Мафия СС

Глава VII «Неприкасаемые» преступники

В любой мафии существуют кланы. Скольким «крестным отцам» преступных синдикатов удалось избежать кары правосудия! Сколько жизней принесено ради этого в жертву, во имя этих кланов! Охраняемая влиятельными силами каста главарей мафиози беспрепятственно вершит свои кровавые дела.

Посмотрев однажды замечательный телефильм моего друга Армана Жаммо «Досье экрана», я решил записать вопросы телезрителей. Речь шла о самой выдающейся фигуре французского Сопротивления. Во время оживленного обсуждения много было сказано о потрясающей стойкости Жана Мулена в его борьбе против фашизма. Однако если выступления некоторых участников дискуссии были, что называется, на высоте, то вопросы многих французов, собравшихся перед телеэкранами, мне показались совершенно оторванными от жизни и аполитичными. Выдающийся герой пал жертвой мафии с эмблемой «Мертвой головы», а обыватели осведомлялись о его личных пристрастиях.

Никто, буквально никто не задал такой вопрос: а что делается для того, чтобы покарать его убийцу? Чтобы взять за шиворот изворотливого гауптштурмфюрера СС, который с семьей безмятежно живет в роскошном квартале Ла-Паса с боливийским паспортом в кармане? Неужели французская общественность уже забыла усилия Беаты Кларсфельд, направленные на то, чтобы заставить правительство Боливии выдать этого палача и выгнать его из страны, названной в честь великого освободителя Боливара? Президент Помпиду лично занимался делом Барбье, досье которого он держал у себя на столе.

Речь идет о Клаусе Барбье. Вот перечень обвинений, выдвинутых против Барбье: арест 14 311 бойцов Сопротивления; участие в 4342 убийствах; отправка в Освенцим 8 тысяч евреев; истязание Жана Мулена, арестованного 21 июня 1943 года в Калуире и замученного лично Барбье. Приговоренный заочно к смерти военным трибуналом Лиона 25 ноября 1954 года, Клаус Барбье подвергся непродолжительному допросу боливийской полицией. В 1974 году в возрасте шестидесяти четырех лет он продолжал играть в теннис и заниматься экспортно-импортными операциями с Европой. По воскресеньям этот преступник отдыхал, время от времени показывая внукам Железный крест 1-й степени и шпагу, которую получил вскоре после того, как заточил Жана Мулена в подземный каземат.

В эсэсовской мафии каста главарей кичится тем, что сохраняет в своих рядах такого «полезного» человека, как Барбье. «Полезным» его называет неонацистская пресса. Среди «полезных» был, несомненно, и Адольф Эйхман, схваченный мстителями «желтой звезды». Но есть и другие немцы в ФРГ, которые спокойно живут, так и не ответив за свои злодеяния. При случае они даже похваляются этим.

— Мы «неприкасаемые», — утверждал смеясь один из них в Розенгейме 16 октября 1971 года. — Само германское правосудие не трогает нас.

Эти слова, полные злорадства, сопровождали обильные возлияния на встречах 300 бывших офицеров дивизии СС «Дас рейх». В холле гостиницы «Интальхалле» в Розенгейме собрались бывшие убийцы Орадура, два эсэсовских генерала, придумавший название «неприкасаемые» некто Герман Бух, бывший адъютант Генриха Гиммлера и брат Герды Борман, супруги хозяина НСДАП. Как признался один из них: «Мы хотели собраться гораздо раньше, но выжидали, пока Франция покончит с этими идиотскими историями, с помощью которых она пыталась положить нас на лопатки».

Итак, бывшие эсэсовцы из числа наиболее виновных вновь сколачивают свои ряды. Они получают большие пенсии от боннского правительства, пользуются помощью адвокатов-советников, членов многочисленных обществ, само существование которых является оскорблением памяти миллионов жертв нацизма.

Список «неприкасаемых» весьма обширен. Прошлое некоторых из включенных в него время от времени бросает мрачный отблеск на события наших дней.

…Утро 1960 года на одной из улиц буржуазного квартала Заксенвальда в пригороде Гамбурга. По бледному небу мчатся серые тучи. В конце улицы замер гул мотора. Человек в кровати повернулся, натянув на голову одеяло. На этот раз он собирался уснуть спокойно, без кошмаров, однако снова вскочил, когда фрау Бест, его квартирная хозяйка, отодвинула засов входной двери. Затем раздались три удара в дверь. Сон как рукой сняло. Стук раздавался с определенными промежутками. Удары становились сильнее и настойчивее.

