Любовь Феникса

Глава двадцатая. Гадкий котенок

Не судите тех, кто воспринимает жизнь близко к сердцу.

По крайней мере, вы точно будете знать, что сердце у них есть.

Я стояла в халате и в тапочках, глядя, как Феникс, проверяет ключи и документы. Каждая секундочка, каждое мгновенье были мне дороже всех сокровищ мира. Я мысленно умоляла его остаться хотя бы на полчасика, но понимала, что ему нужно ехать.

Змея разлуки обвила мое горло, сдавливая его и мешая даже что-то сказать на прощание. Казалось, что если я сейчас открою рот, издам какой-то звук, из глаз хлынет такой поток слез, что соседи снизу придут выставлять счет за непоправимый ущерб, нанесенный их ремонту.

– Все, Рыжик, иди сюда! – меня притянули к себе, пока я пыталась сохранять спокойствие. – Я поехал. Давай, выздоравливай. Таблетки пей раз в шесть часов. После еды. Холодный десерт не ешь. Обещаешь, греть его?

– О-о-обещаю, – выдавила из себя я, понимая, что первая партия слез уже на подходе.

– Смотри, на работу не вздумай пока выходить, – говорили мне, прижимая к своей мягкой куртке. – Даже если сулят космическую зарплату, которую ты потом потратишь на лекарства! Давай, Рыжик… Вечером встретимся… Расскажешь мне, как таблетки пила и… Рыжик, ты чего?

Я роняла слезы, чувствуя, как губы мои дрожат.

– Так, прекрати, Рыжик!– меня слегка отстранили. Я стояла и молча плакала. Одна слезинка скатилась прямо возле уголка моих губ, и я ее неловко слизнула, выдыхая внутренним жаром.

– Ну чего ты? А? – мои слезы растерли рукой. – Ну я же не навсегда! Я приеду на выходных… Ты как раз подлечишься, и мы сходим куда-нибудь. Подумай, куда бы нам лучше сходить? Что тут у вас интересное есть? Куда Еська хотела сходить?

– В «Горсвет». Там ошибка в платежке. Больше начислили, чем надо… Больше на триста шесть киловатт насчитали. Они по субботам до обеда работают, – всхлипнула я, растирая по лицу свежую партию слез. – И на почту я все никак не попаду. Там всегда очередина такая, что когда подойдет, я уже буду стоять за пенсией…

Не знаете, куда сходить с любимым? Сходите на почту и постойте в очереди. Там вы узнаете все о будущем вашей пары, получите характеристику друг на друга, а заодно проверите стрессоустойчивость. Так что обои, которые обязательно нужно поклеить перед свадьбой – ерунда, по сравнению с многометровой очередью, в которой вам придется простоять минимум два часа на взвинченных нервах. Испытание очередью – не для каждой пары.

– Почта? Отлично. А очередь очень большая? Я предлагаю вариант такой. С утра ты занимаешь очередь на почту, а я в «Горсвет», – улыбнулся Феникс. – Шутки в сторону, где можно мило посидеть?

– В полиции, – ответила я, вытирая слезы, – на скамеечке или дома.

– Найдено два примерзших к лавочке тела! Родственникам срочно явиться на опознание отморозков! Нет, спасибо. Ладно, а куда Рыжик ходила с друзьями? В кино, например? В боулинг?

– Можно в парке погулять. Тут недалеко, – заметила я. – Рядом чебуречная есть…

– Маленький мой Рыжик, где же ты была, когда я гасил ипотеку? – рассмеялся Феникс. – Ой, Рыжик- Рыжик.... Вот что мне с тобой делать? Что делать с маленьким экономным хомячком, который сам не тратит деньги на себя, и другим не позволяет это делать? Хорошо, я что-нибудь придумаю. Так что готовься. Честно, ты реально забавная. Я тебя хочу пригласить в ресторан. Представляешь, ты одеваешь свое самое красивое платье, делаешь красивую прическу, макияж… Мы с тобой сидим, разговариваем, пьем вино, а потом танцуем… Ну как? Заинтриговал?

– Как-то смутно, – выдохнула я. – Не обязательно тратить столько денег! Посидеть можно и дома!

– Я так понимаю, что Рыжик однажды уже попробовала жизнь на вкус, поплевалась, выплюнула и решила больше не пробовать, – меня снова прижали к себе, а когда отстранили, то на куртке были видны мокрые пятнышки моих, я надеюсь, слез, а не соплей. – Извини, но я все-таки скажу. Странные у тебя родители. Жизнь дали, а пользоваться не научили. Ладно, я поехал. Я тебе позвоню. Все, целую…

Поцелуй, оставшийся на моих губах, слезы, текущие по моим щекам и одеяло, в которое я завернулась, чтобы согреть себя и утешить, все говорило о том, что я снова осталась одна.

В последний раз я так плакала, когда уезжала мама. Мама обнимала меня и шептала, что скоро-скоро обязательно приедет! На следующих выходных! И мы пойдем с ней в парк аттракционов, покатаемся на качелях, она купит мне сладкую вату и подарит мне «обалденную» куклу… Помню, как я намертво вцепилась руками в ее красивое пальто, не выпуская маму за порог.

– Мама, мама, мамочка, прошу тебя, не уезжай! – ревела я, не отпуская свою добычу. – Хочешь, я на колени встану! Только не уезжай, пожалуйста… Очень-очень прошу… Мне не нужны куклы… Я не хочу конфет и ваты… И аттракционы не хочу… Ничего не надо… Только не уезжай… Умоляю… Ну побудь еще пять минуточек… Пять минуточек…

Сколько мне тогда было? Девять лет. Прошло уже много лет, а мне до сих пор стыдно за то, что я в отчаянии встала перед ней на колени.Я никогда и не перед кем не стояла на коленях. Но в тот момент, я готова была ползти за ней хоть на край света!

