Мафия СС

Глава VI Заговор гауляйтеров

Не так уж часто случается, что мирные люди размахивают револьверами, да еще в ситуациях, когда их нельзя за это порицать… Так произошло, когда я писал эту книгу, 16 апреля 1977 года узнал из газет, что накануне два солидных семейных человека с револьверами в руках ворвались в посольство ФРГ в Израиле, стараясь проникнуть в кабинет посла.

То были Генри Торонтчик и Андрей Килчинский. Их цель? Заложников не брать, никакого ущерба не причинять… и кричать как можно сильнее, чтобы их услышали.

— Мы двое из немногих уцелевших в Варшавском гетто, — кричали эти «миролюбивые террористы». — Наши родители и близкие уничтожены в Терезиенштадте, Освенциме и Майданеке. Тридцать три года спустя мы узнали, что четырнадцать охранников лагеря смерти в Майданеке предстанут наконец перед судом в Дюссельдорфе. Однако пресса Западной Германии посвящает этому делу лишь крошечные отчеты. Можно не сомневаться, что судебная комедия закончится мягким приговором и к палачам отнесутся так же снисходительно, как к лавочникам, спекулировавшим на кофе.

Встреченные в своих блочных домах в пригороде Тель-Авива встревоженными женами, эти храбрецы были преисполнены чувством выполненного долга. Я не могу поставить им в вину желание устроить переполох, ибо подлинный скандал — это та гнусная среда в западных странах, в которой, как в трясине, тонет память о нацистском аде. Она особенно ощущается в ФРГ, где официальный заговор молчания затыкает рты незатихающим врагам фашизма кляпом «экономического чуда». Западногерманские школы либо по собственной инициативе участвуют в этом заговоре, либо послушно исполняют приказы сверху. Приведу в качестве примера недавний опрос, проведенный тремя мужественными учителями земли Шлезвиг-Гольштейн. Спросив 2070 молодых, немцев обоего пола в возрасте от 12 до 16 лет, кто такой Адольф Гитлер, они услышали от пожимавших плечами молодых людей: «Гитлер? Ах, да! Да тот, кто построил автобаны и изобрел „фольксваген“». Или: «Полный идиот, который так и не смог выиграть войну!» А то и такое: «Гений, но я его не знал…»

Как с болью отметил воспитатель из Фленсбурга Дитер Боссман, нацистская эпоха фактически вычеркнута из программы школьного обучения в ФРГ.

«Смутьяны» Торонтчик и Килчинский выкрикивали справедливые обвинения, разоблачая западногерманскую комедию правосудия. Да разве мы не видим сами, как бывших палачей со свастикой весьма почтенные судьи, заседающие в сверкающих чистотой трибуналах, выдают чуть ли не за мелких хулиганов? Разве не отвергают там под смехотворными предлогами свидетельства множества бывших узников и участников Сопротивления? Разве не выносят там фашистским преступникам чисто символические приговоры?..

Я прекрасно помню ту беспокойную зиму, когда мне пришлось проводить трудное расследование по заданию нескольких крупных западных газет.

Середина января 1953 года. Между двумя поездками на Карибские острова я снова попал в ФРГ, в семью моей жены — немки. Снег припорошил крыши домов. В нашем квартале все было восстановлено и покрашено заново. Мой американский завтрак был более обильным, чем когда-то во времена Веймарской республики. Толстые газеты, которые я просмотрел, явно не скупились на бумагу. Аккуратно подстриженные липы в соседних садах предвещали новую Германию, очищенную и благоустроенную.

Несколько строк, помещенных в либеральной газете «Франкфуртер рундшау», поразили меня. Своего рода частный клуб, говорилось там, предназначенный для бывших именитых людей «третьего рейха», только что учрежден в Гамбурге. Может быть, я чего-то не понял? Среди членов клуба я обнаружил фрау Инге Дёниц, супругу пресловутого адмирала, а также Карла Кауфмана и Альфреда Фрауенфельда, бывших гауляйтеров Гамбурга и Вены… Нет, я не ошибся. Другие персонажи, перечисленные в газете, оказались того же происхождения: полковники СА Гуннар Берг и Гейнрих Кунстман, бывший нацистский генеральный прокурор Ганс Хаак, Альфред Салат, издававший «Последние новости Мюнхена» для активистов НСДАП, а также военные, дипломаты и промышленники, которые в свое время отличались особой преданностью фюреру.

Всесильный британский верховный комиссар Киркпатрик спокойно взирал на эту перегруппировку известных и влиятельных нацистов. По телефону я получил у английского генерала в Дюссельдорфе — административном центре британской зоны — подтверждение факта, о котором сообщила «Франкфуртер рундшау».

…Капитан Фред Галдахер встретил меня с радостью. Я был представителем дружественной прессы и первым американским репортером, связавшимся с ним по поводу этого дела.

— Клуб существует, — сказал он, — и процветает. Он намерен проникнуть в христианскую партию д-ра Аденауэра под видом «национал-демократов», чтобы уничтожить хрупкие демократические институты, которые существуют всего четыре года… Нам известны также их сообщники: тайные группировки, управляемые из-за кулис уцелевшими эсэсовцами, которые готовятся пополнить «своими» ряды правых в бундестаге. Все эти нацистские бонзы исподволь готовят новый заговор. Мы собираемся накрыть их сеть, ибо их наглость стала слишком откровенной. Однако упаси тебя бог объявлять заранее о нашей операции и даже просто говорить о нашей бдительности… Мы опасаемся, как бы те, за кем мы следим, не укрылись в американской оккупационной зоне. В Мюнхене и во Франкфурте они смогут воспользоваться покровительством влиятельных сил. На важных постах там обосновались бывшие доверенные люди Гитлера вроде генерала Гелена, возглавившего новую службу шпионажа. Наш ценный сотрудник д-р Отто Джон, стойкий антифашист, чувствует себя неуютно в связи с возвышением «серого генерала»: нам известно, что Гелен поклялся устранить его.

