Шагая по длинному коридору замка, я слышала, как наши шаги эхом разносились по каменным стенам, заполняя полутёмное пространство мягким звуком. Снаружи, через высокие стрельчатые окна, пробивались тусклые лучи позднего зимнего солнца, обрисовывая на полу пятна света, словно мозаичные узоры. День был в разгаре, но казалось, что время замерло в этих древних стенах. Каждый час здесь словно тянулся вечно, но всё же едва успевал вместить всё, что нужно было сделать.
Филипп, шагая чуть поодаль, заговорил — Решение принять на службу новоприбывших было действительно удачным, миледи. Людей в замке раньше катастрофически не хватало. Половина комнат для прислуги пустовала, а другая половина была переполнена делами. Теперь же заботы равномерно распределены, и работа стала куда быстрее.
— Радостно слышать, что всё налаживается, — спокойно ответила я, чувствуя лёгкую гордость за свой вклад.
Сиджар, шедший чуть позади, усмехнулся — А по мне, так теперь стало слишком много глаз.
Филипп недовольно цокнул и заметила, как его взгляд метнулся к Сиджару с легким укором. Я улыбнулась, наслаждаясь этой непринуждённой беседой. Всё вокруг начинало казаться таким привычным.
Я слушала их с легкой улыбкой, наслаждаясь непринуждённой атмосферой. Я уже привыкла к оживлённому ритму жизни. В отличие от моей прошлой жизни в стенах этого замка, когда я едва ли отличалась от живого трупа, теперь дни здесь были наполнены заботами и делами. И мне это очень нравилось. Я больше не ощущала себя тенью, ощущала свою ценность.
Сейчас моя жизнь казалась осмысленной, наполненной, даже несмотря на все трудности. У меня было своё место, свои задачи, и это приносило радость. Я находила удовольствие даже в мелочах — в утренних прогулках по заснеженным дорожкам, в обсуждениях с поварами новых рецептов, в обустройстве комнат для слуг.
Мой взгляд скользнул к далёким витражам, где узоры играли в свете солнца. Я думала о том, как бессмысленна была моя жизнь до замужества, когда я была лишь куклой в руках своего деспотичного отца и братьев. Но ведь и у Эдмунда была нелёгкая судьба. Он был бастардом короля, человеком, которому, казалось, суждено было всегда оставаться в тени. Тот, кто всю жизнь должен был бороться за своё место, он казался созданным для того, чтобы идти против всего мира.
Иногда мне хотелось спросить его о прошлом, узнать, что он прячет в своём сердце, но я не решалась. Я боялась обнаружить, что всё ещё недостаточно близка ему, чтобы он захотел этим поделиться. Эта мысль была слишком болезненной.
Он изменился. Или мне только казалось? Полюбил ли он меня? Я не знала. Ведь я не считала себя красивой, умной или особенной. Я была просто собой. Посредственной. Я лишь надеялась, что смогу стать для него настоящим союзником. О любви я даже не мечтала.
Позже тем же днём я пыталась сосредоточиться на книге у камина, но тепло огня, мягкий свет и уют комнаты сделали своё дело — мои веки сомкнулись, и я задремала. Проснулась от холода: огонь давно погас, и мне пришлось поёжиться, чтобы стряхнуть это ощущение.
Эдмунда я за весь день так и не увидела. Он наверняка был занят важными делами, как обычно.
Я усмехнулась своим мыслям. Чтобы утомить такого человека, как Эдмунд, ему, вероятно, приходилось работать больше, чем обычному человеку. И вдруг мне стало жаль его. Ведь он тоже был лишь инструментом судьбы. Забавно было жалеть того, кто однажды убил тебя.
Я поднялась с кресла, подошла к окну и выглянула во двор. Жизнь замка продолжалась: слуги спешили, где-то тихо переговаривались, факелы озаряли дорожки. Я смотрела на эту картину и понимала: это место теперь моё.
Размышления прервал стук в дверь. Я обернулась, пригласив войти. В дверях стоял Филипп с привычно серьёзным выражением лица.
