Любовь и Хоккей (ЛП)

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Существует китайский фольклор, которому некоторые люди до сих пор следуют, о волшебной связи между двумя людьми. Это называется "красная нить судьбы". Говорят, что два человека связаны одной единственной нитью. С того момента, как они оба вошли в этот мир, и до того момента, как они покинули его. Двум людям суждено быть любовниками, независимо от времени, расстояния, пространства или обстоятельств.

Другие верят, что в начале Вселенной все мы были звездами, не чем иным, как частицами и газом. Через некоторое время мы эволюционировали и стали людьми. Эта теория подробно описывает, как мы, люди, созданы из тех же частиц, что и звезды, которыми мы когда-то были. Это означает, что кусочки нас и кусочки другого человека происходят с одной и той же звезды. Они считают, что именно поэтому, когда мы встречаем определенных людей, это кажется почти притягательным, непреодолимым, не от мира сего. Они называют их нашей "Звездной пылью".

Еще одно предположение - это "Близнецовое пламя". По сути, это родственные души на гребаном крэке. Когда мы были созданы на небесах, одна-единственная душа была разделена на два тела. Родственные души - это именно такие родственные души, которые дополняют или присоединяются к вашей душе. Двойное пламя? Они - твоя душа. Другая половина тебя. От левого полушария к вашему правому полушарию. Без них вы - лишь половина того, чем могли бы быть. Итак, хотя у вас, может быть, от пяти до ста родственных душ, у вас есть только одно Близнецовое Пламя.

Индуисты верят во что-то под названием Лехну, в то время как буддисты верят в Пратитьясамутпаду. Родственные души, судьба, предназначение. Существует миллион различных религий, историй и теорий о том, как мы связаны с другими людьми.

Я не религиозна, не духовна и не занимаюсь астрологией…

Подожди, перемотай назад, это ложь.

Я Рак, родилась 18 июля. Мне неприятно признавать, что я тайком время от времени читаю свой гороскоп.

Так что, помимо этого и печенья с предсказанием судьбы из моего любимого китайского ресторана дальше по улице, это было единственное приближение к духовному пробуждению.

До него.

Я не уверена, что, как, когда или кто, черт возьми, решил, что было бы хорошей идеей объединить наши пути. Что бы это ни было, что подняло его и бросило его разочаровывающую задницу в мою жизнь, оно может провалиться в ад.

Им просто нужно было выбрать одного человека, который мог бы нажать на все мои красные кнопки. Единственный человек на планете земля, который любил затевать драки так же сильно, как и я. Кто-то старше, более упертый и более упрямый, чем я когда-либо думала о том, чтобы быть.

Почему я не могу влюбиться в кого-то, у кого нет проблем?

Я бы хотела ударить хуком по судьбе, если это была она. Потому что им нравилось смотреть, как мне больно, слышать, как я плачу, и чувствовать мою боль. Они процветали на нем, питались им, как стервятники. Ублюдки-садисты.

Видите ли, даже несмотря на то, что я никогда не следовала никакой религии. Я знала.

Я поняла это, когда встретила Бишопа. Так же, как вы знаете запах своего дома так же, как звезды просто знали. Би вошел в мою жизнь, думая, что он просто другой человек, но он ушел из нее, став еще одной частичкой моей души. Би и я ─ доказательство того, что что-то другое, кроме нас, свело людей вместе.

Я знала, что что-то ворвалось в нашу жизнь, что-то вроде судьбы. Это запутало наши нити, те, что связывают людей. Судьба скрутила, закрутила петлю и связала нас узлом. Пока все не стало таким грязным, таким грязным, что они больше не были ниточками.

— Никаких бросков по мишеням, Салли.

Я закатываю свои маленькие зеленые глазки, я полностью согласна с этим…

— Это просто тренировка, папаша. - Я вздыхаю, сдувая с лица прядь темно-рыжих волос. Черт возьми, эта коса уже выпадает. Конечно, мой отец сделал мне прическу, и давайте просто скажем, что он гораздо более элегантен на льду, чем с волосами.

Он катится ко мне, его номер шестьдесят три нависает надо мной. Я была высокой для своего возраста, но не НАСТОЛЬКО высокой. Он скрещивает руки на груди, комично опуская на меня глаза.

— Просто тренировка, да?

Я киваю, небрежно пожимая плечами.

— Что происходит, когда до конца игры остается десять секунд, и из-за того, что вы "просто потренировались", пропускаете гол? - заявляет он, ухмыляясь мне, и я вздыхаю.

