Любовь и Хоккей (ЛП)

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Я слежу за хоккеистками на льду, особенно за хоккеисткой в майке тридцать три. Сегодня вечером она была на первой линии. Это ее момент доказать, что она принадлежит к хоккейной лиге. Сегодня вечером она играла с огнем, которого я давно не видел.

У Валор уже был гол и голевая передача. Я самоотверженно позаботился о том, чтобы записать ее игру на приставку в моем гостиничном номере. После нашей игры я направился прямо в комнату и включил телевизор. ESPN уведомил меня, что они выиграли в середине просмотра игры, но я все равно хотел закончить ее, просто чтобы посмотреть, как она играет.

— Бишоп, ты меня вообще слушаешь?

Черт.

— Да, я слушаю. Я много сплю, Анна. Не волнуйся.

Последнее, что я помню, что она сказала, было что-то о том, что я не выспался, и я молился, чтобы она больше ничего не сказала.

— Вам лучше не лгать мне, Бишоп Эндрю. - Я вижу, как она стоит на кухне, уперев руки в бока. Мне тридцать лет, а она обращается со мной так, словно мне снова тринадцать. Можно подумать, я был безответственным или что-то в этом роде.

— Я не лгу. Прошлой ночью у меня было целых семь часов, так что теперь ты можешь успокоиться. Я больше не маленький ребенок.

Она позаботилась о том, чтобы звонить мне по крайней мере через день, если я не отвечал. У меня было сорок текстовых сообщений от Эрика, в которых он просил меня ответить на звонок, прежде чем Анна загнала его на стену.

— Ты всегда будешь моим милым бунтарем, тем, кто появился у моей входной двери с сальными волосами и ненавистным отношением. - Она с нежностью вспоминает те времена, когда я действительно предпочел бы не говорить о них.

— Спроси его, работает ли он над своей подготовкой, сегодня он выглядел медлительным! - Я слышу, как Эрик кричит откуда-то из глубины дома. Я закатываю глаза. Эти двое проделывают фантастическую работу, заставляя меня чувствовать себя ребенком.

Валор катится по льду с отрывом. Она обводит двух защитников и забрасывает шайбу в верхнюю часть ворот. «Чикаго Уингз» выигрывают со счетом три к одному. Я улыбаюсь, наблюдая, как она празднует вместе со своей новой командой. Моя девочка, совсем взрослая и показывающая миру, из чего она сделана.

Интересно, там ли костюм фламинго или он вообще наблюдает за ней? Он не похож на парня, который смотрит хоккей, не говоря уже о том, чтобы играть в него. Я должен сделать глубокий вдох при мысли о нем. Клянусь, он похож на парней, которые носят лодочки и играют в лакросс. Бьюсь об заклад, он состоит в братстве, и его лучшего друга зовут Чед. Я, блядь, знаю это.

— Скажи ему, что телевизор работает медленно, а не я. Я позабочусь о том, чтобы купить ему новый.

— Бишоп, нет. Больше никаких подарков. Покупать девочкам машины? Этого было предостаточно. Нам не нужно, чтобы ты осыпал нас своими деньгами, чтобы мы знали, что ты любишь нас, мой бунтарь. Просто отвечай на мой звонок и приезжай летом. Это все, что нам нужно. - Ее успокаивающий голос - бальзам на мою душу; как будто она всегда знает, что сказать.

— Вы всего этого заслуживаете. Я всем обязан вам, ребята.

— Хватит об этом, ты доведешь меня до слез! А теперь скажи мне, ты уже помирился с этой девушкой?

Я вздыхаю, опускаюсь в кожаное гостиничное кресло и делаю глоток скотча из своего стакана. Думаю, я мог бы просто сказать ребятам, что сегодня никуда не пойду. Я расстегиваю пуговицу на своей рубашке.

— Нет, но, - говорю я ей с придыханием, — Я видел ее на днях.

—И? Ты извинился? Унижался? Женщины любят мужчин, которые пресмыкаются.

Я усмехаюсь.

— Она не позволила бы мне дойти до этого момента. Она упрямая.

— Умная девочка.

Анна все донимала и донимала, пока я не рассказал ей основы моих отношений с Валор. Я никогда не упоминал ее имени, только то, что я облажался. Анна могла читать меня, как открытую книгу. Ей не потребовалось много времени, чтобы понять, что со мной что-то не так, после того, как все с Валор развалилось.

