Мафия СС

Глава IV «Трилистник с четырьмя лепестками»

Прошло почти сорок лет, как закончилась война, но нацизм по-прежнему жив! Настоящий нацизм, о котором я не колеблясь могу сказать, что он держит себя в готовности…

Чтобы в этом убедиться, достаточно внимательно просматривать западную прессу. Она сообщает об этом весьма регулярно, но описывает все в сугубо информационном ключе, без выводов: факт следует за фактом, скандал за скандалом. Она замечает лишь отдельные следы свастики, тогда как перед нами снова огромный штандарт со свастикой.

Почти сорок лет минуло с тех пор, как разыгралась заключительная сцена национальной трагедии. Глубокой тайной окружена деятельность тех, кто находится за кулисами… После того как развеялись тучи пепла и дыма от снарядов, лишь немногие понимали, что нацизм не искоренен и еще живо чрево, способное плодить гадов. Поэтому их интересовали секретные перегруппировки преследуемых нацистов, их быстрые и удивительные перемещения. Каким образом в поверженной Германии тысячам гитлеровцев удалось проскользнуть сквозь сети, натянутые победителями? Как эти беглецы, не имевшие ни пристанища, ни документов, не знавшие иностранных языков, преследуемые правительствами большинства стран мира, сумели посмеяться над союзниками, заявившими задолго до высадки в Нормандии, что строго накажут фашистских злодеев?

Может быть, какие-то фантастические возможности создала для них перед своим крахом гитлеровская военная машина? Не укрылись ли они в знаменитом тирольском лабиринте? Факты заставляют отвергнуть эту гипотезу. Административный аппарат «третьего рейха» с апреля 1945 года оказался в стадии злокачественного заболевания. Его секреты становились известны разведывательным службам союзников, в том числе советским. Он разваливался на части. Что касается австрийского бастиона, о котором столько говорили, то это было нечто вроде западни, где крупные нацистские бонзы, словно обезумевшие хищники, пожирали друг друга. Западные разведслужбы, действуя неоперативно, упускали крупную добычу, вылавливая мелкую сошку.

В ночь на 7 мая 1945 года, вслед за сообщением о капитуляции вермахта, началась невероятная неразбериха. В войсках и штабах западных союзников, где отдали должное спиртному, наступило состояние расслабления. Оно коснулось как сотрудников специальных служб, так и простых часовых. «С какой стати вкалывать, — думали офицеры и солдаты, — когда Гитлер мертв, а его преемники капитулировали». Это всеобщее опьянение, длившееся целую неделю, позволило многим нацистским преступникам скрыться… В частности, Леон Дегрель на самолете с опознавательными знаками люфтваффе пролетел над головами миллионов захмелевших гуляк. Использовались и другие способы побега, даже лыжи в заснеженных горах Италии.

Мне же думается вот что. Речь идет о продуманной акции. Мое мнение подтверждается поисками, которые я веду почти сорок лет, а также предчувствием, которое я испытывал, сидя на трибуне для прессы на Нюрнбергском процессе. Я имею в виду хитрый механизм рассеивания, приведенный в действие задолго до того, как «третий рейх» был вынужден стать на колени. Этот механизм был разработан людьми из РСХА. Речь шла о плане эвакуации нацистов после военного поражения и об обеспечении условий для выживания нацизма в трудное для него время. План этот, составленный без ведома и участия Адольфа Гитлера, был тайно одобрен рейхсляйтером Мартином Борманом.

Не так ли поступают крысы, убегающие и вновь собирающиеся в стаи на значительном расстоянии от тех мест, где им грозит истребление? Однажды тучи крыс отдельными стаями покинули опустевший старый рынок Алль в центре Парижа и обосновались на новом загородном рынке Рюнжис.

В «Мезон руж» как раз и разрабатывался этот зловещий план — план рассеивания людей и капиталов. Он чуть было не попал в руки Си-ай-си в мае 1945 года, всего несколько дней спустя после капитуляции Германии.

«Промах» разведслужб западных союзников частично объясняется недостаточной согласованностью их действий в оккупированной и разделенной на зоны Германии. Это — основное, но никогда не оглашавшееся объяснение поразительной неэффективности действий западных союзников в преследовании военных преступников и других видных нацистских беглецов начиная с июня 1945 года. Именно это я и хочу доказать на примере двойного агента, бесследно исчезнувшего среди руин южной Германии в тот самый момент, когда он был готов подтвердить реальность колоссального замысла, разработанного в «Мезон руж» в августе 1944 года, и передать десяток относившихся к делу досье.

Речь идет не о Кальтенбруннере, задержанном в Альтаусзе. Его повесили, но своего секрета он не выдал. Речь идет о его доверенном лице — Манфреде Уриге, человеке с кодовым обозначением УЗ-13.

В освобожденных районах Западной Европы готовились к рождеству — без карательных отрядов и без ненавистного грохота нацистских сапог. Этот день, 25 декабря 1944 года, должен был пройти в радостном возбуждении. Однако людей мучили тяжелые предчувствия: Гитлер предпринял контрнаступление! Вновь двинулись танки через Арденны. Они опрокинули передовые линии союзников, окружили американскую дивизию в бельгийском городке Бастонь. Фельдмаршал фон Рундштедт повел свои войска на Антверпен.

