Любовь Феникса

Глава двадцать пятая. С глаз долой, а в сердце он…

Уходя, гасите всех

Я умерла. Меня больше нет.

Такое чувство, что меня только что огрели по голове чем-то тяжеленьким, да так, что мысли смешивались, тасовались, как колода карт, создавая ощущение нереальности всего происходящего.

Они сливались и слипались воедино, связывались гордиевым узлом, становясь поперек горла. Я стала тем самым Котом Шредингера, поставившего научный мир в коленно-локтевую позу легкого недоумения. Такое ощущение, что я здесь и нигде, меня испепелили, а мой пепел уже стал ветром.

Черная тоска, липкая и противная, как гудрон, которым поливают отечественные ямы в преддверии дырочного ремонта, наползала и душила меня тугим комком тошноты. У меня больше нет сердца.... Больше нет....

Мое маленькое сердечко всю жизнь мечтало кого-то любить… Оно так готовилось подарить всю любовь, нервничало, екало, переживая, а вдруг любви окажется мало? Сердце бережно подбирало каждую улыбку, подаренную мне в жизни, каждый смайлик, взгляд, поцелуй. Оно старательно училось любить и спрашивало меня: «У меня ведь получается? Да? Я все правильно делаю?». А я улыбалась, и в этот момент меня переполняла невероятная, необъяснимая, непередаваемая радость взаимности.

«Я так хочу ему понравиться!» – трепетало сердечко, готовясь выпрыгнуть из груди, когда я чувствовала прикосновение чужих губ.

Еще десять минут назад сердце билось, радовалось каждому дню, предвкушало, маялось, переживало, волновалось, трепетало и восторгалось, боясь расплескать надежду на лучшее, но злые слова, сорвавшиеся с чужих губ, как с цепи, набросились на него, разрывая на части. Закрыть дверь своей души я не успела. Сердце так боялось, так сжималось, так сопротивлялось, рыдало кровавыми слезами, когда его терзала безжалостная стая чужих слов, впиваясь когтями и вгрызаясь в него острыми зубами.

Мне нужен цветной картон, клей и ножницы, чтобы склеить себе новое сердце, такое как у большинства моих знакомых.

Оно будет похоже на настоящее и все так же будет умиляться при виде котят, щенят и карапузов в коляске, но не дрогнет, когда голодный котенок подойдет, и с истошным писком будет тереться об мою ногу.

Оно будет сладко екать в волнительном предвкушении чего-то хорошего, радоваться, грустить, быстро-быстро колотиться, но любить оно уже не сможет. Никогда. Я просто сделаю его таким, каким оно должно быть изначально. Нет, картон не подойдет. Нужно брать камень.

Чтобы никакие слова не оставляли на нем царапины. И если кому-то в голову взбредет искать к ключ, я пожелаю ему успехов и терпения. Замочная скважина проектом предусмотрена не будет. И можете не стучаться. Я больше никогда никому не откроюсь. Даже последний Дон Жуан, сгрызший гранит науки обольщения, сломает зубы, пытаясь разгрызть мой камень.

Я закашлялась, задыхаясь от мучительной сердечной агонии. «Ничего! – шептало умирающее сердце, растекаясь кровью. – Я умру, а вместо меня будет другое… Жесткое, твердое, циничное и равнодушное… Так всегда бывает… Так бывает со всеми… Рано или поздно это случается!»

Откинув голову и упершись в сухое дерево, я закрыла глаза. Да, мне срочно нужно новое сердце. Холодное, спокойное, расчетливое. Я обязательно включу «Бэмби», чтобы проверить, как хорошо оно справляется со своей главной задачей.

И если новое сердце не дрогнет и не станет выталкивать из меня ручьи слез и глухих рыданий, то это то сердце, которое мне нужно. Ни один попрошайка не выбьет из меня ни копейки, ни один благотворительный фонд не сможет выжать из меня скупую слезу при виде ребенка со страшным диагнозом, ни один котенок не дождется от меня помощи.

Я смогу спокойно есть, когда другие умирают от голода, смеяться, когда другие рыдают, проходить мимо горя, втайне радуясь, что меня оно не касается. Даже если моя мама внезапно полюбит меня, захочет меня видеть, то единственное, чего она удостоится – так это насмешливого: «Где ты была раньше, когда у меня было сердце, способное простить, найти тебе тысячу оправданий, любить тебя только потому, что ты родила меня?

Скорый поезд любви ушел со скоростью сто девяносто четыре километра в час, преодолев именно то расстояние, которое ты не могла преодолеть, чтобы приехать ко мне!».

Ай как больно… Как же больно… Ничего… Еще немного, и точка невозврата будет пройдена… Еще капелька боли, еще несколько воспоминаний о предательстве, еще толика ненависти, и все пройдет… Скоро эти воспоминания будут вызывать только нервную насмешливую улыбку. Лишь иногда по ночам, когда сердце сожмется от старой призрачной боли, я проснусь, чтобы долго лежать и пристально смотреть в темноту.