В свою очередь я рассказал несколько обескураженному офицеру о своем печальном опыте жертвы «охоты за ведьмами», развязанной таким гнуснейшим типом из штата Висконсин, как сенатор Маккарти. Фред меланхолически покачивал головой, приглашая меня приехать к нему в Австралию, где он рассчитывал забыть «холодную войну» и превратности англо-американской дружбы. Этот бывший охотник за нацистами, с которым я познакомился в опустошенном Берлине 1945 года, не хотел смириться с тем, что преступления гитлеровцев, и особенно видных, предаются забвению. И он был прав… Через два дня новые события взбудоражили телетайпы крупных информационных агентств.

В темную и туманную ночь с 14 на 15 января 1953 года сотрудники отдела британской военной полиции окружили богатую виллу в окрестностях Дюссельдорфа. Четыре джипа перекрыли выходы, включили фары. В тусклом свете виднелась гравировка по черному мрамору: «Г. С. Люхт, экспорт-импорт».

Толкнув тяжелую дверь из кованого железа, полицейские ворвались в здание. Они все перевернули, вспарывали портфели с двойным дном, взламывали сейфы и тайники, вмонтированные в стены. Даже гроб владельца виллы, умершего недавно, был вскрыт. После ареста управляющего фирмой двери были опечатаны, а конфискованные документы погружены в четыре грузовика. Агенты разведки и полиции расставили свои посты как внутри, так и вокруг виллы. Доставленные на грузовиках документы неонацистской пропаганды были тщательно изучены английскими службами в Дюссельдорфе и Лондоне. Из них стало очевидно, что «гауляйтеркрайс» («сообщество гауляйтеров») есть не что иное, как политическая мафия бывших высокопоставленных нацистов, организация всемирного масштаба, объединяющая сотни филиалов в двадцать одной стране, где бывшие эсэсовцы, принадлежавшие к элите гитлеровского режима, собирают вокруг себя реваншистских недобитков, которые не хотят смириться с гибелью «третьего рейха».

Нити заговора тянулись в Токио и Буэнос-Айрес, пересекались в Риме и Мадриде, не говоря уже о Вене, Бонне и Бремене. В один узел они сходились в Баварии. Ведущей фигурой этой мафии был Вернер Науман — один из последних доверенных лиц фюрера, присутствовавший при его самоубийстве и сбежавший из гитлеровского бункера вместе с Мартином Борманом и генералом СС Гансом Бауром, пилотом личного самолета Гитлера. Он расстался со своими спутниками у пылавшего Лертерского вокзала. Толстый пакет находился под его кителем обыкновенного служащего канцелярии. Борман был одет так же. Эта маскировка позволила им затеряться среди гражданского населения, теснившегося в засыпанных пылью подвалах, где русские еще не начали производить проверки.

Пакет, переправленный статс-секретарем по пропаганде в этот знаменательный день 2 мая 1945 года, содержал, в частности, завещание его шефа, д-ра Геббельса, покончившего с собой в бункере, а также часть сверхсекретного досье, врученного Гитлером Борману собственноручно.

Ловкий и хитрый Вернер Науман — спортивного склада человек сорока лет — добрался до Ганновера, переоделся в форму железнодорожника, счастливо избежав проверок, осуществлявшихся английской военной полицией. Как все высшие чины гитлеровской канцелярии, он не имел знаменитой эсэсовской татуировки. Из осторожности он не пошел в штаб Дёница, справедливо полагая, что его положение нового министра пропаганды, словесно пожалованное ему Геббельсом мертвенно бледными губами перед самым концом рейха, доставит ему много неприятностей. К тому же разве не мог позволить себе некоторые надежды этот сравнительно молодой человек, искушенный в юридических и политических тонкостях, да к тому же обладатель таких секретных документов? Надо было запастись терпением и дождаться неизбежного конфликта между западными и восточным союзниками… Но голод заставил нацистского волка выйти из нищей деревушки, где он укрылся. Он добрался до Дюссельдорфа, где жила его семья. Там он был арестован английской военной полицией, которая, не подозревая, кто ее пленник, через несколько месяцев отпустила его.

Удача сопутствовала Науману. Он разыскал одного из своих сотрудников в министерстве пропаганды, выходца из состоятельной семьи, Герберта Люхта. Тот занимался экспортно-импортными операциями, не гнушаясь спекуляциями на черном рынке. К тому же он был женат на богатой бельгийской графине. Одна из его «заслуг» состояла в том, что он скрыл в надежном месте досье, позволившее ему связаться с держателями нацистских капиталов за границей.

Не слишком беспокоясь по поводу Нюрнбергского процесса и «плана Моргентау»[32], который наивно предусматривал превращение побежденной Германии в «провинцию земледельцев», тандем Люхт — Науман привел в порядок запущенные дела и собрал вокруг себя старых «приятелей». Так, бывший сотрудник Геббельса, оставаясь в тени, заправлял крупными делами.