Для организации более плотной обороны командование западных союзных войск решило эвакуировать войска из некоторых отвоеванных районов, в частности из Страсбура. Этот план вызвал настоящую бурю. Де Голль категорически отказывался покинуть эльзасскую столицу.

Население, охваченное паникой, обратилось в бегство. Западные разведывательные службы столкнулись с террористическими акциями за линией фронта союзников: сюда уже проникли люди Скорцени и эсэсовские отряды, нагло действовавшие под прикрытием американской формы. Узнав о переодетых диверсантах, американские солдаты начали подозревать всех… С большим опозданием американская военная полиция принялась преследовать фашистских оборотней. Опрашивали буквально всех. На перекрестках грязных дорог полицейские останавливали джипы и комендантские машины. Задерживали даже полковников и генералов. Их отпускали, когда они запевали какую-нибудь типично американскую песенку или безошибочно перечисляли американских спортивных чемпионов. В это время дивизии Рундштедта, Мозеля и Мантейфеля продолжали двигаться вперед. Установившаяся плохая погода мешала взлетам авиации союзников. В Париже в отеле «Мажестик» союзники заняли место немцев. Телетайпы работали двадцать четыре часа в сутки, отстукивая плохие новости. Гражданское население было охвачено страхом перед возможным возвращением фашистов в столицу Франции. Кто-то писал на оградах и заборах лозунги, с которыми, казалось, было покончено навсегда: «Да здравствует Гитлер!» и другие.

Отель «Калифорния» на улице Берри был одним из тех, который снабжался американцами и функционировал почти нормально. В реквизированном здании, расположенном напротив отеля, капитан Си-ай-си Джордж Александер склонился над пишущей машинкой. Время от времени он поднимал глаза к карте фронта, где цветные флажки обозначали ход сражения в Арденнах, на которое немецкий генеральный штаб возлагал свои последние надежды. Веснушчатое лицо офицера было напряженным. Сверяясь с объемистым досье, он заканчивал информацию для полковника Макдаффа из отдела «G-2»:

Капитан прикурил новую сигарету «Честерфилд» от предыдущей, когда один из его коллег вошел в комнату с чашкой дымящегося чая в руке. Ростом он был около двух метров. На голове пилотка. Широко улыбаясь, он поставил чашку на край стола и пододвинул табурет. Это был капитан Виктор де Гинзбург. Из внутреннего кармана мундира, сшитого под Эйзенхауэра, он вынул конверт, надписанный от руки.

— Еще одно анонимное послание, — сказал он. — На этот раз заслуживающее внимания.

Написанное изящным и несколько прерывистым почерком письмо было отправлено из Марселя 14 декабря 1944 года. Его автор утверждал, что принадлежит к партизанской группе франтирёров, вместе с которой успешно сражался с нацистами на юге Франции. Осуждая революционные настроения некоторых руководителей партизан, он испытывал серьезные опасения относительно ближайшего будущего освобожденной Франции. Этот пессимист, страхи которого решительно опровергло будущее, был весьма информированным человеком. Он сообщал своим «американским друзьям», «последним солдатам демократии», ценные сведения относительно перегруппировок бывших коллаборационистов. Правда, информатором был не он сам, а один из его родственников, бывший ополченец, спасший его от ареста; по отношению к нему он чувствовал себя обязанным. Такого рода переплетения часто возникали в то сложное время. Письмо содержало тревожные сведения о «пятой колонне», действовавшей на юге Франции.

— Я немедленно отправился в Марсель, — рассказывал мне капитан Александер. — После трудного объяснения с полковником Макдаффом и генералом из штаба Эйзенхауэра мы решили принять условия нашего таинственного корреспондента. Он потребовал у нас 300 золотых луидоров[25]. С помощью наших агентов мы могли бы легко установить его личность, но сочли более выгодным договориться с ним: незамедлительно.

Специальный посланец Си-ай-си так и не встретился с анонимным информатором. Тем не менее в трех полученных одно за другим посланиях тот снабдил его, как говорится, «динамитом». Он, в частности, писал:

В течение двух суток Си-ай-си смогла убедиться в исключительней ценности этих сведений, обнаружив десятки складов с оружием. Капитана интриговала одна деталь в документах, захваченных в лагере противника и подлежавших сожжению после прочтения: все шифрованные номера нацистских агентов начинались с буквы У.

Анонимный корреспондент утверждал, что шефа агентов У следует искать в департаментах севера или востока. Еще одна деталь: этот таинственный шеф слегка прихрамывает. Не исключено, добавил он, что он бывший сотрудник французской полицейской службы безопасности.

Американец поморщился от досады, бросив письмо на стол.

— Черт возьми, — проворчал он, — это все равно что искать иголку в стоге сена!

Он налил себе двойное виски и залпом выпил. В это мгновение заработал телекс. Это было сообщение, посланное из Страсбура его другом, французским комендантом полковником Амбрози:

Амбрози предлагал капиталу Александеру немедленно прибыть в Страсбур…

У американца появилась ощущение, что союзникам в руки попала крупная дичь. Он налил себе еще стакан, предчувствуя удачу… Развернул большой платок и шумно высморкался. Этот декабрь в Париже был поистине тягостным. Целыми часами шел дождь со снегом, застилая окна.

