Мафия СС

Глава II Встреча в «Каса марина»

Весной 1948 года вечерняя Гавана представала передо мной во всей своей порочности. Карибское солнце не успевало скрыться за пальмами Маранао, как на улочках колониального квартала зажигались неоновые огни, предвещавшие, что скоро на тротуарах авеню дю Порт и на террасах приморских набережных начнется самое вульгарное из всех представлений, и я увижу море красных фонарей, отражающихся в воде прекрасной гавани, в нескольких милях от Майами.

Разгоряченная жарким тропическим климатом и взбудораженная послевоенной суматохой, экзотическая кубинская столица оказалась в руках проходимцев. На каждом шагу я сталкивался с действием поразительного механизма, созданного сводниками-профессионалами для услаждения американских самцов.

Сойдя на берег с клипера «Констеллейшн», я долго искал жилье по своему вкусу. Я намеревался засесть за сочинение памфлета против Батисты, Трухильо и других диктаторов мелких стран Антильских островов, и мне нужно было отвлечься от городской суеты. В предместье Гаваны, в старом патрицианском доме под сенью палисандровых деревьев я нашел подходящую квартиру. Беззубая негритянка, приходившая убирать, объясняла мне хитросплетения кубинской исполнительной власти: раньше она служила у двух префектов полиции. Я предпочитал ее болтовню «уюту» большинства отелей, где мне предлагали множество номеров с «удобствами».

— Четыре доллара — с метиской, сеньор? Двадцать — с настоящей блондинкой, только что из Европы, — твердил портье.

В кафе в центре города в час дайкири (белый ром, зеленый лимон, синеватый лед и еще ром) можно было увидеть людей разных национальностей: англичане с Багамских островов, пресыщенные монотонным распорядком своих колониальных клубов; греческие моряки, второпях бросающие свое жалованье на зеленое сукно карточных столов; загулявшие чиновники с Мартиники, с трудом расстававшиеся с каждым сентаво; немецкие евреи, прибывшие на Кубу в конце 30-х годов и бойко болтающие по-испански; венгерские евреи с отпечатком пребывания в Берген-Бельзене[4], занимающиеся перепродажей сахара на мировом рынке; югославские авантюристы. И толпы американцев, привлеченных экзотикой тропиков, оглушенных белым ромом и возвращавшихся во Флориду после распутства.

Им противостояли с зажатыми в зубах сигарами, толстыми, как прутья тюремных решеток, жизнерадостные менеджеры этого нескончаемого пира. Одетые по-королевски, демонстрирующие житейскую ловкость и говорящие с клиентами по-английски нараспев, эти директора и управители отелей, баров и клубов были в основном местными жителями. Будь-то Джезус, директор «Слэппи Джоз», самого знаменитого бара на всех Антильских островах, или сеньор Фернандо Кортес, который довольствовался тем, что содержал два или три роскошных заведения — все они расточали улыбки и проповедовали, разумеется, полную терпимость.

— Здесь, — заявил мне Джезус, — мы любим всех. Даже Гитлер был бы желанным гостем в «Слэппи», если бы расплачивался чем-нибудь, кроме обесценившихся рейхсмарок.

В ответ на его зубоскальство шумно рассмеялся дюжий американец с растрепанными седеющими волосами. Постоянный клиент бара, опустошавший к полуночи бутылку кукурузного виски, топивший в вине противоречивые политические взгляды, будущий лауреат Нобелевской премии по литературе… Эрнест Хемингуэй. Его агрессивную угрюмость я вскоре предпочту избегать.

Столица пребывает в постоянном страхе перед полицейскими Батисты. Ночные бары, отели и дома терпимости находятся под непосредственным контролем Вентуры, второго человека в полиции. Дважды в месяц он навещает самые шикарные заведения в сопровождении своего шофера, негра-великана, вооруженного до зубов. Вентура несет в руке чемоданчик из кожи гремучей змеи, куда складывает пачки долларов и кубинских песо. Все банкноты будут надежно заперты в одном из сейфов, где хранятся сокровища клана Батисты. Крупные купюры ценятся выше мелких. Бывают вечера, когда счастливчикам, выигравшим большую сумму в блэк-джек, выплачивают целый тюфяк мелких купюр. Доля Вентуры составляет 33 процента от общих доходов каждого заведения. Горе тем владельцам притонов, которые попытаются словчить!

