Почти теряя сознание, я дотянулся до бутылочки с зельем. Вцепился зубами в тугую пробку.
Пробка не поддавалась, зубы противно скрежетали по стеклу.
Да сколько же лет эта отрава хранилась у Казимира⁈
Я попытался вытащить пробку коренными зубами — если сломаются, их не так жалко! Зубы сорвались, и я до крови прокусил губу.
Резкая боль принесла облегчение. Я снова впился в пробку и она, миллиметр за миллиметром, стала поддаваться.
Наконец, пробка с хлопком выскочила из горлышка.
Я выплюнул её вместе с кровью и стал торопливо глотать горькое зелье. Такое ощущение, что его варили из листьев пополам с желчью!
Руки ходили ходуном как у заправского алкаша.
Первый же глоток подействовал на меня странно. Струна в груди не перестала звенеть, но я как будто отстранился от этого ощущения. Тело, в котором происходили чудовищные перемены, оставалось моим.
Но оно больше не было мной.
Настоящий «я» смотрел на него одновременно изнутри и со стороны.
Чёрт, я понимаю, как по-идиотски это звучит. Но не могу по-другому описать то, что происходило.
Меня по-прежнему трясло судорогами. Каждая клеточка визжала и ныла от боли.
Но это больше не мешало мне думать.
Я всё-таки превращаюсь — такой была первая мысль. Она испугала меня, но не привела в ужас — зелье действовало.
Я сделал ещё глоток. Лампочка под потолком потускнела. Или это стало темно в глазах?
Какая разница? Что так, что так — всё равно ничего не видно. Да и не на что смотреть, кроме старых инструментов и мотка верёвки на стене.
Жаль только, что вчера я дважды сумел уйти от смерти, а сегодня она всё-таки меня догнала!
Темнота ещё сгустилась, и вдруг из неё выплыло знакомое лицо.
Тот самый бродяга, который подсказал мне ловить магических тварей!
Его худое лицо с запавшими щеками и седыми бровями наплывало на меня. Тонкие бледные губы беззвучно шевелились.
— Смотри! — прочитал я по губам. — Смотри!
Внезапно я без всякой паузы перевоплотился в этого бродягу.
Бродяга копался в урне возле входа в Ботанический сад — искал бутылки или алюминиевые банки.
Выудил банку из-под чешского «Будвайзера». Внутри что-то плескалось — редкая удача!
Бродяга в два глотка допил оставшееся пиво и расплющил банку ударом дырявой подошвы.
Рядом с ним остановился большой серый автомобиль. Стекло со стороны пассажира опустилось.
— Эй! Заработать хочешь?
Опасливо, как битая собака, бродяга подошёл к автомобилю. Бежать и думать нечего — ноги болят, подошва на ботинке оторвана.
Да и куда ему бежать? Во дворы?
Так там, если догонят — точно забьют насмерть.
Лучше сразу упасть, закрыть голову руками и терпеть.
На улице хотя бы прохожие есть. Если что — крикнут квартального.
— Подойди ближе, не бойся! Дорогу покажешь? Заблудились мы в ваших переулках.
Рука протянула ему десятку.
Ничего себе!
Бродяга разглядел на запястье дорогие часы. Настоящая «Ракета», золотые.
Дорогу показать — это бродяга мог запросто.
На Петербуржской стороне он знал все подворотни.
— Нам дача Громова нужна — как туда проехать?
Я подошёл вплотную к машине.
Широкая дверь открылась, и бродяга увидел просторный салон, зачем-то застеленный клеёнкой.
Вдруг сильные руки толкнули его в спину, и он мордой вперёд влетел в салон. Кто-то закинул его ноги, дверь позади мягко захлопнулась.
Бродяга дёрнулся было, но сверху больно ударили по шее, и почти сразу укололи в плечо.
В глазах всё поплыло, и он отрубился.
Очнулся в железной клетке, которая стояла в каком-то подвале.
И сразу понял — кранты! Отсюда не выбраться.
Одежду с него сняли, даже трусов не оставили. И вымыли ещё падлы, пока без сознания валялся!
Не успел бродяга очухаться, как щуплый парнишка, дежуривший возле клетки, закричал кому-то:
— Валентин Григорьевич! Семнадцатый очнулся!
На этот крик явился пожилой очкарик в белом халате. Внимательно осмотрел бродягу. Заставил повернуться одним боком, потом — другим.
Бродяга послушно крутился перед ним, как шлюха перед клиентом. Спорить — себе дороже. У сторожа дубинка, да и другие охранники наверняка есть.
Осмотрев его, Валентин Григорьевич коротко распорядился:
— Накормить.
И ушёл.
Услышав про кормёжку, бродяга даже приободрился.
Значит, если и убьют, то не сегодня.
Щуплый приволок ему алюминиевую миску, полную каши с мясом. И ещё одну — с овощами.