– Умоляю… Ты ведь еще долго не приедешь.... – всхлипывала я, растирая слезы руками. – Я знаю, что ты еще долго не приедешь… Не надо меня обманывать…

– Да что ты, Еська, я приеду. На выходные приеду! Обещаю! – мама гладила меня по голове, пытаясь поднять с колен. – Ма, ну помоги мне… Все, Еська, успокойся… Я обязательно приеду! Клянусь тебе!

Я посмотрела на нее, понимая, что люди просто так не клянутся. Слезы моментально высохли.

– Клянешься? – удивилась я, глядя на нее. Нет, клятва – это не просто обещание! Это – клятва! Настоящая!

– Клянусь! Ты пока думай, куда мы с тобой пойдем! Все, до выходных! – весело попрощалась мама, целуя меня в мокрую щеку.

Слезы моментально высохли. Мама поклялась! Мама приедет! Я была такой счастливой, что словами передать это ощущение детского наивного счастья просто невозможно! Целую неделю я думала, куда бы мы с ней пошли бы, спрашивала у одноклассников, куда они ходят с родителями, записывала в блокнотик и мечтала. В четверг я достала из шкафа самое красивое платье, представляя, что именно в этом платье пойду гулять с мамой. Обязательно за ручку! Чтобы все видели, что это – не чужая тетя, а моя мамочка!

Пятница показалась мне самым долгим и нудным днем в моей жизни. Сколько я не смотрела на часы, время ползло, как сонная улитка. Я даже пораньше легла спать, чтобы пораньше проснуться. Перед сном, завернувшись в одеяло, я лежала и мечтала о том, чтобы завтра была хорошая погода. Мамин зайчик был зажат в кулачке и спрятан под подушкой.

Мы с ним долго шепотом разговаривали, обсуждая, куда же все-таки лучше сходить? Бабушка говорит, что парк аттракционов – дорого! Можно погулять в обычном парке. Там тоже есть качели. Бесплатные. Я бы покачала маму, а мама покачала меня. Мы бы собрали каштаны и желуди. И поделили бы. Но самые красивые, я бы отдала маме! Она у меня самая красивая и заслуживает всего самого красивого!

Субботним утром, в шесть часов, я уже натягивала колготы, с тревогой глядя в запотевшее и сумрачное окно. Вдруг будет дождик? Нет, дождика нам не надо! В семь часов я сидела в колготах, в резиновых сапогах, натянутых на теплые носки, в нарядном платье и теплой куртке. Я даже шарф завязала. Бабушка молчала. Восемь часов утра.

Я утепленной капустой сижу в коридоре на стульчике и потею. Девять часов. Я нетерпеливо болтаю ногами, поглаживая пальцами мамин подарок, который убеждает меня, что мама просто задерживается. Мы с зайчиком поругали водителя, как мне казалось, автобуса, потому что с бабушкой мы ездили исключительно на автобусе, что он так запаздывает!

Он ведь маму везет! Мою маму! Десять часов. Бабушка потребовала, чтобы я разделась и позавтракала, но я отказалась, поэтому тарелку принесли прямо в прихожую и поставили на тумбочку рядом с телефоном и газетой. Я поела, а потом села читать любимый раздел объявлений. Продам комод. Самовывоз. Продам автомобиль.

Состояние хорошее. Куплю оверлоки. Дорого. Продам холодильник «Бирюса». Знакомства. Красивая женщина познакомиться с мужчиной, который считает, что ребенок любви не помеха. Молодая, интересная женщина с двумя детьми ищет любящего и понимающего мужчину от сорока.

–Раздевайся! Нечего сидеть в тулупе! Вспотеешь, простудишься, заболеешь! А лекарства нынче дорогие! – строго проворчала бабушка, пытаясь стянуть с меня шарф. Я сопротивлялась! Нет! Я буду ждать! Полдень. Потный пельмешек уже замариновался так, что сил не было, но все так же сидел у двери, боясь лишний раз отойти в туалет.

– Сходи за хлебом, раз оделась-то! Полбулки бородинского! Горе ты мое, луковое! – бабушка протянула мне деньги, а сама потянулась к телефону. – Купи себе конфету на сдачу! Только недорогую!

– Нет, я маму подожду! Вдруг она приедет, а меня нет! – возразила я, шмыгая носом. Нет, конфетой меня не соблазнишь! Газета была перечитала несколько раз. Да, я обстоятельно подошла к вопросу прогулки, поэтому на всякий случай достала варежки и сломанный зонтик. Я гипнотизировала дверь, прислушивалась к каждому шороху в подъезде… На улице уже темнело. Бабушка не выдержала, согнала меня с тумбочки и набрала мамин номер.

– Ты зачем ребенку пообещала? Она целый день тебя прождала! Бессовестная! Целый день сидела в куртке под дверью. Сейчас дам! – проворчала бабушка, засовывая мне в руку холодную телефонную трубку.

– Есенька, ну не получилось у меня… Ну прости, пожалуйста… На следующих выходных обязательно! Честно-честно! Даю слово! – тихо говорила мама, пока я смотрела на старые обои, расплывающиеся в моих глазах. По щекам стекли слезы. Я снова смогла прочитать телефоны, записанные карандашом на обоях. Вот он мамин номер. Межгород. Межгород – это дорого.

– Все, не надо плакать… Просто не получилось… – шептала мама.