Когда сумерки окутали богатые кварталы, один из моих собеседников, бельгиец, торговец табаком, продолжил разговор:

— Вентура всего лишь подручный, исполнитель. Другое дело Бланко, шеф кубинской полиции. Сальный тип. Он лишь изредка покидает кабинет с кондиционером. Именно он превратил отели в притоны, чтобы удесятерить доходы правящей верхушки и бизнесменов из Чикаго… Клан Батисты не смог бы устроить такую помойную яму всего в 250 километрах от Соединенных Штатов, если бы не согласие наследников Аль Капоне. «Коза ностра» «подписала» с диктатором контракт: ему выплачиваются солидные проценты, а гангстерам позволено организовать здесь самый большой притон в мире.

И это действительно так. Известно, как Бланко добыл свои первые доллары. Во времена Мюнхена, а затем в начале войны он вымогал деньги у несчастных беженцев, прибывавших из оккупированной Европы. Чешские, голландские и итальянские антифашисты, а также евреи до разных стран хлынули в иммиграционные полицейские конторы в Гаванском порту. Они намеревались провести на острове только несколько месяцев, пока не получат визу в Мексику, Канаду дли США. В те времена Бланко требовал у них по тысяче американских долларов за каждое временное разрешение на пребывание. Тех, кто рассчитывал на поступление каких-либо средств, помещали в зловонные казематы форта Тискорниа. Те же, кому не на что было рассчитывать, подвергались жестоким гонениям, из-за которых многие бросались в воду. В морских глубинах акулы завершали работу нацистов.

Пять или шесть лет спустя Бланко[5] сам стал жертвой шантажа: «Коза ностра» навязала ему свое управление всем игорным бизнесом и публичными домами в Гаване. Если сделка не состоится, пригрозили гангстеры, то в морские суда и самолеты, связывающие Кубу с Флоридой и Соединенными Штатами, будут подложены бомбы… Не колеблясь он прищурил глаза в знак согласия. Теперь, когда война окончилась, лучше было заняться приумножением награбленного, чем его дележом.

Апрель 1948 года… Казалось, Гавана чего-то ждала. Служащие отеля «Насьональ», похоже, были начеку. Особенно усердствовали бармен и лифтеры. Старались все, даже девицы, которые, поправляя грим, отсиживали свое время за стойкой на высоких табуретах.

Моя старая негритянка сказала:

— Ждут очень важных персон, а может, они уже здесь. Те самые, сеньор, которые забирают все песо…

Я и сам видел лимузины с американскими номерами в респектабельных кварталах. Они появлялись часто.

В тот вечер я сидел в тихом баре «Ориент», принадлежавшем выходцу из Вены. Датское пиво и франкфуртские сосиски привлекали сюда европейцев. Моей спутницей была молодая ирландка, жаждавшая экзотических впечатлений. За соседним столиком сидели четверо молодых людей, опустошавших одну кружку за другой. Казалось, они радовались встрече. Хотя они говорили очень тихо, почти шепотом, я понял, что говорили они по-немецки. Речь шла о каких-то важных расчетах, и часто произносилось слово «гельдшранк» («сейф»). Они спорили между собой, причем один из них — с каштановыми волосами, вьющимися на затылке, — явно навязывал свое мнение. Он казался главным. Чтобы развеселить своих приятелей, особенно угрюмого блондина с крестообразным шрамом на левой щеке, он заказал еще пива и достал из карманов какие-то фотографии.

Вслед за моей спутницей я вышел из-за столика и украдкой взглянул на групповое фото, которое, восклицая, рассматривали немцы. На нем на фоне каменной стены были засняты десять эсэсовцев в парадной форме: выпяченные груди, правые руки заложены за пояса. Над группой возвышалась весьма приметная фигура. Я отчетливо разглядел мальтийский крест под воротником кителя.

Это все, что мне удалось увидеть. Но для меня было совершенно очевидно, что среди эсэсовцев едва ли найдется другой гигант, награжденный рыцарским крестом, кроме штандартенфюрера СС Отто Скорцени. «Мирные» клиенты бара «Ориент» наверняка входили четыре года назад и карательные отряды СС, наводившие ужас на Украине и в Польше[6].