Располагая капиталами за границей, активно занимаясь коррупцией и шантажом новых немецких функционеров, назначенных оккупационными властями, эта группа деляг ни в чем себе не отказывала в Западной Германии 1946—1947 годов — разрушенной стране, стране стариков, калек, нищих, бросающих голодные взгляды на пустые магазины и воззвания союзников. В Дюссельдорфе, в Шталхаузе, обосновались десятки комиссий и подкомиссий. Там же, в потенциально богатейшем районе Рура, подобно удельному князю, правил британский верховный комиссар Киркпатрик. В то время как домохозяйки выстраивались в очередь за килограммом брюквы, а британская администрация выдавала в мизерных количествах цемент и стекло для восстановления домов и фабрик, Люхт, успев запастись поддельными долларами и фунтами стерлингов (фальшивые деньги, изготовленные эсэсовцами в Заксенхаузене, еще имели хождение), скупал все, что можно: картины выдающихся художников, драгоценности, недвижимость, земельные участки. В условиях разоренной экономики, когда царили доллар и сигареты, в замкнутых привилегированных кругах вроде того, который образовался в Дюссельдорфе, зарождались надежды. В то время когда отчаявшиеся предпочитали самоубийство, когда эсэсовцы, находившиеся в лагерях союзников, ожидали предполагаемого освобождения, когда многие тайными путями обращались в бегство, Люхт и его подручные уже учуяли амнистию и состав первого западногерманского правительства, которое разрешат западные союзники. Им оставалось только объединиться и организоваться.

Те надежды возникали прежде всего в американской зоне. Мелкие немецкие служащие в Шталхаузе не без зависти шептались: «Генерал Гелен установил прекрасные отношения с американским начальством. Только о нем и говорят в штабе 3-й армии в Бад-Тёльце и в окружении генерала Джорджа Стронга, шефа отдела «G-2» оккупационных войск американской армии».

Передаваясь из уст в уста, эта новость вскоре стала секретом Полишинеля: Гелен уже в 1945 году добился поддержки генерала Паттона. Оба считали, что американцы должны быстро перегруппировать несколько дивизий войск СС, перевооружить их и держать наготове, чтобы в подходящий момент ввести в действие против Советской Армии.

Гелен до такой степени заинтересовал своих новых друзей, что отдел «G-2» устроил ему в 1946 году поездку в Вашингтон для «уточнения деталей». Генерал Макнарни, заместитель военного комиссара в американской зоне и приближенный Эйзенхауэра, получил тревожные сведения из Бад-Тёльца, подтверждающие обоснованность протестов советской стороны, в частности маршала Жукова. По ее сведениям, 3-я армия генерала Паттона не демобилизовала своих пленных и держала отборные немецкие дивизии, по существу, в состоянии боевой готовности. Все это было явным нарушением соглашений, подписанных союзниками в Ялте и Тегеране. Четыре месяца спустя после падения Берлина Паттон повсюду повторял: «Рано или поздно мы будем воевать с русскими. Тем скорее нам понадобятся первоклассные немецкие войска, готовые выступить вместе с нами…» Во время разговора с Робертом Мэрфи, политическим советником Белого дома, Паттон воскликнул, поигрывая своим техасским револьвером, инкрустированным серебром: «Нужно ударить по русским сейчас, не дожидаясь, пока они нападут на нас!..»

Роберт Мэрфи, человек весьма информированный, причастный к плану высадки союзников в 1942 году в Северной Африке, вручил генералу Эйзенхауэру деловую записку с изложением недопустимых, с его точки зрения, фактов. Оказывается, тысячи бывших немецких военнопленных, используемых 3-й армией в качестве шоферов, поваров, денщиков и даже секретарей в военных отделах, которых содержат за счет американских налогоплательщиков, развлекаются тем, что горланят: «Хайль Паттон!» Такой способ вербовать бывших врагов, превращая их в пособников, удивил даже Вашингтон.

Паттон был отстранен от командования 2 октября 1945 года. Два месяца спустя он погиб в автомобильной катастрофе…

Гелен и его люди, служившие ранее в СС и абвере, были начеку: они пользовались поддержкой в отделе «G-2», необходимой для осуществления их замыслов. Как видно, завещание Геббельса сбывалось. Такие американские генералы, как Болдинг, Стронг и Магрудер, считали Гелена «человеком, который может быть использован в полной мере».

Администрация, назначенная Рузвельтом, старалась не спускать глаз с этих генералов. К несчастью, великий президент умер 12 апреля 1945 года. Его преемник Гарри Трумэн, выскочка из Миссури, тут же переориентировал американскую политику согласно своим личным пристрастиям. Начиная с лета 1945 года Вашингтон занял по отношению к Москве жесткую позицию. Одна из крупных оплошностей Трумэна состояла в назначении своего протеже главой новой разведывательной службы. Речь идет о контр-адмирале Соуэрсе, который стал шефом Центральной разведывательной группы (ЦРГ), превратившейся в дальнейшем в ЦРУ. Этот бывший партнер Трумэна по покеру, владелец магазинов из Мэмфиса, ничего толком не смыслил в делах шпионажа. Впоследствии ему нашлась «достойная» замена.

Назначение на высокие посты людей из числа бизнесменов не раз наносило ущерб интересам Соединенных Штатов. Автор данной книги сам испытал это на себе[33].