И тут в трубке раздался голос. Звонкий, детский голос. Он был таким радостным, таким счастливым, что у меня сжалось сердце.

– Мама! Ты там скоро? Мы уже тортик начали! Давай мам! Скоро папа придет, мы ему кусочек оставим! Ну, ма-а-ам! А то Максим уже почти все съел!– кричала какая-то, как мне показалось девочка, а потом удивленно спросила. – Мам, а кому ты звонишь? Тете Жене?

– Да, Тете Жене! Давай, иди, доедай! Мама сейчас придет! Скажи Максиму, чтобы папе кусочек оставил! – прошептала мама, зажимая трубку, чтобы я не слышала. Но на слух я никогда не жаловалась. Странно… Какая-то девочка называет мою маму мамой… Они кушают торт… И ждут папу… Моего папу? У меня есть папа? Я не знала, что у меня есть папа! Настоящий папа! У меня есть папа, есть братик и сестричка. Но я никогда их не видела! Почему же так?

– Давай через две недельки? А, Еська? Точно-точно! – тихо говорила мама, а на заднем плане слышались детские голоса.

– Хорошо, – обрадовалась я, будучи глупой и наивной девочкой. – Я люблю тебя мамочка. Ты познакомишь меня с папой? Он тоже с тобой приедет?

– Конечно, познакомлю, – голос мамы дрогнул. – Обязательно. Папа просто много работает, поэтому … эм… ему пока некогда… Все, Есенька. Я клянусь тебе. На следующих выходных я обязательно приеду. Точно-точно.

И вот я снова счастлива. Бабушка мне соврала! У меня есть и мама, и папа! Все, как у других детей. Пусть они живут далеко-далеко, но они же у меня есть? А у них есть я. И так хорошо стало на душе, так тепло, так здорово. Я долго представляла, как знакомлюсь с братиками и сестричками, как играю с ними во дворе, как показываю моего котенка…

Кошка, живущая возле школы у теплотрассы, принесла четырех котят. Всех котят разобрали, оставив только одного. Никто не захотел его брать домой! Маленький рыжий, слегка облезлый котенок жалобно мяукал, терся и постоянно просился на ручки.

Я бегала, подкармливала малыша после уроков и верила, что вот-вот приедет мама и уговорит бабушку забрать котенка домой. Я рассуждала, ну неужели бабушке сложно взять его домой? Он ведь такой маленький, такой беззащитный, много не съест… «Одна – ребенка, другая – котенка! Дурдом! – ворчала бабушка, когда я умоляла ее забрать малыша с улицы. – Никого мне приносить не надобно! И так уже принесла! Забот полон рот! Нет покоя в старости!». Бабушка запретила мне гулять, стала провожать в школу и забирать из школы.

И вот наконец-то "доверие" ко мне вернулось, я бегом бросилась к котенку, а он лежал на опавших листьях и спал. Я приходила к нему каждый день, пыталась разбудить, носила ему булочки, в надежде, что он проснется и съест хотя бы одну. Однажды я пришла, а его уже не было.

В моей душе промелькнула надежда, что котенка забрали добрые люди, но подул ветер, поднял опавшие листья, и котенок все так же лежал один, маленький, съежившийся, неподвижный, а рядом с ним были разбросаны размокшие под дождем хлебные крошки.

– Еська, ну извини, ну не получилось! – слышала я в трубке мамин голос, снимая с себя шарф и варежки. – Прости, в следующий раз обязательно! Я привезу тебе самую красивую куклу! Такой точно ни у кого не будет! Я недавно видела ее в магазине и сразу подумала, что Еське она обязательно понравится! Есь, ты чего молчишь?

– Я тебе больше не верю! – выпалила я маме в трубку, давясь рыданиями. – Не верю! Мама! Хватит меня обманывать! Ты ведь поклялась! Сказала бы, что не сможешь, я бы не ждала! Я целый день тебя ждала! Так ждала… Если вы меня не хотите видеть, то так и скажите! Я для вас – гадкий котенок!

Бабушка отобрала у меня трубку, а я бросилась под одеяло, свернулась в клубочек и расплакалась.

– Эх ты, дуреха! – раздался голос бабушки. – Не твой это папка, а ихний. Нет у тебя папки… Нагуляла тебя мама, да на меня скинула. Я, чай, уже не молодая, чтобы с дитем нянчиться! Повесили на бабушку старенькую! Совести совсем у твоей мамки нет! Хоть бы денег присылала, а то, что это за подачки-то? У меня пенсия, чай, не мильоны! А тебя обуть надо, одеть, накормить…

Я лежала, засыпала и просыпалась, и в полусне мне казалось, что на мне не одеяло, а ворох мокрых осенних листьев. Когда я еще могла видеть сны, мне часто снился этот котенок. Много лет подряд. Один и тот же сон. Котенок спит, с деревьев на него падает листва, а мир постепенно забывает о том, что по нему еще вчера бегал рыжий котенок, радовался последним теплым лучикам солнца, играл с листиком и камушком, ел мою булочку и жалобно звал свою маму.

Через минуту в дверь снова позвонили, я вынырнула из своего вороха осенних листьев и навострила ушки. На пороге стоял Феникс и протягивал мне какой-то чехол со шнуром.

– Держи. Оставляю в залог. Зарядное, аккумулятор, запасной аккумулятор и флешка. Все есть. Приеду, проверю, что ты там наснимала, – меня поцеловали, прижали к себе, а потом с сожалением отпустили. – До вечера, Рыжик…

Дверь закрылась, оставив рыжий ломбард наедине с залоговым имуществом. Я бережно спрятала фотоаппарат в стол, даже не расчехляя. Детективы, которые усиленно искали отпечатки пальцев на чужой технике, разочарованно вздохнули. Можно было бы конечно попробовать поснимать ковер в анфас и в профиль, узнать, ради интереса, что это за модель, почитать в интернете, но техника чужая, поэтому трогать ее я не рискнула. Мало ли, а вдруг сломаю?