Откуда взялись эти немцы? И что они делали на Кубе?

Сегодня, четверть века спустя, благодаря различным расследованиям я знаю обо всем этом гораздо больше. Но в то время нераскрытого было еще много. Моей первой заботой было расспросить венца, владельца бара, — добродушного старичка, страстного любителя оперы. Его звали Франком, хотя родители в честь императора нарекли его Францем Иосифом. Он жил на Антильских островах сорок лет и всегда в компании молодых мулаток. Франк казался антинацистом. Но один его ответ показался мне двусмысленным:

— Случайные клиенты… Несомненно, «дипи»[7], приехавшие из Чехословакии и Литвы и хорошо знающие немецкий. Один из них, вероятно, еврей: у него большой нос, он дергает плечами и жестикулирует…

То была фальшивая откровенность. Со временем я разгадал игру Франка: бывший агент австро-венгерской разведывательной службы в Центральной Америке, он был завербован после аншлюса 1938 года службой адмирала Канариса. Во время войны сражался против союзников, обеспечивая снабжение гитлеровских подводников.

Но почему этот торгаш защищал бывших нацистов? Можно предположить, что он был жертвой шантажа со стороны эсэсовцев, укрывшихся в Латинской Америке. Неудавшийся предприниматель, он вскоре дешево продал «Ориент» и исчез вместе с молодой мулаткой.

Откуда все-таки явились эти странные клиенты Франка? Из разных стран Южной Америки: Перу, Бразилии, Чили, Аргентины и т. д. Очевидно, они праздновали в тот вечер свою встречу, перед тем как вместе заняться выполнением важной миссии.

Территория Ранчо-Гранде в Аргентине была тогда, как мне известно из различных источников, настоящим раем для нацистов, не порвавших со своим прошлым. Многие богатейшие немцы, поддерживавшие гитлеровский режим, в частности семья Круппа, владели там обширными угодьями, осмотреть которые целиком можно было только на самолете.

Беглецы со свастикой перемещались не без трудностей, но и не без шансов: их карманы всегда были набиты…

Самое внушительное скопище проходимцев — сицилийско-американская «Коза ностра». Она пережила войну без особых тягот и намеревалась вновь наладить свои дела. Необходимо было выдумать новые способы наживы, поскольку прежний бизнес — подпольные игорные дома и проституция — стал опасен: против него ополчились неумолимые чиновники вроде нью-йоркского прокурора Томаса Дьюи. Прочно укоренившись в Центральной Америке, мафиози считали себя единственно способными «отмывать» грязные деньги нацистских беглецов. С другой стороны, «Коза ностра» рассчитывала использовать жестокость и отсутствие угрызений совести у готовых на все нацистов для налаживания бизнеса, обещавшего огромные барыши: речь шла о торговле наркотиками.

Сицилийские и нью-йоркские гангстеры злорадствовали по поводу того, как они будут диктовать свои условия жестоким тевтонцам, которые еще недавно публично оскорбляли их на шумных пивных сборищах.

Два известных «капо» — главари организации — находились в это время в Италии с заданием разведать обстановку. То были Вито Дженовезе и Лаки Лучиано. Они первыми дали знать своим «семьям» в Соединенных Штатах о возможности переговоров с беглецами из банды фашистской свастики — банды богатейшей, как многозначительно уточняли они.

Первый из них, «дядя Вито», во время войны и после жил в Сицилии и в Италии. Он установил тесные контакты с высшими чинами в фашо[8], скомпрометированными скандалами с военными поставками, а затем организовал дележ огромных сумм, добытых в результате хищений в интендантстве американской армии. Вначале члены фашо, а затем и СС обратились к Дженовезе с просьбой прикрыть их бегстве в страны с более благоприятным климатом. Ему подчинялся значительный автомобильный парк[9]. Он имел возможность погрузить что угодно и кого угодно на целую флотилию рыбацких каботажных судов, базирующихся в Бриндизи, Неаполе и Трапани.