Только после многочисленных демаршей и давления со стороны штаба Эйзенхауэра и британской службы «МИ-5» Трумэн согласился в 1947 году избавиться от Соуэрса, заменив его генералом Вандербергом. К тому времени среди шефов Пентагона уже примелькались остроносый профиль, седые виски и ледяной взгляд Аллена Даллеса. На своем первом посту — ответственного за подготовку кадров для будущего ЦРУ — брат Фостера Даллеса стал крестным отцом нациста Гелена. Этот последний, приглашенный в Вашингтон, присутствовал на встречах ветеранов из «G-2» и УСС[34], наблюдая за борьбой между Даллесом и Донованом за благосклонность президента, сената и конгресса.

Победителем стал тот, на кого делал ставку дальновидный Гелен, — Даллес, пообещавший Трумэну создать такую «суперразведывательную службу», какой еще не знал мир. В этом ведомстве Гелену и его команде, которую он воссоздал за месяцы, последовавшие за разгромом, отводилась важная роль. Отплыв из США 1 июля в Европу, Гелен уже был уполномочен на осуществление такой шпионской миссии, которая выдвигалась на первый план в рамках «холодной войны».

Замечу между делом, что Гелен высадился в Гавре и проехал через Париж, но ни один из участников французского Сопротивления не узнал о присутствии во Франции этого некогда верного приспешника Гитлера. Да, скрываться и заметать следы он уже тогда умел в высшей степени профессионально.

В середине декабря 1947 года генерал Гелен обосновался в лагере Пуллах в Баварии. Несколько дней спустя в компании двадцати близких ему людей он отпраздновал рождество перед зажженной елкой, за столом, ломившимся от яств. Они подняли бокалы, благословляя американских военачальников, которые вернули их на привычную антисоветскую стезю и водворили в удобный особняк, когда-то предназначавшийся для семей офицерского корпуса СС.

Прошло пять лет. Когда стало известно, что «серый генерал» нанял — на американские средства — сотни бывших эсэсовцев, многие из которых разыскивались как военные преступники, «скромный» Вернер Науман решил, что пора вывести свою организацию на свет божий.

Шла подготовка к весенним парламентским выборам 1953 года. Нужно было воспользоваться предвыборной лихорадкой, чтобы занять место на политической арене новой республики д-ра Аденауэра. 2 ноября 1952 года состоялось первое заседание «клуба» в Дюссельдорфе, где собрались уцелевшие представители элиты «третьего рейха». Вторая встреча, проведенная в Гамбурге 18 ноября того же года в доме бывшего гитлеровского прокурора Хаака, почти открыто собрала руководителей нового «коричневого интернационала». Его программа состояла в том, чтобы объединить бывших эсэсовцев и неонацистских реваншистов в мощный блок, способный диктовать свою волю боннскому бундестагу.

Основатели этой неонацистской группы некогда принадлежали к высшим чинам разгромленного рейха: Вольфганг Диверг, бывший штандартенфюрер СС; Густав Шеель, экс-гауляйтер Зальцбурга, который, согласно последним пожеланиям Гитлера, мог занять пост министра культуры; Карл Кауфман, гауляйтер Гамбурга; Йозеф Гробе, гауляйтер Кёльна; Альфред Фрауенфельд, гауляйтер Вены; Пауль Вегенер, гауляйтер Ольденбурга; Отто Дитрих, который был близок к Геббельсу; Артур Аксман, фюрер нацистской молодежи; Гейнц Зипен, обергруппенляйтер СС; Эрнст Ахенбах, сотрудник Риббентропа; Вернер Трумпф, шеф СА; Вернер Классен, обергруппенфюрер СС; полковник Рудель, летчик, один из приближенных Гитлера, и т. д. Чуть позднее к ним примкнули штандартенфюрер СС Дольман, состоявший в окружении Гиммлера, и всем известный Отто Скорцени.

В течение суток «ветераны» свастики приветствовали друг друга и строили планы на будущее, гордо поднимая пивные кружки и бокалы шампанского.

Семеро нацистов, задержанных английской полицией в доме Люхта и в других роскошных виллах богатого квартала Дюссельдорфа, были отправлены в военную тюрьму британской армии, расположенную недалеко от Дортмунда. Начались допросы.

Несостоявшийся министр пропаганды «третьего рейха» д-р Вернер Науман провел неприятные часы на скамье подсудимых. Он попытался запутать следствие, разглагольствуя по поводу своего бегства из бункера канцелярии в компании Мартина Бормана, которого он окрестил «сталинским шпионом», пытаясь тем самым обелить себя. Эта явно фиктивная «информация» тем не менее взволновала некоторых руководителей «МИ-5», которые подняли тревогу среди своих американских коллег. Недоверчивый Аллен Даллес поспешил узнать мнение своего друга Гелена по поводу столь необычного «разоблачения». «Серый генерал» не стал оспаривать измышления своего консультанта, увидя в них ценный козырь в «холодной войне» и средство для легализации новых «добрых и лояльных немцев, настроенных антисоветски». Тем самым их можно было бы привлечь к работе в качестве «пожирателей коммунистов». Позднее, уйдя в отставку, Гелен попытался оправдывать этот вздор, который вызвал насмешки историков и дискредитировал опубликованные им воспоминания.

Британские специалисты из «МИ-5» и «МИ-6» и Интеллидженс сервис вели расследование тщательно. Возможно, слишком неторопливо, чем пытались воспользоваться сторонники «политики забвения» фашистских преступлений. Было официально установлено, что нити заговора ведут в Мадрид и Буэнос-Айрес, в Каир и Ла-Пас, в промышленные центры ФРГ, где доверенное лицо Наумана Ахенбах сумел выдвинуть своих агентов на ключевые посты в металлургической и химической промышленности Западной Германии.