— Криминальная полиция… Откройте!

Человек вскочил с кровати, натянул брюки и бросился к комоду, где прятал свой маузер. Но дверь уже взломали…

— Карл Нейман, вы арестованы! Бесполезно скрывать ваше настоящее имя: вы Рихард Баер, бывший комендант концлагеря Освенцим. Нам известно, что с 1946 года вы скрываетесь в нашем районе под вымышленным именем.

— Вы выиграли партию. Я действительно Рихард Баер. Но я являюсь также немецким офицером и требую, чтобы со мной обращались согласно моему чину.

С наручниками на запястьях, уже на лестнице, палач Освенцима попытался вернуться назад. Он хотел бы захватить с собой некоторые личные вещи. Особенно он сожалел о канарейке, которой лечил сломанную лапку. Фрау Бест слезно умоляла полицию: «Человек, который так любит животных, так ласкал маленького Фрица, не может быть преступником».

Фрау Бест не знала его прошлого.

3 мая 1945 года рейхсфюрер СС Гиммлер собрал в Ганновере уцелевших палачей Освенцима и Треблинки и объяснил им: «Все разваливается, как карточный домик. Смешайтесь с солдатами рейхсвера, которых насчитывается около миллиона в земле Шлезвиг-Гольштейн. Что бы ни случилось, вас нелегко будет найти. Вы будете среди своих соотечественников, гражданское население поможет вам».

Рудольф Гесс, первый палач Освенцима, назначенный в 1942 году генеральным инспектором лагерей, выполнил последний приказ своего шефа. Он превратился в моряка по имени Франц Ланг и после нескольких месяцев, проведенных в британском лагере для интернированных, завербовался сельскохозяйственным рабочим на свиноферму близ Фленсбурга. Английским властям понадобился год, чтобы обнаружить его. После этого его выдали Польше, где он был повешен 15 апреля 1947 года прямо на месте его злодеяний.

Приятелю Гесса, окрещенному Бергером, удалось скрываться пять лет в местечке Хазенмоор, земля Шлезвиг-Гольштейн, где он был сельскохозяйственным рабочим, посещал местную пивную, завел новых друзей. Казалось, он был счастлив, сожительствуя с весьма дородной вдовой. Только через пять лет он был арестован под своим настоящим именем — Эрих Кох, гитлеровский наместник на Украине. Один из самых зловещих садистов фашизма, ответственный за смерть 375 тысяч невинных людей.

Кара настигла его.

Штурмбаннфюрер СС Рихард Бар получил «отсрочку» казни на пятнадцать лет. А сколько других эсэсовских убийц все еще на свободе! Согласно официальной статистике британской зоны оккупации, в период с мая 1945 по март 1946 года членами НСДАП было заполнено 722 549 формуляров опроса, 89 607 нацистских функционеров отстранены от работы в государственных органах. В американской зоне оккупации поначалу было решено действовать по всей строгости: тогда американские офицеры, посещавшие Дахау, надевали противогазы, чтобы не дышать запахом трупов и горелого мяса, витавшим над лагерем. То же приходилось делать и автору этих строк.

Все население Западной Германии обязано было заполнять формуляры. Однако уже к 1 января 1946 года 141 070 законченных нацистов были отпущены на свободу, 134 889 из них тут же были приняты на гражданскую службу. Между 1946 и 1948 годами многие гражданские представители американской администрации, приехавшие из Вашингтона, подавали в отставку в знак протеста против непоследовательной работы по денацификации, проводившейся в американской зоне.

Преподаватель американского университета, направленный представителем гражданской администрации в маленький баварский городок, признался мне в душном железнодорожном купе:

— Я еду в Берлин, чтобы вручить лично американскому Верховному комиссару мое прошение об отставке. Бездеятельность военного персонала, когда речь идет о розыске и предании правосудию военных преступников, становится невыносимой. Немало американцев отдали жизнь в этой войне, защищая демократию и борясь против нацизма, а через два года после ее окончания мы присутствуем при его возрождении. Вы не поверите мне, но мой шофер — настоящий нацист, мой повар — тоже! Оба секретаря в моем отделе — «серые мыши», проходившие обучение в «коричневом доме» в Мюнхене, а следователь в моем собственном ведомстве по денацификации не скрывает, что был секретарем чрезвычайного трибунала, учрежденного Гиммлером в 1944 году, и членом НСДАП с 1929 года. Десять миллионов формуляров, которые мы распространили среди населения, не дали практически ничего. Это насмешка, нелепый фарс, разыгранный деятелями из Вашингтона.