Вито не принимал в расчет своих старых сообщников из клана Муссолини. Он знал, что они безденежны. Он предпочел сделать ставку на немцев, венгров и югославов, которые бежали в порты, где можно сесть на какое-либо судно. Триест, управляемый командой английских и американских офицеров, играл тогда роль перевалочной базы Центральной Европы. За 50 тысяч лир, что составляло 300 швейцарских франков, можно было обеспечить подпольный проезд в Бари или Барлетту, за 200 тысяч — добраться запертым в камбузе хоть до Мальорки. Маленькие острова у западной оконечности Сицилии также служили пунктом отправления до тех пор, пока командир патрульного судна королевского флота не увидел в бинокль, что доисторические гроты и пещеры островка Леванцо заполнены странными личностями.

Другого «капо», Счастливчика Лучиано, еще только ждали в Италии. Получив предписание покинуть Соединенные Штаты, он долго оттягивал выезд из страны президента Трумэна. Наконец сообщили, что он отбыл в Гавану, а не на свою родину, как предписывалось американским законом. Общественное мнение, особенно в Нью-Йорке, было возмущено. Оно отказывалось принимать во внимание услуги, оказанные гангстерами военным из Вашингтона во время подготовки высадки в Сицилии.

Смущенное таким поворотом дела кубинское правительство заявило о непричастности к нему своих служб: кубинская виза, полученная Лучиано, есть чистая «липа». По прибытии в Гавану Счастливчик Лучиано, на этот раз оказавшийся неудачником, был окружен дюжими полицейскими, которые надели на него наручники, а потом вместе с арестованным позировали перед фоторепортерами. Какая комедия! Дело в том, что чемпион рэкета легко ускользнул от полиции после отъезда специальных корреспондентов американской прессы.

Через день, 25 мая 1948 года, в Гаване состоялась встреча, которая не освещалась прессой.

Следующей весной я попытался воспроизвести то, что происходило на тайной встрече в «Каса марина». Без особых трудностей я проник туда. Комфортабельные залы с огромными зеркалами и диванами, обитыми фиолетовым шелком. На стенах фрески с фривольными сюжетами. «Каса марина» была… борделем.

В тот день молодые девицы, жившие в здании старого монастыря, неожиданно для них самих получили распоряжение прогуляться по берегу моря. Затем содержательница «Каса марина» мадам Огюстин, пышная уроженка Оверни, предоставила в распоряжение своих «пансионерок» два огромных «линкольна», на которых те отправились в собор, где шла служба.

Именно 25 мая в большом зале «Каса марина» девушек сменила группа весьма уверенных в себе мужчин. Делегация американских мошенников прибыла регулярным рейсом из Майами, а разного рода беглецы «третьего рейха» приплыли из Буэнос-Айреса и Асунсьона через Каракас и Сан-Доминго. Они пользовались покровительством диктатора Трухильо.

Командой, прибывшей из Майами, руководил человек с легендарным именем: Ральф Капоне, родной брат Скарфаса. Большие кланы были представлены Франком Костелло, Альбертом Анастазиа, Санто Траффиканте-младшим и другими менее известными «капо». На сборище в «Каса марина» прибыли также сводники, укрыватели, ростовщики и мошенники более низкого пошиба, которые могли быть использованы в организации торговли наркотиками. Лаки Лучиано и Вито Дженовезе закладывали ее основу.

Главарям мафии оставалось заставить других членов «Коза ностра» принять их рекомендации. Дело осложнялось тем, что, во-первых, до сих пор торговля наркотиками была формально запрещена внутренним законом организации, а во-вторых, ввести в «Коза ностра» иностранцев, осужденных за политические преступления и геноцид, было делом нелегким.

Сама идея, вероятно, исходила от Вито Дженовезе, который в свое время предоставлял субсидии в несколько сотен тысяч долларов черным кассам фашистского режима. Сложность состояла в том, чтобы подчинить бывших эсэсовцев законам «Коза ностра». То, чего добились некоторые гестаповцы и чиновники экономических служб рейха в Париже, Брюсселе, Амстердаме и других городах, казалось советникам мафии достаточно убедительным, чтобы предоставить им новый шанс. Обстоятельный доклад Лаки Лучиано содержал внушительные цифры и устанавливал новый мировой тариф на «товар».

