Любовь Феникса

Глава десятая. Сверим взгляды на жизнь

– Доктор сказал: «в морг!», значит, в морг!

– Но я еще жива!!!

– Ничего, пока доедем…

Программа «доползти до дома» выполнила недопустимую операцию, выдала перед мутнеющим взглядом белое пятно, похожее на окно предупреждения, но в какую кнопку не тыкай, результат один. Полная перезагрузка.

Осталось написать благодарность судьбе за то, что я отделалась тяжелым испугом и травмами совместимыми с жизнью. И кланяться, кланяться. В ножки судьбе за то, что кто-то не хрустел на трибуне попкорном, не всасывал в себя с противным сербаньем стакан с газировкой через соломинку, не дудел в вувузел, чтобы поддержать любимую команду органов, собранных в кучку и названных Лесей, с досадой глядя на внештатную ситуацию.

Что-то мне дурно…

В голове творился страшный кавардак, в котором найти хоть одну здравую мысль не смог бы даже профессиональный детектив. Я ощущала себя котом, который прокатился в центрифуге на полных оборотах, распрощавшись не только с нервной системой и вестибулярным аппаратом, но и с восeмью жизнями.

Меня повело в сторону, и последнее, что я почувствовала, это как мое тельце стало медленно падать, но его подхватили на руки. Феникс что-то говорил, я не понимала, соглашаясь со всем неоднозначным мычанием. Как абонент я была уже не абонентом. Все!

Очнувшись дома под своим одеялом, я понимала, что досталось мне крепко. На подушке была кровь, прикосновение к носу вызывало боль, руки, которыми я прикрывала голову от ударов, были покрыты синяками. Ноги тоже.

Особенно дико болела правая, поэтому ее пришлось подволакивать. Скрючившись, как Квазимодо, я ползла в туалет, не имея возможности разогнуться. «Боль… Же то но конти вере … и что-то там еще», – грустно пропела я, чтобы осознать тот факт, что еще живая.

Когда я пою эту песню, где-то во Франции объявляют траурную минуту молчания, а потом спохватываются и требуют награду за мою голову. Полное незнание французского не мешает мне не только любить французскую музыку, но еще и петь французские песни, вкладывая в них свой личный ассоциативный смысл.

Особенно классно у меня получается в ванной, когда я страдаю от насморка. «Пардоне муа! Турум-тум-тум-тум! Пардоне муа! Хрю-хрю-хрю-хрю-хрю! Кхе!». И куда там французским певицам с французским прононсом до меня с сопливым носом и легкой хрипотцой больного горла.

Ничего, не смертельно. У меня была хорошая школа жизни, в которой на переменах я научилась куда большему, чем на уроках. Еще бы! Встречают по одежде, которой меня снабжали бабушкины знакомые по принципу: «На тебе, Леся, все, что налезет!».

Несуразные растянутые кофты, которые явно сняли с швабры уборщицы, юбки, которые не только не вышли из моды, но даже туда не входили, старенькие пальтишки с зашитыми карманами и оторванными пуговицами – вот весь мой детский гардероб.

После школы меня обнюхивали с подозрительностью собаки, боясь учуять запах сигарет или духов. Бабушка искренне пыталась отрезать все пути к мужским сердцам, пряча от меня свою косметичку и одевая так, что даже огородное пугало смотрело на меня с презрением.

Меня боялись выпускать на улицу, словно за дверью меня ждали парочка драгдиллеров и десяток педофилов с робким вопросом: «А Леся когда выйдет?». Моя бабушка свято верила, что стоит отвернуться, как я приду домой счастливая, пьяная и беременная.

На секунду я посмотрела по сторонам, бросила стыдливый взгляд на свои ноги в съехавших полосатых носочках, а потом полезла в шкафчик, который открывался с таким звуком, от которого наложил бы тонны инфернальных стройматериалов на новый замок любой уважающий себя призрак. Хорошо, что я запаслась заранее средствами гигиены, а то потом пришлось бы сидеть на форуме профессиональных убийц, уничтожающих кровавых улики с диванов, матрасов и кресел.

