Глава девятнадцатая. Том-2

Давайте же сбивать друг с друга алименты,

Ведь это – все любви прекрасные моменты!

То, что беда не приходит одна, давно уже стало прописной истиной. Так вот, в данном случае беда пришла, откуда не ждали. Я не сводила глаз с чужого живота, застыв, как изумленный сурикат – будущий пассажир чужих когтей. «Кто тебе еще мир покажет?» – радостно заявляет орел, перебирая в уме книгу кулинарных рецептов на букву «с»: «сурки», «суслики», «сурикаты», «само пришло». Может, я в чем-то похожа на тамаду, но не на акушерку. А ведь специальность тамада-акушерка пользовалась бы огромной популярностью на большинстве свадеб. Чур, меня! Я слышала, как зрители приходят в восторг от предстоящей битвы. Кто-то кричал: «Двое на одну? Ха! Вот это бой!».

– Нифига себе, кого это аист принес? Так, Еся… – позвал меня шепот. – Еся… Отзовись… Отзовись, чтобы я понял, что с тобой все в порядке! Девочку, скорее всего, кто – то нанял. Ей заплатили за этот бой.

– Толстяк? – выдохнула я, с ужасом глядя на кинжал в своей руке и на ядовитый коготь. – Я не… не могу сражаться с беременной… Это… Это нечестно!

– Сомневаюсь, что платежи с того света проходят без задержки! – фыркнул Феникс. – Я тут навел справочки среди зрителей. Это ее первый бой…

– Но ведь она – беременна, – шептала я, глядя, как противница на меня смотрит. Ее взгляд был умоляющим, просящим и каким-то детским, а вид такой жалкий, такой несчастный, что я чуть не заплакала. – Я не могу… Фенечка, я не смогу…

– … скольких своих котят уже утопила в крови Кошка? И сколько котят было от Феникса? Но ладно, пусть остается ее маленьким секретом. А зря! На такого ребенка наверняка бы нашлись покупатели! И отвалили бы за него кучу солнц!

Мне стало дурно. Что он мелет? Я не… Да я бы никогда! Никогда… Пусть больной, зато мой.

– Заткнись! – крикнула я. – Я никогда не стала бы такой безответственной матерью, готовой рискнуть жизнью ребенка! И своих детей я бы никогда не продала! Думай, перед тем, как нести чушь!

– Тише, Рыжик, тише… – шептал Феникс. – У нас пока нет живого непослушного товара для цыган, бабаек, теть и дядь из очереди… Возьми себя в руки. Это – всего лишь бой, всего лишь противник. Не важно, беременная она или нет! Это было ее решением. Не забывай! Не ты ее вызывала, а она тебя! Рыжик, слушай меня внимательно. Слушай только меня. Тебя пытаются выбить из равновесия!

– Это ребенок от Феникса, – вздохнула противница, глядя на меня детскими глазами. Публика, явно не смотревшая по телевизору затяжной процесс строительства отношений, друг друга, глазок чужим парням, но явно никак не заявленной в названии недвижимости, разразилась такой бурей оваций, что я чуть не оглохла. Откровение, которое встало у меня комом в горле, пришлось по вкусу голодной до зрелищ публики! Зрители мало того, что прожевали, переварили, но и потребовали добавки!

– Фигасе… Когда я успел? Еська, это – ложь. Это – не мой ребенок! – прошептал изумленный Феникс мне на ухо. – Я не занимался решением вопроса рождаемости в Кадингере настолько вплотную! Этот показатель я не поднимал. Моя заслуга только в увеличении показателей смертности. Не верь ей! Ни одному ее слову!

– Это была незабываемая ночь. Как он был нежен со мной! Такой сладкий, такой нежный, такой восхитительный… Я этого никогда не забуду! – произнесла будущая мать, глядя на меня пристальным взглядом невинных детских глаз, которые обеспечивают «глухарь» убийству с отягчающими, даже если их обладательницу поймали на месте преступления с окровавленным тесаком.

Публика, охочая до интимных подробностей быстро вылизала тарелки со вторым и потянулись за десертом!