Мое внимание привлекло дело д-ра Фрица Заваде, невропатолога и заведующего одним из отделений госпиталя во Фленсбурге. Под личиной шестидесятилетнего именитого медика, уважаемого обитателями квартала, скрывался штандартенфюрер СС Вернер Хайде, последователь эвтаназии, проводивший свой опыты над тысячами узников лагерей смерти.

Хайде входил в псевдонаучную медицинскую комиссию под патронажем СС, в которой участвовали: личный врач Гитлера д-р Морель, гауляйтер Боухлер, ординарец Гиммлера Брандт, шеф нацистской службы национального здравоохранения д-р Конти, а также профессора Шрёдер и Шуман.

Сразу после краха нацизма Морель, Конти и Боухлер покончили с собой, а Брандт и Шрёдер были повешены. Хайде же удалось бежать из тюрьмы в Вюрцбурге. Он укрылся на ферме в Шлезвиг-Гольштейне под видом сельскохозяйственного рабочего. Вскоре благодаря своим познаниям в хирургии он начал оказывать услуги окрестным крестьянам в качестве ветеринара.

Через некоторое время Хайде возобновил связь со старым знакомым д-ром Францем Шлегельбергером, который сумел избежать денацификации и благополучно жил во Фленсбурге. Лестная рекомендация последнего его близкому другу и прокурору земли Шлезвиг-Гольштейн оказала нужное действие. В результате, снабженный новым удостоверением личности и дипломом на имя некоего д-ра Заваде, нацистский преступник Хайде заимел частную практику терапевта в самом центре Фленсбурга. Вскоре мэр города назначил его руководителем муниципального бюро социального страхования. Хайде-Заваде чувствовал себя там весьма уверенно, добившись репутации «блестящего сотрудника».

После ареста Хайде и во время следствия, тянувшегося до 1964 года, было установлено, что два десятка судей и служащих судебного ведомства земли Шлезвиг-Гольштейн знали, что имели дело с известным убийцей. Либеральные журналы, также включившиеся в расследование, не только обвиняли д-ра Босса, прокурора земли Шлезвиг-Гольштейн, в том, что он покровительствовал Заваде, но и указывали, что сам премьер-министр земли фон Хассель, бывший министр обороны ФРГ, был в курсе дела Заваде.

«Скандал в Шлезвиг-Гольштейне» широко обсуждался общественностью ФРГ, когда достоянием гласности стало еще одно подобное дело: д-р Герта Оберхойзер, матерая нацистка, официально приговоренная к двадцати годам тюрьмы за участие в опытах по умерщвлению несчастных девушек — узниц концлагерей и неоправданно отпущенная на свободу после восьмилетнего заключения, тоже обосновалась в Шлезвиг-Гольштейне. Вскоре после приезда туда она также получила разрешение открыть свой кабинет. Власти не только оказывали ей покровительство, как и в случае с Заваде, она удостоилась активной поддержки профессора Вернера Кателя, известного педиатра и невропатолога, который, по сообщению печати, в свое время специализировался на отборе больных детей для умерщвления. Как видим, это отнюдь не помешало ему руководить детской больницей в Киле…

Перечень скандалов с бывшими военными преступниками, укрывшимися в Шлезвиг-Гольштейне, был бы не полным без упоминания бургомистра Вестерланда на острове Зильт в Северном море, где находился образцово поставленный бальнеологический курорт. Этот с виду симпатичный чиновник, с широкой улыбкой пожимавший руки своих сограждан и с помпой принимавший звезд театра, приезжавших отдыхать на Зильт, был обергруппенфюрером СС Гансом Рейнефартом, широко известным палачом, жестоко подавлявшим восстание в Варшаве. Согласно польским официальным данным, на его совести смерть более 200 тысяч варшавян. Был ли арестован эсэсовец Рейнефарт и предан суду после разоблачения в прессе? Нет. Опекаемый генеральным прокурором Фленсбурга Эрихом Бирманом, тем самым, который замял дело Хайде-Заваде, бургомистр Вестерланда выставил свою кандидатуру на местных парламентских выборах земли Шлезвиг-Гольштейн в 1958 году. Он был избран по списку Союза изгнанных и после этого обрел неприкосновенность, согласно правилам… парламентской демократии. Вот лишь несколько конкретных случаев, которые были преданы забвению. Подобных дел сотни, одни замяты, другие находятся в стадии расследования уже более двадцати лет.