Я не замечу, как из уголка глаза прямо на подушку скатится холодная слеза – воспоминание… Бесчувственные люди с разбитыми сердцами живут годами, обнимают нелюбимых, даря холодные поцелуи своим детям, улыбаются дежурными улыбками, поправляют монокль цинизма. А где-то по миру ходят их убийцы, осужденные заочно, казненные прямо в сердце и похороненные в ворохе воспоминаний.

Осталось погрузиться в глубину отчаяния, чтобы оттолкнуться от черного дна и начать новую жизнь.

Я открыла глаза в своей комнате. Рядом, крепко обнимая меня, спал человек, на которого мне предстоит смотреть другими глазами, после сказанных им слов. На столе стоял букет, застряв по состоянию где-то между славой вождя пролетариата и египетскими мумиями.

Я молча вытащила его, сломала и выбросила в мусорное ведро, проталкивая с ноги, от души, и с брызгами выплеснув воду в раковину. Стянув с подоконника чужие сигареты и зажигалку, криво и нервно улыбаясь, я с щелчком передернутого затвора отдернула шторы, распахнула балконную дверь и вышла на улицу в одном халате.

Игрушечный медведь полетел навстречу мутным огням чужих квартир и детской площадке, застряв в колючих ветках акации. Давясь сигаретным дымом, вдыхая горечь и яд, я пыталась сделать несколько затяжек, кашляя и подавляя чувство тошноты и отвращения. Окурок полетел вниз. Я взяла еще одну сигарету, подкурила и продолжила душить едкой горечью нечто куда более страшное, чем просто боль.

Наверху раздался шум, а потом послышалось: «Спецслужбы всего мира следят за вами, прослушивают все телефоны… А ведь именно ваш телефон сможет рассказать о вас куда больше, чем вы сами! Они уже знают, кого вы любите, с кем встречаетесь, а история мобильного браузера, которая так же фиксируется, сможет рассказать им очень многое о вас, как о личности…». Таинственный мужской голос под тревожно-депрессивную музыку повествовал о теории мирового заговора, утверждая, что конкретно за мной следит не только мой телефон, но и фен, микроволновка и даже… холодильник.

Музыка выдала жуткий аккорд, нагнетая и без того непростую обстановку тотальной безнадеги. Я сглотнула, пытаясь дышать глубоко и ровно.

Информация, которой располагает мой фен, будет очень важна для спецслужб всего мира, а вот по поводу холодильника я уверена на сто процентов, что он отморозится и не выдаст информацию о моих ночных похождениях и перекусах. Чтобы хоть немного отвлечься, я представила, как пытают мой фен, окуная в ванну с ледяной водой, не вынимая при этом вилку из розетки.

Микроволновка меня сдаст сразу же, с потрохами, которые я в ней иногда разогреваю… Сигарета тлела, огни гасли, мороз и маразм крепчали. То, что стиральная машина стучит, я и так знаю, но мне казалось что это из-за неровностей пола, а тут оказывается… Так хотелось забить голову всякой ерунд…

… Ой! Горящий фильтр обжег мне пальцы. Обидно, когда ты думаешь, что упала звезда, загадал заветное желание, а это – не звезда, а летящий с балкона окурок, рассыпаясь в полете алыми искрами. Через минуту я получила разрешения у всех внутренних инстанций на вторжение в чужую жизнь. Мозг требовал ответов, поэтому тут же поставил резолюцию.

Совесть, скрипя зубами и скрепя умирающее сердце, поставила размашистый автограф, дописав: «Только один раз!». Гордость долго отказывалась, подбивая меня на «смертельную обиду в любом случае и грандиозный скандал по результатам шпионских изысканий», но потом смилостивилась и поставила свою печать.

Страх, который возникает всегда, когда закрадывается подозрение, что правда настолько горька, что ее не удастся проглотить, тоже согласился и молча подписал приговор тайне чужой переписки. Ревность промолчала и пожала плечами, понимая, что ее нет в списке подписантов, но если нужно будет, то она тоже поставит свою закорючку. Будем иметь в виду.

Для разблокировки чужого телефона требовался отпечаток пальца. Были мысли оторвать палец, а потом прислонить к экрану, но я решила не ставить крест на возможной чужой карьере пианиста, и обошлась методом тыка. Я достала свой телефон и набрала последний номер. Секунда, две, три и пошел вызов. «Живет… в белорусском Полесье…»

На экране высветилась моя фотография и подпись «Рыжик». Мне это напомнило анекдот о наивной девушке, которая спрашивает подруг: «Он ведь меня любит? Любит? Иначе бы не стал дарить перед сексом маленькую шоколадку «Аленка»?». Ложь. Он все продумал. Думал, что я захочу проверить со своего телефона… Не показатель… Нет…

Телефон был разблокирован, и я увидела свое лицо на заставке. Вот наша переписка, вот звонки. Кто тут у нас? Нотариус, нотариус, какое-то ООО, типография, нотариус, Алена Б. Я посмотрела сообщения, из которых стало понятно, что Алена Б. представительница отнюдь не древнейшей, а важнейшей профессии – бухгалтер и она заплатила налоги, чтобы начальство спало спокойно. Ира, Игорь, Вячеслав Типография… Рыжик…

Так, а теперь история браузера. «Как оформить завещание на лицо, которое не является членом семьи?». «Оформление завещания не на родственника», «Как отвратительно расстаться с девушкой?», «Как отшить девушку раз и навсегда?», «Свадьба за один день», «Загсы города», «Как узнать размер кольца?».