Меня замутило, но я сделала над собой усилие, доползла до кровати и рухнула на нее, со стоном заползая под одеяло, теряя на ходу носок. И снова "здрасте".

С меня стягивали одежду, переживая при виде каждого синяка, а потом дали отхлебнуть какой-то кислятины, да такой, что глаза встретились на переносице, посмотрели друг на друга, ужаснулись и разошлись. Боль начала проходить.

Наступило облегчение и слабость до состояния «поднимите мне веки». Я проверила языком зубы, поскольку улыбаться миру пятью своими и двадцатью золотыми мне бы не хотелось. «Девушка! А почему вы такая грустная?». Если я улыбнусь «пещерой Алладина», у любого мужика упадет все, включая настроение, при виде моей сокровищницы. Но зато он будет знать, что я – девушка с приданым. Ыыыы!

– Рыжик, ты живой? – меня осторожно погладили по щеке мокрой тряпкой. Тряпка переместилась в сторону шеи и груди, старательно и бережно вытирая кровь.

– Ммммм… – простонала я, чувствуя, как боль проходит, синяки медленно исчезают, а ребра наконец-то разрешают мне сделать глубокий вдох. Тряпка намокала, а потом снова скользила по мне. Она дошла до моих ног, тщательно их вытерла, а потом замерла, капая водой на пол. Кап-кап.

– Рыжик.... Рыжик… – услышала, чувствуя, как меня приподнимают, – Потерпи… Я прошу тебя… Потерпи немного…

Все настолько серьезно? Мне завещание писать сейчас? Или можно устно распорядиться своим скромным имуществом? А если я хочу, чтобы мое имущество похоронили вместе со мной? Почему фараонам можно, а мне нельзя? Пусть несут меня и проклинают тот день, когда я купила холодильник…

Надо же порадовать археологов будущего не только косточками, но и ценной утварью? Представляю, какую научную сенсацию через тысячу лет произведет находка холодильника, ноутбука и остальных милых моему сердцу вещей. Я на секунду зажмурилась, воображая, как моя кружка стоит в музее, куда приходят тысячи посетителей, любуясь ею; как грабители вынашивают дерзкий план по похищению столь ценного артефакта древности…

Да… И пусть думают, что я была какой-то древней царицей, вокруг которой похоронены слуги. А все почему? Потому, что у меня в могиле есть холодильник, ноутбук, телефон и моя кружка, а у остальных – нет.

– Рыжик, – меня обняли, уткнувшись в мои волосы, – все будет хорошо… Ты, главное, держись… Держись, Рыжик…

Держусь. Я сейчас отлично держусь головой за подушку, причем так крепко, что позавидуют многие герои, которые изо всех сил хватаются напряженными пальцами за все выпирающие поверхности, чтобы не упасть в пропасть.

Шар, лежащий на столе, засветился. Кто-то вызывал на поединок. Я с ужасом поняла, что меня сегодня будут добивать все кому не лень, и простонала, представляя внушительную очередь "добивальщиков". "Кто последний?" – спрашивает свежеприбывший. "За мной не занимать!" – отвечает матерый садист, почесывая руки.

– Твари, – процедил Феникс, глядя на шар.

– Что? – уныло спросила я, краем глаза пытаясь понять, кто меня вызывает.

– Есть такая категория слабых и трусливых бойцов, которая ждет, когда пройдет тяжелый поединок, в котором победителю сильно достанется, а потом вызывают его в этот же день. Они знают, что отказаться можно только три раза подряд. И вынуждают принять вызов, надеясь, что им удастся победить, – нехорошим голосом заметил Феникс.