Вы никогда не знаете, насколько потеря кого-то может изменить вас, пока он не уйдет. Я должен был знать это лучше, чем кто-либо другой, к настоящему времени. Что еще хуже, так это то, что она ушла из-за меня, только из-за меня. Я мог бы избежать всего этого, если бы у меня хватило смелости признаться, что она значит для меня.

Если бы я мог отпустить свое прошлое на достаточно долгое время, чтобы увидеть, что у меня есть шанс на будущее с ней. После этого я даже не мог смотреть Джей-Джею в лицо. Находиться в этом доме, в доме, где она жила и процветала, было гребаной пыткой.

— Так оно и есть. Я думаю, она бы тебе понравилась.

Это чистая правда. У Анны и Валор так много общего, что это почти трудно объяснить. У них обеих были рыжие волосы, но дело было не только в этом. Они обе несли с собой этот свет, которым они освещали тех, кого любили.

— Я не могу дождаться встречи с ней.

Я прикусываю нижнюю губу, делая еще один глоток.

— Я не думаю, что ты встретишься с ней. Теперь у нее есть парень.

Насадка для душа. Это то, что у нее есть.

— И что же? Я знаю тебя, Бишоп Маверик, когда ты чего-то хочешь, в этом мире нет ничего, что помешало бы тебе это получить. Я верю в тебя, милый мальчик. Ты получишь девушку.

Я бы хотел.

Я знаю, что хочу эту девушку, но заполучить ее - это совсем другое. Встреча с ней на днях чуть не убила меня. Все это сдерживаемое разочарование, которое она прятала, было написано у нее на лице. Валор устала. Я не был уверен, что именно так сильно ее напрягало, но тяжесть этого изматывала ее.

Я бы продолжил эту тему, если бы это было четыре года назад, и мы были другими людьми. Так вот, там было слишком много истории. Я больше не мог просто вести себя как друг, в котором она нуждалась.

Стук в дверь отрывает меня от моих мыслей. Я слышу смех моих товарищей по команде снаружи.

— Мне нужно идти, Анна, передавай всем привет.

— Будь в безопасности, мой бунтарь. Мы очень любим тебя.

Я нажимаю кнопку отбоя, встаю и иду к двери. Смотрю в зеркало, потому что я человек и хочу выглядеть хорошо. Кроме того, несмотря на то, что у меня не было секса уже четыре года, я перестал ждать Валор. Она была счастлива, так что самое меньшее, что я мог сделать, это переспать. Я просто не нашел никого, кто хотя бы пробудил бы мой интерес с тех пор, как она ушла. Поправляя черный костюм, в котором я щеголяю, я провожу рукой по своим растрепанным светлым волосам, смотрю в зеркало и вижу кого-то, кого я больше не узнаю.

Я говорю как жалкая ноющая сучка, но я выгляжу и чувствую себя опустошенным. Кажется, все становится только хуже.

Я открываю дверь. Нико и Кай вместе с другими ребятами ждут меня.

— Это заняло у тебя достаточно много времени, примадонна. Ты расчесывала волосы, Златовласка?

Я грубо толкаю Нико.

— Двигай, пока я не надрал тебе задницу.

Они все смеются, и Нико начинает идти.

— Я иду, иду. Да. Кто нассал тебе в рот?

Покачав головой, я кладу ключ от номера во внутренний карман пиджака. Хлопаю Кая по спине, мотая головой в сторону остальных парней, которые уже направились к лифту. Мы все решили, что после сегодняшнего проигрыша нам хочется пойти выпить.

Нико всегда был позитивным игроком, даже если мы проигрывали, а Кай был полной противоположностью. Он тяжелее всего переживал проигрыш. Я думаю, у него в голове была идея, что он руководит командой, потому что он вратарь. Он забывает, что это командный вид спорта, и большую часть времени он слишком строг к себе.

Мы были на волне выездных игр. Сегодня мы были в Калифорнии. Завтра мы отправлялись в Аризону, играли там, а потом отправлялись в Техас. После этих двух игр мы должны были вернуться домой, в Чикаго. Лучшей частью выездных игр был тот факт, что женской команде приходилось путешествовать с нами. Мы летели разными самолетами, но остановились в одном отеле. Это означало, что я мельком увидел прическу Валор, когда мы прибыли сюда несколько дней назад.

