1966 году, во время длительной поездки по странам востока, мне, признаюсь, довелось побывать в самых неожиданных уголках этого региона. Так диктовали обстоятельства. Война 1956 года представлялась тогда уже далеким прошлым, а возможность арабо-израильских конфликтов 1967 и 1973 годов даже не возникала в богатом воображении арабских политических деятелей и бизнесменов.
Древний Бейрут, четырехтысячелетнюю столицу Ливана, по сравнению с которой Лондон и Париж младенцы, лихорадило… На сцену недавно открытого казино в Маамелтейне, что на дороге в Джубейль, паровой локомотив вывозил самых красивых девушек Европы. В его кабинетах шейхи в тюрбанах вели крупную карточную игру. Восточные выскочки, нефтяные принцы и спекулянты, разбогатевшие на махинациях в «третьем мире», проводили здесь ночи напролет. Похоже, Ближний Восток конкурировал с американским Западом.
Кроме того, здесь активно обменивались политическими и экономическими новостями. Двадцать кабаре на улице Фениси, три новых дворца в Бейруте, с висячими садами и роскошными бассейнами, служили местом различных тайных сборищ. Торговля валютой, оружием, вывоз гашиша, вырабатываемого на плоскогорье Бекаа, импорт современного сложнейшего электронного оборудования, развлечения с девушками с берегов Балтики — все перемешалось здесь.
Я же предпочитал уют старомодного отеля «Сент-Джордж» с его баром, обтянутым бежевым бархатом, где задолго до меня останавливались майор де Голль и генерал Вейган — еще в те времена, когда верилось, что второй из них готовится спасти Францию. Я любил встречать сумерки на высокой террасе, до которой доносился шум волн… Среди приезжих в основном европейцы, многие из них сильно загорели под испепеляющим восточным солнцем.
— Ночи в Ливане бесподобны, — любил повторять пожилой англичанин по имени Сидней. — Они вселяют бодрость и располагают к… сделкам и заговорам.
Усы этого семидесятилетнего человека порыжели от табака «Данхилл». Он предпочитал рубашки цвета лаванды, которые делали его похожим на вечного студента Оксфорда. На его лице оставили отпечаток десятилетия, проведенные в Египте и Палестине, — именно там он долгое время жил, прежде чем обосноваться в Ливане. В 1917—1920 годах он знавал генерала Алленби и знаменитого шерифа Хуссейна, положившего начало династиям королей Иордании и Ирака. Был он знаком и с неким британским полковником, прозванным бедуинами Аль Хураном — загадочным Томасом Эдуардом Лоуренсом, автором «Семи столпов мудрости», который, похоже, передал Сиднею, тогда молодому, свою склонность к риторике. Когда же я попытался вызвать его на откровенность, он вроде бы невинно, но многозначительно поглядел на меня. Дважды он позволил себе дать мне кое-какие советы, которые оказались весьма ценными.
— Когда вы соберетесь посетить арабскую часть Иерусалима, — изрек он однажды вечером, — то избегайте паломников. Это весьма надоедливые типы. Обходите Святые места и продавцов сувениров. Развлекайтесь лучше с игроками в азартные игры в притонах на берегу Мертвого моря.
Этот совет меня озадачил. Разве не обсуждая я только что с Сиднеем серьезные дела? Ведь я напомнил этому ветерану войны в песках, что под египетскими фесками и чалмами бедуинов прячутся те, кто прежде носил каски с эмблемой «Мертвой головы»?
Неделю спустя, возвращаясь после посещения русских православных монахов, которые жили неподалеку от Сен-Сепюлькра, я решил посидеть в холле отеля «Мон-Скопус». Построенный по типовому американскому проекту, «Скопус» кишел разным людом: английские и французские туристы, священники из Америки, офицеры армии короля Хуссейна, делегация католических монашек из Баварии… Но среди них не было тех, кого я рассчитывал обнаружить, — бывших оберштурмбаннфюреров СС.
В холле мне встретилось одно знакомое лицо. Это был весьма услужливый иорданец, который помог мне в сутолоке крохотного аэропорта Восточного Иерусалима. Я знал только, что зовут его Ибрагим, что родом он из знатной исламской семьи и занимается туризмом. Он, судя по всему, полагал, что меня, как западного журналиста, должна заинтересовать проблема модернизации его страны. Он забросал меня вопросами. Я похвалил чрезвычайную опрятность этой части иорданской территории. Рассеянно улыбаясь, он любезно предложил мне свои услуги.
