Вся деревня с нетерпением ожидала приезда актёров.
Когда наступил вечер и бродячие актёры не приехали, все сказали:
— Завтра утром они обязательно приедут.
Когда же наступило, а затем прошло утро, все стали ожидать вечера…
Опу поел и искупался перед сном. Всю ночь он не мог уснуть, ворочался в постели с боку на бок. Будет представление! Будет представление! Будет представление!
Дурга тайком сходила на место празднества и, вернувшись, рассказала, как там всё красиво убрано, как колышется на бамбуковых палках синяя и красная бумага. Неужели, думал Опу, там на площади, где он обычно играл в ракушки, на этом невзрачном и знакомом месте, завтра произойдёт такое необычное событие — состоится праздник и выступит труппа Ниламани Хаджри! Будет представление! Опу не верилось.
Неожиданно по деревне разнёсся слух, что актёры приедут вечером. Кровь ударила в голову Опу. С полудня он стоял с ребятами на углу квартала и ждал, когда же они приедут. Перед самым вечером появилась повозка, запряжённая одним волом, за ней ехали ещё одна, две, три, четыре, пять повозок, они везли костюмы. Поту радостно считал повозки на пальцах.
— Опу, — предложил он, — пойдём за ними туда, где они остановятся.
За повозками шли актёры. Волосы у всех были расчёсаны на пробор. Туфли многие несли в руках, чтобы не снашивать в дороге. Поту, указав на одного из актёров, бородатого человека, высказал предположение:
— Наверное, он играет раджу́[52]. Правда, Опу?
Теперь всё и небо и даже ветер — казалось Опу иным.
Возбуждённый, он вернулся домой. Отец, что-то напевая, писал на веранде. «Конечно, — подумал Опу, — отец узнал, что к нам в деревню приехали артисты, поэтому он такой весёлый». Радостно размахивая руками, мальчик прокричал:
— Папа! Костюмов целых пять повозок! Это такая труппа!..
Хорихор вёл счета одного из своих учеников, и сейчас он подсчитывал расписки арендаторов.
— О чём ты говоришь, сынок? — удивлённо поднял он голову. — Какие повозки?
Опу оторопел: отцу неизвестно о таком большом событии! И мальчику стало жаль отца.
По утрам Опу должен заниматься. И сегодня он сел за книгу, но вскоре горько, чуть не плача, воскликнул:
— Я пойду на место празднества, папа! Все идут, а я должен читать! Представление, может, уже началось!
— Читай, читай, сынок. Посиди ещё немного. О начале спектакля извещают барабанным боем. А в барабан ещё не били.
Сам Хорихор почти всё время проводил на работе в другой деревне. Когда же ему хотя бы несколько дней удавалось побывать дома, он глаз не сводил с сына. Он гордился им и тревожился за него.
На глаза Опу навернулись слёзы. Голосом, в котором звучала обида, он снова начал:
— Что случится, если я не позанимаюсь один день? Ещё столько месяцев впереди!
Утром представление не состоялось, обещали, что оно начнётся позднее. В середине дня Опу отправился к матери и сквозь слёзы поведал ей о том, как несправедлив к нему отец.
— Отпусти ребёнка, — попросила Шорбоджоя мужа. — Такой день выпадает раз за много лет. Разве часто бывает представление в нашей деревне? Ничего не случится, если мальчик один день не позанимается.
Наконец Опу получил свободу. Всё время после полудня провёл он на месте празднества. Вечером, перед самым началом спектакля, Опу забежал домой поесть. Отец на веранде продолжал заниматься своими бумагами. В другой день Опу пришлось бы сидеть в это время рядом с отцом и читать книгу.
— Опу, — обратилась Дурга к брату, — скажи маме, пусть она разрешит и мне пойти.
— Ма, отпусти диди со мной, — попросил Опу, — там для девочек отведено особое место.
— Пусть подождёт, — ответила мать, — я тоже пойду и возьму с собой дочек соседки. Дурга пойдёт со мной.
Когда Опу уходил на место празднества, его окликнула Дурга.
— Дай твою руку! — радостно сказала она.
Опу раскрыл ладонь, и сестра положила в неё две пайсы. Накрыв его ладонь своей, она сказала:
— Купи себе на эти две пайсы сладкого жареного риса, а если будет продаваться личу, то купишь личу.
Примерно за неделю до праздника Опу робко попросил сестру:
— Диди, у тебя в коробке для кукол есть деньги. Дай мне одну пайсу.
— Зачем тебе пайса? — спросила Дурга.
Опу посмотрел на сестру и неуверенно улыбнулся:
— Я куплю себе личу.
Мальчик снова смущённо улыбнулся и виновато добавил:
— В саду Бошта́ма, диди, много плодов личу попа́дало… На одну пайсу дают целых шесть штук, ведь это так много, и личу спелые, жёлтые, как сурик! Шоту купил себе, Шодха́н купил. — И, помолчав, он спросил снова: — Есть у тебя пайса, диди?
В коробке у Дурги тогда ничего не было, ей нечего было дать брату.
Опечаленный, Опу ушёл, а Дурга очень расстроилась. И на следующий день она выпросила у отца две пайсы. Дурга очень любила брата.