И снова она выглядела усталой. Я беспокоился о ней, но я не мог просто подойти и сказать: «Эй! Прости, что разбил тебе сердце. Я киска, чьи мама и папа оставили ему шрамы, но ты можешь сказать мне, все ли с тобой в порядке?»

Она, наверное, дала бы мне пощечину. На самом деле я знаю, что она дала бы мне пощечину.

Лифт звенит, когда мы добираемся до верхнего этажа. Когда двери открываются, густой калифорнийский воздух ударяет мне в лицо. Я последовал за мальчиками, пока они шли к хозяйке. У нас было зарезервировано место. На крыше нашего отеля был бар. Мы хотели избежать общения с прессой из-за нашей игры. Звуки музыки наполняют ночной воздух. Прямо в центре крыши находится большой круглый деревянный бар, вокруг которого стоит много людей. Струнные фонари освещают крышу и людей на ней. Стулья и столы стратегически расставлены по всей площади, пары и друзья заполняют места.

Официантка ведет нас в отдельный зал, где мы все садимся. Я, как обычно, заказываю скотч, а Нико - текилу. Это означает, что Кай будет заказывать воду, чтобы кто-то мог присмотреть за Нико сегодня вечером, нам не нужно, чтобы он был на первой полосе новостей.

— Если тебя сегодня вырвет, я не буду с тобой нянчиться, - заявляет Кай.

— Да, папа, - ворчит Нико.

Остальные ребята смеются. Мы все втягиваемся в случайные разговоры. Обычные вещи: женщины, хоккей, жизнь. У одного из парней только что родился ребенок, так что он всем показывает фотографии. Он женился около двух лет назад и все еще находился в стадии влюбленности.

Подобные разговоры всегда заставляют меня думать о Валор. Если бы все пошло по-другому много лет назад, мы бы все еще были вместе. Ее отец выбил бы из меня все дерьмо, но, думаю, он в конце концов одобрил бы это. Я был бы на ее выпускном в колледже, на ее драфте, и, вероятно, сделал бы предложение в ту ночь.

Моя жизнь не была бы такой пустой. Квартира не была бы похожа на калейдоскоп воспоминаний о ней, потому что мы бы создали в них новые воспоминания. Я бы попытался убедить ее переехать ко мне, и после того, как я много раз просил и использовал свой язык, чтобы убедить ее, она бы сказала "да". У меня не было бы четырехлетнего сухого периода, потому что каждую ночь я был бы похоронен внутри нее так или иначе. Ее рот, ее киска, и если она чувствовала себя игривой, может быть, ее задница. Потом бы мы засыпали, и я просыпался рядом с ней.

Наша история была дерьмовой, и я ее ненавидел.

Я допивал свой третий стакан скотча, когда увидел ее. Я бы хотел, чтобы мое гребаное тело перестало так реагировать на нее. Каждый раз, когда я смотрю на нее, я будто вижу другую ее сторону, часть, которую раньше не замечал. Это каждый раз выбивает из меня дух. Мои руки покрылись мурашками, и я тут же сжимаю кулаки. Моя грудь сжимается. Я смотрю на нее так, будто если бы мир рухнул вокруг нас прямо сейчас, я бы и глазом не моргнул.

Даже не начинаю рассказывать мне о том, что она делает с моим членом.

Она стояла, облокотившись на выступ крыши, и смотрела в ночное небо. Кудри развеваются на ветру. Иногда, когда я смотрел на нее ночью, когда она была в моей постели, я удивлялся, как человек может быть таким чертовски совершенным и все еще не видеть этого. Интересно, научилась ли она смотреть в зеркало и любить то, что видела?

Потому что, когда я посмотрел в зеркало, все, что я видел, было ее безжизненное лицо, выходящее из моей квартиры.

Я встал, ставя свой стакан, направляясь туда. Мы были друзьями, верно? Я мог бы поговорить с ней как с другом. Я отговорил себя от этого на полпути к ней и убедил себя снова. Потом подул ветер, и я уловил запах лаванды.

Все, что было после этого, было запоздалой мыслью.

Я облокотился на выступ рядом с ней.

— Хорошая игра сегодня вечером.