Он прав, как обычно. На льду ты никогда ничего не делаешь наполовину, ты отдаешь все, что у тебя есть. Выкладывайся полностью или не делай этого вообще. От того, сколько раз я это слышала, меня должно было тошнить.

— Никаких бросков. Поняла, - говорю я, легонько взмахивая клюшкой, которую держу в руке, демонстрируя удар запястьем.

Он одобрительно кивает с улыбкой на лице:

— Это моя девочка. - Он ерошит мои волосы, и я наклоняюсь навстречу его прикосновениям.

Я знаю, что многим детям не понравилась бы идея заниматься тем же видом спорта, что и их родители, которые занимаются этим профессионально, но только не мне. Давление сделало меня лучше. Постоянная потребность проявить себя подталкивала меня к тому, чтобы играть лучше. Я хотела быть лучшей.

— Ты когда-нибудь покидаешь это место, Джей-Джей? - Голос доносится до меня. Это был вокальный парадокс. Мягкий, грубый, низкий, глубокий. Это заставило мой желудок затрепетать в предвкушении.

Я поворачиваю голову на звук, ловя свой самый первый реальный взгляд на Бишопа Маверика. Он катится к нам в тренировочном снаряжении, его шлем зажат под мышкой, а клюшка в другой руке.

Восемнадцатилетний, выбран в первом раунде драфта. Бишоп родился примерно в четырех с половиной часах езды отсюда, в Алтоне, штат Иллинойс. Он был единственным ребенком в семье и воспитывался своим отцом. Я хотела бы сказать, что я знала все это, потому что мой отец рассказывал о нем, но нет. Я знала, потому что погуглила его.

Вы были бы поражены тем, что вы могли бы найти в Википедии о людях. Я часами пялилась на его фотографии в Интернете, смотрела основные моменты игр, следила за каждым его движением, как будто он был какой-то бушующей поп-звездой. Единственная причина, по которой я остановилась, - это то, что Риггс подошла и сказала мне, что я слишком крута, чтобы пускать слюни на парней.

Я знала, что Бишоп был на восемь лет старше меня, но это не имело значения. Я просто знала, что мое сердце трепетало, когда я смотрела на его фотографии.

Прямо сейчас мои руки вспотели под толстыми перчатками, а в животе все перевернулось, как будто я слишком много раз прокатилась на американских горках.

Единственный способ, которым я могла описать его, был "яркий". Светлые волосы, яркие глаза, яркая улыбка. Он был ослепителен. Это напомнило мне о том, когда ты слишком долго смотришь на солнце.

Мои маленькие глазки поднялись вверх по его телу, уставшие, как только они достигли вершины. Я позволила им отдохнуть на его собственных, которые были самого чистого синего цвета, который я когда-либо видела.

Мой отец всегда говорил: "Глаза говорят больше, чем слова".

Я никогда по-настоящему не понимала этого утверждения, пока не посмотрела на Бишопа. Как будто цвет и эмоции, стоящие за ними, не совпадали. Это расстроило меня, когда я это заметила. У него были такие живые глаза, но за ними, как тень, скрывалась печаль.

У него длинные волосы, доходящие до плеч. Это похоже на пряди золотых локонов, вплетенные в пряди светлых волос. Несмотря на то, что он выглядел неряшливо, я бы поспорила на свою любимую пару коньков, что копна его волос была мягкой, гладкой, как шелк.

Мне нравился беспорядок, нравилось, что он не боялся быть полностью самим собой. Это были самые красивые волосы, которые я когда-либо видела. Я помню, как читала историю о человеке, который превратил солому в золото, интересно, не поэтому ли его волосы стали такими блестящими?

— Земля вызывает Валор? - Я отрываюсь от разглядывания из-за того, что рука моего отца движется вверх и вниз по моему лицу. Господи, какая же я идиотка.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, когда мое лицо вспыхивает до цвета моих волос. Кстати, о моих волосах… Я отчаянно пытаюсь пригладить завитки, но даже я знаю, что это бесполезно. Риггс однажды сказала, что я похожа на ватный тампон, обмакнутый в вишневый сироп от кашля. Не говоря уже о том, что на мне толстые хоккейные краги, которые не помогают.

— Да, что случилось? - Говорю я, пытаясь отыграться на том факте, что меня только что поймали, когда я пялилась на него с открытым ртом.

Я закусываю зубами нижнюю губу, прикусываю ее, беспокойно водя клюшкой взад-вперед по льду. Надеясь, что я смогу исчезнуть в воде подо льдом и никогда не всплыть.

