Тварь зарычала, оскалила длинные жёлтые зубы и кинулась на меня.
Я не стал раздумывать, из какой преисподней взялась эта зверюга. Поджал ноги и рывком выбросил их вперёд.
Получи, гадина!
Крыса легко увернулась. Ударилась боком об угол контейнера и снова прыгнула. Зубы впились в мою руку, разрывая мышцы, и я принялся беспорядочно молотить крысу подошвами кроссовок.
— Отцепись, сука!
Несколько ударов угодили в мягкое брюхо. Крыса дёргалась и рычала, не выпуская моё предплечье.
Чёрт, как же это было больно!
Крысиные зубы вонзались в предплечье, словно тупые иголки. Они не могли резать, зато протыкали руку, превращая её в мочалку из крови и мышечных волокон.
В отчаянии я обхватил крысу ногами и навалился на неё сверху. Когтистые лапы колотили по моим бокам, раздирая куртку и кожу. Под нами хрустело стекло, а контейнер гудел от ударов, словно набатный колокол.
И какого чёрта никто не выбегает на шум? Неужели всем жильцам по хрену, что в их дворе неведомая тварь пытается загрызть человека?
Тварь рычала и грызла мне руку, а я наваливался на неё, пытаясь придушить или раздавить своим весом.
Кажется, я что-то кричал. Или это дыхание с хрипом вырывалось из груди?
Длинные зубы щёлкнули возле самого лица. Я отдёрнул голову, и крыса воспользовалась этим. Она вывернулась и снова бросилась на меня, целясь зубами в горло. Вскочила мне на грудь и опрокинула на спину.
Внезапно время замедлилось. Я видел, как неудержимо приближается ко мне клыкастая пасть. Поднимал изувеченную руку, понимая, что всё равно не успею.
В груди, справа от сердца, что-то дрогнуло. Словно туго натянутая струна проснулась и завибрировала внутри меня. Вибрации мгновенно усилились, и струна зазвучала.
Тварь дёрнулась и заверещала. Звук бесил её и лишал сил. Крыса подалась назад, но вибрации держали её, как сеть держит запутавшуюся рыбу.
Слабое призрачное сияние потекло от крысы ко мне. Оно проникало под одежду и впитывалось в кожу, усиливая резонанс.
Крыса жалобно взвизгнула.
В этот момент я нащупал правой рукой длинный осколок стекла. Схватил его и с размаху всадил в мохнатый бок крысы.
Стекло обломилось. Крыса завизжала, огрызаясь. Но я вцепился в густую шерсть и снова полоснул стеклом — прямо по горящим ненавистью глазам! А затем повалил крысу на землю, заполз сверху и воткнул обломок стекла ей в шею.
Крыса ещё билась подо мной, стараясь вырваться. Но я чувствовал, как слабеют её движения. Наплевав на боль, я давил ладонью на стекло, медленно проталкивая его в крысиную плоть. По изрезанным пальцам текла горячая липкая кровь.
Наконец, тварь судорожно дёрнулась в последний раз и обмякла. Мои пальцы бессильно разжались. Я отпустил стекло и повалился на бок — прямо на вонючий мусор.
В голове звенело, сердце колотилось в горле. Тёмный четырёхугольник неба расплывался в глазах. Мне показалось, что я слышу далёкие тревожные голоса. Тугая струна в груди сыто вздохнула и смолкла.
Я понял, что снова умираю.
— Парень! Парень, ты жив?
Кто-то бесцеремонно потряс меня за плечо, а затем перевернул на спину. Тело пронзила такая боль, что я не выдержал и застонал.
— Он весь в крови! Тварь ему живот распорола!
— Тащите его к фонарю!
Я почувствовал, что меня поднимают и куда-то несут.
— Держись, парень! Слышишь? Сейчас я тебя подлатаю!
Я услышал треск рвущейся ткани и бессмысленно уставился в тёмное ночное небо. Прямо надо мной в чёрной пустоте висел светящийся шар. Желтоватый свет резал глаза, но закрыть их я не мог. Не было сил.
Снова треск. Кожу на животе облизал холодный ветер. А затем горячие руки сильно надавили прямо на рану. Я согнулся от боли, и светящийся шар уплыл в сторону.
— Терпи!
На живот словно высыпали полный совок горящих углей. Я дёрнулся, но кто-то придавил мои плечи к земле.
— Ноги ему держите!
Меня придавили к земле. В животе полыхало пламя, оно сжигало меня заживо. Губы пересохли, я даже заорать не мог. В груди что-то клокотало и булькало.