Утром 29 декабря в Страсбуре капитан Александер толкнул дверь французской военной службы безопасности. Ее местное отделение располагалось на вилле в богатом квартале на Клотцштрассе, как именовала эту улицу немецкая табличка.

На первом этаже полковник Жан Амбрози тепло приветствовал американского офицера. Расследование показывало, что человек из потерпевшей аварию машины был не просто безвестным эльзасским служащим, работавшим, как многие другие, на рейх.

Со своей стороны военная служба в Меце вела расследование, пытаясь установить, не занимал ли этот человек важный пост в ЗИПО — в полиции безопасности фашистской Германии. Арестованный, судя по всему, вел образ жизни добропорядочного буржуа с женой и дочерью, в квартире из пяти комнат в старом районе Страсбура.

Основательно изучив его досье, капитан Александер убедился, что за спокойным поведением этого вроде бы заурядного служащего скрывается некая тайна.

Час спустя арестованного в наручниках доставили на первый этаж виллы. Александер сразу заметил, что арестованный хромал, но тщательно скрывал это. «Любопытное совпадение, — подумал он. — Не имеет ли тот же дефект неизвестный главарь нацистов, окопавшихся в освобожденной Франции?»

Александер обнаружил удивительное сходство арестованного с известным голливудским актером Сиднеем Гринстритом. Настоящий двойник! Он провел рукой по глазам. Раньше он был театральным агентом в Соединенных Штатах.

— Уточните еще раз ваши имя и фамилию, — сказал он.

На этом допросе, который велся на французском языке, человек тоже отвечал по-французски, но с едва заметным акцентом и растягивая слова.

— Уриг Манфред, родился в Страсбуре в 1893 году. Служил во французской полицейской службе безопасности, получил назначение в специальный отдел в 1939 году. С июля 1940 года вновь стал немцем.

Уриг напомнил о присоединении Эльзаса к рейху и привлечении к труду в принудительном порядке всех бывших французских служащих. Нет, он вовсе не сотрудничал с немцами, он лишь подчинялся приказам Берлина, как это делало старшее поколение в 1914—1918 годах. Французская судебная практика, напомнил он, учитывает это жестокое расчленение эльзасцев и не считает их предателями.

Американец слушал, стиснув зубы. На него с притворным добродушием смотрели близорукие глаза. Проглядывавший в них живой ум явно пытался скрыться за тяжелыми веками, подобно крабу, который зарывается в песок. Он заметно начал нервничать, когда спросили о его хромоте.

— Эта проклятая авария! Этот чертов мост Кёль! — пробормотал он, вытягивая ногу.

Во время первых трех допросов Уриг придерживался той же системы защиты. Между тем полковник Амбрози решил схитрить. Он поставил на стол коробку сигар и бутылку вина. Уриг прищелкнул языком, с наслаждением выпустил дым гаванской сигары из ноздрей своего курносого носа и продолжал изрекать банальности, упрямо повторяя заведомую ложь.

Однажды утром в начале января ситуация круто переменилась. Не было больше ни вина, ни сигар. Офицер Си-ай-си был одет в теплую фуфайку, с рукавами, засученными до мощных предплечий. В этот день полковник Амбрози представил решающего свидетеля. Гарсон из кафе в «Мезон руж» заприметил хромого среди участников большого совещания эсэсовцев, организованного в августе Кальтенбруннером[26].

Положение арестованного оказалось затруднительным. Уриг понимал, что нелепо и дальше ломать комедию. Должен ли он замкнуться в полном молчании? Или отказаться от борьбы и выдать свои секреты союзникам? Неожиданно он потребовал сухим тоном:

— Принесите мне вина и что-нибудь покурить.

Очевидно, он пытался выиграть время.

— Хватит! Либо вы расскажете все, либо вас расстреляют, — твердо сказал американец.

— Мой капитан, — ответил Уриг с наигранной беспечностью, разглядывая свои ногти, — вы бредите. И вы перепутали роли! Если кто-нибудь здесь может угрожать, так это, конечно, я! Разве вы не знаете, что с минуты на минуту наши войска войдут в этот город?

Он притворно любезно улыбнулся и продолжал:

— Если наше наступление пойдет такими темпами, может быть, мне удастся помочь вам провести в феврале отпуск на лыжах в Баварии. Ведь вы занимаетесь спортом, если я не ошибаюсь. Сразу после вашего ареста я смог бы обеспечить вам камеру с радио и душем…

Он склонился над столом, сладострастно запустил пальцы в коробку с сигарами и закурил. Как бы расслабившись, он стал рассуждать на разные темы: о французских женщинах, о своей страсти к бельканто, о веселых довоенных ночках в Страсбуре. Если ему задавали конкретный вопрос о деятельности СС или гестапо, он упорно повторял по-немецки одну и ту же фразу, которая, казалось, приводила его в хорошее настроение: «Пропаганда! Все пропаганда…»

Доведенный до исступления капитан Александер в ярости оборвал его:

— Будьте серьезнее, Уриг! Перестаньте твердить, что вы ничего не знаете о плане «Жанна». Всякий раз, когда ваши террористы убивают американского солдата, это делается по вашему приказу. Вы — опасный враг, которого нужно уничтожить.