— Валор, это Бишоп Маверик. Я тоже пытаюсь показать ему, как играть в хоккей, и, если честно, ты намного лучше. - Он толкает меня бедром, и я тихо смеюсь.

Бишоп закатывает глаза, на его лице появляется легкая усмешка.

— Продолжай убеждать себя в этом, старик. Не слушай его, малыш, если уж на то пошло, я его кое-чему учу.

Я неуверенно улыбаюсь, изо всех сил стараясь не выглядеть неловко. У меня никогда не получалось заводить новых друзей или общаться с новыми людьми. Мне повезло, что мы с Риггс встретились на льду, иначе у меня не хватило бы смелости заговорить с кем-то, кто был похож на нее. Риггс была симпатичной, ну, очень, очень симпатичной.

— Прекрати врать моему ребенку, мне не нужно, чтобы твоя ленивая задница развращала ее, - говорит мой отец, слегка толкая Бишопа.

— Так это и есть печально известный хоккейный вундеркинд? Приятно наконец-то познакомиться с тобой, Вэлли. - Он широко улыбается мне и кивает головой.

Я так ослеплена его улыбкой, что почти пропускаю это прозвище. Он просто назвал меня Вэлли.

Фу, это так по-девчачьи. С тех пор как я родилась, все называли меня Валор или Салли. Меня никогда раньше не называли так мягко, и я не была уверена, что чувствую по этому поводу.

Я была сильной и играла в хоккей, я была не из тех девушек, которые хотят красить ногти или носить розовое. Вэлли выглядит как человек, который хотел провести весь день в торговом центре, а я ненавидела ходить по магазинам.

— Меня зовут Валор. Только не Вэлли, - язвительно замечаю я.

Я наблюдаю, как его губы растягиваются в ухмылке, и он скрещивает руки на груди. Господи, у него на руках мышцы больше, чем у меня на ноге.

— Я слышал, что другие люди называют тебя Салли, так почему я не могу придумать для тебя прозвище? - он подшучивает надо мной, пытаясь надавить на мои кнопки.

— Потому что Салли - это мое ледовое имя, и оно не отстой. Вэлли звучит как девушка, которая проводит еженедельные собрания «Как стать хоккейной зайкой» и пишет первое и второе издание «Трофейной жены для чайников».

На его лице отражается шок, и мой отец смеется, запрокидывая голову. Мне всегда говорили, что у меня не так уж много фильтров. Мой отец хлопает его по спине.

— Похоже, она тоже не потерпит ничего из твоего дерьма, новичок, - шутит он, и я ухмыляюсь. Меня воспитывал отец-одиночка, чья идея занять меня заключалась в том, чтобы усадить меня на катке с мужчинами, которые ругались больше, чем дышали.

— Как насчет того, чтобы ты дала мне прозвище, и я буду продолжать называть тебя Вэлли? - он пытается торговаться со мной. И я просто поднимаю брови со скучающим выражением лица. Риггс всегда говорит, что игра в недотрогу - это способ привлечь к себе внимание, так что именно этим я и занимаюсь.

— Как насчет пойт...? - Мой папа зажимает мне рот рукой, глядя на меня сверху вниз.

— Я еще недостаточно взрослый для этого, мне не нужно еще одно письмо из твоей школы или встреча с твоим учителем по поводу твоего грязного рта, - поучает он.

Он убирает руку, и я вздыхаю, глядя на ухмыляющегося Бишопа. Я борюсь с румянцем от того, что со мной обращаются как с ребенком перед кем-то таким милым.

— Я думаю, что в конце концов это прозвище закрепится за мной, - уверенно заявляет он.

— Сомневаюсь.

— На какой позиции ты играешь, Вэлли? - Его голос такой нежный, но дразнящий из-за добавленного прозвища. Я раздраженно скрежещу коренными зубами. Этот парень превратился из чрезвычайно милого в раздражающего за считанные секунды. Если бы он мог просто держать рот на замке, я думаю, у нас все было бы хорошо.

— Левый фланг, лучшая в своей лиге, - самодовольно отвечаю я. Я никогда не была по-настоящему дерзкой перед другими людьми, если уж на то пошло, я была скромной, но что-то в его дразнящем поведении заставляет меня хотеть доказать свою точку зрения.

— Господи, ты что, отксерил себя? Самоуверенная и язвительная. Она твой ребенок, без сомнений, - комментирует Бишоп, качая головой с коротким смешком.

