Глава 2

Тварь зарычала, оскалила длинные жёлтые зубы и кинулась на меня.

Я не стал раздумывать, из какой преисподней взялась эта зверюга. Поджал ноги и рывком выбросил их вперёд.

Получи, гадина!

Крыса легко увернулась. Ударилась боком об угол контейнера и снова прыгнула. Зубы впились в мою руку, разрывая мышцы, и я принялся беспорядочно молотить крысу подошвами кроссовок.

— Отцепись, сука!

Несколько ударов угодили в мягкое брюхо. Крыса дёргалась и рычала, не выпуская моё предплечье.

Чёрт, как же это было больно!

Крысиные зубы вонзались в предплечье, словно тупые иголки. Они не могли резать, зато протыкали руку, превращая её в мочалку из крови и мышечных волокон.

В отчаянии я обхватил крысу ногами и навалился на неё сверху. Когтистые лапы колотили по моим бокам, раздирая куртку и кожу. Под нами хрустело стекло, а контейнер гудел от ударов, словно набатный колокол.

И какого чёрта никто не выбегает на шум? Неужели всем жильцам по хрену, что в их дворе неведомая тварь пытается загрызть человека?

Тварь рычала и грызла мне руку, а я наваливался на неё, пытаясь придушить или раздавить своим весом.

Кажется, я что-то кричал. Или это дыхание с хрипом вырывалось из груди?

Длинные зубы щёлкнули возле самого лица. Я отдёрнул голову, и крыса воспользовалась этим. Она вывернулась и снова бросилась на меня, целясь зубами в горло. Вскочила мне на грудь и опрокинула на спину.

Внезапно время замедлилось. Я видел, как неудержимо приближается ко мне клыкастая пасть. Поднимал изувеченную руку, понимая, что всё равно не успею.


В груди, справа от сердца, что-то дрогнуло. Словно туго натянутая струна проснулась и завибрировала внутри меня. Вибрации мгновенно усилились, и струна зазвучала.

Тварь дёрнулась и заверещала. Звук бесил её и лишал сил. Крыса подалась назад, но вибрации держали её, как сеть держит запутавшуюся рыбу.

Слабое призрачное сияние потекло от крысы ко мне. Оно проникало под одежду и впитывалось в кожу, усиливая резонанс.

Крыса жалобно взвизгнула.

В этот момент я нащупал правой рукой длинный осколок стекла. Схватил его и с размаху всадил в мохнатый бок крысы.

Стекло обломилось. Крыса завизжала, огрызаясь. Но я вцепился в густую шерсть и снова полоснул стеклом — прямо по горящим ненавистью глазам! А затем повалил крысу на землю, заполз сверху и воткнул обломок стекла ей в шею.

Крыса ещё билась подо мной, стараясь вырваться. Но я чувствовал, как слабеют её движения. Наплевав на боль, я давил ладонью на стекло, медленно проталкивая его в крысиную плоть. По изрезанным пальцам текла горячая липкая кровь.

Наконец, тварь судорожно дёрнулась в последний раз и обмякла. Мои пальцы бессильно разжались. Я отпустил стекло и повалился на бок — прямо на вонючий мусор.

В голове звенело, сердце колотилось в горле. Тёмный четырёхугольник неба расплывался в глазах. Мне показалось, что я слышу далёкие тревожные голоса. Тугая струна в груди сыто вздохнула и смолкла.

Я понял, что снова умираю.


— Парень! Парень, ты жив?

Кто-то бесцеремонно потряс меня за плечо, а затем перевернул на спину. Тело пронзила такая боль, что я не выдержал и застонал.

— Он весь в крови! Тварь ему живот распорола!

— Тащите его к фонарю!

Я почувствовал, что меня поднимают и куда-то несут.

— Держись, парень! Слышишь? Сейчас я тебя подлатаю!

Я услышал треск рвущейся ткани и бессмысленно уставился в тёмное ночное небо. Прямо надо мной в чёрной пустоте висел светящийся шар. Желтоватый свет резал глаза, но закрыть их я не мог. Не было сил.

Снова треск. Кожу на животе облизал холодный ветер. А затем горячие руки сильно надавили прямо на рану. Я согнулся от боли, и светящийся шар уплыл в сторону.

— Терпи!

На живот словно высыпали полный совок горящих углей. Я дёрнулся, но кто-то придавил мои плечи к земле.

— Ноги ему держите!

Меня придавили к земле. В животе полыхало пламя, оно сжигало меня заживо. Губы пересохли, я даже заорать не мог. В груди что-то клокотало и булькало.