Браузер заранее извинялся за свою историю. Где-то в глубинах моей души на меня воспаленными глазами смотрела разведчица Марина, кутаясь в домашний халат и сжимая в руке чужой телефон. «Видишь! – с укором смотрела она, перезванивая по каждому подозрительному номеру в двенадцать ночи. – И ты докатилась до такой жизни!»

Я снова потянулась за сигаретами, внимательно читая все последние страницы, просмотренные пользователем, понимая, что штангенциркуль, который рекомендовали некоторые мужчины для замеров диаметра пальца будущей жены, это еще не предел мужской изобретательности. Кто-то предлагал обмотать ей палец проволокой, пока она спит, кто-то утверждал, что самым лучшим вариантом будет не жениться. Здравый смысл, сквозивший в одном посту о том, чтобы взять колечко, которое она носит, был заглушен гневными постами тех, кто легких путей не ищет!

А теперь посмотрим про расставания. Я открыла сугубо мужской форум, где представители сильной половины человечества щедро делились способами надолго остаться в памяти слабой половины редкостными козлами.

Один товарищ с героическим ником радостно описывал историю, как вывалил некой Н. на голову тонну грязи, объяснив, что просто воспользовался ею. Остальное было подозрительно знакомым. И про поцелуи, кстати, тоже. Я сглотнула, потушила окурок и посмотрела на спящего красавца. «А из-за чего расстались?» – вопросил какой-то страдалец от личной жизни.

«Она удалила мою игру и все сохранки!» – прозвучал ответ, который горячо одобрили все отписавшиеся. Вина бедняжки была очевидна, действия мстителя были одобрены основной массой, а сама девушка предана такой анафеме, которая не снилась тиранам, диктаторам и маньякам с очень большим послужным списком жертв.

Переписка с нотариусом была недолгой.

«Пусть девочка подъедет по адресу, чтобы я мог все оформить, как полагается… Сбрось копию ее паспорта…».

Я увидела фотографии своего паспорта, сделанные в коридоре на тумбочке. Моя сумка застегнута, но молния не заправлена. Я расстегнула сумку, сжимая в руках чужой телефон, увидела свой паспорт, в который были вложены деньги и записка с адресом. Посмотрев воспаленными глазами на адрес, на купюры, торчащие из моего паспорта, решительно прошла в комнату, швырнув чужой телефон в его спящего обладателя.

Я перерыла чужую сумку, нашла там визитку нотариуса, несколько визиток каких-то фирм, ключи от машины, чеки, паспорт, портмоне и блокнот. Я пролистала блокнот, глядя на размашистые пометки. Ложь. У нас абсолютно разный почерк. Я скребу, как курица перебитой лапой, нанизывая гирлянду букв – бусинок, а здесь почерк, что называется, «от души».

Размашистый, слегка витиеватый, при этом чертовски неразборчивый. Первый шаг к карьере врача был сделан. В блокноте лежала маленькая фотография немолодой женщины, бережно вложенная между страниц.

В тот момент, когда я листала блокнот, она вылетела и упала на пол. Я подняла ее, взглянув в глаза незнакомке, а потом бережно положила ее обратно. Феникс видел записку на столе. Скорее всего, он меня и притащил домой. Но это писал не он. Сомневаюсь, что он стал бы заморачиваться с почерками.

Я замахнулась, прикусив губу от бессильной ярости и глядя воспаленными глазами на обманщика. А потом от всей души отвесила ему звонкую пощечину.

Странно, но на моих пальцах кровь. На щеке Феникса открылась рана, из которой ему на шею и на подушку потекли красные струйки. Я откинула одеяло и увидела ожоги на его руках. Вторая рана появилась на плече, орошая мою постель свежей порцией крови.

Еще одна царапина. Нет, нет, нет… Никому не трогать его! Он мой. Я имею полное моральное право уничтожить его на месте. Задушить…

Я легла рядом, отвернулась от него и попыталась уснуть. Я считала не овечек, а патроны, которые потратила на отстрел тупой живности, мешающей мне уснуть.

Пару патронов я приберегла для соседей. Звук нарастал, вещая о том, что, помимо смартфонов, за каждым из нас охотятся шпионы – телепаты.

Я пыталась закрыть уши, но подробности складывания шапочки из фольги никак не способствовали быстрому засыпанию. Натянув халат, вдев ноги в тапки, озверев до крайности, я вышла на лестничную клетку. Не знаю, как на счет защиты от телепатов, но от удара по голове шапочка из фольги не спасет.

Я поднялась по лестнице, чуть не потеряв тапок, чтобы зажать старую светлую кнопку звонка так, словно я выдавливаю гнойный прыщ.

За дверью послышалось шевеление. «Кто-там?» – глазок на секунду померк.

– Соседи, – отрезала я, вдавливая кнопку.

– Чего надо? – вопросил меня мужской голос, под аккомпанемент замочного щелчка.

