Любимая для Монстра

Глава 79

— Ты мог бы объяснить, что происходит? — его голос был холодным, а каждое слово резало воздух, как нож.

Шатан наклонил голову, как всегда, показывая уважение. Он выглядел виноватым, что было для него необычно.

— Я следовал твоим приказам, Лорд, — ответил он, но что-то в его тоне говорило, что он не был уверен в своих словах.

— Следовал? — отрывисто выдохнул Эдмунд. — Ты позволил ей выйти из покоев, зная, что я этого не одобряю. Так ты выполняешь поручения? — его гнев был явно виден, а я замерла на пороге, не понимая, что происходит.

— Эдмунд, — начала я.

Он бросил на меня взгляд, в котором смешались облегчение и гнев.

— Ты вышла из покоев без моего ведома, — сказал он тихо, но в голосе был ледяной холод. — А он, вместо того чтобы остановить тебя, позволил.

Словно удар молнии пронзил меня. Неужели он действительно считает, что я что-то нарушила? Мои руки сжались в кулаки.

— Он не виноват, — вмешалась я, чувствуя, как мои глаза наполняются огнём. — Это было моё решение.

— Розалия замолчи, — его голос стал более холодным, а взгляд цепко уставился на меня, как на того, кто нарушил его правила. Он посмотрел на Шатана. — Вон. И ты тоже, — рявкнул он, заметив Агату у двери.

— Но Лорд… — попытался начать Шатан, но Эдмунд перебил его, как будто его слова уже не имели значения:

— Я сказал, вон!

Шатан кивнул и вышел, уводя Агату, которая обеспокоено оглянулась на меня перед тем, как покинуть комнату.

Остались только мы. Тишина наполнила пространство. Это была та самая тишина, когда каждое слово становится тяжёлым, а воздух сдавливает грудь.

Я не могла молчать.

— Ты сердишься на него, хотя должна быть виновата я, — сказала я, пытаясь сдержать дрожь в голосе.

— Я сержусь на всех, кто ставит тебя под удар, включая тебя саму, — его слова рвались, как осколки, и в их ледяном звуке я услышала отчаяние.

— Под удар? — переспросила я, не веря своим ушам. — Я просто вышла подышать свежим воздухом, Эдмунд. Это не преступление. — Я почувствовала, как гнев, смешанный с обидой, поднимался в моей груди. Почему я должна оправдываться за то, что я просто захотела немного свободы?

— Здесь, во дворце, это почти равносильно преступлению, — его слова пронзили меня, как лезвие. — Ты не знаешь, насколько это место опасно!

— Опасно? — я шагнула вперёд, не в силах больше сдерживать свои чувства. — Эдмунд, я всю жизнь прожила в замке своего отца, как птица в клетке. И больше не собираюсь жить так! — слова вырвались, как крик души. — Я твоя жена, и я имею право выйти на свежий воздух, черт возьми!

— И ты думаешь, что здесь ты свободна? — в его голосе звучал не только гнев, но и горечь.

Я стояла перед ним, ощущая, как слёзы подступают к глазам. Его слова раздирали меня на части. Он не понимает. Он не понимает, как я хочу жить!

— Но в чём тогда смысл моей жизни, если я всё равно должна сидеть взаперти, как в клетке? — я не могла удержать слёзы, и они потекли, как буря, сбивающая с ног.

— Эта клетка может спасти тебя! — крикнул он, его голос звучал почти яростно. Он шагнул ко мне, но остановился.

— Но я не собираюсь так жить! — закричала я в ответ. — Ты не понимаешь, Эдмунд, я хочу расти, развиваться, иметь право на ошибки!

— А ты не понимаешь, — его голос дрогнул, и в его глазах мелькнула боль, как отражение чего-то, что было потеряно. — Я не могу потерять тебя.

Тишина повисла между нами. Это была та тишина, что ощущается, когда два человека не могут найти слов, чтобы выразить свою боль.

Он горько усмехнулся.

— Ты знаешь, что случится, если кто-то решит использовать тебя против меня? Если они увидят в тебе моё слабое место? — его слова звучали, как отчаяние.

— Но почему ты просто не можешь принять, что я хочу жить? Или ты думаешь, что я должна быть просто красивой куклой, сидящей в твоих покоях? Ты думаешь, что защищаешь меня, но на самом деле ты ставишь стены. Стены, от которых я устала! — Я вновь сорвалась на крик, эмоции лились без конца. Это было так на меня не похоже.

Он замер, сжимая кулаки, словно решая, стоит ли дальше продолжать этот разговор.

— Если ты не хочешь меня слушать, я не буду говорить. Отдыхай Розалия.

И прежде чем я смогла сказать что-то ещё, он вышел, захлопнув дверь так сильно, что я ощутила, как вся комната содрогнулась.

— Эдмунд! — я выкрикнула его имя, но тишина была ответом. Он ушёл, не оглянувшись.

Я осталась одна. Тишина заполнила комнату, как непроглядная тьма. Слёзы катились по щекам, и я опустилась на кровать, обхватив колени руками. Я чувствовала, как внутри меня всё рушится. Горечь и боль стали такими сильными, что мне казалось, что я больше не смогу дышать.

Когда вошла Агата, я лишь покачала головой:

— Оставь меня.

— Госпожа… — её голос был мягким, но я не могла ответить.

— Пожалуйста, Агата, я хочу побыть одна.

Она задержалась ещё на мгновение, а затем молча ушла.

Мысли метались отказываясь успокаиваться. Я не могла прогнать воспоминания о том, как всё начиналось между мной и Эдмундом. В этот раз всё было по-настоящему. Всё вдруг стало таким реальным, таким живым. Теперь он — вся моя жизнь. Его слова, его взгляд, его жесты. Я впервые почувствовала, что действительно люблю кого-то.

Любовь.

Она рвала меня теперь изнутри, и я не знала, что с этим делать. Ведь одно дело — переживать боль от того, кто тебе безразличен или даже ненавистен. Ты можешь быть сильным, закрыться, забыть. Но когда тот, кто живёт у тебя под кожей, причиняет боль — это просто уничтожает. Он стал частью меня. И теперь, когда между нами возникла эта пропасть, мне казалось, что я теряю себя. Я испортила всё своими руками? Моё желание отстоять свою позицию — разве стоило того? Разве я готова потерять всё, что у нас было?

Я почувствовала, как будто потеряла свой смысл. Неужели я не смогу вырваться из этой клети? Но, в то же время, я не могла себе позволить быть просто игрушкой в его мире. Я должна была иметь право на свои решения.

Но всё было так хорошо, до этой ссоры. Всё, что у нас было, казалось таким истинным, и теперь я не могла отделаться от мысли, что разрушила это своими собственными действиями.

Остаток дня я провела в тишине, в полном одиночестве. Сердце сжималось от боли. Я смотрела в пустоту, чувствуя, как её тяжесть давит на меня.

Агата принесла еду, но я не могла заставить себя есть. Я не могла даже подняться. Всё, что я могла, это лежать в тишине, поглощённая своими мыслями, в которых Эдмунд и я — два мира, так далеких друг от друга.

Когда ночь пришла, я всё ещё сидела на кровати, обхватив колени руками. Тишина была полной, давящей. Я закрыла лицо руками, ощущая, как одиночество становилось осязаемым. Слёзы снова лились, и я не могла сдержать их.

— Так больно… Почему мне так больно? — прошептала я в темноту.

Эдмунд так и не пришел. Силы покидали меня. И, наконец, я провалилась в сон, но даже в нём не было покоя.