Это продолжалось целую вечность. Но вот боль ослабела, и я кое-как втянул в себя холодный ночной воздух.

— Хорошо! Отпускайте!

Тяжесть в плечах исчезла, но шевелиться я не мог. Не было сил.


— Что с тварью, Захаров? — спросил кого-то уверенный мужской голос.

Наверняка этот человек привык командовать. В его голосе слышались сила и власть.

— Сдохла, Жан Гаврилович! Он её стеклом зарезал.

Это уже другой голос. Он звучит моложе, и словно оправдывается.

— Учитесь, дебилы! Парнишка в одиночку справился с магической тварью! А вы местность нормально отсканировать не можете! Виктор, почему тварь проскочила?

— Жан Гаврилович, тварь прямо на Марию кинулась!

Жан Гаврилович, надо же! Похоже, у его родителей неплохое чувство юмора.

Парня перебил женский голос — твёрдый и чуточку презрительный. Правда, я сумел расслышать в нём испуг.

— Жан Гаврилович, это была тварь пятого уровня! Я еле успела защиту поставить, а она крутнулась — и обратно в подворотню!

— Помолчите, баронесса! — нетерпеливо оборвал её голос командира. — Десять суток ареста всем! И с рассвета до темноты будете у меня отрабатывать взаимодействие на боевом дежурстве. А после отбоя — драить казарму! Никаких увольнительных!

Баронесса? Необычное прозвище. Но этой девушке оно наверняка подходит. Судя по голосу, у неё манеры настоящей аристократки.

Но о чём они говорят? Какая тварь пятого уровня, какие боевые дежурства?

Где я вообще?

Я чуть повернул голову, и светящийся шар снова появился. Это был фонарь, и на этот раз я понял, в чём его странность.

Фонарь просто висел в воздухе.


Я приподнял голову.

— Очнулся? Ну, парень! Повезло тебе! Ты где живёшь?

Надо мной склонилось незнакомое усатое лицо. Усы подстрижены коротко, аккуратно. По-военному. И форменный берет на голове — малиновый с синим кантом. В свете фонаря блеснула кокарда в виде молнии.

— На Ржевке, — выдохнул я.

Голос был чужой — тонкий и хриплый. Но я этому не удивился. Горло пересохло и болело, словно его скребли наждаком. Странно, что я вообще смог что-то сказать.

Я пошевелил сухим языком и попытался сглотнуть слюну.

— На, попей!

К моим губам прижалось горлышко фляги. Сладкая холодная жидкость потекла прямо в рот. Я сделал несколько глотков, затем опомнился и замотал головой.

— Нельзя!

Я хотел объяснить ему, что при ранении в живот нельзя пить, но сил на длинную фразу не хватило.

Впрочем, военный понял меня.

— Всё в порядке, пей! Раны я тебе затянул, только крови ты потерял много. Тебе сейчас нужно пить, и покой. Так где ты живёшь?

— На Ржевке, — повторил я.

Военный озадаченно посмотрел на меня.

— На дачах, что ли? Ты у кого служишь? Фамилию назови!

— Смирнов.

— Не помню такого. Чиновник, или из благородных?

У меня хватило сил удивиться. Но тут вмешалась девушка, которую военный называл баронессой.

— Жан Гаврилович, да это же бродяга! Смотрите, в какие лохмотья он одет! На слугу совершенно не похож.

— Что ты помнишь? — продолжал допрашивать меня Жан Гаврилович. — Как ты сумел убить магическую тварь?

— Ничего не помню, — ответил я. — Как-то всё перемешалось.

— Понятно, — с досадой кивнул Жан Гаврилович. — Только этого мне не хватало!

Одним лёгким движением он поднялся на ноги.

— Захаров! Подгони машину.

Жан Гаврилович достал из кармана ключи и бросил их невысокому толстячку. Тот ловко поймал на лету звенящую связку.

— Лопухин! Скажи городовым, чтобы упаковали тварь, и достань носилки! Забираем парня с собой. Похоже, тварь его заразила.

— Вызовите врача, — сказал я, приподнимаясь на локтях.

— Будет тебе врач, — без улыбки сказал Жан Гаврилович. — Ты серьёзно влип, парень.

* * *

Граф Валерий Васильевич Стоцкий вернулся с императорского приёма далеко за полночь.

Водитель остановил лимузин возле парадного крыльца. Начальник охраны лично распахнул широкую дверцу машины.

Недавно графу Стоцкому исполнилось сорок. Несмотря на это, он был подтянут и худощав, словно балетный танцор.