– Не верь слезам этого крокодила! – возмутился Феникс. – Там где химии нет, биология бессильна! Она не в моем вкусе! Тьфу! Я ее и пальцем не трогал! И не тронул бы!

– Кажется, она имеет в виду не совсем палец, – выдохнула я, понимая, что мне дурно. Нет, это не температура, это другое. Котенок внутри меня ерзал, нервно оглядываясь по сторонам. «Ничего себе!» – перешептывались на трибунах. «Вот это да! Бывшая наложница и нынешняя! Вот это бой!» – смаковали новости любители скабезных фактов.

– Неужели он меня не узнает, – уныло заметила мамаша, поглаживая живот. – Это же, я, Рия Лиор! Думаете, я всегда была такой? Нет. Когда-то я носила роскошные платья. Пока он не сломал мою жизнь. Посмотри, во что превратился мой некогда роскошный наряд!

– Рыжик, не дай себя сбить с толку. Если хочется поболтать о тряпочках то, вне круга, пожалуйста! Сколько влезет! – прошептал Феникс.

– У меня было столько золотых украшений, что тебе и не снилось! – заметила будущая мать. – У меня было все… А теперь нет ничего! Он был у меня первым и последним.

– Между первым и последним была золотая середина! Так вот, меня в ее послужном списке не было! Ни среди первопроходцев, ни в унылой серединке, ни среди замыкающих шествие! Рыжик, соберись. На тебя страшно смотреть! – прошептал Феникс, тяжело выдыхая.

Нет, я, конечно, наслышана о почетных «озеленителях» всех окружающих клумб. Садовников от слова «засадить», бросающих свое семя во все ближайшие лунки. От них ждут цветов жизни жены, любовницы, попутчицы, коллеги. Бросая очередную многодетную официальную наречённую на произвол своей минимальной официальной начисленной, он с усердием Папы Карло начинает строгать новую партию детишек с очередной пассией, радуясь тому, что внес свою существенную лепту в генофонд всея человечества. И пока минимальных алиментов хватает разве что на ежемесячную конфетку каждому чаду, герой, который и которого знает каждый роддом, гордиться тем, что внес свою лепту в демографическую ситуацию.

– Знаешь, что он мне шептал? – беременная обняла себя руками. – Любовь моя, радость моя, девочка моя… А потом после нежно целовал и обещал взять на содержание, сулил все сокровища мира… Он тебе говорил ведь то же самое! А потом растворится, бросив тебя одну… О, сколько слез ты прольешь в подушку, проклиная тот день, когда впервые поцеловала его…

– Какие к черту уговоры? – возмутился «предположительный отец», явно не спеша жениться и покупать коляску. – Что за бред она несет? Это что за откровения сумасшедшей «Том-2»?

– Заткнись, идиотка, – процедила я. – Хватит мне сказки рассказывать.

– Заткнуться? – удивилась девушка, положив руки себе на живот. – О, нет, милая… Сейчас ты у меня заткнешься! Начинайте поединок!

Толпа перекричала даже ведущего, который едва успел объявить о начале разборок у позорного столба. В ту же секунду в меня полетела яркая вспышка, выпущенная из руки девахи, заставив меня броситься вправо. Она сражается молнией? Не может быть! Еще одна! Да что она вообще творит? Я снова пустила дым, мельком думая о вреде пассивного курения на поздних сроках беременности. Социальная реклама мелькала у меня перед глазами, рассказывая мне, какая я все-таки сволочь!

– Сколько тебе заплатили? – закричала я, пригибаясь и сохраняя дистанцию. Мне хотелось сказать: «Все, пожила, спасибо, всем до встречи!», потому что противница была девушкой – не промах!

– Нисколько! – ответила яжебудущаямать, нагло пользуясь своим положением.

– Давай я тебе заплачу? – задыхаясь на бегу предложила я, надеясь, что щедрые декретные с моей стороны заставят будущую мать поумерить пыл. Так и быть, исполню роль государства, если уж дело на то пошло!

– Учти, сертификат на материнский капитал будешь рисовать сама! – заметил Феникс. – И обналичить она его сможет только через три года!