С 1946 года начала действовать так называемая «экономическая группировка по восстановлению», а с 1950 года уже многие промышленники, не скупясь, передавали деньги «сообществу гауляйтеров СС» для осуществления зловещих тайных операций.

…Останки Герберта Люхта были найдены британской полицией под кустом в его собственном саду. Очевидно, он знал слишком много.

В упомянутой «экономической группировке» Люхт официально был представителем коммерсантов и предпринимателей Силезии. Не исключено, что он оказался помехой в этом органе, специально созданном для ведения двойной игры, члены которого утверждали, что они отказались от расовой программы Гитлера и идей превосходства арийской расы.

Эти данные, содержащиеся в досье «сообществе гауляйтеров», были получены от инженера, работавшего на некоего Шванке, бывшего владельца нескольких сталелитейных заводов в Силезии. После потери большей части состояния Шванке стал одним из вкладчиков фонда Герберта Люхта и его организации. Инженер вспомнил об одном необычном вечере в Берлине 1942 года, о чем он рассказал без особого смущения:

— Я был молод, но уже работал на него. Это избавляло меня от холода, грязи и автоматных очередей на Восточном фронте… Шванке показал гостям свой «музей Гревена»[35], которым весьма гордился. Некоторых приглашенных, собравшихся у генерального директора в тот памятный вечер в конце октября 1942 года, я встретил в окружении эсэсовца Наумана спустя десять лет. Среди них были подполковник СС Франке-Грикш, последователь гнусного эвтаназиста[36] Менгеле, скрывающегося ныне в Парагвае, д-р Густав Шеель, нацистский студенческий лидер, и многие другие, кого я встретил здесь, в Дюссельдорфе.

В этот вечер шестиместный «майбах», с шофером в черной форме СС, приехал за нами, Люхтом и мной, чтобы доставить нас к генеральному директору Шванке. Свинцовое октябрьское небо низко нависло над Берлином. Люхт с удовольствием разглядывал грузовики эсэсовской роты и восклицал: «Слава богу, порядок и работа повсюду! Наша победа обеспечена!» Он курил сигару, откинувшись на кожаное сиденье и вполголоса напевая какой-то мотив, пока автомобиль мчался к предместью Тегель. Въехав за ограду сада, «майбах» остановился перед огромной виллой. Хозяин встретил гостей на верху мраморной лестницы, покрытой толстым ковром. Генеральный директор Шванке, на щеках которого были заметны шрамы, приветствовал нас по очереди крепким пожатием руки. Хозяйка дома, низкорослая ожиревшая блондинка, увешанная драгоценностями, повела приглашенных в зал, где все — от люстры до мебели — выдавало дурной вкус внезапно разбогатевших хозяев.

Хорошее настроение промышленной элиты «третьего рейха» поднималось по мере того, как Шванке подливал в бокалы шампанское, шнапс и французский коньяк.

— А теперь я могу вам показать мой маленький частный музей, — вкрадчиво сказал Шванке.

— У моего мужа это идея фикс, — сказала хозяйка дома. — Карл, покажи нашим гостям свою сокровищницу — твой паноптикум.

Гости последовали за хозяином по террасе, застекленной матовым стеклом, которая вела в комнату, освещенную канделябрами. По стенам между высокими стрельчатыми окнами с многоцветными витражами неоготического стиля были развешаны головы туров и оленей, средневековое оружие, рыцарские шлемы и т. п.

В витринах располагалась коллекция причудливых предметов… Нам показали коллекцию изданий «Майн кампф», переплетенных лучшими берлинскими специалистами, а также другие фашистские книги в кроваво-красных переплетах. Наиболее эффектно выглядела та из них, которая была в переплете из кожи кобры. Этот подарок был получен генеральным директором Шванке от одного из почитателей Гитлера из Аризоны в США в сентябре 1938 года. Во время этой поездки его приятели из Питтсбурга преподнесли ему мастерски выполненную тонкую стальную пластинку с выгравированным при помощи электрорезца портретом Гитлера. В кабинете герра Шванке была коллекция металлических подстаканников с изображением барачных лагерей с трубами из красного кирпича и двойными рядами колючей проволоки. Наш хозяин подписал с рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером контракт на поставку стальных конструкций и защитных решеток для концлагерей. Он оказался весьма надежным партнером фирмы.

Наряду с расширением «сообщества гауляйтеров» быстро росли и другие «товарищества» бывших нацистов в ФРГ. Замаскированные под объединения боевых друзей и собиравшиеся под предлогом помощи наиболее нуждающимся, они объединяли среди прочих генералов Манштейна, Шверина, Мантейфеля, эсэсовцев Франке-Грикша, Бройхзиттера. Этот зловещий альянс высших офицеров был вскоре раскрыт и распущен стараниями д-ра Отто Джона, бывшего в то время руководителем боннского ведомства по охране конституции. Эта акция вызвала к нему непримиримую вражду со стороны группы Гелена. Спасаясь, он перебрался в Восточный Берлин.

Другая замаскированная группировка бывших нацистов носила название «Руководящий комитет». В него входили немецкие адвокаты, защищавшие военных преступников в военных трибуналах стран-победительниц. Это «юридическое» сборище не испытывало недостатка в средствах, собранных его секретариатом, куда входили вместе с д-ром Ашенауэром из Мюнхена и д-ром Ахенбахом из Эссена люди СС, например генерал Пауль Циммерман. Группа зачастую выступала совместно с Комитетом христианской помощи военнопленным. Обе группы использовали средства, собранные под видом благотворительности среди немцев, отрицательно настроенных по отношению к нацизму, для печатания реваншистских листовок.