Он взял шар в руку и моим пальцем отклонил вызов. Через минуту шар снова вспыхнул, требуя, чтобы я срочно согласилась на рандеву. Шар светился, как настольная лампа. Я лежала и смотрела на то, как меня вызывает какой-то Крайс. Я погасила вызов, в надежде, что от меня отстанут, но не тут -то было…

– Опять?! – задохнулся от негодования Феникс. Он встал и вышел из дома, закрыв дверь так, словно предварительно бросил гранату. Вызов мигал еще пятнадцать минут, а потом перестал. Сам. В шаре появилась надпись. «Вызов отменен в связи со смертью вызывающего».

Через десять минут дверь открылась. Тихо ругаясь, на пороге стоял разгневанный Феникс.

– Случайно он, – процедил он, с размаху закрывая дверь. – Конечно, случайно… Три раза вызвал случайно…

Я привстала на локте, понимая, что вполне спокойно могу сходить в ванну, если ее, разумеется, починили.

– Рыжик, ты как? Держишься? – тихо и взволнованно спросил Феникс, подлетая и осторожно убирая пряди волос с моего лица. Выглядел он совсем грустно. – Я что-нибудь придумаю…

Я вздохнула, чувствуя, как принесли сухое одеяло и завернули меня в него. От такой заботы на моих глазах выступили слезы умиления.

– Не надо плакать… – меня снова прижали к себе, поглаживая по голове. – Я прошу тебя, только не плачь… Я обязательно придумаю, как тебе помочь… Сейчас посмотрим… Полежи немного…

Феникс сидел на полу, тревожно листая книги и рассматривая какие-то иллюстрации, пока я лежала довольной гусеницей, завернутой в теплый кокон одеяла. Превращаться в бабочку я пока не собиралась, хотя надо было бы.

Слегка приподнявшись на локте, я увидела какой-то местный медицинский справочник. На полу стояли пузырьки с разноцветным содержимым. Если привязать к ним веревочку, вставить в них лампочки, то получится отличная елочная гирлянда. Отличная идея на будущее, если нам приспичит отпраздновать здесь Новый Год.

Глядя через плечо «доктору», я с интересом внимала каждой строчке, где очень часто и тревожно мелькало слово «медленная и страшная смерть» вперемешку с ужасающими симптомами. Рука Феникса осторожно перелистывала страницы, слегка подрагивая, его золотая голова склонилась над книгой, а я пыталась понять, умру ли сразу в заботливых руках, или поживу еще немного? Я скривилась, чувствуя знакомую боль в животе. Силы постепенно возвращались ко мне. Самочувствие улучшалось. Я видела, как книгу отложили, глядя на меня таким взглядом, как будто я уже пакую вещи на тот свет, а теперь дрожащей рукой прошу стакан воды, чтобы попить на дорожку.

– Так, кажется, нашел! – обрадовался Феникс, сгребая со стола деньги и выходя за дверь. – Потерпи немного, я сейчас вернусь…

Через полчаса он вернулся с каким-то пузырьком.

– Сейчас, Рыжик, сейчас… – мне в рот влили какую-то прозрачную и горькую жидкость. – Результат не гарантируют, но будем надеяться на лучшее…

Прошло полчаса. Ничего в моем самочувствии кардинально не поменялось.

– Рыжик, не сдавайся… Все будет хорошо.... – меня ласково погладили рукой по щеке, не отрываясь от книги. От любого проявления ласки у меня на глаза автоматически наворачиваются слезы. – Не надо плакать… Не надо, я прошу тебя…

– Что со мной? – слабым голосом спросила я, вздыхая. Может, я чего не знаю? Мало ли? Вдруг от меня утаивают страшную правду? Не стал бы он просто так паниковать? По спине пробежал холодок от мысли, что от меня что-то скрывают… Что-то очень нехорошее.

Феникс пересел ко мне на диван. Осторожно обняв меня, он сидел, покачиваясь.

– Больно? – спросили меня шепотом, обдувая ветерком дыхания щеку. – Скажи мне, где болит?