Октябрь 1973 года, Гамбург. Под покровом густого желтоватого тумана я вошел в здание, где помещалось бюро генерального прокурора Зеелера.

Только что разразился новый скандал. «Бухгалтер геноцида» Бруно Штрекенбах должен был, согласно сообщениям газет, вскоре сесть на скамью подсудимых и получить самое тяжкое наказание. По предположениям сотрудников прокуратуры, процесс Штрекенбаха должен продлиться не менее двух лет. Сотни свидетелей должны предстать перед судом. Дело Бруно Штрекенбаха, семидесяти одного года, ныне незначительного служащего, должно было занять первые страницы газет. Ведь он виновен в смерти почти миллиона человек. «Промышленник смерти» — вот кто он.

У себя на Принц-Альбрехтштрассе, в комнате на третьем этаже, окна которой выходили на берлинский Тиргартен, Штрекенбах вынашивал планы истребления населения на огромных территориях, равных по площади Франции, Бельгии и Голландии, вместе взятым. Задача, поставленная перед ним его шефом Гиммлером, заключалась «всего-навсего» в уничтожении 30 миллионов жителей Украины и Белоруссии.

Что же стало с этим монстром геноцида? Во время процесса он пользовался условной свободой, поскольку прокурор не допускал и мысли о возможном побеге этого солидного «отца семейства», который приговаривал, опустошая пивные кружки: «Несчастье побежденным…» Бруно Штрекенбах спокойно дожидался в своей квартире на окраине Гамбурга окончания дела. Оно началось в 1955 году. В 1961 году его посадят в тюрьму… на четыре месяца, чтобы допросить, а затем снова выпустят. Прокурору Гансу Иоахиму Зеелеру понадобится двенадцать лет, чтобы произвести следствие по его делу! Увы! Его ведомство перегружено работой… Сорок девять дел, касающихся военных преступников, находились в стадии расследования, 700 свидетелей ожидали, когда им предложат дать показания.

На деле судьи делали все, чтобы помочь… преступникам. В Гамбурге, где я проводил свое расследование, будучи журналистом, несколькими месяцами раньше состоялся процесс над палачом Варшавы Людвигом Ганом. Этот бывший шеф гестапо и СД в Варшаве был приговорен 5 июня 1973 года к двенадцати годам заключения за соучастие в убийстве. Однако он вскоре был выпущен на свободу под предлогом «плохого состояния здоровья». Этому убийце было лишь предписано каждую неделю являться в полицию для отметки. Люди ежедневно ходят на работу. И куда проще ходить раз в неделю на каких-нибудь полчаса…

А сам полицейский контроль проходит запросто, «по-семейному». Автор этих строк может судить об этом по разговору, которому был свидетелем, между унтер-офицером 15-го полицейского участка в Штутгарте и неким Лейббрандом, который в 1944 году отдал приказ уничтожить тридцать ни в чем не повинных итальянцев и теперь должен был «отмечаться» в течение периода условного освобождения в 1963—1964 годах.

— Какой позор! — воскликнул караульный. — Вас, герр профессор Лейббранд, заставили дать подписку, как какого-нибудь злодея! Вас, бывшего офицера с многочисленными наградами! Выдающегося человека! Бедная Германия, как она изменилась!..

Ган в свою очередь был обвинен в том, что «приказывал или допускал» убийство узников тюрьмы в Варшаве. Этот процесс продлился год, и прокурор потребовал по 47 пунктам обвинения пожизненного заключения (в ФРГ нет смертной казни.) Однако в 1969 году все еще продолжалось очередное, одиннадцатое по счету, расследование с целью определить ответственность бывшего гестаповца за отправку тысяч польских военнопленных в Освенцим и Майданек. Суд Гамбурга сослался на «неубедительность свидетельских показаний, представленных по прошествии стольких лет».

Одновременно с Ганом перед судом предстал его помощник, эсэсовец Томас Виппенбек, тоже шестидесяти пяти лет. Он был приговорен к двум годам тюрьмы «за простое соучастие», но поскольку Виппенбек только «подчинялся приказам», он был освобожден от отбывания срока…

Эсэсовец Хорст Вагнер, бывший сотрудник Гиммлера и Эйхмана, с 1958 года «ждет» приговора суда в Эссене, Он обвиняется в истреблении 356 664 русских, поляков, евреев, греков, французов, венгров, голландцев, датчан, итальянцев, которых он отправил на фабрики смерти в Треблинке, Майданеке, Берген-Бельзене, Освенциме и др. Адвокат Вагнера добился отсрочки суда, ссылаясь на «слишком слабое» здоровье своего клиента. Один за другим специалисты-медики спешно направляли пространные медицинские заключения секретарю суда: отоларинголог, офтальмолог, ортопед, психиатр, психоаналитик… Среди них не хватало только заключения специалиста по педикюру.