Это продолжалось целую вечность. Но вот боль ослабела, и я кое-как втянул в себя холодный ночной воздух.
— Хорошо! Отпускайте!
Тяжесть в плечах исчезла, но шевелиться я не мог. Не было сил.
— Что с тварью, Захаров? — спросил кого-то уверенный мужской голос.
Наверняка этот человек привык командовать. В его голосе слышались сила и власть.
— Сдохла, Жан Гаврилович! Он её стеклом зарезал.
Это уже другой голос. Он звучит моложе, и словно оправдывается.
— Учитесь, дебилы! Парнишка в одиночку справился с магической тварью! А вы местность нормально отсканировать не можете! Виктор, почему тварь проскочила?
— Жан Гаврилович, тварь прямо на Марию кинулась!
Жан Гаврилович, надо же! Похоже, у его родителей неплохое чувство юмора.
Парня перебил женский голос — твёрдый и чуточку презрительный. Правда, я сумел расслышать в нём испуг.
— Жан Гаврилович, это была тварь пятого уровня! Я еле успела защиту поставить, а она крутнулась — и обратно в подворотню!
— Помолчите, баронесса! — нетерпеливо оборвал её голос командира. — Десять суток ареста всем! И с рассвета до темноты будете у меня отрабатывать взаимодействие на боевом дежурстве. А после отбоя — драить казарму! Никаких увольнительных!
Баронесса? Необычное прозвище. Но этой девушке оно наверняка подходит. Судя по голосу, у неё манеры настоящей аристократки.
Но о чём они говорят? Какая тварь пятого уровня, какие боевые дежурства?
Где я вообще?
Я чуть повернул голову, и светящийся шар снова появился. Это был фонарь, и на этот раз я понял, в чём его странность.
Фонарь просто висел в воздухе.
Я приподнял голову.
— Очнулся? Ну, парень! Повезло тебе! Ты где живёшь?
Надо мной склонилось незнакомое усатое лицо. Усы подстрижены коротко, аккуратно. По-военному. И форменный берет на голове — малиновый с синим кантом. В свете фонаря блеснула кокарда в виде молнии.
— На Ржевке, — выдохнул я.
Голос был чужой — тонкий и хриплый. Но я этому не удивился. Горло пересохло и болело, словно его скребли наждаком. Странно, что я вообще смог что-то сказать.
Я пошевелил сухим языком и попытался сглотнуть слюну.
— На, попей!
К моим губам прижалось горлышко фляги. Сладкая холодная жидкость потекла прямо в рот. Я сделал несколько глотков, затем опомнился и замотал головой.
— Нельзя!
Я хотел объяснить ему, что при ранении в живот нельзя пить, но сил на длинную фразу не хватило.
Впрочем, военный понял меня.
— Всё в порядке, пей! Раны я тебе затянул, только крови ты потерял много. Тебе сейчас нужно пить, и покой. Так где ты живёшь?
— На Ржевке, — повторил я.
Военный озадаченно посмотрел на меня.
— На дачах, что ли? Ты у кого служишь? Фамилию назови!
— Смирнов.
— Не помню такого. Чиновник, или из благородных?
У меня хватило сил удивиться. Но тут вмешалась девушка, которую военный называл баронессой.
— Жан Гаврилович, да это же бродяга! Смотрите, в какие лохмотья он одет! На слугу совершенно не похож.
— Что ты помнишь? — продолжал допрашивать меня Жан Гаврилович. — Как ты сумел убить магическую тварь?
— Ничего не помню, — ответил я. — Как-то всё перемешалось.
— Понятно, — с досадой кивнул Жан Гаврилович. — Только этого мне не хватало!
Одним лёгким движением он поднялся на ноги.
— Захаров! Подгони машину.
Жан Гаврилович достал из кармана ключи и бросил их невысокому толстячку. Тот ловко поймал на лету звенящую связку.
— Лопухин! Скажи городовым, чтобы упаковали тварь, и достань носилки! Забираем парня с собой. Похоже, тварь его заразила.
— Вызовите врача, — сказал я, приподнимаясь на локтях.
— Будет тебе врач, — без улыбки сказал Жан Гаврилович. — Ты серьёзно влип, парень.
Граф Валерий Васильевич Стоцкий вернулся с императорского приёма далеко за полночь.
Водитель остановил лимузин возле парадного крыльца. Начальник охраны лично распахнул широкую дверцу машины.
Недавно графу Стоцкому исполнилось сорок. Несмотря на это, он был подтянут и худощав, словно балетный танцор.