– Да, больно… – честно ответила я, думая о том, есть ли здесь таблетки от такой напасти. – Живот болит…

Меня сжали так, что смерти пришлось бы потрудиться, чтобы вырвать меня костлявыми лапами. Но ни смерти, ни костлявых лап, ни могильного холода пока не было. Я готовилась к худшему. Недостаток знаний об этом мире с лихвой компенсировался буйной фантазией. Вдруг ко мне применили какое-нибудь заклинание, а я и не заметила?

– Тебе лучше? – спросили меня с такой надеждой, от которой мне стало слегка стыдно за то, что разницы я не чувствовала.

– Ну как сказать… – закусила губу я, даже не догадываясь, от чего меня пытаются спасти.

– Я не могу понять, почему не подействовало? – голос был тихим, словно все, прощайся, Леся, с несправедливым миром. Точнее, сразу с двумя. – Может, подействует позже?

– Ну чего ты? – тихо спросила я, понимая, что раз лечат, значит, есть от чего. – Не расстраивайся… Мне лучше, честно… Честно-честно…

– Рыжик будет жить долго и счастливо… – меня баюкали так, словно жить долго и счастливо я буду не на бренной земле, а в сердцах близких и на портрете в траурной рамочке. – Если бы я успел раньше… Черт! Надо было убить его еще до поединка. Просто подойти и прикончить. Сразу и на месте! Если бы я знал, что так будет…

хотелось сказать, что я чувствую себя относительно хорошо, но, если честно, то со мной были ласковы лишь в тот момент, когда я болела. Даже бабушка, которая постоянно сурово твердила мне «нельзя!», в тот момент, когда я болела, гладила меня по голове и никогда не ругала. Как я выжила, не знаю.

Но банки, горчичники, жгучие мази для «сугреву», растирания, обертывания, водочные компрессы, парилка для ног в эмалированном тазу, закапывания в нос самодельными каплями, от которых я не могла дышать вообще, носки, полные горчицы, «кукушечка» над тазиком при первых признаках заложенности носа были неотъемлемым атрибутом моего счастливого детства. И теперь я могу сказать с уверенностью – кто с бабушкой болел, тот пыток не боится! После того, что со мной творили в детстве, я расколюсь не сразу!

О, нет! Палачам придется сильно потрудиться, чтобы переплюнуть мою любящую бабушку.

– Рыжик, – услышала я тихое-тихое. Меня обняли еще уютней, укрыв мои ноги одеялом. – Все будет хорошо… Все будет… хорошо… Будем надеяться на лучшее…

Я молчала, радуясь, что в моей копилке хороших воспоминаний, появилось еще одно. Такое теплое, такое уютное… В мои волосы зарылись, тяжело дыша. Да…

Самый больной в мире человек немного осмелел и слегка погладил по руке «доктора».

– Рыжик… Если бы я знал, чем тебе помочь… – в мои волосы снова уткнулись лицом. Я посмотрела на лежащее на полу окровавленное платье. – Почему так всегда? Стоит к кому-то привязаться, как… Я ведь не хотел к тебе привязываться… Знаешь, это как в фильмах… Стоит человеку рассказать о себе, поделиться планами на будущее.... И все.

Я горестно вздохнула, мысленно соглашаясь с этим утверждением.

– И привязываешься, причем очень быстро. И пытаешься помочь… По-человечески… Я говорил дуре, которая жила в этом доме, чтобы не расслаблялась. «Да ладно! – вздыхала она, – Почему бы и нет? Я здесь отдыхаю! От мужа, от детей! Не мешай мне!»

– Вы с ней встречались? – осторожно спросила я, чувствуя, как ревность ежиком вращается в моем животе.

– Нет, – вздохнул Феникс, снова зарываясь лицом в мои волосы. – Я заметил, что большинство из тех, кто сюда попадал, были здесь куда счастливей, чем там. Еще бы. Все, что там было «нельзя», здесь было «можно». Как говорил один мой знакомый, пытаясь учить меня жизни в объятиях потасканных красавиц: «Да расслабься! Это тебе не на стройке горбатиться! Вот бы бабло отсюда в тот мир как-то перетащить! Развелся бы сразу! Тачку бы себе нормальную купил!».