– Вы потише сделать можете? – спросила я, глядя не самым добрым взглядом на небритого соседа в рубашке, доставшейся ему по наследству от какого-то пенсионера. – Я СКАЗАЛА, ЕСЛИ ВЫ СЕЙЧАС НЕ ЗАТКНЕТЕ СВОЮ ШАРМАНКУ, ПЕНЯЙТЕ НА СЕБЯ!!!

– Рот закрой! – возмутилась подоспевшая соседка, глядя на меня мятым лицом. – Ишь разоралась!

Я молча подошла к щитку, который обзавелся внушительным амбарным замком. Понятно. Этот номер уже не пройдет.

– Хорошо, вы сами напросились! – рявкнула я, спускаясь в свою квартиру и закрывая дверь. Содержимое моего мусорного ведра тут же полетело вниз на соседскую машину, припаркованную прямо на газоне под нашими окнами. Сработала сигнализация. Через пять минут в дверь раздался стук.

– Ты что? Охренела? – возмутился сосед.

– Сначала мусор, потом кирпич сорвется с моего старого балкона. Я ясно выразилась? Уберешь машину подальше, найдешь с пробитыми колесами! Как только я услышу, что громкость нарастает, я вспорю тебе колеса! – злобно рявкнула я, захлопывая дверь. – А еще у меня есть банка с краской! Я буду очень изобретательна. И никто ничего не докажет!

Громкость была убавлена, а я, отдышавшись, оперлась о стену спиной. И тут меня что-то дернуло за плечо, причем так, что стало очень больно! И не просто больно, а дьявольски больно! Сквозь халат проступила кровь. Я сначала не поверила, но …

Передо мной появилась огромная тварь, глядя на меня желтыми глазами. Пасть была окровавлена и явно неспроста…

– Бивать… Всех бивать… – прохрипела тварь, готовясь добить меня. – И тебя бивать… И его бивать…

Из складок платья выпал камень, который я тут же схватила. Струя воды брызнула в морду твари, которая отшатнулась от меня, пока я пыталась освободиться от веревок. ООО «Твари» – отличные союзники!

Я дернулась в сторону, пытаясь порвать веревку. Кровь на руках, но я пытаюсь вылезти, пока гадина не пришла в себя. Кора осыпалась, веревка цеплялась за лицо и волосы. Есть! Я вскочила на ноги и бросилась бежать в сторону города. Никогда в жизни я не бежала так… Внезапно что-то дернуло меня назад, заставив упасть… Оставив клок одежды в зубах твари, я вбежала в город, оглядываясь и задыхаясь.

Город умер. На земле валялись тела, ветер поднимал пепел, а по брусчатке стелились алые ленты крови. Неподалеку лежала, страшно хрипя, другая огромная тварь, из которой торчал кинжал. Я вытащила окровавленный кинжал из раны, сжала его скользкую рукоять. Загнанная в угол по лабиринтам города, план которого не удосужилась выучить, едва успела увернуться от молниеносного броска черной тени…

– Иди нафиг! – отчаянно заорала я, выставляя вперед оружие. Дальше плохо помню. Помню, как все стихло, а тяжесть чувствовалась не только на сердце, но и на теле.

Выбравшись из-под тяжести, я посмотрела на свою руку и поняла, что рука пока на месте. Кровь, много крови. Под животным растекалась огромная темная лужа. Кто это сделал? Сердце внезапно дрогнуло от страха. Кто? Никого здесь нет… Я попыталась вытереть лицо, но в правой руке мертвой хваткой был зажат окровавленный кинжал. Претензии по договору принимаются в письменном виде. Желательно, кровью....

Прокушенное плечо горело адским пламенем, но я терпела боль. Я сжала сережку и прохрипела, задыхаясь от боли и ужаса: «Нас предали!». Надеюсь, что сработает.

– Рыжик? – услышала я изумленный шепот, пока чувствовала сухость во рту и озноб.

– Слушай… – я сглотнула, понимая, что мне дурно. – Нас… предали… Не дове…

– Рыжик! Ты где? – прошептал Феникс, так, словно ничего не случилось.

– В городе… – прошептала я, мучительно сглатывая и опускаясь на землю. – Нас предали… Не верь им…

Я все еще лежала на спине, глядя в черное небо, судорожно ловя воздух. Внутри меня все горело, полыхало, сменяясь ознобом. На глаза наползал туман…

– Прощай… – прошептал мой срывающийся голос, чувствуя, как меня несет по невидимому течению. – Прощай…

– Рыжик! – услышала я сквозь ватное облако.