— Может быть, мы совершим прогулку по берегу Мертвого моря, — предложил я, вспомнив совет Сиднея. — Там наверняка есть какое-нибудь заведение для туристов, где мы смогли бы отведать кебаба?
— Есть кое-что и получше! — проговорил он с таинственным видом. — Заведение, достойное Французской Ривьеры…
Ибрагим осторожно вел «олдсмобил» по бесконечным зигзагам дороги, отделявшим нас от самой глубокой впадины на земном шаре. Чтобы спуститься на тысячу метров, пришлось проехать шестьдесят километров по узкой дороге, извивающейся между чахлым кустарником и известняковыми скалами.
Ибрагим объяснил, что везет меня в казино у Мертвого моря, в отель-ресторан с ночным баром, который посещают богатые клиенты, играющие здесь в рулетку и карты.
— Там можно встретить дипломатов из Аммана, бизнесменов из Иордании, офицеров войск ООН… а также очень хорошеньких «хозяек» родом из Европы, — добавил он.
Дважды наш лимузин должен был остановиться перед кордоном иорданской полиции — суровыми людьми в британской униформе черного цвета. Меня удивило то, что они были в касках.
— Только ночью, — улыбнулся Ибрагим. — Это мора предосторожности против контрабандистов…
Маленький мост был перекинут через Иордан, в серых водах которого младенца Иисуса крестил Иоанн Креститель.
Ибрагим указал мне на реку рукой со множеством колец:
— Это арабская вода, и израильтяне никогда ее у нас не отберут!..
В казино игра шла по-крупному. Хотя казино по виду и размерам было скромнее подобных заведений Бейрута, столы, за которыми играли в баккара, напоминали кабинеты в Монте-Карло. Пачки иорданских фунтов стерлингов переходили из рук в руки перед глазами уставших египетских крупье.
Чувство подавленности, овладевшее мной в автомобиле с кондиционером, еще больше возросло. Этот притон, находившийся в центре библейской земли, шокировал своим кричащим убранством и персонажами, которые, казалось, сошли со страниц «Процесса при закрытых дверях» Жана Поля Сартра. Крупная молодая женщина, со вкусом причесанная и подкрашенная, поддерживала вялый разговор с иракцем в длинном белом одеянии, скрадывавшем его толстый живот. Явно утомившись, она повернулась ко мне и произнесла по-английски:
— Меня зовут Хейди, я одна из шести европейских девушек из персонала этого заведения…
Были и другие весьма приветливые девушки для развлечений в казино у Мертвого моря: одна из Ниццы, другая из Бельгии. Но у меня были свои причины пригласить пообедать белокурую Хейди. Молодая немка была удивлена и счастлива тем, что может поговорить со мной на родном языке.
— Я была преподавателем танцев в Бремене, когда меня и десяток других немок и датчанок завербовал импресарио. Он предложил хороший контракт в Бейруте. Ливанское кабаре оказалось элегантным и очень корректным по отношению к нам, но хозяин разорился. Мы попытали счастья в Дамаске, где вели борьбу с новым патроном и его сводниками.
Подумалось, сколько их, белокурых артемид и диан, которые отваживаются пуститься по пыльным дорогам Ливана или Африки, чтобы пережить там малопривлекательные «тысячу и одну ночь».
— Иногда, как с вами, я могу поговорить на своем родном языке, — добавила она. — В этом районе немало соотечественников, занимающихся нефтяным бизнесом или совершающих деловые поездки. Работа у них достаточно секретная… В прошлом месяце я познакомилась с неким Хассаном. Он завел разговор о женитьбе…
— Но Хассан не немецкое имя!
— Он родился в Гамбурге, но паспорт у него египетский. Ему лет шестьдесят, бегло говорит по-арабски. Глушит шампанское, но никогда не рискнет поставить хоть один фунт на игорном столе. Однажды посетитель-австриец окликнул его: «Эй, Генрих!» Разозлившись, мой клиент ударил его ладонью по руке.
— Известна ли вам по крайней мере египетская фамилия Хассана?
— Увы, он мне о многом рассказывал, но не сказал, кто он такой. Может быть, у него ревнивая жена? Он вовсе не гуляка. Горюет от того, что не может ловить щук в Дунае, и коллекционирует пластинки Шуберта, которые покупает в Бейруте.