В девять часов я бросила объявление по поводу вакансии, чувствуя себя работорговцем. Если быть предельно честным и откровенным, то объявление должно выглядеть так: «Хочешь похудеть? Звони! Нет лишних денег – нет лишних килограммов!».

Или даже так! «В клиентоориентированную фирму, занимающуюся проектированием, требуется клиентоориентированный сотрудник для работы с клиентами. Зарплата – в проекте!». Перечитав десяток вакансии, выбрав понравившиеся моменты, я собрала съедобную солянку, сулившую «достойное вознаграждение за плодотворное времяпровождение», приправила ее аппетитными формулировками, разбавила повышенными требованиями к кандидату с минимальной финансовой ответственностью работодателя.

Судя по отзывам на сайте, не мы одни обещаем «соцавоську», экстренное трудоустройство за минимально-номинальную зарплату по результатам внезапной проверки, одноразовый отпуск грехов на предсмертном ложе, потный график и ненормальную рабочую неделю. Все нормально. Мы ничем не хуже других.

Прошло четыре часа. Звонка все не было. Наконец я осмелела, взяла трубку и позвонила. После коротких гудков стало понятно, что абонент – не абонент. Неужели что-то случилось? Дождик, дорога скользкая… Я занервничала. Тем более, что недавно в новостях промелькнула сводка про аварию. Я быстро полезла читать новости. Нет… У Фенечки черная машина, а тут красная…

На фото вообще какой-то микроавтобус… Никто не пострадал. Я теперь даже боюсь звонить ему. Вдруг он за рулем? Господи, надеюсь, что с ним все в порядке. Он обещал позвонить, значит, позвонит. Как же я по нему скучаю… Вроде бы и прошло несколько часов, а я так скучаю… Хоть бы он нормально добрался…

Хотя…

Я с хитрой улыбкой завернулась в одеяло. Через полчаса я очутилась в Кадингере. Рядом со мной мирно спал «абонент». Я подползла к нему поближе, укрыла его одеялом, обняла его и долго-долго лежала с закрытыми глазами. Изредка я высовывалась, чтобы поцеловать чужой нос, потереться своим о чужую щеку и осторожным поцелуем раздвинуть сухие губы, ловя дыхание. Как же хорошо, что у нас как бы два тела.

Вот интересно, как же так получается? Да одинаковых тела в двух разных мирах. И единственное отличие – волосы. И ведь никогда бы не подумала, что это так чудесно. Соскучилась, легла спать, а он рядом. Да? Я снова вылезла из-под одеяла и поцеловала его. Феникс тоже иногда так делал, когда скучал. Я в этом уверена. А ведь как здорово, что я скучаю по нему, а он скучает по мне. Неожиданно для себя я уснула.

Телефонный звонок! Шестнадцать пропущенных. Два от Карлсона. Он и сейчас мне наяривает.

– Я сегодня плохо чувствую.... – начала я, вежливо поздоровавшись, но директор тут же заметил, что ему плевать на мое самочувствие и потребовал сбросить на почту все мои проекты, логины, пароли от почт, сайта и так далее. А ключи от офиса завезти завтра.

– Это еще зачем? – осведомилась я, глядя на часы. Четыре часа.

– Тебе сказали – сбрось и все. Всю информацию, которая у тебя есть! Болей дальше! – холодно ответил Карлсон. – Почему из-за твоей болезни должна стоять работа? Я тебе скину телефон Виктора, он будет тебе звонить и спрашивать, где в какой папке какой проект. И телефоны всех заказчиков напиши.

– То есть вы меня увольняете? – спросила я напрямую.

– В отличие от некоторых Виктор умеет работать с клиентами и понимает, что фирма создана не для красоты, а чтобы зарабатывать деньги. Мы не отказываемся работать с клиентами. Это – политика фирмы. Если ты не смогла это запомнить, то … Что уж тут говорить? Так что учись разговаривать с клиентами, а не посылать их матом. И не звонить им в девять вечера, еще и пьяная! – заявил Карлсон так, словно лично поймал меня с бокалом и трубкой в руках.

Если все приличные девушки после обильных возлияний звонят своим бывшим, чтобы выдать им полную характеристику личности с использованием нецензурной лексики, то я, оказывается, тоже звоню бывшим. Клиентам. «Да знаете, какие вы… ик! … сволочи! До сих пор вас помню! Ик! С души вон воротит! А у тебя… ик!… судя по запаху изо рта, там разместился филиал помойки! Ик! И нечего мне было ласкать полушария своими исправлениями! Пошел вон, козлина! И своей козлихе передай! Ой! Мне так плохо, так одиноко… Мне вас так не хватает… Закажите у меня еще проектик? Ик!»

– Я им не звонила в девять, тем более пьяная! И матом их не посылала! Они сами мне позвонили! В девять вечера! – ответила я, готовая отстаивать свои интересы. – Так что это клевета.

– Так, все. Разговор окончен! – надавил Карлсон, в голосе его чувствовалось отвращение. – Не умеешь работать с людьми – учись! А мне нужен тот, кто умеет! Вечно на тебя клиенты жалуются!

– Одни и те же. Итак, я ничего не сброшу, пока не увижу свою зарплату в своем кошельке. Вы мне должны деньги за три проекта, – ответила я с не меньшим отвращением. Карлсон посопел и бросил трубку.