Выйдя из лимузина, граф холодно посмотрел на начальника охраны.

— Что случилось, Виктор?

Начальник охраны был на голову выше графа, но под тяжёлым взглядом сжался, словно провинившийся мальчишка.

— Беда, ваше сиятельство! Из лаборатории оборотень сбежал!

Граф достал из кармана телефон в золотом футляре. Провёл пальцем по экрану — семь пропущенных.

Чёртовы приёмы, на которых полагается отключать звук!

Император считает, что ничего важнее его общества быть не может!

— Как это произошло? — спросил граф.

— Внезапное превращение. Охранник принёс ему еду, а оборотень завизжал и полоснул беднягу по горлу. Затем вырвался из клетки, убил лаборанта и выскочил в погрузочную дверь. Ребята как раз разгружали машину от мастера Казимира.

— Где сейчас оборотень? — не повышая голоса, спросил граф.

Начальник охраны втянул голову в широкие плечи.

— Где-то в городе. Я ребят отправил, но пока они его не нашли.

— Ясно. Вот что, Виктор — достань-ка из машины мою сумку.

Едва голова начальника охраны нырнула в дверной проём, граф резко ударил его дверцей лимузина. Потом ещё раз и ещё.

Виктор, не издав ни звука, осел на булыжники двора. Из разорванного уха на белую рубашку ручьём лила кровь.

Граф перевёл взгляд на застывшего водителя.

— Дай ему салфетки, Миша.

Водитель мгновенно ожил, достал из машины пачку влажных салфеток и протянул начальнику охраны.

— Машину — в ремонт, — спокойно сказал граф. — Двор — вымыть. Виктор, проводи меня в лабораторию. Я сам хочу посмотреть.


Граф Стоцкий прошёл в подвал особняка через ту самую погрузочную дверь, в которую выскочил оборотень. Разгруженная наполовину машина всё ещё стояла посреди широкого помещения.

— Почему прекратили разгрузку? — спросил граф.

— Так все ребята в городе, кроме охраны, — ответил Виктор, прижимая салфетку к уху.

Граф Стоцкий кивнул. Входить в подвал могли только гвардейцы из подразделения внутренней охраны особняка. Они же занимались погрузкой и разгрузкой.

Граф лёгким движением обошёл машину. В дальнем конце подвала была металлическая дверь, выкрашенная в неприметный серый цвет. Валерий Васильевич направился к ней.

На сером бетоне возле двери белели три глубокие параллельные борозды. Граф остановился возле них.

— Когти?

— Ещё какие, — подтвердил начальник охраны. — Сторожу горло одним махом вскрыл.

— В кого он превратился?

— Похоже на крысу, — сказал Виктор, — только здоровенная. С овчарку величиной, а то и побольше.

— Крыса?

Граф Стоцкий улыбнулся уголками рта.

— В этом бродяге и при жизни было что-то крысиное. А, Виктор? Из какой норы его вытащили?

Начальник охраны нахмурил покатый лоб. Скомкал окровавленную салфетку и сунул её в карман пиджака.

— Какой-то притон на Петербуржской стороне. Я посмотрю по документам.

— Крысы часто возвращаются в свои норы, — негромко сказал граф.

— Понял, ваше сиятельство!

Виктор торопливо достал из внутреннего кармана рацию.

— Коля! Что у вас? Пока ничего? Разворачивайтесь и дуйте на Петербуржскую сторону. Адрес я сейчас передам. Да. Переверните там всё!

Граф Стоцкий приложил ладонь к панели. Кодовый замок негромко щёлкнул, и дверь открылась.

— Показывай, — кивнул он Виктору.


За дверью тянулся длинный широкий коридор. Он проходил через весь подвал. По этому коридору возили клетки и ящики с едой для людей и животных.

Двери кабинетов и прозекторских выходили в коридор. Сейчас все они были заперты, как и положено.

Но граф не сомневался, что это показуха.

Проклятое российское разгильдяйство!

Нанимаешь умников в белых халатах, платишь им огромные деньги. Но нечёсаный лаборант оставляет дверь открытой, сторож без присмотра лезет в клетку.

И в результате — два трупа и сбежавший оборотень!

Граф Стоцкий раздражённо толкнул дверь в кабинет начальника лаборатории.

Маг-доцент Хлопотов сидел за столом, подперев голову руками. На столе перед доцентом стояла наполовину пустая бутылка виски «Блэк лейбл» и широкий стакан.

Увидев графа, доцент попытался вскочить, но пошатнулся.

— Ваше сиятельство! — залепетал он, хватаясь руками за стол.