Дело было отложено до июня 1971 года. Год спустя, 26 мая 1972 года, за три дня до начала процесса, Вагнер перенес операцию на правом глазу. Заседание суда вновь было отложено. В июле 1972 года, после четырнадцати лет следствий и экспертиз, процесс был снова отсрочен. Что случилось на этот раз? Повреждение позвонков. Пациент терпел адские боли в области четырнадцатого и пятнадцатого позвонков. 24 августа того же года Вагнер лег в клинику для операции.

«Бедный» Вагнер! Он по-прежнему на свободе и окружен заботами сиделки, которая приходит к нему домой в Эркрате, пригороде Дюссельдорфа.

9 февраля 1942 года. Древний Краков. В камине роскошной резиденции гитлеровского генерал-губернатора в Польше потрескивает огонь. Снег застилает окна.

Генерал-губернатор Франк принимал в тот день именитого гостя. Радушным жестом он предложил ему сесть в огромное кресло перед камином XIV века, украшенным дорогим фаянсом и золотой инкрустацией. «Именитым» гостем был сам рейхсфюрер Гиммлер, сопровождаемый восемью адъютантами и функционерами с Принц-Альбрехтштрассе, державшимися на почтительном расстоянии. Среди них Вагнер, недавно переведенный из ведомства Риббентропа в РСХА, подчиненное Гиммлеру.

— Вы требуете слишком многого, герр рейхсфюрер! — сразу же приступил к делу Франк. — 300 тысяч поляков! Месяц назад, во время визита шефа еврейского сектора оберштурмбаннфюрера Эйхмана, я уже представил некоторые оговорки на этот счет.

— Знаю, Эйхман говорил мне об этом, — отрезал Гиммлер.

— Герр рейхсфюрер, в Берлине у вас свой стиль работы. Здесь, в Польше, мы должны приспосабливаться к местным условиям и действовать методично. Мы умеем быть жесткими. Однако польский резервуар, который доверил мне фюрер, не так уже неистощим. Боюсь, что, если слишком натягивать веревку с повешенным, она может оборваться. Все министры в Берлине требуют от меня рабочей силы и сырья. В нашей войне против России Польша должна сделать невероятное усилие, я это знаю. Но так ли уж необходимо поставлять Эйхману то огромное количество поляков, которое он от меня требует? И похоже, только для того, чтобы не пустовали 2-й и 3-й блоки, построенные для его «специальной операции»?

Франк сделал легкий жест рукой, встал, прошелся по круглой комнате, приблизился к окну, откуда можно было окинуть взглядом мощеную площадь, где патрулировал отряд эсэсовцев. Ночной пейзаж под белым саваном…

— В конце концов, берите людей, которые вам нужны, герр рейхсфюрер. В Берлине виднее, что нужно делать. Я уже говорил Эйхману: я умываю руки. Мой доклад Шпееру и в министерство экономики будет отправлен завтра. Мне трудно поставить тысячи человек одновременно для блоков и для военных заводов.

Перед тем как покинуть Франка, Гиммлер представил ему своего помощника Вагнера, который будет связующим звеном с Эйхманом. Этот усердный функционер должен был запустить административную машину, которая по требованию Берлина сортировала бы людей в четырех концлагерях, находившихся в ведении РСХА. Уезжая из Кракова, Гиммлер выглядел довольным. Теперь представлялось возможным ускорить истребление поляков, не считая 30 тысяч русских пленных, а также евреев, судьба которых была решена. Геноцид в отношении славян, которого требовал фюрер, развертывался намеченными темпами. Соседство поляков не должно было мешать «тысячелетнему рейху» в будущем.

Как этого достигнуть? Сначала превратить их в «рабочих рабов», по выражению Гиммлера. Надзор должен осуществляться СС, а организацией работы будет руководить Германский трудовой фронт. Разработанная программа предусматривала следующее: евреи исчезают после двух лет работы в пользу рейха. Поляки могут жить от пяти до десяти лет, то есть в течение времени, необходимого для обоснования в польских провинциях, входящих в немецкое жизненное пространство, достаточного числа немецких колонистов. Исходя из этого принципа, нужно было «научно» рассчитать рацион питания, чтобы жизнь «рабочих рабов» не продлилась дольше установленных сроков.