– Ты хочешь сказать, что мы здесь на три года застрянем? – я видела, как девица смотрит на свои руки и у нее что-то не получается с заклинанием. Я пустила в нее иллюзию огня, от которой она с ужасом отпрянула. Девица трясла рукой, но разряды, которые проходили между ее пальцами, не складывались в заклинание, заставляя ее психовать и нервничать. Внезапно она схватилась за живот, побледнела и простонала. Я метнулась к ней, представляя, как ей больно.

– Ой… Больно… -задыхаясь от дыма стонала она. – Как мне плохо… Помогите… Ай! Аа-а-ай! О-о-ой! Мне нечем дышать! Кхе… кхе…

– Еська! Не подходи к ней! Не вздумай! – заорал мне на ухо Феникс. – Отключай сестру милосердия! Стой на месте!

– Но ей плохо! – занервничала я, озираясь по сторонам и глядя, как бедняжка опирается на колонну. – Бедная… Бедная… Чем же ей помочь?

– Меня ...., – задыхалась соперница, прижимая руку к животу. – Меня заставили… Мне… мне угрожали… Я не… Ой! Не хотела… Бедный… Бедный малыш… Мамочка с тобой… Все будет хорошо… Мы победим.....

Последние слова прозвучали так жалостливо, что я дернулась в ее сторону, не смотря на предупреждения. Да как можно стоять, когда беременной девушке плохо!

– Р-р-рыжик! – прорычал Феникс. – Стоять!!! Она что-то прячет! Я кому сказал!

Я замерла в трех шагах от страдалицы. В голове грустной и бесконечной шарманкой играла «Ave Maria». Я даже опомниться не успела, как на меня смотрела разъяренная фурия с улыбкой Ганнибала Лектора. Но в отличие от маньяка или полководца, решившего читать лекции по тактике и стратегии, у беременной в руках был нож. Во время беременности раздувается не только живот, но и самомнение, и амбиции. Красавица достаточно резво бросилась в мою сторону, пытаясь нанести удар. Я поймала ее руку на подлете к моей груди, пытаясь разжать пальцы и лишить ее оружия. Ее волосы растрепались по лицу, горящие полубезумным блеском глаза вызывали у меня смесь жалости и сожаления. И попробуйте не принести такой клубники, майонез с сахаром и торт с оливками!

– Отпусти! – процедила я, чувствуя, как она похолодевшими пальцами намертво вцепилась в свое орудие. – Отпусти! Прошу тебя! Я не хочу причинять тебе боль! Ни тебе, ни твоему малышу! Я прошу тебя по хорошему!

Нет, не вести мне курсы для беременных, потому, что целевая аудитория меня вообще не понимает! Судя по силушке, ее танком не прикончишь! Сто процентов после наезда гусеницы, она встанет, отряхнется и заявит, что я испортила ее прическу!

– Пусти, – прошипела я, чувствуя, как лезвие подалось чуть вперед, намереваясь меня оцарапать. Но поскольку про яды я уже наслышана и даже насмотрена, ранить себя не дам. Сейчас соперница была похожа на анаконду, проглотившую глобус.

– Сдохни… Сдохни! – шипел сытая змея. Мой кинжал вылетел у меня из рук. На пальце сверкнул отблеском огня отравленный коготь, который в любой момент готов подписать ей смертный приговор. Я закусила губу от напряжения. Нет, нельзя! Я не должна причинять ей боль!

– Рыжик, ударь ее! – шептал Феникс. – Ударь! Переступи через себя и ударь… Я умоляю тебя! Рыжик, ты ведь тоже станешь матерью! Рано или поздно! Ты подаришь миру маленького рыжика! А то и двух! И будешь хорошей мамой. Не лишай себя будущего! Я прошу тебя… У тебя есть будущее. Прошу тебя… Не дай себя ранить или убить! Кинжал может быть отравлен! Я прошу тебя, не рискуй!

– Не могу, – простонала я, глядя в обезумевшие глаза противницы. – Я не могу… Фенечка, я не могу сделать ей больно… Не проси… Не могу…

– Тогда резко отпускай ее руку и дергайся влево. Она потеряет равновесие. Давай! На счет три. Раз… – шептал Феникс.