– Прощай… – едва слышно прошептала я. – Ты меня обманул… Я не… Не надо было…

Даже не знаю, что дальше говорить. Все мысли перепутались. Какая короткая и бесславная битва! У меня с уголка глаза стекла слеза. Я ведь не умею сражаться… Мне хотелось сказать что-то важное, но я не могла понять, что сейчас важно… Мне кажется, что я сказала все, что могла…

– Рыжик, где ты? – прошептал голос. – Не надо молчать… Я прошу тебя…

– Я нигде… – выдохнула я, улыбаясь черному небу и закрывая глаза. – Мне жаль… Что мы расстались… врагами…

Нет, я не хочу так умирать…Надо как-то себя пересилить… Я прикоснулась к плечу, чувствуя, что оно все в крови. И тут мне на горло набросилась жесткая удавка, которую я отчаянно пытаюсь снять, понимая, что меня волоком тащат по земле. В окровавленной руке был сжат кинжал. Если бы хватило сил поднять и замахнуться…

– Мы находить твоего детеныша! – заявил знакомый голос, пока я пыталась сориентировать. – Вы сражаться и отдавать корону нам! Мы не отдавать вам камни! Нам нужна весь! Мы так решить! Наш мир погибать из-за вас.

– Отлично, – усмехнулся Феникс. Рядом с ним лежало тело и дергалось в конвульсиях. Несчастную жертву Феникс немилосердно и хладнокровно добил мечом. – Я собирался с ним сразиться, чтобы получить корону. Но теперь мы с Рыжиком остались вдвоем. Мне нужно выйти с кем-то в круг, чтобы получить корону. И этим «кто-то» будет Рыжик. Поскольку нас в мире осталось двое, старые правила не действуют. Так что отпустите ее. Выбирайте, или отпускаете ее, или корона вам не достанется.

– Искать еще ядей! – скомандовал Нафик, нервничая. – Всех смотреть!

Черные тени метнулись в разные стороны.

– Потерпи, Рыжик, – услышала я шепот. – Потерпи, прошу тебя… Я договаривался с ними на то, что камни, которыми украсили корону люди – мои, а сама корона – их. Но они не соглашаются. Они хотят все… В короне три камня. Эти три камня …

Удавка сжималась на шее, рука не поднималась, тело знобило и выкручивало. Я уже не слышала, что мне говорят… Прошло минут десять, которые показались мне вечностью… Никого нет…

– Хорошо, мы отдавать детёныш! – заявил Нафик. Удавка на моей шее ослабла. – Если ты с нами сражаться, то вы сразу умирать! Оба! Корова наша! Камни тоже наша!

Меня взяли на руки. Через пару мгновений я почувствовала, как на плечо мне что-то льется. Рана затягивалась на глазах.

– Ты сможешь сделать шаг? – спросил Феникс, положив руку мне на грудь. – Все, все будет хорошо… Потерпи…

– Не знаю, – сглотнула я, глядя, как перед глазами все двоится. Озноб усиливался. Пальцы рук медленно холодели. Что-то со звоном упало. Я попыталась сжать рукоять кинжала, но поняла, что сжимаю пустоту.

– Один шаг, Рыжик. Один единственный шаг, – меня поставили на ноги. Громогласный голос, который давно сидит у меня в печенках, что-то произнес.

– … но правила могут быть нарушены… Так что, дамы и господа, это – особый случай! – голос в голове гудел, как колокол. Откуда он доносится? Я почему-то думала, что это человек озвучивает поединки, но кроме нас никого не должно было остаться. Мне показалось, что голос раздается из той самой черной колонны, стоящей в центре круга. – Это будет невероятный поединок! Невероятный! Последний невероятный поединок! Рабыня и дисквалифицированный хозяин сражаются за корону! Исключение из правил! А все потому, что их осталось только двое! И корона будет принадлежать одному из них! Да начнется бой!

– Догадайтесь, кому… – прокашлялась я. Не смотря на то, что рана затянулась, дурнота не ушла. Озноб усиливался. Кольцо огня плыло перед глазами, заставив тварей отшатнуться подальше. Они затаились в темноте. Немые, черные зрители, которые будут наблюдать за боем. Я сделала шаг, глядя, как пламя расступилось в последний раз.

– Здесь мы в безопасности, – прошептал Феникс, подхватывая меня. – Рыжик, потерпи немного, скоро все закончится… Для тебя точно… Для меня – не знаю…

– Ты мерзавец, подлец, негодяй! – прокашлялась я, чувствуя солоноватый привкус во рту. – нотариус, адрес.... Ты завещание на меня оформлять собирался?

– Знаю… Подлец, мерзавец и так далее… – меня придерживали, обнимая. – Я просто знаю, что предательство ты переживешь легче… Намного легче, чем мою смерть… Там…Ты представляешь себе вечную разлуку… И сны… Сны- воспоминания… Они будут приходить и к тебе, и ко мне… Как ты будешь с ними жить? Я не знаю, как буду с ними жить…

Я снова прокашлялась, зажимая ладонью рот. На руке были сгустки крови. Озноб усиливался, но я держалась.

– Я бы жила только ими, – прошептала я, глотая кровь и слезы. – Не привыкать…

– Рыжик, я не отдам им корону. Точнее, отдам, но не сразу… – прошептали мне, тревожно проверяя меня на целостность. – Давай… Ты знаешь, что делать… Давай, Рыжик, как в первый раз… Меня отпустили, оставив стоять… Мимо уха пролетела огненная вспышка. Из моих испачканных кровью рук пошла убогая струйка дымка, похожая на тлеющую сигарету. Все смешивалось. Мне казалось, что темнота того мира и этого смешивались… Я видела сквозь мрак, как загораются и гаснут окна… А в очертаниях темной квартиры, которую услужливо подсовывала память – полыхал огонь. Губы пересохли, во рту все слиплось от мучительного порыва кашля. Сил стоять уже не было, поэтому я опустилась на землю, обессиленно борясь с неведомой слабостью.