Ну, когда у тебя только один родитель, придурок, ты, как правило, перенимаешь только их черты. Мне хочется съязвить, но я оставляю этот комментарий при себе.

Я видела, как мужчины обращаются с женщинами в спорте. Как будто они были недостаточно хороши, чтобы делить лед или даже играть в игру. Если мужчина был самоуверенным, это делало его лучше, но, если девушка была хоть немного уверена в себе? Она была заносчивой сукой. Я ненавидела это.

Я собиралась стать девушкой, которая это изменит. Я собиралась стать хоккеисткой, которая заставит мужчин увидеть, какими хорошими могут быть женщины.

— Что? Девушки не могут быть дерзкими? - Спрашиваю я обвиняющим тоном. Я опираюсь на свою клюшку, стараясь сохранять хладнокровие, но в итоге слегка соскальзываю. Я ловлю равновесие, лишь слегка выставляя себя дурочкой. Гладко, Валор, очень гладко.

Бишоп проводит рукой по волосам, ловя мое изящное скольжение.

— Это не имеет никакого отношения к тому, что ты девушка. Ты просто немного молода, чтобы быть такой чрезмерно самоуверенной. Сколько тебе лет, восемь? Я имею в виду, ты вообще можешь пользоваться этой штукой? - Он указывает на мою клюшку.

Могу ли я воспользоваться этой штукой? Он ведь шутит, верно? Он, должно быть, чертовски шутит. Но на его лице нет и намека на юмор, только дразнящий блеск в глазах.

Я прищурила на него глаза, свирепо глядя. Насмешливо оглядываю его с ног до головы.

— Мне десять, спасибо. Как насчет того, чтобы поиграть со мной и выяснить это?

Он приподнимает бровь, позволяя глубокому смеху вырваться из его живота. В уголках его глаз появляются морщинки, и он откидывает голову назад. Я собираюсь стать по-настоящему смешной, когда выебу тебя к чертовой матери.

— Ты уже сделал это, идиот. - Мой отец выдыхает и качает головой: — Удачи. Я оставлю вас двоих разбираться с этим, - комментирует он, поворачиваясь и катясь к бортам, прислоняясь к ним со скрещенными руками, оставляя меня и Бишопа на льду лицом к лицу.

Да, он выше меня, и да, он может победить меня, но это не значит, что я должна отступить или сдаться. Это не та, кто я есть. Будь сильной или иди домой.

— Я буду играть с тобой за это прозвище, - заявляет он, надевая шлем на свои золотистые локоны, прозрачная защита шлема заканчивается прямо посередине его носа, точно так же, как у меня, когда я надеваю его на голову.

— Из-за прозвища? Я просто играю ради права похвастаться.

Он качает головой.

— Такая умная. Если я выиграю, я буду продолжать называть тебя Вэлли. Ты выигрываешь, я останавливаюсь, - легко заявляет он, начиная катиться назад к середине льда.

Я наклоняю голову набок, вытягиваю шею и следую за ним.

— Игра начинается.

Бишоп, он верил в реинкарнацию. В родственные души. Что души перерабатывались в новые тела снова и снова. Эта любовь должна была быть такой же.

Так что, по сути, мы были обречены повторить это разбитое сердце. Мы оказались в ловушке этого болезненного круга. Единственная передышка - это моменты, которые мы проводим порознь, и даже это кажется жестоким.

К черту реинкарнацию. Такая боль? Разбитое сердце? Этого было слишком много, чтобы справиться с этим всего за одну жизнь. Я не хочу знать, каково это, в следующей. Теперь я это вижу.

Я, наверное, была бы бабочкой. Я бы приземлилась в его ладони после полета над земным шаром. Он отмахнулся бы от меня, и один только отказ убил бы меня. Реинкарнация создает замечательные истории, но ранние смерти и несчастные сердца.

Или, может быть, только может быть, мы были линиями асимптоты. Линия, которая постоянно приближается к заданной кривой, но не пересекается с ней на каком-либо конечном расстоянии.

Мы могли бы становиться все ближе и ближе, но никогда не были бы вместе. Это может показаться печальным, но это гораздо гуманнее, чем быть марионеткой в этой гигантской любовной постановке.

Я всегда буду его Вэлли, а он всегда будет моим Би.

Если бы мы были линиями, я бы никогда не хотела, чтобы мы были в одном самолете. Если бы мы были двумя языками пламени, я надеюсь, что скоро сгорю. А если красная нить соединяет мою душу с его душой?

Мы возьмем в руки ножницы.