Как грибы после дождя, возникали в 50-е годы различные неонацистские «политические партии». Так появилась Немецкая имперская партия, добившаяся определенного успеха на выборах 1948 года в британской зоне оккупации. В американской зоне родственной ей была Социалистическая имперская партия, председателем которой был генерал Отто-Эрнст Ремер, организатор кровавых репрессий, последовавших за путчем антигитлеровски настроенных генералов летом 1944 года.

Наряду с этими сравнительно крупными организациями были и помельче, например «Дойче гемайншафт», «Гезамтдойче партай», «Дойчер блок», «Райхсблок», «Бунд дер фертрибенен» (Союз изгнанных).

В ходе моего расследования в 1953 году и в последующие годы я обнаружил за многоликими политическими фасадами одних и тех же людей. Они всячески маскировались с целью ввести в заблуждение мировое общественное мнение и администрацию оккупационных войск. В частности, таких, как д-р Науман и д-р Ахенбах, а также небезызвестного Гейнца Зипена, бывшего высокопоставленного фашистского функционера, близкого друга Генриха Гиммлера. Он быстро и ловко перестроился в промышленника, став владельцем некоторых заводов в Золингене.

Некоторые газеты, выпускавшиеся реваншистами, до сих пор пользуются определенным спросом. Вот лишь некоторые из них: «Дер вег», «Дер райхсруф», «Дойче нахрихтен», «Дас циль», «Национальцайтунг», «Ойропа-фронт», «Ост-Вест курир» и т. д.

В течение ряда лет газетой «Ост-Вест курир», финансировавшейся из Бонна, руководили многочисленные эсэсовцы, и в их числе штурмбаннфюрер СС Пауль Шалль, он же Пауль Штадлер. Таким видным нацистам, как Ганс Хаген, Герберт Фрайбергер, д-р Ганс Гримм, Карл Гейнц Пристер, Август Гауслейтер, Отто-Эрнст Ремер, Вальтер Шюц, Карл Карлберг, Ганс Энпрехт, профессор фон Борман, Удо Валенди, Вальтер Дааль, Эмиль Майер-Дорн, Генрих Фассбиндер, оберштурмбаннфюрер СС Отто Гесс, и тысячам других бывших эсэсовцев нужен был новый фюрер. И они нашли его в лице «второго Адольфа» — Адольфа фон Таддена, руководителя неофашистской Национал-демократической партии (НДП).

В 1967 году я решил проникнуть в недра ультранационализма…

После некоторых колебаний, о чем я узнал позднее, Тадден решил удовлетворить мою просьбу об интервью с ним. Отчасти, как мне сказали, из любопытства к французу русского происхождения, который прекрасно говорил на немецком языке, к писателю, имевшему американское гражданство.

Получив от него телеграмму с подтверждением, сформулированным крайне осторожно, я отправился в путь, делая по дороге небольшие остановки. Не скрою, мне хотелось проникнуть в недра НДП, чтобы изнутри изучить ее социальную базу. Моей первой остановкой по пути в Ганновер — в эту новую «коричневую цитадель» — стал маленький рейнский городок. Там я оказался потому, что мой немецкий друг, сопровождавший меня, предложил заглянуть в пивную, где сохранились традиции «былых времен». В зале, заставленном столами из светлого дерева, нам подали сосиски, тушеную капусту и хрен, намазанный на хлебцы. Собирались там по обыкновению представители средней буржуазии.

Мало-помалу молодые посетители пивной начинали приходить в возбуждение, тогда как пожилые люди сидели тихо, уткнувшись в газеты, в том числе в такие, как «Зольдатенцайтунг» и «Национальцайтунг»[37].

В этой пивной я испытывал чувство, что ничто не изменилось со времен 30-х годов… Те же раскрасневшиеся от пива лица, те же сжатые кулаки, оглушительно стучащие по столу, то же отвращение при упоминание о «гнилой» демократии. Об НДП говорили так же, как тридцать пять лет назад о НСДАП, — с победоносным металлическим блеском в глазах.

Я выступил в роли исповедника, задав несколько невинных на первый взгляд вопросов. То, что я был гражданином США, когда-то воспитывавшимся в одном из самых суровых интернатов старой Германии, вызывало ко мне полное доверие.

Мне сообщили «добрые вести»: в Тюбингене, в университетском городе, половина избирателей, голосующих за НДП, люди моложе 30 лет. «То, что у шестидесятилетних руки в крови, мне понятно, но что происходит с молодежью?» — задумался я.

В Райхертсхаузене, в Баварии, НДП набрала 92 процента голосов. Бургомистр, бывший солдат дивизии «Дас рейх», повторял, что он гордится тем, что принадлежал к СС… В провинции Гессен известный медик д-р Мюллер заявил журналистам: «Я проголосовал за НДП, поскольку ни у какой другой партии я не нахожу настоящей программы, построенной на идеалах».

На следующий день по дороге в Ганновер пришлось остановиться на заправочной станции. Служитель сказал, улыбаясь: «В НДП не хватает только букв «С» и «А», чтобы стало НСДАП».

— И многие думают так же, как вы?

— К счастью, да! В моей семье все против НДП. Мой отец шесть лет отсидел в концлагере из-за своих социалистических убеждений.