– Но ей будет больно… – шепотом выдохнула я, пытаясь отвести кинжал от себя.

– Или больно будет сначала тебе, а потом мне! – процедил Феникс. – Два… Три! Влево.

Я резко дернулась влево, ослабляя хватку навалившейся соперницы. Она потеряла равновесие, выронила кинжал и упала со страшным криком.

– Подними ее оружие. Твое слишком далеко! – приказал Феникс. Я подняла ее кинжал, и тут же услышала рев толпы: «Убей ее! Убей!». По спине потек холодный пот. Руки предательски задрожали. – Брось его подальше! За границу круга!

– У-бей! У-бей! – скандировала толпа, пока я стояла в растерянности. Соперница поднялась на ноги со страшным стоном.

– Выйди из круга, – произнесла я. – Я не хочу причинять тебе боль. Я прошу тебя, выйди из круга сама.

– Еще чего! – прорычала она, бросая в меня заклинание, от которого я увернулась.

– Не надо, прошу тебя… – шептала я, не сводя глаз с нее и бросая ее кинжал в горящий огонь.

– Если тебе ее так жалко, постой ровно, чтобы она в тебя попала! Нервничать ей тоже как бы нельзя! Когда ты уворачиваешься, она сильно переживает, – фыркнул Феникс. – Направо!

– Убей ее! – оглушительно орала толпа, пытаясь подбодрить меня к решительным действиям. То, что беременным нужно уступать место – это известно всем. А сейчас мне предлагают уступить свое место на том свете! – Кошка! Убей ее! Убей! У-бей!

По моим щекам текли слезы. И снова осечка с заклинанием. Я пятилась к огненной границе круга, глядя как она идет в мою сторону. Через пару мгновений девица бросилась на меня разъяренной кошкой в надежде выцарапать мне глаза. Для пущего удобства «выцарапывания», она схватила меня за волосы, не видя явного сопротивления с моей стороны. Она пыталась вытолкнуть меня за пределы круга, а я пыталась вытолкнуть ее. Кряхтя и краснея, я пыталась вытащить ее за огненную границу, не вынеся ей при этом смертный приговор одним уколом, но девица намертво вцепилась в мои волосы, пытаясь разодрать мне лицо. Она била меня по ногам, шипела, как змея, вызывая ажиотаж у зрителей. Меня повалили на пол, пытаясь задушить голыми руками.

– Рыжик, да пни ее уже! Понимаю, не этично, зато дешево, надежно и практично! – простонал Феникс. – Завтра место в автобусе уступишь другой, нормальной! Эта – неадекватная от слова «совсем»!

Мне удалось вскочить на ноги, оставляя клок волос в руках соперницы. Я добежала до своего кинжала. Красавица бросила мои волосы в огонь, который тут же их сожрал, встала и преспокойненько двинулась в мою сторону.

– Господи, за что мне все это! – захныкала я, пропуская заклинание и слова зрителей мимо ушей. – Она же – будущая мать!

Соперница снова бросилась на меня, кашляя от дыма.

–Возьми себя в руки и убей ее! – возмутился Феникс. – Или хотя бы попытайся вытолкнуть за пределы круга! Ты – тоже будущая мать! И, возможно, моих детей!

– Что???– удивилась я, в тот момент, когда мои волосы снова оказались в надежных женских руках. Немного осмелев, мысленно попросив прощение у беременной, я поставила ей подножку. Она потеряла равновесие и зависла над огнем, сжимая в руках мою шевелюру.

– Режь волосы! – услышала я голос и одним движением острого кинжала сделала себе стрижку. Противница после моего толчка в грудь упала за пределы круга , унося в руках прядь моих волос, под оглушительный свист со всех сторон.

– Поединок окончен, – заметил ведущий, пока я ощупывала остатки своей шевелюры и понимала, что в конкурсе: «Варвара-краса, длинная коса», поучаствую года через четыре! Сейчас я могу спокойно позировать для глянцевых журналов, которые стопками валяются в каждой парикмахерской в разделе «криворукий креатив». Такие картинки сильно утешают обладательниц «неудачных» стрижек, по принципу «бывало и похуже». То, что в Париже – высокая мода, то в Урюпинске: «верните деньги за стрижку! Я больше к вам не приду! И казните мастера!».