Еще в 1944 году, предвидя возможность поражения, главари СС и их финансовые эксперты предусмотрели, что им придется рассеяться по всем континентам. Для этого будет необходимо поместить в надежное место награбленную добычу.

Через три года после капитуляции «третьего рейха» некоторые из них оказались в Гаване. Однако встреча с ними вызвала расхождения внутри «Коза ностра». Группа «южных» мошенников, представленных «капо» из Флориды Санто Траффиканте-младшим и его «финансовым советником» — молодым и еще мало известным гангстером, — была настроена враждебно. Дело в том, что в южной Флориде в сицилийскую мафию входили евреи. Королем ее денежных махинаций был Меир Лански[10]. Еврей из Польши, он был против союза с палачами своих единоверцев.

Вот почему встреча в «Каса марина» закончилась сумятицей. Предварительное решение было принято всесильными «капо» Нью-Йорка и Чикаго: испробовать новичков, прибывших из Европы, и дать им оценку в зависимости от результатов, которых им удастся добиться.

Перед тем как покинуть собрание, Лаки Лучиано, который готовился отплыть в Италию на турецком судне, с особым почтением представил своим сообщникам и подручным «надежного малого»: Огюста Рикора. Этот немногословный француз из Парагвая буквально купался в золоте. Лаки, не питавшему никаких симпатий к германским «жирным затылкам», высадившимся с фальшивыми документами в Гаване, этот молчаливый средиземноморец со светлыми глазами и очками банкира представлялся верным союзником. Обладавший безошибочным нюхом Лучиано твердо верил, что Рикор привлечет к торговле наркотиками необходимые средства и создаст разветвленную сеть связей. То, что Рикор именовал себя Даржеллесом и имел аргентинский паспорт, свидетельствовало о значительном опыте этого сообщника знаменитого Джоановича[11], о котором даже в недрах американской «Коза ностра» ходили легенды.

И двадцать лет спустя я удивляюсь личности Огюста-Жозефа Рикора. Говорят, он родился в Марселе, до войны был несколько раз осужден за сводничество и вооруженные нападения. Каково его настоящее имя? Расследование, проведенное парижской прессой, показало, что Рикор всего лишь псевдоним.

Для французского правосудия, которое судило его заочно в 1947 году, Рикор «появился на свет» в возрасте тридцати двух лет в 1941 году. Множество свидетелей Подтвердили, что он играл роль посредника в первых сделках пресловутого Джоановича, сотрудника бюро закупок парижского гестапо. Вскоре Рикор оказался в зловещей банде Бонни — Лафона, обосновавшейся на улице Лористон в XVI районе Парижа. Он не затерялся там, ибо непосредственной защитой ему, судя по всему, служила тайная связь с РСХА[12].

Все они грабили, вымогали, присваивали. Не упускали ни малейшей возможности нажиться, хотя формально им было поручено бороться с черным рынком. Они скупали бары, модные кабаре, роскошные рестораны, снабжавшиеся исключительно тем же черным рынком. Каждый день после полудня на коротком совещании с одним из хозяев, будь то Бонни Леруа или Берар, им давалось задание «на завтра» на основе сведений, поступавших из полиции, либо заслуживающих «доверия» анонимных доносов… Каждый вечер они кутили в подпольном ресторане или пили шампанское с сообщниками, составляя списки жертв, намеченных на следующий день.

Что касается таинственного Рикора, пользовавшегося покровительством своих друзей из СД, то он обычно поздно ночью возвращался в публичный дом недалеко от площади Пигаль (он контролировал такие же «дома» в Марселе и в южных департаментах). В тридцать три года Рикор сделал блестящую карьеру, ибо с присущей ему дальновидностью сумел стать своим человеком в рейхе. Чутье его не обмануло.