Бродяга жрал, пока не спёрло дыхание, а кожа на впалом животе натянулась, слово барабан. Жрал, даже когда еда уже не лезла — до икоты, до отрыжки.
Всё сожрал и миски вылизал.
Сдохнуть — так хоть сытым!
Но его никто не убивал.
Кормили трижды в день, и сытно — бродяга даже толстеть начал. Через пару дней намазали какой-то мазью, от которой стал подживать застарелый лишай.
Прямо больница и курорт.
Если бы не охранники с автоматами.
Пару раз они проходили мимо его клетки. Бродяга на всякий случай забивался в угол, но охранники не обращали на него никакого внимания.
Щуплый парнишка тоже с ним не разговаривал. Приносил еду, уносил пустые миски. Вычищал парашу.
Поначалу было неловко делать свои дела на виду у всех. Но через пару дней бродяга привык. А что такого? Человек ко всему привыкает.
Однажды пришёл молодой, длинноволосый — видно, лаборант. Спросил, как зовут и сколько лет. Всё записал в толстую конторскую тетрадь.
Ещё спрашивал про болезни. Но бродяга за свою жизнь чем только не болел — так что лаборант устал писать и плюнул.
Через неделю ему сделали укол.
Снова появился очкастый Валентин Григорьевич. Велел встать, прижаться спиной к клетке и больно уколол в правую ягодицу.
Бродяга не стал спрашивать, что ему вкололи — охранник рядом с клеткой отбивал всякое желание задавать вопросы.
А ещё через сутки ему стало плохо.
Сначала навалилась тоска. Она неожиданно взяла железной рукой за небритый кадык, и больше не отпускала.
Бродяга неожиданно вспомнил дочку, которую не видел уже несколько лет.
Иришка с матерью жили недалеко — в Царском Селе. Можно и пешком добраться, если захотеть.
Но куда идти в рваном ботинке?
Пугать девочку синяками, тремором и перегаром?
Бродяга стал вспоминать, сколько исполнилось дочери. Четырнадцать, или шестнадцать?
Сбился, и в отчаянии скорчился в углу клетки, безнадёжно глядя сквозь прутья в широкую спину охранника.
Он не знал, сколько времени просидел так.
Приходил Валентин Григорьевич, озабоченно глядел на бродягу. Что-то спрашивал. Слова звучали глухо, как будто бродяга был под водой. Ничего не понятно.
Он старался удержать в памяти глаза дочери, её смех.
Но память как будто разваливалась. Всё ускользало, не оставляя следа.
Бродяге стало страшно. Но и страх быстро прошёл, уступил место полному отупению.
А потом пришёл тощий паренёк-сторож.
Как всегда поставил перед бродягой миску с едой. Вынес парашу, но не ушёл, а присел на корточки, глядя в лицо со страхом и любопытством.
Вот тут бродягу и накрыла ярость и животное желание вырваться.
Он не понимал, чем тощий так его разозлил. Да и думать не хотел.
Успел заметить изумление на лице парнишки, а затем резко вытянул лапу — лапу⁈ — и одним движением острого когтя вскрыл сторожу горло.
Тот даже отшатнуться не успел. Вскинул руки к шее и повалился на пол, заливая его кровью.
А бродяга выскочил через незапертую дверь клетки. И в эту секунду его разум рухнул окончательно.
Был ещё кто-то в белом халате, крики и запоздалые выстрелы. Бешеный бег по бетонному коридору, резко пахнущая железная громадина в гараже.
А затем — забор, который он перемахнул с разбега, и свобода.
Свобода!
Воспоминания бродяги сводили меня с ума.
Корчась на деревянном полу сарая, я боролся с ними.
Вот только силы были неравны.
На стороне бывшего бродяги была животная ярость голодной твари — неукротимая и беспощадная.
А на моей стороне — только желание жить.
Все клетки тела пошли враздрай. Они хотели меняться, перестраивались помимо моей воли, и я никак не мог это остановить.
Извиваясь от боли, я выл и царапал ногтями сухие толстые доски. Казалось, на пальцах уже прорезаются кривые когти. Я чувствовал, как жуткая гримаса искажает моё лицо, оно вытягивается, а во рту отрастают жёлтые клыки.
Только зелье, которым угостил меня мастер Казимир, помогало сохранить остатки разума.
И этими остатками я понял, что если буду бороться с тварью — то непременно проиграю. В лучшем случае — мы оба сдохнем в этом сарае, избавив мастера Казимира от необходимости спускать курок.
Тогда я сделал единственно возможное.
Принял тварь и разрешил ей превратиться в меня.
Вместе с бродягой, которым она была раньше.
Лучше стать шизофреником в человеческом обличье, чем чудовищем со здоровой и устойчивой психикой.
Мокрая от пота одежда неприятно липла к телу.