Я снова со вздохом согласилась. Простонав, я заняла более удобное положение для «умирания».

– Сколько тебе лет? – услышала я вопрос. Меня погладили по пальцам руки. Понимаю, что я еще слишком молода, чтобы умирать. Обидно умирать, когда даже двоечник – первоклассник может по двум датам вычислить, сколько лет было покойнику на момент смерти.

– Уточни, пожалуйста, от чего я умираю? – поинтересовалась я, услышав в ответ еще один тяжелый вздох. – И я хотела спросить, а здесь есть …эм… средства гигиены для женщин?

Внезапно горестные вздохи прекратились.

– Та-а-ак.... Повтори, что ты только что сказала? – услышала я совсем другой голос. Меня отстранили от себя.

– Эм… средства гиги… – начала я, глядя на него честными глазами.

– То есть… – его бровь приподнялась. – Ты хочешь сказать, что это – не то, что я думаю, а всего лишь… Ах, ты, рыжая симулянтка! Бессовестная рыжая симулянтка! Я тут переживаю! Думаю, почему не подействовало, а тут оказывается…

Мои глаза скользнули по открытой странице книги. Упс! Нет, ну свершилось чудо, друг спас жизнь другу и так далее… И я была бы совсем не прочь «поумирать» еще немного. Тем более, если моя «умиральная яма» включает в себя теплые объятия, мягкое одеяло и чужое дыхание в моих волосах.

– Тьфу ты! – выругался Феникс, сгружая меня на подушку. – Так чего же ты молчала? Совести у тебя вообще нет!

– А ты разве спрашивал? – удивилась я. – Знаешь, что обидно? Быть девушкой, которую обнимают только в том случае, если она при смерти!

– Я с тобой не разговариваю!

Феникс фыркнул и хлопнул дверью в спальню. Я сходила в ванну, кутаясь в одеяло и глядя на трещины на стене, а потом легла, отвернувшись к спинке дивана, сердито сопя. Одним полотенцем стало меньше. Лежа с закрытыми глазами, я думала о том, насколько несправедлив мир по отношению ко мне.

– Спишь? Ну, спи, бессовестная, – я почувствовала, что меня подняли на руки вместе с одеялом и подушкой, донесли до кровати, положили на нее, укрыли и легли рядом. По моему носу съехал палец. Едва ощутимое дыхание на моей щеке. К носу что-то прикоснулось. Теплое и мягкое. Кончик носа слегка прихватили. Дыхание на моем лице заставляло в моем животе что-то переворачиваться. Мне показалось, что этот момент в животе перевернулся весь мир.

***

Все следующее утро я ходила как убитая. Даже сизые, грозовые тучи, что собирались за окном, как оркестр перед выступлением, чтобы грянуть в один миг густой пеленой дождя, казались, по сравнению с той тучей, что висела над моей головой, просто облачками.

Соседи снова смотрели про апокалипсис, собираясь на работу. Какой-то мужик под тревожную музыку вещал о том, что земля скоро налетит на свою ось из-за того, что белые медведи трутся об эту ось чересчур интенсивно. Говорил он уверенно, бодро, со знанием дела, предлагая способы предотвращения катастрофы,– вплоть до отстрела мишек. Я, конечно, не доктор, чтобы раздавать диагнозы направо и налево, но если заменить слово «диагнозы» на «звиздюли», то да, я готова!

На работе я быстро включила Кулибина и собрала из двух компьютеров один, целый. Пятно на потолке подсохло и выглядело не так катастрофично.

Пока совесть доставала огромный шприц с надписью «техническое задание», я сражалась с ленью и безынициативностью. Слепив что-то отдаленно напоминающее технической задание, я скинула его, как выбрасывают на помойку мусорный пакет. Со смесью отвращения и облегчения.