После освобождения Парижа Бонни и Лафон были сразу же арестованы. Телохранитель Рикора Жак Мире, уголовный тип родом из Безансона, был расстрелян силами Сопротивления прямо на улице квартала Сен-Жермен-де-Пре. А Рикор, по существу заправлявший делами в трагические дни июня — июля 1944 года, нашел для себя надежный путь к спасению: вместе с Жаком Эрбе, Жюлем Минаром и Анри Тирье он погрузил дюжину мешков в «ситроен», ветровое стекло которого было облеплено немецкими пропусками, затем они исчезли…

Их груз стоил около 600 миллионов старых франков. Рикор сообразил, что ехать в Германию не стоит. Сопровождая «военные трофеи» парижского гестапо, он направился на юг… Секретный документ, подписанный главарями РСХА, а также тройной пропуск, выданный на Вильгельмштрассе, позволяют ему беспрепятственно пройти заставы полевой жандармерии. На мосту через Ирун мадридские полицейские, выделенные правительством каудильо, вместе с полковником Бернгардом[13] берут его под свою опеку. Его дальнейший путь покрыт тайной. Возможно, он направился в Кадикс, куда до этого были доставлены другие партии груза. А может быть, в Виго в Испании и Порту в Португалии, перед тем как погрузить этот ценный груз в Лиссабоне на чилийское судно.

Осенью 1943 — летом 1944 года Огюст Рикор показал свое истинное лицо — лицо «доверенного человека» СД, который ведет счет награбленному в результате вымогательств и укрывает все это в надежном месте. Трибуналы Освобождения, приговорившие к смерти банду Бонни и Лафона, к несчастью, затеряли касавшиеся его чрезвычайно важные обличительные документы. Узнав об этом от сообщников и связанных с ним адвокатов, после того как он уже покинул Европу, Рикор возликовал. И начал свою вторую жизнь…

Его след теряется до 1950 года. Однако французской контрразведке (ДСТ) стало известно, что небеса по ту сторону Атлантики не столь уж безоблачны для подонков из парижского гестапо, пересекших океан по стопам Рикора…

Их убивали… Жюля Минара — на одной из нью-йоркских улиц в Ист-Сайде в марте 1948 года, Жака Эрбе — на красном плюше ночного заведения «Акапулько» в Мехико в январе 1949 года, Анри Тирье — в 1951 году в Буэнос-Айресе[14]. Все они были убиты при загадочных обстоятельствах.

Эти следовавшие одно за другим убийства напоминают скорее черный список. Ни у ДСТ, ни у меня самого не было ни малейших оснований заподозрить в них бывших участников французского движения Сопротивления, поскольку они отвергают саму идею кровавой мести, да и лишены средств для ее осуществления. По-видимому, это дело рук самого Рикора. Комиссар Амбрози, настоящий ас по разоблачению французских военных преступников, сказал мне в 1971 году по этому поводу следующее:

— Полиция обычно отыскивает спрятанный клад по усыпанным трупами дорогам… Что касается Минара, Эрбе и Тирье, нет никаких сомнений, что они мешали главарю банды Рикору или новым его партнерам — мафиози…

Гипотеза, которую я предложил комиссару Амбрози, показалась ему логичной.

Устроившись в Аргентине, Огюст-Жозеф вскоре понял, что большую часть сокровищ с улицы Лористон трудно реализовать. Речь шла о пакетах американских, голландских и британских ценных бумаг, которые банда Бонни — Лафона вымогала у парижских биржевых маклеров в обмен на их жизни, о бриллиантах и изумрудах огромной стоимости, опознаваемых по размерам или старинной оправе. Рикор переговорил с бывшими корсиканскими сутенерами, многие из которых поселились в Буэнос-Айресе. В большинстве своем они были связаны с американской мафией…

Вскоре некоторые «капо» стали использовать Рикора в качестве партнера то для пособничества, то для вымогательств. Марселец не оплошал. Он ловко вел переговоры о том, чтобы дать под проценты золото или вложить доллары в кабаре в южноамериканских странах, показал себя блестящим посредником. «Ну, что ж, — говорил он посланцам «Коза ностра», — я подожду еще десять лет. Моя старость будет обеспечена». Вероятно, он больше опасался раскрытия «секретных» списков украденных акций, которые находились в крупных банках мира, чем запросов о розыске его персоны, направленных французской полицией и переданных через дипломатических представителей IV Республики. Не следует забывать, что он грабил весьма зажиточных людей, многие из которых остались в живых после войны.

Мой друг комиссар утвердительно кивнул головой:

— Одним словом, вы полагаете, что Рикор в 1948 году гораздо больше беспокоился о своем кладе, чем о своей шкуре? Это мне кажется весьма правдоподобным. Если бы убийцы Орадура отважились ограбить швейцарский банк, их бы осудили гораздо раньше и более сурово. Я заранее знаю, какие объяснения вы дадите этим убийствам.