Выйдя из лимузина, граф холодно посмотрел на начальника охраны.
— Что случилось, Виктор?
Начальник охраны был на голову выше графа, но под тяжёлым взглядом сжался, словно провинившийся мальчишка.
— Беда, ваше сиятельство! Из лаборатории оборотень сбежал!
Граф достал из кармана телефон в золотом футляре. Провёл пальцем по экрану — семь пропущенных.
Чёртовы приёмы, на которых полагается отключать звук!
Император считает, что ничего важнее его общества быть не может!
— Как это произошло? — спросил граф.
— Внезапное превращение. Охранник принёс ему еду, а оборотень завизжал и полоснул беднягу по горлу. Затем вырвался из клетки, убил лаборанта и выскочил в погрузочную дверь. Ребята как раз разгружали машину от мастера Казимира.
— Где сейчас оборотень? — не повышая голоса, спросил граф.
Начальник охраны втянул голову в широкие плечи.
— Где-то в городе. Я ребят отправил, но пока они его не нашли.
— Ясно. Вот что, Виктор — достань-ка из машины мою сумку.
Едва голова начальника охраны нырнула в дверной проём, граф резко ударил его дверцей лимузина. Потом ещё раз и ещё.
Виктор, не издав ни звука, осел на булыжники двора. Из разорванного уха на белую рубашку ручьём лила кровь.
Граф перевёл взгляд на застывшего водителя.
— Дай ему салфетки, Миша.
Водитель мгновенно ожил, достал из машины пачку влажных салфеток и протянул начальнику охраны.
— Машину — в ремонт, — спокойно сказал граф. — Двор — вымыть. Виктор, проводи меня в лабораторию. Я сам хочу посмотреть.
Граф Стоцкий прошёл в подвал особняка через ту самую погрузочную дверь, в которую выскочил оборотень. Разгруженная наполовину машина всё ещё стояла посреди широкого помещения.
— Почему прекратили разгрузку? — спросил граф.
— Так все ребята в городе, кроме охраны, — ответил Виктор, прижимая салфетку к уху.
Граф Стоцкий кивнул. Входить в подвал могли только гвардейцы из подразделения внутренней охраны особняка. Они же занимались погрузкой и разгрузкой.
Граф лёгким движением обошёл машину. В дальнем конце подвала была металлическая дверь, выкрашенная в неприметный серый цвет. Валерий Васильевич направился к ней.
На сером бетоне возле двери белели три глубокие параллельные борозды. Граф остановился возле них.
— Когти?
— Ещё какие, — подтвердил начальник охраны. — Сторожу горло одним махом вскрыл.
— В кого он превратился?
— Похоже на крысу, — сказал Виктор, — только здоровенная. С овчарку величиной, а то и побольше.
— Крыса?
Граф Стоцкий улыбнулся уголками рта.
— В этом бродяге и при жизни было что-то крысиное. А, Виктор? Из какой норы его вытащили?
Начальник охраны нахмурил покатый лоб. Скомкал окровавленную салфетку и сунул её в карман пиджака.
— Какой-то притон на Петербуржской стороне. Я посмотрю по документам.
— Крысы часто возвращаются в свои норы, — негромко сказал граф.
— Понял, ваше сиятельство!
Виктор торопливо достал из внутреннего кармана рацию.
— Коля! Что у вас? Пока ничего? Разворачивайтесь и дуйте на Петербуржскую сторону. Адрес я сейчас передам. Да. Переверните там всё!
Граф Стоцкий приложил ладонь к панели. Кодовый замок негромко щёлкнул, и дверь открылась.
— Показывай, — кивнул он Виктору.
За дверью тянулся длинный широкий коридор. Он проходил через весь подвал. По этому коридору возили клетки и ящики с едой для людей и животных.
Двери кабинетов и прозекторских выходили в коридор. Сейчас все они были заперты, как и положено.
Но граф не сомневался, что это показуха.
Проклятое российское разгильдяйство!
Нанимаешь умников в белых халатах, платишь им огромные деньги. Но нечёсаный лаборант оставляет дверь открытой, сторож без присмотра лезет в клетку.
И в результате — два трупа и сбежавший оборотень!
Граф Стоцкий раздражённо толкнул дверь в кабинет начальника лаборатории.
Маг-доцент Хлопотов сидел за столом, подперев голову руками. На столе перед доцентом стояла наполовину пустая бутылка виски «Блэк лейбл» и широкий стакан.
Увидев графа, доцент попытался вскочить, но пошатнулся.
— Ваше сиятельство! — залепетал он, хватаясь руками за стол.