В течение двух ночных допросов с пристрастием американский офицер и французский полковник постепенно добивались своего, преодолевая упорное молчание Урига. Они имели дело с профессионалом, который стремился вести игру до конца.

Двойная игра развернулась в первые ночи января 1945 года. Она происходила на первом этаже реквизированной виллы на Клотцштрассе, но главные события произошли в Арденнах, где шло наступление Рундштедта. Прорыв нацистов и диверсии десантников Скорцени должны были со дня на день решить вопрос, кто завтра будет узником и кто кого будет допрашивать.

Уриг, сознававший исключительную важность поединка, оставался бесстрастным. Однажды вечером Амбрози включил радио. Французский диктор передавал последние новости с фронта, находящегося в 250 километрах:

Американский капитан усилил громкость, повернув ручку до отказа. Уриг, внезапно обмякший в своем кресле, побледнел. Его волосатая рука, державшая только что взятую сигару, задрожала.

На настенном календаре значилось 9 января. Для комиссара из Страсбура это был конец его иллюзий. Страница истории была перевернута. И как знамение — серое, свинцовое небо за окном прояснилось.

Капитан проследил за взглядом Урига: «Вы видите, комиссар, даже небо, которое очищается, заодно с нами и с нашей авиацией. А теперь перейдем к серьезным вещам». Тыльной стороной ладони Александер сбросил на пол бутылку с вином и коробку сигар. Поставив кресло напротив Урига, он спокойно произнес:

— За работу, герр комиссар!

Во время изнурительных нотных допросов Уриг как бы заново пережил перипетии другой встречи. Это было 28 октября прошлого года в Линдау на озере Бодензе. Тот четверг он никогда не забудет. Тогда состоялась его последняя встреча с Кальтенбруннером с глазу на глаз. Тогда генерал разоткровенничался и спрашивал совета у него, простого референта.

УЗ-13 испытывал после этого вечера скорее беспокойство и растерянность, нежели гордость.

Триумфальный плебисцит в Сааре в 1935 году и оккупация Рейнской области в 1936 году привели в восторг этого эльзасца. Одно время он поддерживал хорошие отношения с абвером Канариса, не предавая, в сущности, интересов Франции. К своему несчастью, Уриг присутствовал в качестве зрителя на знаменитом конгрессе в Нюрнберге в 1938 году. С тех пор он числился среди подручных гестапо, занесенных в список фольксдойче. После 1940 года он стал доверенным человеком в одном из отделов РСХА, занимающихся изучением противника, шефом ЗИПО в Меце, затем комиссаром полиции в Страсбуре. Его двуличность и компетентность во многом способствовали разгрому местной организации «Красная капелла», целый ряд французских и бельгийских членов которой были арестованы благодаря его усилиям.

В тот день в Линдау Уриг казался озабоченным. Он говорил:

— Мой генерал, кое-что меня беспокоит. Информация Небе[27], все зашифрованные телеграммы Флиежа и Богра, которые руководят планом «Жанна» в районе Дижона, расшифровываются нашими противниками. Мы внедрили агентов, которые могут дезориентировать противника. Мои люди даже смогли наладить контакт с офицером американской контрразведки. Этот источник помог нам узнать, что портативные передатчики, установленные в Марселе, Нанте и Дижоне, были обнаружены вместе с кодовыми таблицами! Мне становится все труднее связываться с У-15, У-21, У-33… и другими!

(Уриг обозначал своих агентов шифром, начинающимся с буквы «У» — начальной буквы своего имени.)

— Это поистине неожиданно, мой генерал, — продолжал он, выпуская столб едкого дыма от немецкой сигары. — В ведомстве генерала Донована и в Си-ай-си можно увидеть молодых офицеров, только что выпущенных из форта Брэгг и лагеря Ритчи, которые симпатизируют прокоммунистически настроенным партизанам. Эти янки зачастую европейского происхождения, а то и вовсе евреи. Они не уступают нашим специалистам. Некоторые из них работают в контакте с бывшим комиссаром полиции, корсиканцем по имени Амбрози.

Уриг вспомнил, при каких обстоятельствах он сообщил Кальтенбруннеру имя своего старого французского коллеги. Перед войной на одном из конгрессов он с интересом слушал доклад Амбрози[28] о международных объединениях по торговле наркотиками. Это был его конек. К счастью для безвестного эльзасца, который уже тогда принадлежал к «пятой колонне», в памяти Амбрози не запечатлелись черты Урига. Позднее, в 1943 году, сотрудник парижского СД сообщил ему, как он шел по следу французского комиссара, участника Сопротивления, который собирался тайно пересечь Пиренеи, направляясь в Алжир. Уриг не знал, что в августе 1944 года в Марселе, куда джипы союзников ворвались на неделю раньше, комиссар Амбрози схватил некоего Лапьера, известного под кличкой Пьеро. Тщательно обработанный корсиканцем, Пьеро быстро «раскололся». Он был важным звеном в цепи, разрыв которой мог сорвать план «Жанна», задуманный противником.

Уриг запустил свою волосатую руку в досье и вытащил лист очень тонкой зеленой бумаги с напечатанным текстом:

— Вот уточненные данные на американского офицера, которого я считаю одним из самых опасных противников: рост 179 см, светло-рыжий, из Нью-Йорка, владеет французским и немецким так же свободно, как и родным языком. Ему 27 лет, капитан Си-ай-си, имя — Джордж Александер. Его методы работы весьма эффективны.