Как видим, у Вагнера было много работы.

Закат печально освещал купол собора святого Петра. Над Вечным городом нависла тревога. Многие римляне не спали, зная, что им придется иметь дело с карабинерами.

На улочках Трастевере активисты складывали пачки листовок и развертывали транспаранты. Их манифестация должна была начаться в 11 часов утра. Не закончится ли она потоками крови, как грозили ультраправые?

У меня на душе тоже было неспокойно. В этот день, 14 ноября 1976 года, я рано вышел из отеля и направился в рабочие кварталы. Я смотрел на итальянцев иными глазами: беременные женщины, шустрые мальчишки, резвившиеся под развешанным старым бельем, группы людей, крепко державших свои знамена. Ни возгласы, ни дуновение ветра не нарушали это предгрозовое затишье. Я окликнул шофера такси и попросил его отвезти меня на Корсо.

Нас остановила толпа людей, шедших впереди колонны. Они откликнулись на призыв участников антифашистского Сопротивления, бывших узников гитлеровских концлагерей. Надписи на плакатах гневно осуждали «скандальное дело Капплера». Людской прилив, затопивший все вокруг, возбужденно шумел. Старики с загоревшими лицами и седыми волосами, люди помоложе, повесившие на грудь или державшие в руках фотографии членов своих семей, затянутые черным крепом. Их родственники были убиты эсэсовцем Капплером 24 марта 1944 года в Адриатинских пещерах.

Я держал в руке газету, заголовки которой отражали гнев итальянского народа: «Бонн требует, чтобы Италия помиловала Герберта Капплера», «Палач собирается покинуть военный госпиталь в Целио, чтобы закончить свои дни в роскошном германском особняке».

Десять тысяч манифестантов двигались к центру столицы. Мэр Рима Джулио Арган шел в первых рядах. Он заявил прессе, что недопустимо «хоронить во второй раз» 335 невинных людей, убитых СС.

Туман разорвала сирена… Урча моторами, приближались полицейские машины. Карабинеры, явно смущенные тем, что их заставили обрядиться в каски и вооружиться автоматами, чтобы преградить путь мирной демонстрации, отправились обратно в свои казармы. Несколько полицейских джипов остались у госпиталя в Целио, перед которым молча стояли последние манифестанты. Длинное полотнище символически загораживало подход к зданию. Надпись гласила: «Палач Рима не выйдет отсюда живым».

Через некоторое время я оказался в устланных коврами коридорах отеля. Пытаясь утешить иностранца, бармен поспешно сказал:

— Какой досадный день для туризма, месье. Вместо того чтобы отказывать немцам в выдаче какого-то старикашки, умнее было бы взять у них взаймы.

Я едва сдержал негодование. Два года спустя, когда ни в чем не раскаявшийся оберштурмбаннфюрер ускользнул ночью из Целио[40], меня охватил тот же гнев. В течение нескольких месяцев эсэсовец наслаждался роскошным отдыхом в Гессене под охраной вышколенных и предупредительных телохранителей из местной полиции. Он умер 9 февраля 1978 года — через тридцать четыре года после своего злодеяния. Его смерть опечалила «добрые души» не только за Рейном, но и в самом Риме, где перед двумя десятками бывших «товарищей по борьбе» из ударных фашистских отрядов была тайно отслужена заупокойная месса прелатом, говорившим по-немецки.

Какими только тайнами не владеют германофилы Рима? Становится известной закулисная роль, которую играл с мая 1945 года монсеньор Алоис Худал. Настоятель немецкой церкви в Риме не смог бы обеспечивать охрану, давать кров и пищу нацистским преступникам, если бы не пользовался поддержкой высоких покровителей.

Тягостные воспоминания об убитых в Адриатинских пещерах напоминают о существовании темных связей между главарями СС и некоторыми прелатами: кардиналами Фюрстенбергом и Вольми, монсеньором Антензана, архиепископом Ла-Паса, и другими. 335 убитых итальянцев — все они были паствой Пия XII, который и по отношению к Риму — верховный священник.

Очевидно, Пий XII никогда не забывал, что́ сказал Гитлер в 1942 году:

Как видно, Пий XII не смог набраться смелости, например, в связи с убийством в Адриатинских пещерах и вслух сказать об ужасах, творимых под прикрытием флага со свастикой. И разве не должен был он после войны удалить из Ватикана ничему не научившихся пособников преступной мафии СС из числа своих священников?