— Ваш отец получил какую-нибудь компенсацию от боннского правительства?

— Вы шутите! Вознаграждение «за ущерб» получают вдовы нацистских «жирных затылков». А для бывших участников Сопротивления, для антифашистов средств не хватает.

Служащий бензоколонки был прав. Западногерманский суд до сих пор не возбудил дела против 250 известных военных преступников. Хемпен, палач лагеря Кёлен в Лотарингии, занял высокий пост в полиции Ольденбурга; шеф гестапо в Париже Курт Лишка работал в системе страхования в Дюссельдорфе, а его помощник д-р Генрих Иллерс стал председателем суда по социальным вопросам в Нижней Саксонии.

Приехав в Ганновер, я, внутренне собравшись, отправился к представительному зданию НДП. Там все напоминало армейский штаб: пронзительные звонки телефонов, телеграммы, секретари, суетливые посетители. К моменту встречи с «фюрером» Тадденом я взял себя в руки. Действительно ли НДП замаскирована столь искусно, что к ней не придерешься даже с помощью конституции?

— Остерегайтесь этого ловкача, занимающегося подрывной деятельностью в рамках закона, — посоветовал мой друг-немец. — Он никогда не говорит то, что думает, и никогда не пойдет на откровенность в незнакомом ему окружении. Он многому научился у главарей американского ку-клукс-клана.

Дверь отворилась, и вошел Адольф фон Тадден, сорока пяти лет, рост 1,90 метра, глубоко запавшие, вылинявшие голубые глаза, бледное отечное лицо. На нем был мятый и, казалось, тесный костюм. Он протянул мне вялую руку. Мы расположились по обе стороны стола. Между нами — кофейник, в корзине для бумаг — пустая бутылка из-под шампанского. Напротив меня на стене — карта Федеративной Республики Германии. Этот барон из Померании раньше мог бы быть предводителем какого-нибудь средневекового ордена. Он считает, что принадлежит к расе господ. Быстрым взглядом скользнул по моей визитной карточке: «Герр журналист, я к вашим услугам!»

Разговор носил протокольный характер. В течение трех часов я задавал фон Таддену вопросы по многочисленным «горячим» проблемам: о границе по Одеру — Нейсе, пангерманизме, Арабской лиге и новой Германии, об отношениях его партии с организациями «Шпинне» («Паук») и «ОДЕССА»[38], о числе бывших эсэсовцев в рядах НДП, о терроризме в итальянском Тироле, о возможной коалиции НДП с ХДС — партией тогдашнего канцлера Кизингера.

В течение всего интервью фон Тадден намеренно лгал. И лишь иногда, когда это его устраивало, он кокетливо говорил правду. Да, немцы, оказавшиеся в Южной Америке, настроены еще более реваншистски, чем НДП, признавал он. Ряд кварталов южноамериканских городов, где преимущественно живут немцы, полностью состоят из членов НДП.

Для Таддена «Паук» и «ОДЕССА» не более чем выдумки прессы, ищущей сенсаций, под которой подразумевалась «еврейская пресса». Он говорит, что те, кого союзники называют «военными преступниками», принадлежащими к организации «Паук», на самом деле мифические персонажи. Напоминаю ему, что английский журналист Сефтон Делмер брал интервью в 1946—1948 годах у многих членов этой подпольной сети в Испании, Австрии и Италии. Он делает вид, будто не знает, что аргентинская неонацистская партия «Такуара» финансируется авиаконструктором Вилли Танком, ученым-атомщиком Вильгельмом Вестфалем, генералом Адольфом Галландом и Гансом-Ульрихом Руделем, ставшим связным между реакционными кругами Южной Америки и Западной Германии.

В то же время он признает, что ему известны подстрекательские речи, с которыми выступал в Аргентине тот же Рудель.

— Несомненно, — говорит фон Тадден, — это результат длительного изгнания. Великодушная амнистия в 1950 или 1952 году могла бы утихомирить страсти…

Что касается Ближнего Востока, фон Тадден признает, что имеет определенные связи в этом регионе. Он подтверждает, что позировал фотографам у подножия пирамид в 1947 году. В те времена Иоганнес фон Леерс, некогда правая рука д-ра Геббельса, жил в Каире. Он работал там в качестве «специалиста по еврейскому вопросу», затем уехал в Южную Америку, продолжая свою деятельность в окружении Руделя. Зловещий фон Леерс уже в то время был связным между многими неофашистскими объединениями, разбросанными по всему миру, и представителем фашистской Партии возрождения в Соединенных Штатах.

— Герр фон Тадден, ваше имя упоминается в связи с делом «сообщества гауляйтеров». Какова в действительности ваша роль в этой организации?

Фон Тадден делает недовольный жест рукой и встает.

— Все это выдумки…

Интервью затянулось. «Новый фюрер» начал проявлять нетерпение. Он спешил на «частный праздник», где, как он сказал, его ждут важные люди.

На следующий день я встретился с «номером 2» в НДП. Менее известный за границей, чем фон Тадден, он, владелец многочисленных предприятий, финансировал обширную пропаганду НДП: издание газет, книг, брошюр, плакатов. Речь идет о Вальдемаре Шюце, пятидесяти трех лет, среднего роста, с седой шевелюрой. Бывший руководитель группы штурмовиков, он имел прозвище Макс Аман из НДП[39].