— Другие подробности, пожалуйста, Уриг. Вы знаете, как я стремлюсь узнать личные особенности наших самых опасных врагов.

— Сейчас посмотрим… А, вот: выпускник 1942 года лагеря Ритчи, вошел в десятку лучших. Чемпион по джиу-джитсу. У него есть дядя в Париже, отнюдь не образец добродетели. Он ввел его в круг дельцов черного рынка, где мы вербуем при помощи шантажа многочисленных информаторов. Весьма любопытная личность.

— Казнить обоих! — спокойно распорядился Кальтенбруннер.

Остаток ночи, проведенный под завывание ледяного северного ветра, дувшего с гор, шеф РСХА вместе со своим подчиненным разбирал досье операции «Рио». Его голос удивительно потеплел. Он одобрил все предложения своего «друга Манфреда» без единого замечания.

Немногим более двух месяцев спустя ситуация резко изменилась. Комиссар Уриг, сидя в зале виллы в Страсбуре, отвечал на вопросы своего врага, того самого американского офицера, которого Кальтенбруннер приказал казнить…

— Каковы были знаменитые семь предписаний, одобренных СС в отеле «Мезон руж»?

Лицо капитана Джорджа Александера, задавшего вопрос резким тоном, казалось, было высечено из камня. Даже веснушки знаменитого «рыжего» из парижского отделения Си-ай-си побледнели за три бессонные ночи.

Испепеляющий взгляд голубых глаз устремлен на Урига, бормочущего:

— Что ж, пора заключать с вами сделку. Вы слишком много знаете. Обергруппенфюрер Кальтенбруннер действительно продиктовал нам поручение из семи пунктов…

Покрасневшие от усталости глаза даже не моргнули. Но внутренне Александер ликовал. Он рискнул — и выиграл. Старое воспоминание о генерале из лагеря Ритчи, вновь встреченном им в штабе Эль-Биара в Алжире, который всегда семикратно дублировал любое распоряжение, позволило ему наконец «взять на пушку» своего пленника!

Перед тем как «расколоться», Уриг потребовал разрешить ему самому повертеть ручку радиоприемника. Приемник, снабженный множеством хромированных ручек, повторил ему по-французски, а затем по-английски ранее передававшиеся новости. Он передвинул рычажок, убедившись, что его не разыграли при помощи новой американской системы записи на магнитофонную ленту.

— После этого он сразу же перешел в другой лагерь. Это был дальновидный человек, — скажет мне гораздо позднее Джордж Александер. Он поведает о том, что составление протокола допроса этого обвиняемого-свидетеля будет длиться восемь часов без перерыва. Связи комиссара Урига вели в самый центр СС — к Гиммлеру, Кальтенбруннеру и Мюллеру.

Уриг охотно и подробно рассказал, как он работал с Мюллером во время уничтожения «Красной капеллы» на французской и бельгийской территориях. Он чувствовал, что ему нечего больше терять и что единственный шанс спасти шкуру — предложить свои услуги американцам. Поэтому он раскрыл полностью план действий в операции «Жанна», помог расшифровать некоторые донесения, ключ к которым не был известен Си-ай-си, и выдал новый секретный код, используемый командованием СС. Продемонстрировав колоссальную память, он полностью восстановил целые списки с именами своих агентов, сожженные перед его бегством в Германию. Он смог даже восстановить тексты некоторых директив Гиммлера и Кальтенбруннера, в частности по поводу тайных сборищ в отеле «Мезон руж».

На настенной карте с помощью разноцветных булавок этот доверенный Кальтенбруннера раскрыл основную секретную схему плана «Жанна»: командные пункты «белых маки́», места диверсий на дорогах или железнодорожных путях, зоны высадки парашютистов в форме американских воздушных десантников в ходе операции «Грифон»[29]. Нищая Шампань между Майи и Сюип с выгонами для овец и район Жерардмер с его пастбищами были быстро утыканы красными точками. Меньше всего их оказалось вблизи дороги Париж — Мюлуз.

— Личная идея оберштурмбаннфюрера Скорцени, — уточнил Уриг. — Лес окружает фамильное поместье генерала де Голля в Коломбэ. Этот район нет смысла контролировать.

Зеленые точки на карте указывали места встречи, намеченные Скорцени, между моторизованным авангардом операции «Грифон» и мобильными отрядами саботажников, которым люди из СД сбрасывали с самолетов пачки бумажных денег, не зная, что представляет собой их организация и какую помощь она может оказать в ходе операции.

Чтобы угодить Си-ай-си, Уриг поставил под протоколом допроса свою подпись и выразил готовность отныне сотрудничать с американской разведкой. Короче говоря, УЗ-13 становился первым перевербованным агентом Си-ай-си. Ему оставалось пройти ускоренную подготовку, освоить новейшую технику, изобретенную за океаном. Его честность? Его гарантии? Они казались безусловными, поскольку вывернутый наизнанку, как перчатка, эсэсовец знал, что его жизнь немного стоила бы в глазах его прежних хозяев, если бы они узнали о его признаниях.