Через минуту мне позвонила «дизайнерша»:

– Вы нам скинете проект на флешку? Мы через час подъедем! – сообщила она, как ни в чем не бывало.

– Подъезжайте. Только меня не будет, – равнодушно ответила я, открывая папку на рабочем столе. – И проект на флешку я вам не скину. Потому, что я его удалила.

– Как? – заорала дизайнерша, пока проект перемещался в корзину. – Игорюсик! Она удалила наш проект! Ты представляешь? Игорюсик! Ты меня слышишь?

– Меня уволили, я удалила проект. Я больше не работаю в ООО «Проект-монтаж». И сейчас я разговариваю с вами абсолютно трезвая, без мата и не в девять часов вечера. Всего хорошего! – усмехнулась я, положив трубку.

Не успела я посмотреть другие звонки, как мне перезвонил «инженер».

– Ой, а можно его как-нибудь восстановить? Просто мы столько работали над ним! -голосом человека, потерявшего мечту по собственной дурости, поинтересовался «инженер».

– Я столько работала на этой фирме, можно меня как-нибудь восстановить? – ядовито заметила я, включая диктофон. – Вы же позвонили директору и сказали, что я на вас матом орала пьяная? А теперь скажите мне, когда я успела? Я что-то не помню. Наверное, пьяная была, как вы говорите.

Трубку бросили. Через минуту меня набрал знакомый рабочий номер.

– Еся! Я звонил тебе десять раз! Ты почему трубку не берешь? У тебя все в порядке? – голос был взволнованный. – У меня телефон разрядился в хлам. Не включался. Сейчас зарядиться, и я с него перезвоню. Как себя чувствуешь? Ты таблетки пила?

Весь оставшийся вечер я сжимала телефон в руке, наслаждаясь каждым сообщением, перечитывая нашу переписку по нескольку раз, прежде чем написать ответ. И когда мне пожелали «снов», упуская такие эпитеты, как «сладкие» и «добрые», я решила, что пора укладываться спать.

Как я ни ерзала, как ни переворачивала подушку, мне не спалось. Сначала я попробовала считать овечек. И пока добрые и наивные дети и взрослые просто считают овечек, злые и практичные стригут и клеймят все стадо. Раз овца, два овца, три овца… Добравшись до сотой, мне стало понятно, что так дело не пойдет. Мысленно вооружившись анкетой, я занялась переписью овечьего населения, уточняя пол, возраст, семейное положение каждой овцы. Этот метод помогал мне всегда, помог и на этот раз.

Когда я открыла глаза, то сразу увидела спину Феникса. На часах было одиннадцать. Он сидел на кровати и молчал. В воздухе пахло плохими новостями. Нет, не настолько плохими, что запах перегара ощущается за километр от эпицентра страданий, но все же. Судя по ожогам на стене, кто-то сильно вспылил. И сейчас сидит и тухнет над какой-то проблемой.

– Не переживай. Что бы ни случилось, все будет хорошо, – прошептала я, чтобы нарушить мучительную тишину, обнимая его и потершись носом об его щеку. – Все хорошо… Не надо расстраиваться…

Я прижималась к спине, чувствуя, как мои сцепленные руки исступленно гладят.

– Все будет хорошо… – шепотом утверждала я, тяжело вздыхая и понимая, что мне не терпится узнать, что конкретно сейчас «плохо». – Ну чего ты так расстроился? Все ж было в порядке… Скажи, что случилось?

– Рыжик, – глухо заметил Феникс, поглаживая мои руки. – Посмотри на свою грудь…

Это что еще за новости? Чем его моя грудь не устраивает? У меня отнюдь не прыщики, чтобы мазать их йодом, дабы обозначить их местонахождение, и не промахнуться мимо них в порыве страсти! И не обвислые уши спаниеля, которые я подбиваю коленками при ходьбе. Да! И правая не настолько больше левой, чтобы в одну чашечку подкладывать три пары носок, чувствуя, как второй слегка тесно в поролоновых альковах! Я не… Ой, а что это? На моей груди была печать. Нет, не печать «уплачено» или не на штамп в паспорте. Скорее круглая печать ООО «Феникс», судя по изображенной птичке. Хм…

– Что это? – удивилась я, недоверчиво пытаясь вытереть этот круг со своей груди. – Ты что? Решил не останавливаться на стрижке, и сделать мне татуировку?

Я на всякий случай проверила остальные части тела на предмет: «Не забуду Кадингер!» на предплечье или «Не влезай, убьет!» – чуть пониже спины.

– Короче, мы официально зарегистрировали отношения. Как полагается, по залету. Чуть не залетели. После того боя, половина Кадингера выстроилась в очередь, чтобы прикончить тебя, – глухо произнес Феникс, показывая свою печать на руке.

– То есть… – прищурилась я, подозрительно глядя на автора печати. – Теперь я – рабыня? Слушай, я могла просто выйти из круга! И вообще-то я – не шкаф, чтобы меня опечатывать!

– Судя по тому, кто тебя вызвал, не успела бы, – вздохнул Феникс. – Я просто не захотел тобой рисковать. Еська, это – формальность, освобождающая тебя от поединков. Навсегда. И к твоему сведению, официальная рабыня особо ничем не отличается от официальной супруги. Так что горько!

Нет, ну то, что мне горько, я согласна. Я понимала, что в самом слове «брак» кроется двойной смысл, и что после медового месяца невесту ждет ложка дегтя в виде горы посуды, стирки, уборки, готовки и детей. И это помимо основной работы! Но рабством у меня язык не поворачивался назвать даже бесконечную череду бытовухи.