— Несомненно, — продолжал я. — Жюль Минар некоторое время жил в Нью-Йорке. Год 1948. Случай определенно уникальный в истории побегов гестаповцев. Чье иное покровительство, как не мафии, позволило этому жалкому парижскому мошеннику пить бурбонское виски в барах Бронкса и смотреть прямо в глаза грозным полицейским? Я представляю, что он говорил по-итальянски и был снабжен, задолго до своей кончины, документами на имя какого-то итало-американца. Причиной, которой привела его к этой последней метаморфозе, была, вероятно, роль связного между Рикором и «Коза ностра».

В один прекрасный или, скорее, несчастливый день для бывшего злодея-коллаборациониста боссам из нью-йоркского клана надоели увертки Рикора. Чтобы запугать марсельца, они убили его «посланца», не забыв заменить в кармане убитого его настоящие документы на фальшивые. Такой прием часто использовался в былые времена флорентийскими князьями. На этот раз операция была осуществлена ровно за два месяца до тайного приезда в Гавану некоего Даржеллеса, в прошлом именовавшегося Огюстом-Жозефом Рикором. Он был «по-дружески» приглашен на встречу в «Каса марина» самим Лаки Лучиано…

— А что вы скажете о Тирье? Не забудьте, что он был убит через восемь месяцев после встречи в «Каса марина»…

— Могут быть разные версии. Одна из них кажется мне наиболее правдоподобной. Она связана с прошлым Тирье, который собственноручно казнил многих евреев в 1943—1944 годах. Банда Меира Лански, которая больше других была в курсе дел латиноамериканского региона, знала о его пребывании в Мексике. Она уничтожила бывшего убийцу «безвозмездно», чтобы свести счеты «морального» порядка… Возможно также, что она питала какие-то подозрения по отношению к человеку, готовому в одиночку вести дерзкую игру.

Со времени этого разговора прошло семь лет. Старик, которого также называли Месье Андре или Эль Комманданте, то есть Рикор, окончательно покинул свой к отель-ресторан в пригороде Асунсьона, столицы Парагвая. 3 сентября 1972 года агенты ФБР, посланные лично президентом США Ричардом Никсоном, на специальном «боинге-707» доставили Рикора в аэропорт Кеннеди в одной лишь бежевой холщовой блузе и голубых брюках[15]. В сопровождении полицейских, в наручниках он был отвезен в федеральную тюрьму в Манхэттене. «Король наркотиков», как его величали крупные американские газеты, умер спустя три года — в камере с умывальником и телевизором в другой американской тюрьме.

Рикора долго и помногу допрашивали агенты ФБР и Бюро по борьбе с наркотиками. Но их в первую очередь интересовали адресаты, которым Рикор направлял посылки с героином (как утверждают, более 1200 килограммов). Им он в течение нескольких лет наводнял Соединенные Штаты. Вряд ли Рикор рассказал что-нибудь о своем пребывании в Аргентине и своих связях с бывшими нацистами.

Для историков тайна Рикора осталась нераскрытой. Каково его прошлое? Почему он так быстро поднялся по служебной лестнице парижского СД? Ведь и без него на улице Лористон хватало убийц и злоумышленников. Тем не менее он вскоре становится «уполномоченным», которому без колебаний доверяют добычу, награбленную в течение трех лет гнуснейших вымогательств.

Догадки и частичные доказательства, которыми я располагаю, все еще недостаточны. Однако надеюсь когда-нибудь написать историю этого гангстера из СС и вскрыть нутро человека, заключившего союз с Кальтенбруннером… Союз с самим дьяволом, и, вероятно, задолго до вторжения гитлеровских войск во Францию. Известно, что Огюст-Жозеф работал на РСХА во Франции еще до ее оккупации, в совершенно забытую эпоху «странной войны». Человек, который станет центром заговора в «Каса марина» и который должен был оказать губительное воздействие на американскую молодежь 60-х годов, — не был ли он сам в молодости приводным ремнем знаменитой «пятой колонны» нацистов во Франции в конце 30-х годов? Я склоняюсь именно к этому.