Почуяв возможность спасти свою шкуру, эльзасский агент рассказал даже больше, чем от него требовали. От плана «Жанна» он мало-помалу перешел к плану «Рио», который вначале не интересовал следователей, ставших к тому времени его собеседниками. Лицемерная роль Кальтенбруннера на переговорах во дворце в Страсбуре, его стремление обеспечить нацистам безбедное будущее, намерения нацистских сановников сохранить идеалы национал-социализма и жизнь сотен его нынешних руководителей — все это накануне форсирования Рейна войсками союзников казалось просто нелепым. «На какое-то мгновение, — расскажет мне позднее капитан Александер, — мы подумали, что рассудок Урига помутился. Перенеситесь мысленно в ту эпоху, когда у нас была единственная цель: арест Гитлера и уничтожение его армии — перспектива, ради которой столько наших лучших товарищей пожертвовали жизнью. Поэтому ничтожные проекты некоторых нацистских главарей на случай их поражения казались нам незначительной ерундой. Вскоре, к счастью, мы образумились».

Тем временем Уриг, этот человек, не вписывавшийся в обычные рамки РСХА, задал своим новым хозяевам еще много других головоломок.

К февралю 1945 года гитлеровская Германия оказалась в катастрофическом положении: налеты авиации союзников разрушали и уничтожали заводы, сортировочные станции, склады боеприпасов и целые города.

Военно-воздушные силы были уже не в состоянии защищать жизненно важные промышленные центры рейха. Машины еще продолжали работать среди обломков, но гражданское население охватывало безысходное отчаяние.

В окружении фюрера многие цеплялись за слабую надежду, которая для некоторых стала навязчивой идеей: они уповали на поворот в позиции западных союзников, которых советское наступление в Центральной Европе, по их расчетам, должно было повернуть против Сталина. В этом случае англосаксы оказали бы вооруженную помощь вермахту в «крестовом походе» христианского Запада против большевиков. Даже Гиммлер позволял себе высказывать такую «уверенность» в узком кругу. Некоторые его агенты в Анкаре, Мадриде или Берне, где находился знаменитый Аллен Даллес, уверяли его в том, что установлены тесные отношения с англо-американской стороной. Он не сомневался, что главные козыри еще будут пущены в ход…

Самовлюбленный, считавший себя без всяких на то оснований лучшим политическим экспертом, заурядный рейхсфюрер СС строил планы на песке. Почему он так поступал? Он, очевидно, не знал о всех интригах команды Кальтенбруннера. По мнению Урига, до него дошло лишь краткое изложение плана «Рио». Он одобрил предосторожность, которую международные переговоры должны, по его мнению, вскоре сделать излишней.

Изменение позиции союзников, думал он, скоро сыграет более эффективную роль, чем эти сомнительные планы спасения.

Достигнув политических вершин, бывший специалист по разведению кур отказывался принять во внимание другие крайне тяжелые варианты. Пока же он занимался укреплением СС.

15 февраля 1945 года целым рядом драконовских декретов СС было приказано взять на себя гражданское и военное управление рейхом. Немцы все до единого должны бороться до конца. Колеблющиеся? Их вешали. Дезертиры? Их расстреливали. Офицеры, которые сдавались? Их приговаривали к смерти заочно. Радио Берлина объявило, что армии союзников вторгнутся в обугленную пустыню и будут продвигаться по горам трупов.

Последним прибежищем для «непреклонных» из полуразрушенного во время бомбардировок здания на Принц-Альбрехтштрассе оставался «тирольский приют». Между массивами Тотесгебирге и Холленгебирге (Мертвыми и Адскими горами), как они надеялись, должна была развернуться последняя, решающая битва. Это был их последний шанс. В то время как оставшиеся полки СС уничтожались массированными ударами советских танков на Одере и танков Шермана на Эльбе, главари СС приказали строить бункеры, дороги к высокогорным пастбищам, даже выдалбливать коридоры в ледниках.

Этот лихорадочный период закончился грандиозным фиаско. «Тирольский бастион» оказался западней.

План, задуманный в конце января 1945 года сотрудниками Си-ай-си, был дерзким; намечалось заслать Урига к его бывшим хозяевам. По возвращении в РСХА он должен был объяснить, что американцы «организовали» его побег и даже установили несколько миниатюрных радиопередатчиков между каблуком и супинатором ботинка для его искривленной ступни.

Миссия перевербованного агента состояла в передаче Си-ай-си военных, политических и промышленных сведений через Швейцарию. Три «почтовых ящика» были установлены в Шаффхаузене, Санкт-Галлене и Винтертуре. Уриг должен был предложить немцам выдавать союзникам незначительную информацию. Взамен он получал бы «в интересах СС» истинные сведения, поскольку он утверждал бы, что завербовал офицера американской разведслужбы, на чье имя должен быть открыт кодовый счет в цюрихском банке. Поскольку деньги на эти цели не могли поступать со счетов СС в швейцарских банках, они должны были переводиться из нейтральной страны, например из Швеции.

Среди вопросов, на которые в первую очередь готовился ответить новый агент Си-ай-си, были следующие: какова стадия подготовки германской атомной бомбы? Кто из эсэсовцев назначен вместо людей из абвера Канариса для работы во Франции, Бельгии, Голландии и Дании? В какой стадии находился проект «Манхэттен», разработанный в 1943 году и предусматривавший производство ракет «Фау-5», способных достигать Восточного побережья Соединенных Штатов?