С одной стороны волосы были длинные, ниже плеч, а с другой стороны едва доставали до плеча. Не-е-ет! Огонь погас. Я пыталась найти глазами соперницу, но от нее уже и след простыл.

– Женский мастер у вас – не очень. Я не такую прическу заказывала! – простонала я, переводя дух. Шутку мою не оценили.

– Ууууу! – орала толпа, осуждая мое милосердие. – Ууууу!

Кто-то даже освистал меня, бросая в меня камнем. Толпа была возмущена. Зрители были вне себя от гнева, швыряясь в меня крайне неприятными вещами в виде знакомых корнеплодов и какой-то липкой дряни.

– Позор! – выкрикнул кто-то. – Позор!

Под презрительные выкрики расстроенной моим милосердием толпы, я удалилась, гордо подняв голову. Голову пришлось поднять, чтобы ловко уворачиваться от летящей в меня гадости.

– Ты – не жилец! – разочарованно крикнул женский голос. – Тьфу! Кошка скоро сдохнет! Так ей и надо!

– Надо было убить! – перекрикивал возмущенный мужской голос.

– Позор! – скандировала толпа, провожая меня с поля боя. – По-зор!

– Вызовите ее кто-нибудь! Да побыстрей! – орали мне вслед. – И убейте!

***

Сидя перед зеркалом с ножницами в руках я смотрела на себя в зеркало. «Душераздирающее зрелище!» – рыдал в глубине души Ослик Иа, глядя на дикую ассиметрию. Настроение было испорчено не только прической, но и тем, что я лишилась благосклонности публики, не выполнив их пожеланий.

– Рыжик, давай я обрежу, все что висит, – предложил Феникс, глядя на мое каменное лицо.

– Я сейчас сама тебе обрежу все, что висит, – со стоном выдохнула я, не решаясь взять ножницы и окончательно сделать из себя Чучело-Мяучело.

Однажды я уже пошла на поводке у моды. В тот день подплыла ко мне парикмахер и спросила: «Чего тебе, девушка, надо?». А я и ответила: «Не хочу быть рыжей-бесстыжей! Хочу быть нежной блондинкой! Да такой, чтобы мужики за мной штабелями падали!».

В тот день был гололед, поэтому штабелями падали все, включая детей. Я воровато продвигалась, словно только что согрешила перед богиней красоты.

«Не хочу быть нежной блондинкой, а хочу быть роковой брюнеткой! Да так, чтобы я победила в конкурсе красоты!» – потребовала я, усаживаясь в парикмахерское кресло во второй раз.

В тот злополучный день я действительно победила в конкурсе красоты, проходившем в моей квартире. Из участников была местная группа, играющая на нервах слушателей депрессивный тяжелый металл, чью фотографию я обнаружила в интернете, чучело огородное и девочка из звонка. Девушка из звонка стала вице-мисс, пока я рыдала над импровизированной короной.

После этого пришлось коротко стричься, ждать, пока отрастет мой родной цвет, пряча кошмар под шапочкой до конца апреля. И больше я в парикмахерскую ни ногой!

– Так Рыжик, не вертись! Сейчас попробуем! Закрой глаза!– с азартом парикмахера взялся за дело Феникс. Он с деловым видом собрал все моим волосы на макушке, а потом одним движением состриг все, что свисало.

– Отлично! Открывай! – восхитился обладатель премии «стилист года». – Хм… Тебе идет.... Сейчас чуток подравняем! А то тут криво! Подожди минутку.

С сосредоточенным видом Феникс что-то состригал с моего затылка, пока я смотрела на свое неровное «каре».

–Упс! Хм… Каре – явно не твое! Рыжик, тебе наверняка пойдет короткая стрижка! – задушевно начал он, стряхивая мои волосы с ножниц.

– Потому, что ты выстриг больше, чем нужно? – простонала я, ощупывая затылок и ужасаясь. – Может, ты сначала на кошечке потренируешься?