– Рыжик, я выхожу из круга… – услышала я шепот, выдохнув в ответ тихое: «Да…». – Потерпи немного, скоро все закончится… Как хорошо, что это оказалось правдой… Я про правила…

Все смешивалось, полыхало, расплывалось… На смену мучительному ознобу пришел жар… Голос в голове превращался в протяжный гул. И тут перед моими глазами появилось странное свечение. Я сглотнула, протягивая к нему руку… Свечение усиливалось, и через секунду мне на голову обрушилось что-то тяжелое, сдавливающее виски до пульсации. Пламя вокруг погасло, а я сорвала с себя железку, поймав себя на ускользающей мысли о том, что один мерзавец все-таки не рискнул нацепить на голову, судя по весу, чугунное, украшение с чужого хвоста… Я чувствовала пальцами острые грани короны, видела угасающим взглядом, как сверкают три одинаковых камня, цвета киновари. Три камня, слегка мутноватые, ограненные и такие холодные…

– Рыжик, – прошептал Феникс. Вокруг нас выросла стена огня. Я только сейчас увидела на его лице застывшую кровь и размазанную сажу.

– Держи, – усмехнулась я, провожая взглядом черный обруч, в каменьях которого отражалось пламя. Корону приняли из моих рук.

– Отдать нам все! – зашипели наши недавние союзники.

– Нифига, – ответил Феникс, вырывая из короны три камня и бросая их рядом со мной на землю.

– Твой детёныш умирать! Мы сказать, как его исцелить! Детёныш долго не протянуть. Его отравить… Мы его отравить… Наш укус смертелен для вас, человеков… – задумчиво и просто заметил знакомый голос по ту сторону пламени.

Я выдала свежую порцию сгустков крови, с ужасом вдумываясь в смысл чужих слов. Меня подхватили на руки.

– Проваливайте в свой гребанный мир! Камни вы не получите! На счет короны я подумаю, – прошипел Феникс, откидывая окровавленные волосы. Хоть бы не его кровь… Хоть бы не его кровь…

– Если ты не отдавать нам камни и корону, он умрет! – занервничали наши «друзья». Так, словно я – олигарх, и должна в предсмертном широком жесте подписать им дарственную на все мое имущество. С такими друзьями и врагов не надо. – Мы менять жизнь детеныша на камни.... Мы знать, как ее спасти… Поверить нам… Верить…

Судя по тому, сколько злости на род людской твари собрали внутри себя, сидели они под городом не одну сотню лет… Думать о том, кем или чем они питались все это время, мне не хотелось. Я снова зашлась в приступе кашля…

– Нет, – испуганно прошептала я, чувствуя, как слова застревают в горле. – Не надо… Я не хочу, чтобы ты оставался здесь один… Не хочу… Я не прощу тебя… Не прощу… Они солгут… Солгали один раз, солгут и второй… Не верь им…

Я зажмурилась, пытаясь подавить кашель и озноб. Пламя горело вокруг нас, защищая огненной стеной.

– Не верь им… – вздохнула я. – Нельзя верить тому… кто предал…

– Он умирать, – заметил сиплый голос, пытаясь качнуть чашу весов в пользу надежды.

– Нет! – закашлялась я, сжимая руку Феникса.

– Мы ждать, пока детёныш не умирать, – заметил Нафик, отправленный мною мысленно в одноименное место. – Камни и корову.

Ага, несите седло.... Для коровы… Бред… Феникс в ответ значительно пополнил словарный запас наших бывших союзников, обогатив его такими словами, которых даже я не знала. Ну, может быть, и знала… Просто не использовала, вспоминая вкус хозяйственного мыла после первых филологических открытий.

– Рыжик, мне нужно солнце… Ты сможешь продержаться? Немножечко… Чуть-чуть… – спросили меня шепотом, целуя в щеку. – Чуть-чуть… Капельку… Я вынесу корону за пределы Кадингера… Только продержись… Я прошу тебя…

Меня поцеловали, пока я давилась кашлем. В мутном ореоле огня я видела силуэт с короной в руках. Через секунду огромная огненная птица взлетела в небеса.

– Что? – изумился Нафик, явно не подозревая о талантах Феникса.

Судя по шипению, наши бывшие союзники занервничали. Я лежала на земле, провожая взглядом огненную точку в мутно-черном небе. Рядом со мной лежали камни. Я даже нащупала один из них рукой, ощутив, как он холодит пальцы. Какое-то странное чувство…

Если вдох – это жизнь, а выдох – смерть, то мы каждую секунду сражаемся за жизнь, сами того не замечая. И я никогда не думала о том, что каждый вдох-выдох – это сражение не на жизнь, а насмерть.