Боже, Бишоп. Ты такой гребаный идиот. Хорошая игра? Тупица.

Она смотрит на меня, на ее лице ни намека на эмоции.

— Хотела бы я сказать то же самое тебе, но ты играл дерьмово.

Как будто она уже знала, что я был там, прежде чем подошел, она пытается не улыбаться. Я смеюсь, кладу руку на сердце и морщусь.

— Черт возьми, выстрелы были нанесены по моему эго! Ты знаешь, как сломить парня. - Я подстраиваюсь под ее позу, стараясь не показать ей, что я мысленно срываюсь на хрен, снова находясь так близко к ней. Я ненавижу гребаные чувства.

— Не волнуйся, твое эго выдержит больше пары ударов, прежде чем повлияет на тебя, Золотой мальчик. - Ее пальцы рисуют какие-то фигуры на карнизе, и она прикусывает щеку.

Такие разговоры с ней напоминают мне о том времени, когда она была моложе. Всегда пыталась поспорить со мной о чем-то, постоянно поливала меня дерьмом, никогда не боялась сказать, что она чувствовала.

Я закатываю глаза:

— Ну, красотка, у тебя было два гола и голевая передача. Оправдываешь свое имя. - Предполагалось, что это замечание было комплиментом. Я ожидал, что она улыбнется и скажет спасибо, а не обрушится на меня с кулаками.

— Ты знаешь... - Она полностью поворачивается ко мне лицом, прищурив глаза. — Я больше, чем мое чертово гребаное имя. - Насмешка на ее лице заставляет меня нахмуриться. Мои брови в замешательстве сходятся на переносице. Ей всегда нравилось, когда ей говорили, что у нее есть наследие, которому она соответствует. Валор никогда не стыдилась фамилии своего отца, если уж на то пошло, она считала за честь носить ее.

— Эй, - начинаю я, засовывая руки в карманы брюк, — Я знаю. Тебе не нужно откусывать мне гребаную голову. Я, как никто другой, знаю это. Я видел, какую работу ты проделала. Меня как бы выводит из себя то, что ты считаешь меня тем, кто верит, что ты попала в лигу из-за своей фамилии. Я думал, ты знаешь меня лучше.

Я знал прессу, и интервью могло быть очень много, поначалу это ошеломляет. Мне пришлось иметь дело с их насущными вопросами о моей матери и моем отце, когда я только начинал. Теперь все знают, что больше не нужно спрашивать об этом дерьме. Фамилия Валор превратилась из того, чем она гордилась, в то, против чего она работала.

— В том-то и дело, Бишоп, - она делает паузу, отводя от меня взгляд. — Я тебя больше не знаю, и ты ни черта не знаешь обо мне. Как насчет того, чтобы перестать вести себя так, как будто мы - то, чем мы не являемся, мы теперь незнакомцы? Вот и все.

Я подхожу к ней ближе, хватая ее за подбородок большим и указательным пальцами. Поворачиваю ее лицо, чтобы она посмотрела на меня, эти изумрудные глаза вспыхивают от эмоций, и на секунду мне кажется, что она хочет, чтобы я ее поцеловал, но это проходит так же быстро, как и появилось. Эти глаза никогда не лгут мне.

— Возможно, между нами было много дерьма, но я никогда, - я смотрю ей в глаза, моя челюсть тикает, - Ни разу, черт возьми, никогда не сомневался в том, кем ты была как хоккеистка. - Ухмылка расползается по моим губам, когда она пытается отвести от меня взгляд, но я просто удерживаю ее там. — Говори, что хочешь, но я тебя знаю. Я всегда любил и всегда буду любить. Ты не можешь спрятаться от меня, и это тебя бесит, не так ли? Несколько лет и парень-придурок не изменят того, что я знаю о тебе.

Я не хотел, чтобы у меня вырвался комментарий о парне. Но мои эмоции были слишком накалены. Я никогда не знал, что собираюсь ей сказать, она пробуждала во мне то, о существовании чего я даже не подозревал. Огонь горит в ее глазах, и она ухмыляется.

Маленькая гребаная засранка.

— Ты знаешь, что у меня есть парень? Ты что, следил за мной? Он не придурок. Я не помню, чтобы вы встречались с ним, так откуда же ты знаешь, как он себя ведет? Это верно... Ты думаешь, что знаешь, блядь, все. - Она вырывает свое лицо из моих рук, убирая волосы за ухо.