– А я на ком тренируюсь? Так, не вертись! Ответственный момент! – закусив губу, с азартом взялся за дело начинающий стилист, скрипя ножницами и сопя от усердия. – Тэ-э-экс! Еще чуть… Да мать твою! Что ты будешь делать! Ладно, Рыжик, как на счет … Хотя нет, сойдет! Так, где уши? Вот одно вижу! А второе? Вот и второе! Пока целые… Ты их оттопырь, пожалуйста, чтобы я их видел. Закрой глазки, Рыжик. Все пока идет нормально. Одну минутку… Оп! Какой я молодец! Как ровненько обстриг! Теперь бы и с другой стороны так же… Ну или почти так же… Блин, а тут короче? Или мне кажется? Ничего, никто приглядываться не будет… Хотя, можно еще немного подрезать! И еще чуть-чуть! Пока не открывай глаза… Сейчас-сейчас… Я скажу, когда можно!

Через минуту я услышала «Открывай!». Дверь в спальню тут же захлопнулась.

На меня из зеркала смотрел герой мультфильма про «Антошку», который работал перекапывателем чужих огородов.

– Тили -тили, – шмыгнула носом я, пытаясь развидеть свою стрижку. – Трали-вали. Почему же мы стилисту до сих пор не наваляли!

Я подошла к двери в спальню и попыталась открыть ее. Но ее крепко держали. Я дернула ее изо всех сил, но ее дернули обратно.

– Так, я в домике! – заметил голос «двереподпирателя». – Рыжик, я не открою, пока ты не смиришься.

После короткой схватки с дверью, я бросила взгляд на себя, поникла и села рядом с дверью, глотая слезы. Понимаю, что волосы – не уши, отрастут как -нибудь, но … Дверь приоткрылась, из щели высунулась злотокудрая голова, явно не понимая, почему я еще не вынесла дверь стулом, жаждая поквитаться.

– Рыжик, ты чего? – спросил он, увидев меня на полу.

– Ничего, – буркнула я, размазывая слезы по лицу.

– Да ладно тебе, ну чего ты, в самом деле? Короткие волосы удобны! В бою их не сожгут ненароком… Вшей давить… Так, ладно, я пошутил. Рыжик, прекращай плакать! Хорошо, хочешь, вот ножницы. Мсти. Разрешаю, – заметил Феникс, подставляя свою голову под потенциальную стрижку. Я посмотрела на его красивые волосы, игравшие бликами на свету, посмотрела на ножницы, которые вложили мне в руки. Ножницы полетели в сторону.

– Это ужасно, – вздохнула я, опускаясь на торфяное дно отчаяния. – Я в таком виде никуда не выйду… Это позор…

– Ну да, ты сейчас немного смешная… Особенно, когда нос морщишь… – усмехнулся Феникс, проводя пальцем по моему носу. – Ну чего ты, в самом деле! Прекращай плакать… Давай, иди ко мне, буду успокаивать… Все, сейчас мы вытрем слезы…

Меня подняли на руки.

– Так, все! Прекращай, или я разозлюсь! – заметил Феникс. – Очень сильно разозлюсь!

Легко сказать: «прекращай!».

– Все, я разозлился! – услышала я, чувствуя, как меня целуют в шею, укладывая на кровать. – Рыжик, ты красивая. С длинными или с короткими волосами, ты – красивая… Ты очень красивая… Ты восхитительно пахнешь… Не слушай никого. Только меня. Ты – красивая. Повторяй!

– Да не буду я повторять! – возмутилась я. – Это неправда!

Меня прижали к кровати, целуя.

– Я сказал, повторяй! Я – красивая! Я буду мучить тебя, пока не повторишь! – меня прижали еще сильней.

– Да ладно тебе, – вздохнула я, глядя в потолок. – Моей, как ты говоришь, красотой никто не восхищается… Мне никто такого не говорил и не скажет. Хватит, пожалуйста....

– Не говорят, потому что думают, что ты и так об этом знаешь! – услышала я шепот у себя на шее.