– И как к тебе теперь обращаться? О, мой господин? – усмехнулась я, нервно сглатывая ком. – О, мой владыка? Ваша Милость? Или как? Уточни сразу, с колен или нет. Я должна знать на будущее. Не мог сказать мне? Предупредить?

– Рыжик, у тебя в глазах бурлаки заглохшую волгу уже три раза протащили от СТО до СТО, но нигде ее не взялись ремонтировать, – простонал Феникс. – Не смотри на меня, как на эксплуататора! Ты так смотришь, словно я тебя сейчас в поле выведу и скажу, что пока не перепашешь, домой не приходи. Ничего не изменилось, Рыжик. Я даже сам кушать приготовил сегодня… Так что это – просто формальность. Теперь ты сможешь спать спокойно.

– Спасибо, о, властелин моей жизни! – вздохнула я, растирая печать на груди. – О драгоценный алмаз моего сердца, неужели вы соизволили накормить бедную и голодную рабыню? Теперь это – не пища, а манна небесная, раз мой господин лично решил ее приготовить! О, благодарю вас, всемилостивый хозяин! Земной поклон Вам! О великий и пока еще могущий! Да не оскудеет твой словарный запас, да не оскудеют закрома твои, откуда ты берешь свои гениальные идеи!

– Рыжик, не сыпь мне соль на рану! Если бы был другой выход, я бы им воспользовался! Я тебе скажу честно. Шансов в этом поединке у тебя не было, – простонал Феникс, закатив глаза. – Ешь, давай! Пока не остыло…

– Не вели казнить меня, о, милостивый господин, но я не голодна! – с гадкой улыбкой заметила я. – Или господин желает, чтобы его ублажили? С какого места начинать ублажение? Если желаете, так и скажите! Всегда к вашим услугам, о, солнце моей жизни!

– Я не намерен больше рисковать твоей жизнью! И после того, как ты впала в немилость, твоя смерть в круге – вопрос времени. Я знаю, о чем говорю, так что не спорь! Или ты предлагаешь мне своими руками собирать горстку пепла, оставшуюся от моего Рыжика? Так что … Думай, что хочешь. Обижайся на меня, как сейчас, ругайся, вредничай, капризничай, но я прошу тебя, не умирай, – меня прижали к себе. – Пожалуйста… Делай все, что угодно, но не умирай. Одно дело переживать, а другое дело пережить… Это – совсем разные вещи…

– Знаешь… На счет прошлого боя.... Если я смогла с этим жить дальше, значит, я поступила правильно. Что бы обо мне не думали, – вздохнула я. – Жаль, что мы оба выбыли из битвы за корону. Иногда представляю, как ты жалеешь, что я вытолкнула тебя за пределы круга…

– А я уже не жалею, – меня нежно поцеловали и прижал и к себе так крепко, словно весь Кадингер протягивает ко мне свои грязные руки.

– Рыжик, одевайся. Я хочу показать тебе того отморозка, который тебя вызывал. Пойдем, посмотришь, на что он способен.

***

Справа стоял высокий, очень неопрятный и мрачный тип в черной грязной хламиде, с очень короткой стрижкой и блестящими залысинами. Практичная прическа. Особенно в условиях антисанитарии. Стае вшей уже не пастись среди дремучего леса. Отдельные особи еще могли с грустью бродить среди пеньков, вспоминая, какой чудесный заповедник был здесь лет десять назад. Напротив него стоял какой-то хлипкий парнишка – соплежуй, одетый с готическим пафосом. Ростом паренек не вышел, поэтому для полноценной личной жизни со среднестатистической девушкой, ему понадобилась скамеечка и ходули.

– Ты не замерзла? Может, надо было теплее одеться? – поинтересовался мой заботливый рабовладелец, растирая мои плечи. – Так, на холодное не садиться! Мне на колени! Все. Сиди и смотри!

– О, мой господин, – ехидно заметила я, чувствуя, как меня прижали к себе и поглаживают по плечу. – Вы слишком любезны ко мне. Простая рабыня не заслуживает такого внимания…

Феникс снял куртку, завернул меня в нее и прижал к себе, сдувая прядь моих волос с радиуса обозрения и грея мои руки в своих руках.

Судя по нехорошим взглядам со стороны других зрителей, я – очень любимая рабыня, и все остальные рабыни мне сильно завидуют.

– Хозяин выделил мне по договору краткосрочной аренды свою куртку! Я – самая счастливая из всех рабынь! Господин назначил меня любимой женой! – приторно возликовала я, под напряженное сопение в мои волосы. Сам разрешил вредничать. Никто его за язык не тянул!

– Да начнется бой! – зрители оглушительно заорали. Через секунду на арене начался кромешный ад! Такого я никогда не видела! Сплошной огонь, рев толпы. Я заерзала, нервничая, не успевая рассмотреть все происходящее. Были моменты, когда в голове промелькнуло: «Хорошо, что не я!». Несколько раз я вздрогнула.

– Меня сейчас утешает только одно, что Рыжик сидит у меня на коленях, – прошептали мне на ухо, когда вверх вырвалось такое пламя, что у меня внутри все похолодело от ужаса.

Зрители вскакивали со своих мест, кричали, размахивали руками. Огонь, снова огонь и …все. В круге стоял парнишка, нехорошо улыбаясь. Недалеко от него лежало искалеченное тело соперника.

– А ты за кого болела? – поинтересовался Феникс, подтягивая меня поближе к себе. – Удивлена? Против этого отморозка у тебя не было бы ни единого шанса.