— Докладывайте, Валентин Григорьевич! — сухо сказал граф.

— Посмотрите сами!

Маг-доцент пробежал мимо графа и выскочил в коридор.

Валерий Васильевич вышел за ним.

На полу возле распахнутой клетки, запрокинув голову, лежал тощий паренёк в рабочей униформе. Его горло было располосовано от уха до уха. Под телом натекла огромная лужа крови. Кровь уже потемнела и начала подсыхать.

Неподалёку от тела валялась алюминиевая миска с остатками еды.

— Два дня назад мы ввели пациенту вытяжку из тканей твари третьего уровня, — торопливо объяснил маг-доцент. — Память пропала сразу, несмотря на экспериментальную методику. Вчера началась апатия, безразличие. По моим расчётам, до превращения в оборотня оставалось ещё дня три.

— Зачем вы его кормили? — спросил граф, рассматривая погнутые прутья клетки.

Породистое лицо мага-доцента испуганно вытянулось.

— Через три дня его всё равно должны были утилизировать, — жёстко произнёс граф Стоцкий. — Так зачем переводить еду на мертвеца?

— Так как же… он же человек, — беспомощно пробормотал Валентин Григорьевич.

Стоцкий с презрением посмотрел на мага-доцента.

И вот у этого испуганного мешка с дерьмом магическая матрица сильнее, чем у него, графа Стоцкого!

Ну, ничего!

Рано или поздно эксперименты дадут результат. Он, граф Стоцкий, отыщет способ усилить свою магическую матрицу. И Хлопотов ему в этом поможет.

А если не поможет — уедет отсюда в мешке, по частям.

— Трупы вывезти в лес и сжечь, — приказал граф начальнику охраны. — Клетку привести в порядок. Работы продолжать. Как только узнаешь, куда девался оборотень — немедленно доложи мне. И разгрузите, наконец, машину!


Граф прошёл мимо клеток, в которых бесновались и выли магические твари. В их глазах горело голодное безумие. Только выпусти — и эти твари бросятся жрать всё, что встретят на пути.

Дальше тянулись камеры. В них сидели бомжи и бродяги, которых люди графа подбирали на улицах и помойках.

Отбросы.

Человеческий мусор.

Но и мусор может принести пользу.

Этих оборванцев никто не станет искать, над ними можно ставить любые эксперименты.

Рано или поздно один из них превратится не в безмозглую тварь, а в настоящего мага.

И тем самым поможет графу Стоцкому.

По узкой винтовой лестнице граф поднялся из лаборатории прямо в свой кабинет. Нажал кнопку на нижней поверхности стола.

Тяжёлая дубовая панель за спиной графа с лёгким гулом сдвинулась, скрывая секретный проход.

Граф налил себе коньяку и вдавил клавишу селектора.

— Вызовите ко мне сына, — сказал он секретарю.


Через минуту в коридоре раздались лёгкие шаги. Дверь распахнулась, и в кабинет вошёл виконт Стоцкий.

Граф невольно залюбовался сыном. В свои восемнадцать лет парень здорово вытянулся, плечи раздались.

Лицо настоящего аристократа — тонкие выразительные черты, прямой нос, стальные глаза. И волосы светлые, как у покойной жены.

Ох, и повезёт какой-то княжне!

— Завтра ты возвращаешься в училище, Серёжа, — сказал граф сыну. — Император дал специальное разрешение.

Виконт Стоцкий недовольно скривил красивое лицо.

— Зачем? Ты же знаешь, что у меня слабая матрица. Это бесполезно.

В раздражении граф ударил кулаком по столу.

— Для чего я унижался на этом дурацком приёме? Ты будешь учиться! Ради себя и ради меня! Ради всего нашего рода! Понял?

Он сверлил сына взглядом, пока тот не опустил глаза.

— Понял? — ещё раз спросил граф.

— Да, отец, — еле слышно ответил виконт.

— А я найду способ усилить твою матрицу. Денег у меня хватит. Вот тогда все узнают, что такое род Стоцких!

Виконт Сергей Валерьевич Стоцкий молчал.

— Иди, Серёжа, — мягко сказал граф. — Собирайся.

— Мне что, и жить в училище? — недоумённо спросил виконт. — В общежитии с разным сбродом?

— Так будет лучше, — кивнул граф. — Ты должен проявить себя старательным учеником. Иди.


Не успел сын выйти, как в кармане графа зажужжал телефон.

— Виктор? — спросил Стоцкий.

— Ваше сиятельство! — услышал он голос начальника охраны. — Ребята нашли сбежавшего оборотня!

Загрузка...