. Сначала пробрались в мой офис и обманом устроились на работу, а потом скрыли от меня тот факт, что… – Он бросает на меня острый взгляд. – Артём – кто вам?

Комкаю нервно край куртки в пальцах.

– Брат.

– Скрыли то, что ваш брат и есть тот самый хитроумный взломщик.

Киваю. Щёки горят.

– Мне очень стыдно, – чувствую, как горло сдавливает узел вины и отчаяния.

– Когда эта новость дойдёт до прессы, меня выставят посмешищем. Вы поставили под сомнение мою репутацию, мой профессионализм. Компания понесёт убытки, если мы что-нибудь не предпримем.

– Я компенсирую…

– Компенсируете, – плотоядно щурится.

Сташевский не кричит, но оттого ещё тяжелей кажется этот разговор.

Мне гораздо проще было бы вынести его эмоции, нежели полное отсутствие эмоций. У меня нет никакого ориентира сейчас…

– Почему вы это сделали, Варя? – С холодным упрёком.

– Я защищала свою семью.

– Вы должны были сразу сказать мне правду, а не выдумывать странные схемы. Почему не сказали? Не доверяете?

– Нет, – роняю взгляд на свои сцепленные пальцы.

Сташевский хмурится.

– Обидно.

– Дело не в вас, – добавляю торопливо. – Я вообще мало кому доверяю. Простите.

– Мир не опасен, если ты сам не наделяешь его такими качествами.

Резко поворачиваю лицо к нему.

– Легко вам об этом рассуждать. У вас целый штат юристов и крупные суммы на счетах. Вам, может, и безопасно, а вот мне приходится каждый день биться за простые радости.

Осекаюсь, кусая губы.

Давай, Варюша, упрекай человека в его успехе. Замечательная тактика.

Но Сташевский не оскорбляется, лишь бросает на меня короткий, подозрительный взгляд.

– Брат живёт с вами?

– Да.

– И Соня?

– Да.

– А где родители?

Мои плечи напрягаются. Отворачиваюсь к окну.

– Я не хочу это обсуждать. Их нет.

– Их нет, потому что они умерли? Или потому, что они умерли для вас?

Морщусь.

– Какая разница? Вам всё равно не понять, как это – жить в вечном страхе, что даже то малое, чего ты смог достичь, может одним лишь точным щелчком судьбы сложиться, как карточный домик!

Зажмуриваюсь, ругая себя за излишнюю эмоциональность и эту вспышку.

– Вот тут вы ошибаетесь, – спокойно отвечает Станислав Сергеевич. – Я знаю об этом куда больше, чем вам кажется. Но вы ведь не поверите мне всё равно, да? Вам гораздо проще делать выводы о человеке, исходя из того, что вы видите своими глазами. Вам и в голову не приходит, что за прошлое стоит за его плечами, и из какого дерьма он выбрался.

Я молчу, не решаясь признаться, что уже попыталась покопаться в его прошлом, но ничего не нашла.

Сташевский тоже ничего не говорит, лишь источает какие-то нездоровые вибрации, от которых меня бросает то в жар, то в холод.

– Станислав Сергеевич, может быть, это не оправдание моему поступку, но… Я должна была защищать его, – говорю тихо, всё ещё надеясь пробить эту глухую стену непонимания между нами. – Если я потеряю работу, опека заберет у меня Тёму. А может, и Соню тоже. Они – моя семья. Они – единственное, что у меня есть ценного. И я сделаю невозможное, чтобы у них в жизни всё сложилось лучше, чем у меня.

– Даже обманете меня снова?

– Да, если это потребуется для защиты моей семьи.

Он не отвечает. Только сжимает руль чуть крепче, перебирая по нему длинными пальцами.

Тишина снова заполняет салон автомобиля, и я буквально слышу, как звенят мои натянутые до предела нервы.

Вот зачем ты, Варя? Нужно было честно-честно посмотреть ему в глаза и сказать, что никогда в жизни больше… Но он, наверное, имеет право знать, какая я и чего от меня можно ждать.

Мы доезжаем до офиса.

Сташевский останавливает машину, отстёгивает переноску с Соней и молча направляется в здание. Я плетусь за ним, низко опустив голову и вжав её в плечи.

В моём кабинете он ставит люльку на стол и разворачивается, чтобы уйти.

– Мне собирать вещи? – Спрашиваю едва слышно.

Он оборачивается.

– Что?

– Ну… Я ведь вас обманула. Дважды. Я теперь уволена?

Он глубоко вздыхает, словно его терпение держится на последнем волоске.

– Не бесите меня, Раевская. Работайте.

Поднимаю взгляд.

Сташевский делает шаг к выходу, но останавливается. Бросает через плечо:

– Но если у вас снова появятся проблемы, обещайте, что не будете пытаться решать их в одиночку. Выходит у вас из рук вон хреново.

Он уходит, оставляя меня стоять с открытым ртом, не веря в то, что только что произошло.