Шюц ввел меня в просторный кабинет. Покрутив огромный глобус, он показал все пункты, где распространяются неонацистские газеты. Оказывается, повсюду, где живут немцы: в Швейцарии, Парагвае, Чили, Бразилии, Аргентине, на Ближнем Востоке, в Гонконге. Он явно гордился успехом двух своих газет: «Нувель Альманд» и «Смэн Альманд», которые он продает в количестве пяти миллионов в год. Герр Шюц не меньше хвастался и своими издательствами «Прессе-ферлаг», которые подверглись разгрому во время первой книжной ярмарки во Франкфурте в знак протеста против неонацизма.

Я ненадолго задержался у издателя: мне предстояло еще встретиться с Отто Гессом, членом президиума НДП и его ведущим оратором. В эпоху национал-социализма Гесс был офицером СА и комендантом района. После разгрома фашистской Германии он окопался в Немецком союзе бывших военнослужащих. Гесс был одним из руководителей организации ХИАГ, объединявшей бывших офицеров СС.

Что же удивительного в том, что давнишний нацист Курт Георг Кизингер стал федеральным канцлером?

Я был предупрежден об этом еще за полгода до его избрания. Мой старый друг д-р Штрассер, хорошо разбиравшийся в делах нацистской партии и ее издателей, предостерег меня в своей маленькой двухкомнатной квартире в Мюнхене: «Вот увидите, мой дорогой, что нашим будущим федеральным канцлером будет не кто иной, как бывший сотрудник Геббельса и Риббентропа, адвокат Курт Георг Кизингер, нынешний премьер-министр земли Баден-Вюртемберг. Как только он обоснуется в Бонне, неприкосновенность всех бывших эсэсовцев и гестаповцев можно считать обеспеченной. Уже сейчас работа центра по денацификации в Люнебурге не что иное, как отвратительный фарс».

Как видим, пророчество Отто Штрассера сбылось.

Кто же он, Курт Георг Кизингер, вплоть до 1970 года определявший судьбу наиболее промышленно развитой и самой богатой страны в Западной Европе? В 1940 году гитлеровский министр иностранных дел Риббентроп взял Кизингера к себе. С 1941 года Кизингер — шеф одной из административных служб — отдела «B» — и член административного совета «Интеррадио», ведомства по радиопропаганде, основанного Геббельсом и Риббентропом. Чтобы опровергать «слухи» о совершавшихся массовых убийствах мирных граждан, польских, советских и югославских пленных, Кизингер посещал «образцовые лагеря», специально предназначенные для иностранных журналистов. В 1943 году он становится заместителем шефа управления международных связей нацистского радио.

Так он стал движущей силой огромной организации «по промыванию мозгов», сфера влияния которой простиралась на три четверти земного шара и которая с помощью восемнадцати радиовещательных станций круглосуточно распространяла гнуснейшую нацистскую ложь. В те времена неутомимый Кизингер столь же активно занимался и «ариизацией» некоторых независимых радиостанций, вещавших по-французски, таких, как «Радио Андорра», «Радио Монте-Карло» и «Радио-Ситэ». Деятельность Кизингера была настолько эффективной, что в 1948 году Гелен основал в Пуллахе полуофициальную службу радиовещания на страны Востока, скопированную с системы, разработанной Кизингером. Нет ничего удивительного в том, что Гелен выбрал в качестве офицера связи с тремя радиостанциями, установленными на территории ФРГ и финансируемыми ЦРУ, бывшего эсэсовца Петера Фишера, который станет первым экспертом по радиопропаганде в Пуллахе. Отношения канцлера Кизингера и генерала Гелена могли служить образцом теснейшего сотрудничества.

С приходом Кизингера на пост федерального канцлера для военных преступников и ветеранов эсэсовской мафии действительно наступил «золотой век». Дух «товарищей по оружию», старых сообщников в черных мундирах со свастикой, господствовал во всех государственных учреждениях, он проник и в юридические службы ФРГ. Однако широкой публике было мало известно о прошлом этого высокого фатоватого субъекта с седой шевелюрой до того момента, когда никому не известная молодая немка по имени Беата Кларсфельд отвесила ему звонкую пощечину, которая взбудоражила ночных редакторов всех крупнейших европейских газет. Эхо этой пощечины разнеслось по всей Германии и далеко за ее пределами. Юная Беата многим открыла глаза… На следующий год 100 тысяч молодых немцев будут помнить об этом мужественном поступке, когда явятся на избирательные участки. Нет, новая Германия вовсе не была так пассивна, как о ней говорили…

Прошли годы, и неонацисты снова подняли головы. И вновь раздался голос, который нарушил заговор молчания в Западной Германии. То был голос бывшего канцлера ФРГ Вилли Брандта, председателя социал-демократической партии. «Наши ультраправые, — заявил В. Брандт, — открыто носят нацистские регалии и нагло превозносят расовые теории». Вилли Брандт призвал к порядку в том числе и тех, кто хвастливо объявлял себя оплотом западногерманской демократии. Он обращался и к деятелям собственной партии, среди которых были и те, кто мало чем отличался от ХДС.

Его предостережение получило официальный отклик. Совсем недавно, по случаю 1 Мая, Вернер Майхофер, министр внутренних дел ФРГ, открыто признал усиление неонацизма в ФРГ и подтвердил, что его угроза столь же велика, как и опасность, исходящая от ультралевых террористов. Насилие, к которому они прибегают, и растущее число их публикаций настоятельно требуют того, чтобы их действия находились под постоянным контролем.

Это показало, что в Федеративной Республике Германии есть силы, способные задуматься над своим прошлым, чтобы сберечь свое будущее.