Команда Си-ай-си, которой нельзя было отказать в хитроумии, смогла обелить Урига в глазах Кальтенбруннера, передав ему через одного из своих французских сотрудников[30], которого ожидал расстрел, написанную карандашом записку, в которой тот «сознавался» в выдаче союзникам всех сведений по плану «Жанна», касающихся как Франции, так и Бельгии.

Со своей стороны агент УЗ-13 потребовал гарантий на случай, если его игра будет раскрыта нацистами. Уже сам факт многочисленных арестов внутри сети «Жанна» мог насторожить РСХА. Капитан Александер торжественно обещал ему хранить «наготове» досье, которое будет обнародовало, «в случае, если…». В нем содержались служебные материалы за подписью Гиммлера или Кальтенбруннера, компрометирующие высший эшелон СС; приказы о казнях гражданских и военных лиц в Германии; планы геноцида на оккупированных территориях. Документ, особенно неприятный для Кальтенбруннера, санкционировал массовое уничтожение американских пленных. Многие из этих материалов будут позднее представлены обвинением на процессе в Нюрнберге.

Однажды ночью в середине февраля 1945 года, когда снежная буря обрушилась на деревушки в горах Юра, капитан Александер привез перевербованного агента на своем джипе к местечку Делле, пограничному швейцарскому посту. Контроль на границе прошел нормально. У Урига был испанский паспорт с транзитной швейцарской визой. «Бизнесмен из Мадрида» нес маленький чемодан, в котором, кроме личных вещей, было несколько бутылок вина и коробка гаванских сигар. Через агента СД, обосновавшегося в Берне, Уриг дал знать о возвращении «блудного сына» РСХА.

Его задержание гестапо должно было произойти на германо-швейцарской границе в окрестностях Крезлингена. В бараке, увенчанном флагом со свастикой, Уриг получил новые инструкции РСХА. Кальтенбруннер назначил его шефом полиции в Констанце и координатором плана «Рио» с неограниченными полномочиями в Баден-Вюртемберге. Оттуда он мог организовывать убежище для людей из СД, создавать новую сеть и присматривать за движением к «тирольскому бастиону» уцелевших нацистов.

Кальтенбруннера за несколько дней до разгрома можно было часто видеть в машине-амфибии между Бад-Ишлем и Эбензе, в горах Тотесгебирге и Миттендорф, в окружении трех офицеров СС. Его лицо осунулось. Он возвратился к себе на родину, в Австрию. Именно здесь он часами обсуждал со своим соотечественником Отто Скорцени неразрешимые проблемы, обострявшиеся с каждым днем. Скорцени собрал около 1500 эсэсовцев и парашютистов, которых разместил у окрестных крестьян.

Страна была переполнена крупными нацистами. Брошенные на произвол судьбы, они назначали друг другу свидания в «альпийской крепости». Прильнув к радиоприемникам, они обсуждали каждую новость, которая тут же проходила цензуру, размножалась и передавалась дальше. Ротационная машина в разобранном виде была отправлена в Бад-Аусзе.

В конце апреля стало известно о соединении на Эльбе советских и американских войск, которые, вместо того, чтобы истреблять друг друга, как это предсказывал Геббельс, сердечно братались. Даже в «альпийском приюте» стало очевидно, что «тысячелетний рейх» перестал существовать.

Один из центров по изготовлению фальшивых удостоверений и паспортов работал в Бад-Аусзе, другой — в Лауфене. Ценнейшие картины великих мастеров были упрятаны в соляной шахте близ Аусзе. В другой шахте, на расстоянии нескольких километров, находились слитки золота, золотые монеты, драгоценности.

Фальшивые документы были заготовлены для Мюллера и Гиммлера. Удостоверение последнего было выписано на имя сержанта Генриха Гитцингера. Кальтенбруннер стал Артуром Шейдлером, мелким коммерсантом. Согласно достоверным источникам, именно под этим именем Кальтенбруннер хранил 2 277 625 рейхсмарок, или, точнее, их эквивалент в иностранной валюте. Именно лаборатория по изготовлению фальшивых документов в Лауфене превратила «бухгалтера геноцида» Адольфа Эйхмана в Адольфа Барта. Сотни эсэсовцев, разыскиваемых службами союзников, были снабжены фальшивыми документами, продовольственными карточками, поддельными свидетельствами о рождении и документами, подтверждающими, что они только что вышли из нацистского концлагеря.

Хирурги СС, недавние убийцы в лагерях, теперь работали в госпиталях, осуществляя пластические операции, изменявшие облик некоторых эсэсовцев, чьи черты были слишком хорошо известны. Очевидец рассказывал двадцать лет спустя, что медики СС впервые в своей жизни во множестве производили операции по обрезанию, особенно в мае 1945 года. Дело в том, что многие из известных эсэсовцев собирались выдавать себя за евреев, преследовавшихся нацизмом.