— Миледи, Его Милость передал, что отныне он желает ужинать с вами, когда находится во дворце, — сообщил он, с легким поклоном.
Я замерла, поражённая его словами. Это было неожиданно. Тем не менее, в глубине души эта новость вызвала странное, тёплое чувство. — Благодарю, Филипп. Я только… немного задремала. Мне нужно подготовиться, — ответила я, пытаясь сохранять спокойствие.
— Тогда я распоряжусь, чтобы вам ничего не мешало, миледи, — ответил он бросив на меня понимающий взгляд, и вышел.
Я тут же позвала Агату. Она появилась почти мгновенно, её руки уверенно начали приводить меня в порядок.
— Ужин в большом зале? — уточнила Агата, расправляя складки тёмно-зелёного платья, которое идеально подчёркивало мою хрупкость.
— Да, — подтвердила я, ощущая, как волнение поднимается внутри.
— Значит, всё должно быть идеально, — улыбнулась Агата, прикалывая тонкую золотую брошь на ворот платья.
Когда я вошла в большой зал, меня поразило, насколько просторным и торжественным он казался. Высокие каменные стены, увешанные гобеленами, отбрасывали мягкие тени от светильников и свечей, горевших в тяжёлых бронзовых канделябрах. Длинный дубовый стол был сервирован с таким изяществом, что это напомнило мне пиры при дворе моего отца, но здесь всё выглядело более сдержанно, без лишней помпезности.
Эдмунд уже ждал меня. Он сидел во главе стола, его фигура, как всегда, излучала уверенность. Увидев меня, он поднялся, кивнув в знак приветствия.
— Розалия, — сказал он, и в его голосе было что-то, от чего моё сердце слегка замерло. — Ты пришла.
Я слегка поклонилась, чувствуя себя неловко от его взгляда, который, казалось, видел меня насквозь.
— Мне сказали, что ты хотел видеть меня, — ответила я, подходя ближе.
— Конечно. Это будет нашей традицией, — сказал он, указывая на место рядом с собой.
Я села, чувствуя, как мягкий бархат платья облегает мои плечи. Еда уже была подана — ароматное жаркое из дичи, свежий хлеб, сыр, фрукты.
— Надеюсь, ужин тебе понравится, — заметил он, и в его тоне послышались тёплые нотки.
— Всё выглядит великолепно, — ответила я, чувствуя, как моя неловкость начинает уступать место наслаждению от момента.
Пока мы ели, я осмелилась задать вопрос — Ты, наверное, очень устал от работы? Последние дни были напряжёнными.
Эдмунд отложил нож и, посмотрев на меня, ухмыльнулся. — Устал? Ты думаешь, я старик, чтобы уставать? — Его голос звучал легко, но взгляд был хищным. — Напротив, у меня достаточно сил, чтобы позволить и тебе не спать всю ночь.
Я едва не поперхнулась вином, мои щеки залил румянец. — Ты… ты это несерьёзно! — пробормотала я, опуская глаза к тарелке, чтобы избежать его взгляда.
— О, я серьёзен как никогда, — сказал он, наклоняясь ближе.
От его слов во мне смешались смущение и странное, приятное тепло. Я сделала вид, что сосредоточена на жареном мясе, но ощущала, как сердце стучит в груди слишком быстро.
Ужин был вкусным, но сам момент — его присутствие, эта атмосфера — делали всё ещё более значимым.
— Вижу, тебе понравилось, — произнёс он, наблюдая за мной.
Я кивнула, всё ещё смущённая. — Да, всё действительно прекрасно. Спасибо! Эта, отныне наша маленькая традиция мне точно пришлась по душе!
Эдмунд, довольный, откинулся на спинку стула и задумчиво провёл пальцем по краю кубка. — Что ж, раз тебе нравится, значит, я делаю хоть что-то правильно.
Я улыбнулась от мысли, что этот ужин значил для него больше, чем он показывал. Такие тихие моменты начали для меня значить нечто очень важное. Шаг за шагом мы учились находить общий язык, даже если это было не просто.