Через час позвонил директор и прислал телефон какого-то знакомого юриста с пометкой «срочно позвони». Бабка, возомнившая себя Богом и устроившая всемирный потоп, должна быть покарана по всей строгости закона!

Поскольку на мировую упрямая старуха не соглашалась, за дело берется квалифицированный юрист из местной юридической конторы. И я, как официальное лицо фирмы, работающее неофициально, должна этому способствовать «от» и «до».

– Алле, – откликнулся сонный мужской голос на том конце трубки.

Я максимально кратко, словно рапортуя перед начальством, изложила ситуацию. Кто-то простонал так, словно я погнала его на сбор сначала колорадских жуков с картошки, а потом самой картошки, выдав два мешка. Один – для жуков. Другой – для картошки.

– Хорошо… – вздохнул юрист. – Итак, вам надо собрать документы. Акт, документы на помещение, если арендуете – договор аренды…

Он протяжно зевнул и прокашлялся, пока я слушала внимательно, записывая все на бумажке. Я на всякий случай открыла календарь, чтобы узнать, когда был день юриста. У меня складывалось впечатление, что День Юриста был вчера.

– … документы на ремонт…эм… сметы… Эм… Узнайте, кому принадлежит квартира над вами… Чеки на покупку всей пострадавшей оргтехники… Эм… Составьте список техники с инвентарными номерами… Ноль один… ноль два.... ноль три… Заведите журнал с инвентарными номерами.... Эм… Найдите чеки на покупку столов… и… эм… ламината… Отнесите технику в сервисный центр.... Пусть дадут заключение… Эм… А потом… потом…

Он явно задумался, что бы еще придумать, пока я грела ухом трубку. У меня такое чувство, что я – чуть больший юрист, чем он.

– А можно вопрос? – поинтересовалась я, понимая, что имею дело с редкостным профессионалом. – Вы юрист, простите, в какой сфере?

– Разводы, – зевнул юрист, объясняя кому-то, что суп не будет. Картошечку да, а суп – нет.

– Кого разводите? – поинтересовалась я, изучая пятно на потолке.

– Кого-кого! Людей! – возмутился юрист. Я тяжело вздохнула. Даже если ты не состоишь в браке, то от развода все равно не застрахован. – Итак, консультация стоит тысячу рублей… Подготовка документов – пять тысяч… Заявление и так далее… Жду документы. Почту пришлю.

Мне упала СМС-ка. Юридическая компания «Urina». Я прокашлялась, понимая, что местная фирма, название которой я прочитала, как «Урина», плохого не посоветует.

Стоило мне отклеить ухо от трубки, как снова раздался звонок.

– Здравствуйте, Лена, – заметил мрачный голос- Вот эти пять картинок, которые вы как от сердца оторвали, я так понимаю, должны украсить главную страницу сайта? Вы их хоть смотрели перед тем, как на почту скидывать? Я просто интересуюсь, потому что с Вашим подходом я не могу понять, что вас не устраивало в предыдущем сайте.

– Видела, – нахохлилась я, рисуя нервные треугольники на клочке бумаги.

– Лена, как бы вам так объяснить… Избушка на курьих ножках, холерный барак, скворечник, розовый сарайчик и … Одну минуту… – я слышала на том конце кликанье мышки, – … Напрашивается слово «лабаз»…

– Что? – переспросила я, вспоминая картинки.

– Поисковик в помощь, Лена. Короче, если вы поставите это на главную страницу сайта, то можете спать спокойно, – ответили мне, судя по звуку, затягиваясь сигаретой. – А теперь посмотрите хорошенько. Откройте поисковик, пробейте проекты домов и увидите, что примерно я хочу от вас…

Я была так обижена, слушая, как критикуют мою работу, что не выдержала и мрачно заметила:

– Что заказывают, то и проектируем!