— Докладывайте, Валентин Григорьевич! — сухо сказал граф.
— Посмотрите сами!
Маг-доцент пробежал мимо графа и выскочил в коридор.
Валерий Васильевич вышел за ним.
На полу возле распахнутой клетки, запрокинув голову, лежал тощий паренёк в рабочей униформе. Его горло было располосовано от уха до уха. Под телом натекла огромная лужа крови. Кровь уже потемнела и начала подсыхать.
Неподалёку от тела валялась алюминиевая миска с остатками еды.
— Два дня назад мы ввели пациенту вытяжку из тканей твари третьего уровня, — торопливо объяснил маг-доцент. — Память пропала сразу, несмотря на экспериментальную методику. Вчера началась апатия, безразличие. По моим расчётам, до превращения в оборотня оставалось ещё дня три.
— Зачем вы его кормили? — спросил граф, рассматривая погнутые прутья клетки.
Породистое лицо мага-доцента испуганно вытянулось.
— Через три дня его всё равно должны были утилизировать, — жёстко произнёс граф Стоцкий. — Так зачем переводить еду на мертвеца?
— Так как же… он же человек, — беспомощно пробормотал Валентин Григорьевич.
Стоцкий с презрением посмотрел на мага-доцента.
И вот у этого испуганного мешка с дерьмом магическая матрица сильнее, чем у него, графа Стоцкого!
Ну, ничего!
Рано или поздно эксперименты дадут результат. Он, граф Стоцкий, отыщет способ усилить свою магическую матрицу. И Хлопотов ему в этом поможет.
А если не поможет — уедет отсюда в мешке, по частям.
— Трупы вывезти в лес и сжечь, — приказал граф начальнику охраны. — Клетку привести в порядок. Работы продолжать. Как только узнаешь, куда девался оборотень — немедленно доложи мне. И разгрузите, наконец, машину!
Граф прошёл мимо клеток, в которых бесновались и выли магические твари. В их глазах горело голодное безумие. Только выпусти — и эти твари бросятся жрать всё, что встретят на пути.
Дальше тянулись камеры. В них сидели бомжи и бродяги, которых люди графа подбирали на улицах и помойках.
Отбросы.
Человеческий мусор.
Но и мусор может принести пользу.
Этих оборванцев никто не станет искать, над ними можно ставить любые эксперименты.
Рано или поздно один из них превратится не в безмозглую тварь, а в настоящего мага.
И тем самым поможет графу Стоцкому.
По узкой винтовой лестнице граф поднялся из лаборатории прямо в свой кабинет. Нажал кнопку на нижней поверхности стола.
Тяжёлая дубовая панель за спиной графа с лёгким гулом сдвинулась, скрывая секретный проход.
Граф налил себе коньяку и вдавил клавишу селектора.
— Вызовите ко мне сына, — сказал он секретарю.
Через минуту в коридоре раздались лёгкие шаги. Дверь распахнулась, и в кабинет вошёл виконт Стоцкий.
Граф невольно залюбовался сыном. В свои восемнадцать лет парень здорово вытянулся, плечи раздались.
Лицо настоящего аристократа — тонкие выразительные черты, прямой нос, стальные глаза. И волосы светлые, как у покойной жены.
Ох, и повезёт какой-то княжне!
— Завтра ты возвращаешься в училище, Серёжа, — сказал граф сыну. — Император дал специальное разрешение.
Виконт Стоцкий недовольно скривил красивое лицо.
— Зачем? Ты же знаешь, что у меня слабая матрица. Это бесполезно.
В раздражении граф ударил кулаком по столу.
— Для чего я унижался на этом дурацком приёме? Ты будешь учиться! Ради себя и ради меня! Ради всего нашего рода! Понял?
Он сверлил сына взглядом, пока тот не опустил глаза.
— Понял? — ещё раз спросил граф.
— Да, отец, — еле слышно ответил виконт.
— А я найду способ усилить твою матрицу. Денег у меня хватит. Вот тогда все узнают, что такое род Стоцких!
Виконт Сергей Валерьевич Стоцкий молчал.
— Иди, Серёжа, — мягко сказал граф. — Собирайся.
— Мне что, и жить в училище? — недоумённо спросил виконт. — В общежитии с разным сбродом?
— Так будет лучше, — кивнул граф. — Ты должен проявить себя старательным учеником. Иди.
Не успел сын выйти, как в кармане графа зажужжал телефон.
— Виктор? — спросил Стоцкий.
— Ваше сиятельство! — услышал он голос начальника охраны. — Ребята нашли сбежавшего оборотня!