Поскольку я уже арестован за то, что знаю о нем, я могу с таким же успехом выложить все, черт возьми.

— Он был одет в гребаный розовый костюм на твоем драфте. Розовый, Валор. Насколько еще большим придурком он может быть? Держу пари, что за его ногтями ухаживают лучше, чем за твоими. Или, дай угадаю, у вас у обоих одинаковые маникюры и педикюры?

Я вел себя как придурок, но мне было все равно. Как, черт возьми, младшему вообще понравился этот парень? Я знаю, что он тоже считает себя слабаком, все хоккеисты думают одинаково. Мы все устроены иначе, чем обычные спортсмены.

Она закатывает глаза, скрещивая руки на груди.

— Нет ничего плохого в мужском уходе. Некоторые парни гордятся тем, как они выглядят. Не все хотят вылезать из постели с сексуальными волосами, пахнущими киской. Это называется ”класс", может быть, тебе стоит попробовать, Бишоп.

Я знаю, что должен злиться, но все, что сейчас происходит, делает мой член твердым. Ее язвительный рот одновременно является самой раздражающей чертовой вещью на земле, но также и моей любимой чертой в ней. Я громко смеюсь с саркастической улыбкой на лице.

— Раньше ты была причиной того, что мои волосы были такими чертовски растрепанными, ты чуть не вырывала их. Если я правильно помню, у тебя не было проблем с моим запахом, когда мое лицо было спрятано между твоих бедер. - Я пробегаю глазами вверх и вниз по ее телу, облизывая нижнюю губу.

Похоть вспыхивает на ее лице, и цвет свежих роз окрашивает ее щеки.

Шах и мат, Вэлли, детка.

— Прекрати так на меня смотреть! Господи, ты просто бесишь!

Она перебрасывает волосы через плечо, прикусывая внутреннюю сторону щеки. Дует ветер, отбрасывая прядь волос ей на лицо. Я провожу языком по передним зубам, протягиваю руку вперед и дергаю за одинокий завиток.

— Я не могу не смотреть на тебя, Валор. Даже когда я не смотрю на тебя, я все равно вижу тебя. Я вижу тебя точно так же, как ты видела меня в той машине четыре года назад. Нам не нужно смотреть друг на друга, чтобы понять.

Она отступает назад, как будто я пытался ударить ее ножом.

— Я ухожу. Сейчас. - бормочет она. Валор поворачивается и начинает идти к выходу, убегая от меня так быстро, как только возможно. Я не могу позволить ей снова уйти, не извинившись. Это физически убивало меня.

— Подожди, Валор, подожди! - Кричу я, быстро идя, чтобы догнать ее, и хватаю ее за запястье. Поворачиваю ее лицом к себе и замечаю румянец на ее щеках. Ее глаза стали мягче, и они кажутся стеклянными. Клянусь, если она заплачет, я сломаюсь на глазах у всех этих людей.

— Мне нужно кое-что сказать, просто позволь мне сказать это, и я оставлю тебя в покое.

Я смотрю, как она закусывает губу, вырывает свою руку из моей хватки и смотрит на меня с такой грустью в этих зеленых глазах, которые я люблю, что это разбивает меня еще больше. Люди вокруг нас проходят мимо, как будто мой мир не качается на оси, как будто мы не две души, сталкивающиеся друг с другом, кажется, в сотый раз.

— Нет, пошел ты. Что бы ты ни собирался сказать, это не заставит меня чувствовать себя лучше, это только заставит меня чувствовать себя хуже. Ты только хочешь заставить себя чувствовать лучше из-за того, что был дерьмовым парнем или что бы это ни было, черт возьми. Так что не стой тут и не веди себя так, будто все, что ты собираешься сказать, предназначено для меня, а для твоего долбаного чувства вины.

Одна слеза скатывается с ее глаза, и она вытирает ее. И снова она начинает уходить от меня. К черту это дерьмо. Она стоит ко мне спиной, пока мой голос доносится до нее.

— Речь никогда не шла о том, чтобы рассказывать людям о нас! Это не имеет к тебе никакого отношения, Валор! - Я выкрикиваю это перед всеми этими случайными людьми в Калифорнии. Люди, которые наслаждались своей ночью, а теперь втянуты в реальный эпизод "Дни нашей жизни".