Я без сил валялся на полу, чувствуя, как уходит боль. Тугая струна в груди звенела всё глуше.
По спине пробежал холодок и заставил меня вздрогнуть.
Я поднял голову и увидел в окне под потолком яркое утреннее солнце.
Перевёл взгляд на руки.
Руки были в крови и занозах, ногти сломаны и содраны.
Но это были мои руки.
Это что получается?
Я убил не тварь, а человека? Пусть и превратившегося в тварь?
Желудок скрутило спазмом.
Я же засунул пальцы в рот и принялся выдирать занозы зубами.
Одновременно с испугом и любопытством поискал в своём мозгу постороннего.
Но не нашёл и постепенно успокоился.
Через час пришёл мастер Казимир. Снова взгромоздился на стремянку и заглянул в окно. Заметил моё состояние и пустую бутылочку из-под зелья, которая валялась на полу.
— Ночью накрыло? — сочувственно спросил он.
Я пожал плечами.
— Наверное. Не знаю.
— Подойди-ка ближе, — попросил Казимир.
Внимательно посмотрел в мои глаза и удовлетворённо улыбнулся в густую бороду.
— Вот теперь видно, что ты прошёл Слияние.
— Что за слияние? — равнодушно спросил я.
— Слияние с магией, — объяснил мастер. — Магическая матрица — это только половина дела. Её ещё надо разбудить. Обычно это делают под присмотром врача и двух-трёх опытных магов. Но ты справился сам. Зелье помогло?
Я кивнул.
— Угу.
— Теперь можно бы тебя и выпустить, — задумчиво сказал Казимир. — Но ты посиди ещё денёк, на всякий случай. Отдохни, выспись. Матрас мы с Сенькой сейчас тебе принесём. Не против?
— А есть варианты? — поневоле улыбаясь, спросил я.
— Чтобы не скучно было, я тебе ещё бутылочку с зельем дам. Сорок градусов, сам настаивал.
— И книжку какую-нибудь, — попросил я. — Мне бы про магию почитать.
— Книжку? — удивился Казимир. — Ладно, поищу.
Нетерпеливый автомобильный гудок ударил по ушам.
— Чёрт! — нахмурился Казимир. — Это от графа Стоцкого за продуктами. Ладно, сейчас мы с Сенькой их отпустим и снабдим тебя по полной программе.
После завтрака граф Валерий Васильевич Стоцкий первым делом прошёл в библиотеку. Он вытащил книги из высокого орехового шкафа, покрытого тонкой резьбой.
За книгами оказался спрятан сейф. Граф открыл его и достал из сейфа золотую копию статуи Давида работы знаменитого мага-скульптора Микеланджело.
Полюбовавшись статуэткой, граф вызвал к себе начальника охраны.
— Отнеси в лабораторию, — сказал он, протягивая ему Давида. — И не забудь — через час я еду с машиной к мастеру Казимиру.
Когда начальник охраны ушёл, граф набрал по телефону мага-доцента Валентина Григорьевича и объяснил, что нужно сделать со статуэткой.
Ровно через час Валерий Васильевич вышел из парадных дверей своего особняка и обнаружил, что перед крыльцом стоит его лимузин.
Сначала граф внимательно осмотрел отремонтированную дверцу. Убедился, что покрытие полностью восстановлено, и только потом повернулся к начальнику охраны.
— Виктор, ты идиот? — холодно спросил он. — Ты думаешь, я хочу, чтобы весь Петербург знал о моей поездке к мастеру Казимиру? Подгони свою машину, отвезёшь меня.
Начальник охраны кивнул и торопливо отдал указания шофёру.
— Забери Давида из лаборатории, — распорядился граф. — Только заверни аккуратнее.
Через пять минут из ворот особняка выехал грузовик, за которым пристроился большой серый внедорожник. На капоте внедорожника поблёскивала эмблема в виде парящего орла.
Граф Стоцкий сидел на заднем сиденье и угрюмо рассматривал утренний Петербург.
По всем улицам разъезжали оранжевые уборочные машины. Они сметали клейкий тополиный пух и отмывали асфальт и брусчатку столичных проспектов до зеркального блеска.
Широкие тротуары Невского проспекта заполняли иностранные туристы. Разинув рты, они глазели на княжеские особняки, великолепные бронзовые статуи и теплоходики, которые то и дело проплывали по Мойке и Фонтанке.
Граф думал, как убедить Императора, чтобы он разрешил забрать сына домой, не исключая его из училища.
Серёже требовался присмотр хорошего врача. Тот коновал, который лечил его в госпитале, может только испортить дело.
«Пожалуй, надо зайти через Трубецкого» — решил граф. — «Он дружит с Императором, и не откажется помочь».
Миновав монастырь святого Александра Невского, машина съехала с моста и свернула на просёлок. Ещё десять минут осторожной езды по ухабам, и внедорожник остановился у ворот фермы мастера Казимира.