– Этот мальчик-с пальчик – божий одуванчик меня вызывал? – удивилась я, глядя на сутулого парнишку и понимая, что внешность обманчива.

– Он один из лидеров, – заметил Феникс. – Их сейчас трое, что вполне неплохой расклад. Стоит одному вызвать другого, как третий дождется исхода вполне интересного поединка и тут же вызовет победителя, не дав ему ни передохнуть, ни оправиться. Кто захочет так рисковать? Правильно, никто… Так что, надеюсь, мы благополучно доживем до конца моей дисквалифи…

Парень был явно на кураже, сделав круг почета вокруг противника, который лежал ничком. Еще бы! Мой внутренний травматолог, значительно поднаторевший на фильмах ужасов, мрачно кивал, что травмы, с жизнью, увы, не совместимы.

– Вот, что бывает с теми, кто осмелится выйти со мной в круг! – дерзко заметил парнишка, изо всех сил избивая ногами изувеченное тело поверженного врага. Бил он так, что мне было противно на это смотреть.

Под конец, отвесив последний удар, вьюноша решил вытереть ноги о мертвое тело, гадко улыбаясь восторженным зрителям. И тут произошло нечто странное. Я даже опомниться не успела, как однорукий противник, который до сих пор лежал трупом, резко дернулся к ноге победителя, которая стояла на земле.

– Ой! – мои глаза округлились. Я вцепилась в руку Феникса.

Мгновение. На трибунах стояла гробовая тишина.

– Ах ты тварь! – парень превращал тело врага в кровавое месиво.

Зрители просто орали от восторга, который мы совсем не разделяли.

– Все в порядке, – усмехнулся победитель, вытирая ноги о то, что некогда было человеком. – Просто живучий попался. Надо же! Давненько таких не было.

Пока зрители ликовали, провожая победителя, тот сделал несколько шагов и… пошатнулся. Все затихли. Еще один шаг, неловкий, неуверенный, и парень схватился за грудь, падая на колени. Зрители с удивленным возгласом встали, заслоняя от нас весь обзор.

– Твою мать! – выдохнул Феникс мне на ухо. – Яд… Прямо по нашей франшизе…

– Неожиданный поворот! – выкрикнул ведущий, пытаясь утихомирить взволнованных зрителей. – Кто бы мог подумать?

В воздухе появилась огромная таблица, где было не меньше сотни имен. Моего имени там уже не было. Три имени были подчеркнуты золотистой линией и стояли в самом верху. И тут одно из имен, которое я даже не успела прочитать, вспыхнуло и исчезло.

– У нас осталось двое кандидатов, а это значит, что скоро будет бой, который решит судьбу Кадингера! Теперь им ничто не мешает провести финальный поединок! Один из них получит корону! Ставки принимаются уже сейчас! Оуэль или Теренс? Ну же, господа, не стесняйтесь! Пока кто-то зарабатывает корону, кто-то заработает столько денег, сколько ему и не снилось! – заявил ведущий.

– Погоди, а как же поединок с Крысой? Она что? Была лидером? – удивилась я. – Я так понимаю, что сражаться будут два лидера?

– Смотри, в финал выходят те, кто одержит больше шестидесяти побед подряд. Одно поражение и начинай сначала. Но для того, чтобы получить корону у бойца должно быть за плечами шестьдесят шесть побед и смерть всех финалистов. Финалистами я занялся сразу. Их было на тот момент трое. Я был четвертым. Хорошая комбинация. Когда я вышел в финал, у меня было шестьдесят две победы. Плюс три финалиста, которых я прикончил собственноручно. Итого – шестьдесят пять. Мне нужен был еще один поединок. И я мог вызвать любого, но Крыса сама вызвала меня. Вызвала три раза подряд, – вздохнул Феникс. – Финалистов может вызывать любой из турнирной таблицы. Точно так же, как и финалисты могут вызвать любого, чтобы набрать нужное число побед.

– Почему шестьдесят шесть, а не сто, например? – удивилась я, поглядывая на табло. Зрители не торопились расходиться. Мы тоже не сильно спешили домой.

– Шестьдесят шесть – любимое число в Кадингере, – Феникс нервничал. Я тоже. – Не думаю, что они вызовут друг друга сегодня… К такому бою готовятся заранее… У одного из финалистов шестьдесят пять выигранных раундов, у другого шестьдесят четыре. Тут как ни крути расклад хреновый.

Бой пока не предвиделся, поэтому часть толпы разошлась по домам, обсуждая столь неожиданный поворот событий, остальные остались смотреть на схватку двух дымопускателей.

Дома я вяло жевала кашу, изредка поглядывая на Феникса, который сидел в задумчивости и ковырял ложкой какой-то слипшийся комок.

– Может, все обойдется? – с надеждой предположила я, понимая, что единственный, кто «обойдется», так это мы. – Вдруг победитель вернет солнышко? Вдруг он сделает то, что хотел сделать ты? И мы проснемся… И все будет хорошо…

– Рыжик, – вздохнул Феникс, поднимая на меня глаза. – Он не вернет солнце. Никогда. Все не так просто, как кажется на первый взгляд.

– Так, я что-то не поняла! – возмутилась я. – Если хочешь что-то переваривать тихо сам с собой, лучше переваривай кашу! Давай, рассказывай, все что знаешь.