Воскрешая передо мной эту пору крушения рейха, Джордж Александер задумчиво говорил:

— Человеком, который одно время осуществлял связь между «тирольским приютом» и штабом Гиммлера и оказался вблизи командного пункта гросс-адмирала Дёница во Фленсбурге, был наш «друг» Уриг. Хотя Кальтенбруннер и держал рот на замке вплоть до виселицы, одна из его секретарш рассказала все, что знала. Правда, она знала лишь некоего Манфреда, неприметного субъекта с седыми висками.

— Почему об Уриге не было упомянуто на Нюрнбергском процессе?

— Успокойтесь. Множество секретов, раскрытых эльзасцем, послужили основанием для осуждения его бывших шефов. Что касается оглашения его имени, это было бы большой ошибкой. Си-ай-си прилагала все усилия, чтобы скрыть личность некоторых двойных агентов от представителей союзников, которые выступали обвинителями в Нюрнберге.

— Не был ли он убит другим беглым нацистом?

— Вполне возможно. Во время допросов УЗ-13 подчеркивал, что опасается некоторых своих личных врагов из РСХА. Речь шла, в частности, о Вильгельме Ванеке, внезапно произведенном в шефы VI отдела главного имперского управления безопасности. «Карьерист, — повторял Уриг, — настоящий мерзавец…» Однако не следует слишком злословить об этом тощем и страдающем диспепсией человеке сорока шести лет. Его присутствие среди непосредственных шефов УЗ-13 в значительной степени помогло нам заполучить агента крупного масштаба.

Мне пришлось долго беседовать с американским офицером, чтобы распутать клубок вокруг Урига и понять, каковы были секретные данные, переданные союзникам этим исключительно ценным агентом в течение девяти последних недель войны на Западе. Мне не показали ни одного документа, касающегося этого периода. Досье Урига находится в сейфе в Вашингтоне. «На всякий случай», — сказали мне.

В качестве шефа секретных служб в Баден-Вюртемберге Уриг организовал эвакуацию людей и имущества НСДАП в направлении Брегенца и «альпийского приюта». Несколько раз он передавал длинные сообщения, напечатанные на машинке. Вместо подписи на них был изображен трилистник с четырьмя лепестками. Капитан Александер получал их через почтовый ящик в Шаффхаузене.

Когда бронемашины генерала Леклерка появились вблизи Бодензе, Уриг покинул префектуру Констанцы на зеленом «адлере» с откидывающимся верхом. На всякий случай он сам сообщил об этой детали в письме, опущенном в швейцарский почтовый ящик Си-ай-си. У него был доверенный человек из числа немногих курьеров ЗИПО, имевших разрешение регулярно пересекать швейцарскую границу.

Именно Уриг передал американцам — капитан Александер признал это — информацию, согласно которой РСХА затопила ящики с золотыми слитками в водах озера Альтаусзе (они были извлечены оттуда американскими солдатами в конце мая 1945 года и направлены в США). Он обещал также сообщить о судьбе наличности, оставшейся от 30 миллионов фальшивых фунтов стерлингов, изготовленных нацистами. Американцы непременно хотели заполучить эти деньги, великолепно подделанные под руководством штурмбаннфюрера Бернгарда Крюгера, чтобы с их помощью поддержать расшатанную экономику Великобритании. Это выгоднее, чем платить настоящие доллары.

В то же время в почтовом ящике в Шаффхаузене так и не появились копии плана «Рио», дважды обещанные «Трилистником с четырьмя лепестками». Что произошло с ним 30 апреля 1945 года в районе Санкт-Антон в Австрии? Был ли зеленый «адлер» арестован Вильгельмом Ванеком? По имеющимся сведениям, именно в это время Кальтенбруннер дал большую власть этому зловещему оберштурмбаннфюреру, заклятому врагу Урига…

13 мая 1945 года, ранним утром, чисто выбритый человек, одетый в серый костюм и слегка прихрамывающий, явился в бюро французской военной службы безопасности во Фрайбурге. Он потребовал, чтобы его немедленно доставили в американский отдел «G-2» в Аугсбурге. Едва проснувшийся дежурный сержант выслушал человека, хорошо говорившего по-французски, но с легким немецким акцентом. Пришедший отказался от объяснений. Он настаивал на том, чтобы его немедленно отправили в американский штаб. «То, что я должен передать в Си-ай-си, является срочным и чрезвычайно важным», — сказал он. Лейтенант французской военной службы безопасности, вызванный сержантом, ответил незнакомцу, близорукие глаза которого покраснели от бессонницы и чьи документы показались ему сомнительными, что тому следует пройти всю установленную процедуру.

Бюрократическая волокита длилась пять дней: то плохо работал телефон, то отсутствовал офицер, ответственный за связь. С опозданием на неделю капитан Александер, который все еще находился в Баварии, получил из штаба генерала Патча рекомендацию немедленно связаться с французской военной службой безопасности во Фрайбурге. Слишком поздно! Уриг исчез, а вместе с ним и сведения, необходимые союзникам для разоблачения почти трех сотен разыскиваемых военных преступников.

Уриг, этот самый необычный и наиболее противоречивый двойной агент времен второй мировой войны, исчез в майском хаосе 1945 года. Судя по всему, у бывшего комиссара в Страсбуре было достаточно врагов как среди участников французского Сопротивления, так и среди его собственных коллег в СС, чтобы исчезнуть, не оставив никакого следа.

До сего времени остается загадкой личность человека, унесшего с собой досье с планом «Рио».