– Понимаю, но глядя на ваше портфолио, мне захотелось бы пройти мимо вашей фирмы. Это именно тот случай, когда я попрошу Игоря не ставить внизу название компании – разработчика сайта. Чтобы ни у кого не возникло к нам лишних вопросов. Так, сейчас я сбрасываю вам ссылку на то, что мы начали делать. Смотрите, вносите правки. Посмотрите и перезвоните, – трубку положили, оставив меня обтекать.

Я открыла проект, глядя на унылый слайдер, который вяло вращал присланные мной шедевры. Слайдеру самому было стыдно, так же как и мне. Фон мне категорически не нравился. Шрифт показался мелким. Меню меня вообще убило. По губам поползла гадкая улыбка, пока я набирала номер, который записала себе, как «Задолбай».

– И снова здравствуйте, – я поджала губы, горделиво глядя на то, с каким усилием слайдер перелистывает картинки. – И сразу вопрос. Это что за шрифт? Муха ползла, ползла и сдохла? Напишите сразу в шапке о том, что к сайту прилагается микроскоп. Это раз. Второе. Траурная кайма вокруг картинок – это ваш фирменный стиль? Ах, серая… Так и напишите в шапке – если что, кайма – серая! А это меню для особо одаренных и очень метких? Нельзя ли его сделать крупнее? А что это за фон цвета детской неожиданности? Откуда вы вообще такой цвет взяли?

Меня внимательно выслушали, судя по звуку, отпивая кофе.

– Мы скопировали цвет с «лабаза». А теперь все то, что вы мне только что сказали, пришлите на почту с подписью вашего директора, – заметил «неблагодарный» слушатель. – Все исправления мы принимаем исключительно с подписью и печатью заказчика. Чтобы потом полгода не «играть шрифтами», не «прогонять фон» по всему цветовому спектру и так далее. Спасибо за понимание.

– Хорошо, – спокойно заметила я, начиная войну правок.

– Я вот сейчас как раз сижу и смотрю, как медленно, поднимаясь из неведомых глубин, всплывает ваш «лабаз». Понимаю, что вопрос не очень вежливый, но мне просто интересно. Извините, это вы – автор?

– Нет! – вспылила я.

– Что-то в нем, определенно, есть. Никак не могу понять, что именно. Окно! Я его сразу и не заметил. Понимаю, что заказчик всегда прав, но, поверьте опыту, глядя на такие проекты, хочется уйти к конкурентам, выставившим несуществующие замки и коттеджи. – вздохнул собеседник.

– А сайт делали вы? – парировала я.

– Нет, я, скорее, идейный вдохновитель. Игорь в отпуске, поэтому пока этим вопросом занимаюсь я. Ладно, Лена, извините. Мне пора ехать. Жду от вас красивые картинки и претензии с подписью директора, – со мной вежливо попрощались и положили трубку.

Стоило вдохновиться примером и налить себе кофе, как позвонил «инженер». Нужно убрать окно на кухне. Сильно бьет по бюджету! И придумать, как еще можно расширить комнату.

– А теперь берите листочек, пишите все, что вы хотите исправить в проекте, ставьте подпись, число и везите его сюда. По телефону правки больше не принимаются. Вы привозите список правок, я исправляю, отдаю вам черновик с числом и датой. Если вас что-то не устраивает, то вы снова пишете список с подписью и датой. Только учтите, бесплатно мы делаем до пяти правок. Свыше пяти правок – за отдельную плату. Я не собираюсь посвятить всю свою жизнь вашему проекту. Так что жду, – усмехнулась я, отпивая кофе. Да, сознаться честно, у меня небольшой опыт работы с подобного рода заказчиками. Но мне только что подкинули отличную идею.

Слайдер медленно вращал картинки. Я кликнула на светин «лабаз», который на самом деле был гостиницей на двадцать номеров. Он вывел меня на страницу, где был вид не только снаружи, но и изнутри. «Проект гостиницы. Один на всех, и все на одного!». Я с шумным вздохом втянула воздух, глядя на единственный туалет.