– Боюсь, что у тебя аппетит пропадет после моего рассказа, – усмехнулся Феникс. – Представь себе полярную лисичку в виде солнечных циклов, которая наведывалась в этот мир каждые шестьдесят шесть лет. Раз в шестьдесят шесть лет активность солнца становилась вредной не только для здоровья, но и для жизни. Ну как вредной? Горстке пепла крем для загара уже, в принципе, не нужен. Люди быстро это просекли и стали строить подземные города. Но для того, чтобы как-то переждать напасть, нужно было что-то кушать. Соответственно, урожай выращивался на поверхности. За шестьдесят шесть лет нужно было запастись всем необходимым, чтобы потом на год уйти под землю. Население приспособилось и занималось любимым делом, а именно росло в геометрической прогрессии. Подземные города стали тесноваты. Некоторые отчаянные перебирались жить на поверхность. И однажды одна светлая голова заявила, что человек – царь природы, и доколе мы будем норными животными? Есть способ на время погрузить мир во тьму. И тогда не придется ждать, когда выжженная земля снова станет плодородной, не придется прятаться. Просто одна ночь будет очень длинной. Для того, чтобы погрузить мир во тьму понадобиться несколько десятилетий работы и масштабная стройка. Так что, скидываетесь, господа. Проект мы уже нарисовали. Строители со всего обитаемого мира стекались сюда, дабы построить Город Надежды. Сначала народ воспринял идею с легкой степенью недоверия, но когда фундамент стройки века был заложен, а по всем городам стали ходить адепты Города Надежды, увещевая становиться пайщиками и дольщиками, многие успокоились. Те, кто не успокоился, тех успокоили с миром. Город был завершен за три года до прихода полярной лисички. Наступил ответственный момент. И… Да здравствует тьма! Человек – царь природы! Мы строили, строили и наконец, построили! Да здравствуем мы! Ура! Прошел год, запасы были съедены, дифирамбы спеты, культ города-башни процветал.

Я даже жевать забывала, внимательно слушая историю обманутых вкладчиков. Конец был немного предсказуем…

– Ну, ладно. Все, выключайте! – вздохнул Феникс, ковыряя ложкой свою порцию. – Эй, ребята, опасность миновала! Спасибо, хватит! Эй! Чего вы, в самом деле! Под стенами отлично защищенной от диверсий и нападении (мало ли кому в голову взбредет?) башни, которая могла находиться на самообеспечении благодаря магии, собралась толпа обманутых вкладчиков с требованием призвать компанию застройщиков к ответственности! Однако, Башня Надежды была неприступной. Сами строили, на совесть! Сначала людям объясняли, что, мол, соблюдайте спокойствие! Все под контролем! Без паники! Солнце скоро будет! Сейчас-сейчас, одну минуту… Прошло несколько месяцев. Припасы были уже на исходе. Обманутые вкладчики, смекнув, что в этом виноваты маги, моментально устроили охоту на ведьм. Надо же было на ком-то сорвать свою злобу? Маги тоже были не лыком шиты, поэтому стали стекаться сюда, подальше от людского суда. И их охотно принимали. Пока человечество за пределами башни пыталась удержаться на жердочке цивилизации, балансируя между «есть друг друга за еду» и «есть друг друга за идею», руководствуясь древним принципом «ужин отдай врагу, пусть он поправляется, чтобы я потом его съел», из башни запахло дохлой совестью.

– А почему именно Кадингер? – спросила я, вспоминая рассказы о Вавилонской Башне. – Это же название из нашего мира?

– Кто-то из гостей придумал Башне Надежды более подходящее название. И оно, как ни странно, прижилось. Немного видоизменилось, но вполне усвоилось вместе с новой историей, откуда вырезали большие неполиткорректные куски, – заметил Феникс. – Дело в том, что проектировщики постарались на славу. Чтобы вернуть солнце нужно вынести корону за пределы Кадингера. Что фактически невозможно обычным путем. Хотя, пожалуй, я смог бы это сделать. Сама знаешь как.

– А разве нельзя вот так просто похитить эту корону? Она ведь наверняка где-то хранится! – предложила я гениальную идею, хотя, судя по взгляду Феникса, не такую уж и гениальную.

– Нет. Она везде и нигде, и появляется только в исключительных случаях при выполнении определенных условий. Так было продумано изначально. Либо ее передают из рук в руки, либо, если цепочка обрывается, объявляется турнир. Изначально предполагалось право преемственности, а поединки были запасным вариантом, сродни естественному отбору, – задумчиво заметил Феникс.

Внезапно в дверь постучали. На пороге стоял мрачный тип, оглядываясь по сторонам.

– Мой хозяин хотел кое-что уточнить перед покупкой. Это точно ваш ребенок? Девушка, которая сражалась вчера в круге, родила, и мой господин хочет купить у нее ребенка,– пояснил незваный гость. – Но ему нужны гарантии!

– Я ни перед кем не отчитываюсь. Так и передай, – мрачно заметил Феникс, закрывая дверь перед носом посетителя.

– Нет, ну мог бы сказать, что это – не твой ребенок! – заметила я, доедая свою порцию.

– Ага, и тогда его задушат шнурочком. Рыжик, ты просто сама доброта! Не смотри на меня так. Если бы меня заботили все сироты Кадингера, то я бы уже организовал приют, – вздохнул Феникс. – Кстати, пока ты спала, а тебя активно вызывали, я, как приличный человек, тебе что-то наподобие предложения сделал. Для очистки совести....

– А я что? – осведомилась я, представляя эту картину. – Неужели, согласилась?

– Ну… Ты покивала… – усмехнулся Феникс, обнимая меня. – Промолчала и кивнула. Три раза. По законам Кадингера отсутствие сопротивления – знак согласия…

Мы застыли, услышав снаружи странный шум. Такое чувство, словно мы сидим в классе, а за дверью началась большая перемена. И было у меня предчувствие, что это – не большая перемена, а большие перемены.