– Хорошо, я … ну… эм… симпатичная… Допустим, – отозвалась я, вспоминая свое отражение в зеркале, которое мотало головой, отрицая красоту напрочь. – Хотя, нет… Обычная…

– Так, то, что я буду целовать и гладить, по определению красивое! То, что я буду целовать – красивое. Всегда! – усмехнулся Феникс. – У тебя красивые глаза…

Мне пришлось закрыть глаза, сморщиться, как изюм, чувствуя, как чужие губы прикасаются к веку.

– И нос у тебя красивый, – услышала я, чувствуя, как мой нос целуют. – И ушки… И губы… Губам долго доказывали, что они у меня красивые… Потом после короткого перерыва им стали доказывать с новой силой, поскольку доказательства не были приняты для рассмотрения.

– И шея у тебя красивая… – еще немного, и я действительно поверю. Уж больно убедительно доказывали. На счет шеи я уже почти согласна… Из глаз катились слезы. Так, случайно было доказано, что щеки у меня тоже очень даже ничего…

– Рыжик красива в любой одежде, – шептали мне на ухо, гладя меня по стрижке. – А без одежды, надо будет посмотреть… Обязательно.... Сейчас посмотрим… Иди ко мне… Ну чего ты?

Пока ценитель искусства снимал мое платье, губам снова доказали, что они красивы. На этот раз губы поверили, и стали нежно и осторожно соглашаться.

– Ты тоже очень красивый,– прошептала я, проводя рукой по чужому лицу и перебирая роскошные волосы.

– Я так не думаю, – прошептали мне в ответ. – Аргументы не очень убедительные… Откуда я могу знать, красивый я или нет? Как по мне, так самый обычный…

– Ах, вот как ты! – прошептала я, нежно прикасаясь губами к его шее. – Все, что я поцелую и поглажу… считается красивым по умолчанию…

– Так не честно, – заметил Феникс, пока я расстегивала его рубашку, доказывая, что у него самые красивые плечи… – Еська, ты играешь не по прави....

Мне кажется, или губам нужны дополнительные доказательства? Хорошо, сейчас будем доказывать…

– Хм… Не убедила, – прошептали мне. – Совсем неубедительно! Чертовски неубедительно! Короче, не аргумент! Я почти убедился, но… Почти-почти… В последний мо…

Я целовалась, как в последний раз.

– И попробуй сказать, что я неубедительна! Сегодня я убедительна, как нико… – прошептала я, улыбаясь и понимая, что доказательную базу неотразимости друг друга мы будем собирать долго, но обстоятельно… Очень обстоятельно… Не упуская никаких делателей. В возбуждении любовного дела, в виду наличия доказательств, отказать было уже невозможно.

***

– Кто посмел уснуть? – прошептали мне, когда я попыталась встать с кровати. – А? Кто посмел уснуть раньше меня? Съехавший носочек уснул раньше меня? Бессовестный носочек… А ну иди сюда!

Я пыталась одернуть съехавшую гармошкой на грудь ночную рубашку, но рубашка оказала сопротивление.

– Продолжаем… На чем мы остановились? – поинтересовались у меня на ушко. Через пару минут, я увидела, как на нас уставился подаренный мне накануне медведь. Он смотрел пристально, с некоторым ужасом, не моргая по вполне понятным причинам.

– Он смотрит, – смутилась я, глядя в глаза игрушке, которая смотрела на нас детским непонимающим взглядом.

– Так, отвернись, – прыснул Феникс, обращаясь к нахальному подарку. – Я кому сказал!

В медведя полетела подушка. Плюшевый мерзавец смотрел на нас изумленно, явно не собираясь отворачиваться. Не хватало, чтобы он высунулся и выкрикнул емкую характеристику принимающей стороны!

– Ладно, подушки кончились. Сделал, все, что мог! Думаю, что он умеет хранить секреты, – услышала я, пока медведь скорбно молчал. Судя по его глазам, по синетпоновой психике был нанесен такой удар, что медведь вряд ли оправиться в ближайшее время. Медведь покраснел, потому что сквозь шторы пробивался алый свет наступающего утра. Утра нашего расставания…

Загрузка...