В погоне за быстро сменяющими друг друга событиями два дня спустя я оказался в Никосии с ее более свежим воздухом. Кипр был охвачен новым приступом лихорадки. На всякий случай я описал своему другу Эгону приметы Хассана-Генриха, о котором говорила девица из бара.
Утром в моем номере в Никосии зазвонил телефон. Это был Эгон. Отрывистым голосом он сказал:
— Завтра утром я буду на Кипре.
И больше ничего.
На следующий день в баре отеля мы с ним обнялись. Под тенью эвкалиптов, вдали от греческих и турецких шпионов, мы разговорились.
— Ваш любитель шампанского, — пояснил Эгон, — как две капли воды похож на Хассана Солимана — эсэсовца, чье настоящее имя Генрих Шеллман. Он возглавлял в 1944 году гестапо в Ульме, в верховьях Дуная!
Я узнал, что в начало 60-х годов Шеллман был замечен в Танжере. Он занимался экспортными операциями в фирме «Астрамар». На деле по поручению некоего Георга Пухерта, владельца флотилии судов, доставляющих контрабанду, он проявлял интерес к продаже оружия. Когда последний стал работать исключительно для ФНО[54], Шеллман расстался со своим сообщником. Бывший эсэсовец, которого с распростертыми объятиями приняли испанские экстремисты, завел знакомство в Пальма-де-Мальорка с эмиссарами ОАС.
К тому же Пухерта подвел замок зажигания его «мерседеса». Однажды, повернув ключ на четверть оборота, он привел в действие заряд пластиковой бомбы, на которой подорвался.
Не исключено, что ее подложила под капот французская профашистская группа «Красная рука», сотрудничавшая с ОАС.
— По последним сведениям, — сказал в заключение Эгон, — Генрих владеет домом в Багдаде, где выполняет роль представителя немцев, живущих в Гонконге. Это еще одна ветвь мафии бывших нацистов, занимающихся махинациями с золотом, отборным жемчугом и т. д. Однако ему надоела торговля всякими дорогими побрякушками, и он вернулся к контрабанде оружием. Этого нациста явно привлекает запах крови.
Возвратившись на террасу «Сент-Джорджа», я подсел к столику Сиднея. Он встретил меня с едва скрываемой иронией:
— Ну и как, была крупная игра на берегу Мертвого моря? Или отыскали мумий со свастикой?
Я ответил ему только, что поболтал с хорошенькой немкой и встретил в Никосии приятеля. Коротко изложил соображения Эгона. Покачав головой, Сидней сказал:
— В этом объяснении нет ничего невероятного. Многие подпольные структуры нацизма смогли пережить разгром «третьего рейха». Это, в частности, две сети информаторов, подчиненные Гейдриху и Шелленбергу: прежде всего сеть «Аладин», имевшая пункты связи в Анкаре, Багдаде и Алеппо. Свое название она получила из-за уменьшения размеров радиопередатчиков благодаря «волшебной лампе», изобретенной инженером из концерна «Телефункен». Один из радиопередатчиков был обнаружен британской военной полицией вблизи вокзала в Александрии. Однако радиста, маскировавшегося под египетского нищего, так и не удалось схватить. Было лишь известно, что он действует под прикрытием торговца коврами и антиквариатом. Арестовали персидского купца Хана Халила по кличке Паперть, торговавшего в Каире драгоценностями. Но он повесился в камере лагеря Файед. Уцелевшие агенты сети «Аладин» организовали затем бегство пленных немцев из Африканского корпуса, которых мы содержали в зоне Суэцкого канала. Сеть «Аладин» быстро росла…
— Вплоть до 50-х годов?
— Вне всяких сомнений. Беглые эсэсовцы примыкали к двум уже существовавшим структурам: «Аладину» и «Ремо»… Как известно, Шелленберг содержал параллельную сеть шпионов, не зависящую от первой и весьма надежно укоренившуюся в Турции. К сожалению, наши союзники, примкнувшие к нам в последний момент, — турецкие разведслужбы, помогавшие знаменитому Цицерону, слуге посла Великобритании, бывшему берлинскому шпиону, — помалкивали на этот счет. Говорят, что в 1949 году «Аладин» и «Ремо» были прибраны к рукам напористыми людьми, присланными из Мюнхена.
— Генералом Геленом?
Сидней, услышав это имя, улыбнулся. С хитрым видом добавил:
— …Присланными теми, кто был заинтересован в тем, чтобы использовать ярых антикоммунистов и насадить их в жизненно важных центрах Ближнего Востока, даже если это приведет к соперничеству с англичанами…