Граф Стоцкий вылез из машины и огляделся.
Настоящая деревня! Только что петухи не орут. Хотя…
Граф прислушался и уловил еле слышное кудахтанье из-за высокого забора.
Пахло печным дымом и яблоками. Где-то за поворотом лениво тявкала собака.
Машина гвардейцев, которых Виктор оставил приглядывать за фермой, стояла чуть в стороне. Граф даже не сразу заметил её.
Ну, хоть что-то эти болваны умеют делать хорошо!
Старший из гвардейцев подошёл к начальнику охраны. Тот выслушал подчинённого и отпустил коротким кивком.
— Ваше сиятельство, ребята всю ночь с фермы глаз не сводили, — доложил начальник охраны графу. — Никого подозрительного не видели. Около двух часов ночи на ферме кто-то кричал, но негромко. Потом под утро ещё слышали крики, но не уверены. Могло и показаться.
— Хорошо, — кивнул граф. — Посигналь.
Виктор нажал на клаксон. Немного подождал и нажал ещё дважды.
Граф недовольно поморщился.
Даже исполнительность иногда может взбесить.
Казимир долго не открывал. Чем он там занят? Магическую редьку навозом поливает, что ли?
Наконец, ворота распахнулись, и грузовик въехал на широкий двор фермы. Гвардейцы выскочили из кабины и сразу принялись грузить в кузов ящики и мешки.
— Садитесь, ваше сиятельство! — сказал Виктор, открывая дверцу своей машины.
Но граф махнул рукой и пешком вошёл в ворота.
Мастер Казимир встретил графа Стоцкого на крыльце дома.
— Здравствуйте, мастер! — вежливо сказал граф.
— Добрый день, ваше сиятельство, — ответил Казимир.
Он не удосужился даже изобразить поклон. Смотрел на графа прямо, как на равного.
В общем-то, они и были равны. Родословная против сильного магического дара.
Эта мысль порой доводила графа Стоцкого до бешенства. Но сейчас он был готов, и держал себя в руках.
— Чему обязан визитом? — прямо спросил Казимир.
В дом он графа не пригласил.
— Уважаемый мастер, — улыбнулся граф. — Сегодня ровно два года, как мы с вами сотрудничаем. Я приехал, чтобы лично поблагодарить вас за непревзойдённое качество ваших магических продуктов.
— Пожалуйста, — ответил Казимир.
На этот раз он всё-таки наклонил голову, совсем чуть-чуть.
— В знак дружбы хочу сделать вам небольшой подарок, — продолжил граф.
Он махнул рукой начальнику охраны, и тот достал из машины статуэтку Давида. Отполированное золото сверкнуло на солнце.
— Спасибо, — улыбнулся Казимир, принимая статуэтку. — Какая тонкая работа!
— Скажите, мастер, — как бы между прочим спросил граф. — Не забредал ли к вам в последнее время кто-нибудь посторонний? Места здесь глухие, окраина столицы. Может быть, досаждают бродяги?
Казимир осторожно поставил статуэтку на крыльцо и задумчиво разгладил длинную бороду.
— Нет, — ответил он. — Слава Императору, всё спокойно.
— Я смотрю, у вас совсем нет охраны, — заметил граф, оглядывая ферму. — Переберётся кто-нибудь через забор, опрыскает ваши овощи ядом, а вы и знать не будете.
Мастер Казимир весело улыбнулся.
— Что вы, ваше сиятельство, как можно. Я самому Императору продукты поставляю. Здесь кругом камеры. Каждый клочок земли под присмотром. И сервер не где-нибудь, а в Императорском дворце. Если кто-нибудь без моего разрешения даже к забору прикоснётся — здесь через три минуты будет рота гвардейцев.
При этих словах он прищурился в лицо графу.
— Они нас и сейчас видят. Так что не беспокойтесь.
— Приятно слышать, — кивнул граф. — Значит, не было посторонних?
— Да откуда им взяться? — пожал плечами Казимир. — Здесь каждый бродяга знает, что ко мне на ферму лучше не соваться.
— А это ваш помощник? — спросил граф, глядя на Сеньку, который с листом бумаги и карандашом в руках важно следил за погрузкой.
— Помощник, — кивнул Казимир. — Приучаю мальчонку к делу.
— Может быть, он кого-то видел?
— А вы его и спросите, — равнодушно сказал мастер. — Сенька! Иди-ка сюда. Если не секрет, ваше сиятельство, кого ищете?
— Никого.
Граф улыбнулся в ответ.
— Просто беспокоюсь о вашей прекрасной ферме.
— Кстати, — вспомнил Казимир. — Я вчера замечательную плодожорку поймал. Килограмма три чистого магического мяса. Прошу, примите в подарок! Изумительное фрикасе получится.