Но мне было все равно.

Я устал скрывать свои чувства к ней не от всех остальных, а от самого себя.

Она замирает, оборачиваясь, чтобы посмотреть на меня, как и все остальные эти люди. Я иду к ней, игнорируя взгляды.

— Господи, Бишоп, потише, ладно? Люди собираются продать это дерьмо прессе за кусок пиццы. Я не хочу быть с тобой на первой полосе чикагских новостей. - Она изо всех сил старается скрыть свое лицо от окружающей аудитории, но меня это не смущает.

— Я помню время, когда это было все, чего ты хотела. - Произнесение этого вслух отнимает у меня частичку души, которую я никогда не получу обратно.

Нервно оглядываясь по сторонам, она прикусывает щеку.

— Ну да, дерьмо меняется.

Я улыбаюсь, склонив голову набок.

— Не твое. Ты человек привычки, Валор Салливан.

Мои глаза смотрят на ее шею, видя золотую цепочку, скрывающуюся под толстовкой. Я протягиваю руку вперед, вытаскиваю ее и держу кулон. Мой большой палец проводит по гравировке; знакомый металл приятно ощущается под моими пальцами.

— Ты все еще пользуешься тем же шампунем. - Я знаю, потому что чувствую этот запах, и он напоминает мне о том, как она легла спать с мокрыми волосами. Мой голос тихий, почти шепот. Вся борьба во мне исчезла.

— У тебя тот же плейлист для разминки, что и в двенадцать лет.

Я знаю, потому что я слушал это снова, и снова, и снова. Я тихо смеюсь, отпуская ожерелье.

— Держу пари, костюм фламинго, до сих пор не заметил, что ты считаешь трещины на тротуаре по дороге домой. Но дай угадаю, красавчик никуда не ходит пешком, у него есть личный водитель, который смазывает его задницу для…

Она закрывает мне рот рукой.

— Пожалуйста, просто... - Она качает головой, и я могу сказать, что она пытается не заплакать. — Заткнись нахрен и говори то, что ты должен сказать. Я хочу поскорее покончить с этим.

Я киваю, убирая ее руку со своего лица, позволяя ей упасть, и она обхватывает себя руками, чтобы успокоиться. Я делаю глубокий вдох, пытаясь придумать, как начать это, и просто соглашаюсь с тем, что, по моему мнению, кажется правильным.

— Я никому не говорил, потому что ты напугала меня до чертиков.

Это правда, но я вижу, что она мне не верит. Она усмехается.

— Я не знала, что тебя так легко напугать.

Я провожу рукой по волосам, затем по лицу,

— Валор, я видел, как мой отец превратился в зомби после смерти моей мамы. Вот что любовь сделала с ним, со мной. Любовь никогда не равнялась для меня счастливому концу. Я никогда не хотел, чтобы кто-то имел такой контроль над моим сердцем. Потом ты выросла, Валор, и у тебя был вкус лимона, а твой смех звучал как песня, которую я когда-то слышал и целую вечность пытался вспомнить... - Я замолкаю, зная, что буду говорить часами, если не остановлюсь на этом. Я смотрю на землю, потом снова поднимаю глаза.

— Я боялся того, кем стану, если позволю себе полюбить тебя, а потом ты уйдешь. Ты ушла, и я понял, что я уже был в...

— Остановись, пожалуйста. Пожалуйста, Би, просто остановись. Не заканчивай это предложение. - Ее голос надтреснутый и слабый. Я хочу подхватить ее на руки и обнять. Но это уже не моя работа, это работа придурка. Он - утешение, которого она ищет, а не я.

Я киваю, прочищаю горло, оглядываюсь и вижу, что большинство людей вернулись к своим разговорам. Драма не была новинкой в Калифорнии.

Я открываю рот, чтобы закончить это на хорошей ноте, но она опережает меня.

— Я ждала. Я годами ждала, что ты придешь за мной. Чтобы преследовал меня, чтобы сказать мне именно те слова, которые ты собирался сказать. Я ждала тебя, Бишоп. И теперь, я, я просто... - Она останавливается, делает глубокий вдох и вытирает слезы с глаз.

— Я устала ждать, Би, сейчас? Этих слов просто больше недостаточно.