Странно, но я никогда не ценила то, за что сражалась. Только сейчас, когда каждый вдох дается тяжело, понимаешь, насколько он бесценен. Вдох… Еще вдох… Я не хочу, чтобы мы расстались врагами… Вдох… Вдох… Еще один вдох… Сколько всего я могла бы сделать.... Сколько времени потрачено впустую… На вещи, которые скучно вспоминать, на людей, которые не стоят ни одного вдоха…

Почему-то мне начинается казаться в моей мутной полуяви, что самым ценным является ни содержимое земных недр, ни виртуальные валюты, ни золото всех цветов и консистенций.... Вдох… Самое ценное – это вдох… Все должно измеряться во вдохах, а не в грязных, условно ценных бумажках.

Сколько вдохов стоит вещь? Сколько тяжелых вдохов пришлось потратить, выслушивая придирки начальства, прихоти клиентов и возмущения коллег, чтобы купить себе ее? Сколько вдохов потрачено на осуществление мечты? Сколько лет ты старался, тяжело пыхтя, чтобы добиться результата? Сколько вздохов стоит любовь? Миллионы горьких вдохов, тысячи нервных, сотни сладких…

Нет, я жила в не худшем из миров… Я просто умудрялась не жить в лучшем из миров, тратя драгоценные вдохи на какие-то пустяки… Почему-то я всегда была уверена, что все успею… Успею найти себя, успею найти друзей, успею найти любовь, успею поговорить с мамой… Как офисный планктон, оставивший масштабный проект аккурат на дедлайн, чтобы потом за одну бессонную ночь попытаться наверстать упущенное, я откладывала жизнь до лучших времен. А где-то в магазине висело то самое платье, о котором я мечтала… На рынке труда размещались вакансии, которые я не дерзнула штурмовать… Где-то на расстоянии сто девяносто четыре километра живет моя мама… Я хотела к ней приехать. Просто поговорить. Она бы не отказалась, я так думаю… Просто поговорить… Мне нужен этот разговор.... Вдох! Поздно… Все поздно…

Мне кажется, или на небе появилось солнце… Оно становилось все жарче и жарче… Прямо среди мутной тьмы горит яркий огонь, становясь все больше и больше… Вдох! Так хорошо… Солнце… Ну вот солнце светит и мне… Прямо, как в детстве… Яркое-яркое… Теплое… И тут мое солнце померкло. А надо мной склонилось знакомое лицо.

– Иди ко мне, маленькая… Иди ко мне… – меня подтащили к себе и обняли, вкладывая в руку камень. – Сожми крепко… Просто держи его… Ничего делать не надо… Скоро тьма рассеется и взойдет солнце… И вот второй… Держим его вместе… Попробуем так… Потерпи немного… Я прошу тебя…

Волосы перебирали, прижимая меня к себе.

– Фенечка… – прошептала я, проводя рукой по изодранной одежде. – Я не хочу, чтобы мы расстались врагами… Ты хотел, чтобы я тебя ненавидела, но я не хочу тебя ненавидеть… Я хочу любить… Это единственное, ради чего стоило прожить мою никчемную жизнь…

Я замолчала, думая над своими словами. Еще один драгоценный вдох…

– Рыжик, не молчи… Рассказывай… Что угодно, просто резко не замолкай… Прошу тебя… Я чувствую, что ты дышишь, но лучше не молчи… – мне в волосы прерывисто дышали. – Нет, нет, врагами мы не расстанемся…

– Что тебе рассказать? – тяжело спросила я, понимая, что говорить не хочется. Хочется просто помолчать. – У меня была унылая жизнь… Вдох… очень… унылая… Вдох… Извини, что повторяю… Просто я хочу не забыть, что нужно вдохнуть… Я повторяю это, чтобы знать… Вдох… Знаешь, мне почему-то не страшно… За тебя страшно, за себя нет… Вдох… Давай договоримся… Если я не… Вдох…

– Давай о чем-нибудь хорошем и жизнеутверждающем! – прошептал Феникс.

– Жизнеутверждающем? – я снова вдохнула. – У тебя будет все хорошо… Ты выберешься… Я мечтаю о том, чтобы ты встретил девушку, которую полюбишь… Потом… Хорошую девушку… И чтобы она тебя любила… Сильно-сильно… Вдох… У вас будет все хорошо… У вас будет красивая свадьба… Она будет в белом платье… Вдох… А ты будешь в черном костюме… Вы будете жить… долго и счастливо… Вместе… Я действительно хочу этого… Я хочу, чтобы ты разбил мою кружку… Я не хочу… Вдох.... Не хочу, чтобы тебе что-то напоминало обо мне… Боже, как я хочу, чтобы ты был счастлив… Я все отдам, чтобы ты был счастлив…

Я помолчала, понимая, что несу какой-то бред. Но я отчетливо видела красивую пару возле алтаря, луч света, который освещает их клятву.

– Ей ты никогда не скажешь, что она плохо целуется… – прошептала я, усмехнувшись через силу. – И что тебе хочется сплюнуть после поцелуя с ней…

– Рыжик! Давай, выживем, а потом выясним отношения с битьем посуды и грандиозным скандалом? – простонал Феникс. – Все выскажешь… Согласен, виноват. Но каяться буду после второй разбитой тарелки....

– Об голову, – вздохнула я, глядя, как становится чуть светлее. Может, мне кажется? Или действительно стало светлей. – Об ту…Вдох… которая придумала гениальную идею расставания… И ту, которая завещание оформляла… Вдох… на не родственника…

– Ты что? – спросил Феникс, слегка меня сжав. – Лазила в моем телефоне?

– Было дело, – созналась я, понимая, что убивать меня за это не надо. Сама умру. – Боже, как я хочу, чтобы она тебя любила… Думаю, что ты такую встретишь… Давай подумаем, где … Вдох… ты ее встретишь? Я думаю, что на улице… Было бы здорово, если бы я смогла тебе ее показать… Или на работе…

И тут мне стало плохо… Помимо кашля меня стали душить слезы призрачной ревности.

– Знаешь, я не знаю, веришь ли ты в ангелов-хранителей, но я… – стало еще немного светлей. Я видела слабую тень, падающую от столба. Длинную тень, которая становилась все короче и короче. – … Я хочу стать твоим ангелом хранителем… Вдох… Знаешь, как будет удобно? Я буду следить за тобой, оберегать тебя, защищать тебя… Предупреждать об опасности… Хоть бы так и вышло… Просто ты не будешь меня видеть… Но я буду рядом… Вот было бы здорово… Вдох… Пусть так и будет… Пусть меня услышат…

Меня сжали так, как не сжимали никогда.

– Рыжий ангел хранитель, – шепотом заметила я, вдыхая и понимая, что с каждым разом все тяжелее и тяжелее дышать. – Надеюсь, ты будешь не против… Мне сейчас хочется расстаться врагами… Давай, я скажу… тебе… правду?

Я снова судорожно вдохнула.

– Ты ужасно целуешься… Мне противно было тебя целовать… Как унитаз облизать, честное … слово… Ты меня целуешь, а я жду, когда этот цирк закончится… Так и хотелось сплюнуть.... И зубы почистить… Вдох… Три раза… Ах да… Я тобой воспользовалась… Мне нужно было выжить в Кадингере. Любой ценой… Мне нужно было к кому-то … Вдох… прислониться… Сама бы я не выжила… А тут… ты сам подвернулся… Ну… думаю… Вдох… потерплю… Авось, вытащит… Сама бы я все это не провернула…

– Значит так, да? Как унитаз облизать? – глухо ответил Феникс. А тень все уменьшалась. Мир становился ярче.

– Угу, – отозвалась я, выдыхая. Вдохнуть я уже не могла. Хотя нет… Еще вдох. – Я хочу к маме… Очень хочу…

На секунду я представила себе мамино лицо и запах.

– Я хочу к мамочке… – прошептала я, очарованная мечтой, что она вот-вот меня обнимет. – Мне так… Вдох… Ее не хватает… Мамочка… Мне так больно и плохо… Мама… Спаси меня… Прошу тебя…

У меня из глаз покатились слезы. Мне казалось, что мама пусть далеко, но она придет… Придет … Она должна прийти! Когда ребенок зовет маму, она должна прийти! Если бы меня звал мой ребенок, то я бы пришла… Даже с того света…

– Все-все-все, – меня поцеловали в лоб, прижав к себе. – Не надо звать маму… Рано еще к ней на небеса. К маме всегда успеешь… Пусть мама руки не протягивает. Пусть лучше смотрит на нас с небес…

– Мама жива… И я хочу к мамочке… Я хочу обнять ее и попрощаться… – перед глазами стоял мамин образ. Он расплывался, меняя очертания, как пятно от чая на диване. – Я ее прощаю… За все прощаю… Пусть только придет… Я так этого хочу… Я умоляю… Пусть придет… Ко мне… Мамочка…

– Рыжик, ну что мне сделать? Нет мамы… Здесь мамы нет… Но я думаю, что она с тобой… Всегда с тобой… – я почувствовала тяжелый вздох. Я растворялась в мечте о маминых объятиях. Боже, как это прекрасно… И совсем не страшно.

– Мамочка… – призрачная мама мне улыбалась и обнимала меня. Она пахла так же, как и настоящая. – Я люблю тебя… Мамочка… Люблю… Не уходи… Мама… Не бросай меня… Не бросай…

Я почувствовала, как меня целуют. Я выдыхаю в последний раз, а в меня вдыхают. Я снова выдыхаю, зная, что это мой последний выдох, а в меня снова вдыхают. Я опять выдыхаю, понимая, что моя жизнь окончилась, но вдох делают за меня. Мне показалось, что вокруг нас пламя.

– Тише… Это – не солнце… Это я… Так надо… – прошептал Феникс, снова вдыхая в меня и впиваясь пальцами в мои волосы. До боли… – Не смотри… Так должно быть… Еще чуть-чуть… Хоть бы получилось…

Я смотрела, щурясь на яркое солнце этого мира, которое стояло в зените, освещая все убожество вокруг. Нас пожирает огонь, а я прижимаюсь к чужой груди, понимая, что скоро останется лишь горстка пепла, которую тут же поднимет ветер и развеет по опустевшему миру.